– Для начала мы должны убедиться в вашей верности Наивеличайшему, – вкрадчиво сказал магистр. – Поэтому первые дни будете нести охранение снаружи – у входа во дворец, у выходов в парк, на Ипподром, во храм. Если же твои люди, варанг, будут смирны, если мы не заметим их в пьянстве и буйностях, то вам доверят охрану опочивальни базилевса, личных покоев императрицы, дворца великого логофета и Золотой палаты. Вам также будет вменено в обязанность сопровождать повсюду Его Величество во время всех его выездов за пределы Священных палат. И хочу сразу предупредить, варанг, – голос Вотаниата стал жестким, а взгляд – колючим. – У нас не любят вражеских соглядатаев!
Инегельд и глазом не моргнул, обиженно соврав:
– Мы сюда не на разведку плыли, а только деньжат подзаработать на службе базилевсу!
– Я просто хочу предупредить, – тонко улыбнулся магистр и принялся смаковать: – Если кто попадется на подглядывании и подслушивании, то такому человеку сперва выкалывают глаза, потом отрезают уши, отрубают руки, а после этих неприятных процедур его прилюдно сжигают в чреве медного быка!
– Приятного мало, – равнодушно согласился Клык.
– Надеюсь, вы все поняли и мы сошлись в цене?
– Мы послужим, – утвердительно склонил косматую голову Инегельд.
– Тогда завтра с утра будьте готовы – вас отведут во дворец.
– Да хоть щас... – буркнул Клык.
* * *
Варяги разошлись по монастырю-резиденции, занимая свободные помещения, кидая по углам нехитрый скарб, бережно укладывая щиты, оружие и брони.
Олег выбрал маленькую комнатку, единственное окно которой глядело со второго этажа на Золотой Рог, и решил обосноваться тут. Пончик приволок свои душистые снадобья туда же.
– Как в общаге! – жизнерадостно сказал он, пихая под кровать короб с Каваном – хорт спал, повизгивая во сне и дрыгая лапой – догонял кого-то. Разложив туеса с зельями и чистыми холстинами, Шурик сел на прочный лежак с ременной сеткой и попрыгал. – А ничего так... Мягко. Слышь, Олег...
– Мм? – отозвался Сухов, раздумывавший о близости регеона Арториан.
– Надо что-то делать с Кириллом.
– А что с ним делать? – удивился Олег.
– Да он все еще здесь толчется! Идти боится домой. Представляешь? – Пончик похоже передразнил ромея: – "А вдруг Мария жамужем? "
– Вот балбесина! Пошли.
– Ага!
Вдвоем они спустились вниз, в круглый общий зал с кольцевой колоннадой у стен, и сразу наткнулись на Кирилла.
– Ты еще здесь? – напустился на него Олег.
– Здешш... – понурился ромей.
– Так, ладно. Где твой дом? Далеко отсюда?
– Да нет, рядом... На улице Паммакаристи.
– Пошли! – решительно сказал Сухов.
– Куда? – испугался Кирилл.
– К тебе в гости!
– А...
– Бэ! Веди давай!
И ромей послушно повел – мимо стен монастыря, мимо маленького садика, украшенного старинной колонной с коринфской капителью, мимо приземистых складов, вросших в землю, мимо ротонды, исписанной каракулями на вечную тему "А + В = Л", прямо к маленькому, бедному домику. На белом заборе из ракушечника была нарисована спираль и большая буква "ипсилон", а по обе стороны от калитки росли одинокий кипарис и древняя олива, способная давать лишь тень.
– Ждешш! – измолвил Кирилл, задыхаясь, и указал на калитку в заборе. Сбоку от входа из стены торчал бронзовый держак для факела.
– Ну так стучи! – нетерпеливо сказал Олег.
– Боюшш! – отчаянно проговорил Кирилл. – Четыре года! Вдруг она жамужем?!
– Стучи, – спокойно приказал Олег, – и узнаешь. Выбрал свободу? Тогда и правды держись! Все лучше, чем мучиться незнанием. Стучи!
Кирилл робко постучал. Потом посильнее забрякал. Глухо заскрипела дверь, и женский голос, высокий и тонкий, спросил с испугом:
– Кто там?
– Это я... – едва промолвил Кирилл, закашлялся и сказал глухо: – Я это, Мария... Мария!
За калиткой охнули, что-то упало и покатилось с дребезгом. Загремел засов, и калитка распахнулась. На пороге остановилась маленькая, худенькая женщина. Неуверенно шагнула, еще не веря, но более всего желая уверовать.
– Кирилл... – застонала она.
– Я это... – бестолково бормотал Кирилл, то ли вздыхая, то ли всхлипывая. – Я...
Женские глаза блестели слезами и ничего не видели, но руки гладили родное лицо и узнавали. Разлученные обнялись. Они крепко, до судорог, цеплялись друг за друга, словно боясь, что их растащат. Мария плакала тихонько, Кирилл сопел и морщился от жгучей влаги, стекавшей по щекам. Двое никого не замечали, и никто им не был нужен.
– Ну, мы пошли... – деликатно пробормотал Олег.
Ромей оглянулся на Сухова – выглядел он так, словно его разбудили, не дав досмотреть хороший сон.
– Мария, – сказал Кирилл, – это дружья. Это они меня шпасли...
– Входите, входите! – засуетилась Мария, одной рукой вводя Кирилла, а другой маня Олега и Пончика.
Пропустив хозяина и гостей в крохотный дворик, она затворила калитку и пригласила всех в дом. Олег прошел вестибулом-прихожкой в комнату четыре шага на шесть и остановился. Маленькое оконце почти не пропускало света, зато, наверное, помогало хранить тепло очага.
– Как же ты... одна... – донесся до него счастливый и малость обеспокоенный голос Кирилла.
– А я не одна! – залилась тихим смехом Мария. – Ты же ничего-ничего не знаешь, бедненький мой! – и позвала: – Богорис! Проснись, Богорис!
Ясный детский голос спросил из тесной спаленки:
– Узе встава-ать?.. – В голосе читалось глубокое разочарование и пламенная надежда.
– Нет, родненький! Это твой папа пришел! Папа! Понимаешь?! Он вернулся!
Секундная тишина в спальне сменилась мгновенным шорохом откинутого одеяла и частым шлепаньем босых ног. Мария зажгла масляную лампу – руки ее дрожали – и в мерцающем свете на пороге показался херувимчик, каким его изображают на иконах – кудрявенький, пухленький, глазастенький, а личико... Если Кириллову душу и омрачали тени сомнений, то, стоило хоть раз посмотреть на маленького Богориса, чтобы понять: он – отец ребенка. Копия – папа!
– Шынок...
Кирилл стал на колени, чтобы быть вровень с ребенком, и тот недоверчиво, но надеясь, с боязнью, но радуясь, бросился отцу на шею и положил ему голову на плечо. Вряд ли дитя сознавало родство, но все вокруг так улыбались, а мама просто цвела, что Богорис послушно дал себя обнять и сам облапил большого доброго человека, который смешно шепелявил, совсем как соседская Ксенька...
Олег подергал Пончика за рукав, и они бесшумно покинули дом – не стоило мешать счастью двоих, каждый из которых неожиданно обрел третьего. Впрочем, Кирилл вернул в свою жизнь сразу двоих – и жену, которую любил, и сына, о рождении коего даже не догадывался.
Сухов на цыпочках вышел на улицу, а Пончик аккуратно прикрыл калитку. Лицо у Шуры было расстроенным.
– Чару вспомнил? – хмуро спросил Олег.
Пончик длинно и тоскливо вздохнул.
– Б...ское время! – выразился Сухов, и Пончев с ним согласился.
Глава 15,
в которой над Олегом совершают таинство, а после бросают в тюрьму
Рано утром, когда солнце едва показалось за волнистой линией холмов на том берегу Босфора, щетинистой от кипарисов, трубач Стемид сыграл "подъем".
Олег потянулся как следует, покряхтел, позевал и стал одеваться.
Встрепанный Пончик сел и пробормотал спросонья:
– Князь велел приодеться в лучшее...
– Типа, "знай наших!"? Ух и вырядимся... Где тут моя парадная форма?..
Олег порылся в кожаной сумке и достал оттуда портки из мягкого льна, заменители "семейных" трусов. Надел, подвязал шнурком-гашником. Сверху – шелковую рубаху, кожаные штаны с расшитыми лампасами. Обмотал ступни "дембельскими" портянками из рытого бархату, обул мягкие юфтевые сапоги. Подпоясался, сунул в ножны акуфий – длинный и тонкий меч, похожий на клюв цапли. Такой клинок хорошо пробивал кольчужные доспехи.
– Плащи будем надевать? – поинтересовался Пончик.
– Давай... Для пущей важности!
Сухов накинул на плечи плащ-кису голубого "мушкетерского" цвета и застегнул его на плече золотой запоной. Готов к труду и обороне.
– Тебе бы еще шляпу с перьями, – сказал Пончик, – и вылитый Атос!
– Сейчас ты у меня договоришься... Пошли?
– Пошли! Сидеть, Каван!
В трапезной монастыря уже сидела половина гриди, уминая яства, поданные к аристону, первой трапезе дня. Остальное воинство решило как следует "прибарахлиться".
Олег не был голоден, но горсть фиников слопал.
Нервное возбуждение не покидало его – Елена была совсем рядом, очень близко от него. Он томился, ждал и надеялся, подгоняя неспешный ход времени.
– Будь спокоен, Ивор, – гулко раскатился голос Малютки Свена, – все девки – наши!
Сухов оглянулся на входящих. Пожиратель Смерти оделся скромно, без спецэффектов, разве что куртка его поражала обилием бисера и мелкого речного жемчуга, нашитого узорами в "зверином стиле". Зато Свен сиял и переливался – красные сапоги с желтыми нашивками, темно-изумрудные шаровары с напуском, огненно-алая рубаха и плащ сочного мандаринового колеру. Даже ножны, и те были из зеленого сафьяна с накладками из серебра, изображавшими звезды и луну.
– Ну, как я вам? – гордо осведомился Малютка Свен.
– Ты у нас самый яркий сегодня, – серьезно сказал Олег. – Пойдешь впереди, как знамя.
– А то!
Проводить варягов до места службы было поручено этериарху Елпидифору, огромному македонцу с голубыми младенческими глазами. Этериарх тоже разоделся в пух и прах. Он был в длинной красной рубахе-скарамангии, подпоясанной золотым ремнем, в наброшенном на плечи черном плаще-хламиде с вышитым на левом поле золотым орлом и украшенном серебряными бубенцами. Увесистая цепь из драгметаллов на шее и черная обувь с золотым шитьем довершали его одеяние, которому Малютка Свен сразу стал люто завидовать.
– Ну, здравы будьте, – поздоровался Елпидифор хриплым басом. – Десять лет подряд я набираю варангов, так что было время выучить вашу речь. Я – этериарх, то бишь командир этерии. Есть этерия великая, в ней служат мои соотечественники-македонцы. Есть этерия малая, для хазар, пачанакитов и арабов-христиан. А вы все будете в этерии средней, которая из наемников состоит, то бишь из варангов, ибо кого попало базилевс не нанимает... Уяснили?
– Да уж, поняли кой-чего, – проворчал князь Инегельд.
– Тогда собирайте свои манатки, и я проведу вас.
– Во дворец к базилевсу? – загорелся Малютка Свен.
– Сначала в Дом Варвара, а потом во дворец.
– Все собраны? – зычно вопросил Боевой Клык.
– Все! – хором ответила гридь.
– Тогда пошли!
И гридь зашагала за развалисто шествующим этериархом.
На перекрестке варягам встретилась погребальная процессия – несметная толпа слуг и рабов с масляными светильниками и зажженными свечами в руках заполонила всю улицу, шагая за гробом какого-то сановника. Попы молились, хор певцов возносил псалмы, а родные и близкие усопшего причитали, стенали, по-всякому выражая горе, хотя искренние слезы лила лишь одна пожилая женщина. Видимо, мать.
У моста Каллиника случилась заминка – муниципальные стражники требовали плату. Недовольно морщась, этериарх передал мзду и повел варягов к городским воротам. Причем ближайшие из них он миновал, видимо следуя данным ему указаниям – провести варангов по центральной улице Константинополя, дабы устрашить и унизить диких варваров богатством и блеском столицы империи.
Олег с уважением оглядел западную линию обороны города – стену Феодосия. От Мраморного моря до Золотого Рога тянулся обложенный камнем ров шириной в пятьдесят локтей, полный воды. За ним поднималась зубчатая стена из отличного кирпича. За первою стеной вздымался второй ряд стен и башен высотой с пятиэтажный дом. А дальше вставала третья стена с башнями вдвое выше второй.
– Да-а... – задумчиво протянул Инегельд. – Возьми такую, попробуй... Твердыня!
Вопреки ожиданиям Сухова, этериарх не повел варягов к парадным воротам – идти до них было далеко, а направил стопы к тем, что поближе, – Малым золотым, предназначенным для простолюдинов.
Стража приветствовала Елпидифора, одновременно разглядывая пополнение средней этерии. Взгляды были хмурые (наемникам с севера хорошо платили), но и опасливые – часовые сравнивали свои силы с возможностями чужаков и скрепя сердце отдавали первенство варангам.
Войдя под широкий, сводчатый портал, варанги по очереди миновали все три стены, с севера обошли Пентапиргий – Семибашенный замок – и выбрались на роскошную Месу – Среднюю, главную улицу Константинополя. По обе стороны улицы тянулись колоннады портиков, защищавших прохожих от дождя и солнца. Колонны были толстые и тонкие, круглые, квадратные и граненые, из мрамора всех цветов и оттенков – черного хиосского, белейшего каррарского, желтоватого нумидийского, розового, зеленого, золотистого, красного с прожилками...
Олег шел и наслаждался – самим ощущением города, большого застроенного пространства, где по мощеным улицам бродят тысячные толпы, а глазу есть на что посмотреть со вкусом.
– Наконец-то я в настоящем городе, – вздохнул Пончик. – Тебе хорошо, а я все пять лет ничего не видел, кроме избушек и леса. Чуть не подхватил идиотизм деревенской жизни!
Варанги шагали мимо громадной мраморной цистерны Аспара, куда можно было влить целое озеро воды, мимо величественных храмов с белыми куполами, мимо розовых дворцов под крышами из позолоченной бронзы, мимо кипарисовых рощ, выше которых вздымались в два яруса аркады водопровода Валента, и очутились возле старой стены Константина, перегораживавшей город поперек.
Тут этериарх круто свернул и зашагал вправо, держась мощной кладки.
– Сначала я проведу вас к Дому Варвара, – объяснил Елпидифор, – покажу, где станете на постой... Кстати! – сказал он, оживляясь. – Здесь, рядом, обитают блудницы. Целая улица заселена женщинами, искушенными во грехе! Когда у вас заведутся монеты, приходите сюда и получите любую утеху, на выбор. Мой совет – будьте разборчивей, ибо девки бывают разные. Есть педаны, эти самые дешевые. Узнать их легко, они сами будут к вам приставать на улице. Бывают квазиллярии – это бедные служанки, живущие неподалеку и готовые продать себя за пару медных фоллов. Попадаются еще копы, девицы из винных лавок, споят любого... Перегрины – это иностранки, пламенные сарацинки или пришелицы из запонтийских степей. Сальтатрисы и фидицины обслужат мужчину по высшему разряду, одновременно играя на флейте и отплясывая страстный танец...
– Не-е... – выразился Малютка Свен, качая головой. – Зачем мне ее флейта? У меня и своя есть...
Варанги гулко расхохотались, и Турберн спросил заинтересованно:
– А еще кто тут водится?
– Еще? Люпинарии водятся, то бишь "волчицы", – охотно ответил Елпидифор. – Они занимают комнаты во вполне приличных домах. Заходишь туда и стучишься. Если на дверях висит табличка "оккупато", значит, занято, ищи ту "волчицу", которая свободна. Да тут даже саги селятся, безобразные старухи из бывших проституток. Они продают любовные зелья, делают привороты... Да и сводни они известные. А вот те красивые дома принадлежат фамозам – куртизанкам высшего сорта, но вам туда дороги нет.
– Это еще почему? – обиженно спросил Малютка Свен.
– Фамоза не примет иностранца без должной рекомендации, к тому же услуги у нее страшно дороги. Рядовой варанг будет получать на службе у базилевса примерно восемнадцать номисм в месяц, а фамоза за одну ночь берет сто золотых монет!
– На фиг нужна такая... – проворчал впечатленный Свен.
– Вот именно, – поддержал его Елпидифор. – Но сразу за домами фамоз проживают деликаты, прекрасные девушки, берущие куда меньше фамоз. Зато куда более свежие и искусные в любовных делах. О, смотрите!
В окне дома напротив показалась молодая женщина со светлыми волосами, уложенными в высокую прическу. Она улыбалась и, словно от нечего делать, помахивала миртовой веточкой – знаком Афродиты.
– Зазывает... – вздохнул Елпидифор и заторопил гридней: – Пошли, пошли!
Варягов, приученных грести всю ночь, если надо, или бежать по лесу с вечера до утра, прогулка по городу не утомила, и вскоре они вышли на обширную прямоугольную площадь – форум Аркадия. Посередине форума возвышалась огромная колонна-башня, обвитая по спирали лентой мраморного барельефа, прославляющего подвиги Аркадия, которому отец его, Феодосий, выделил Восточную Римскую империю. Позолоченная статуя императора Аркадия торчала на верхушке колонны.
– Тут тоже Меса, – объявил Елпидифор. – Эта ее ветвь тянется от Золотых ворот и Студийского монастыря, а та, по которой мы шли, вела к церкви Апостолов. На форуме Тавра они сольются...
Варанги шли и дивились – поперек мостовой были расстелены ковры всех расцветок, и по ним шагали лошади, верблюды, ослы.
– Дураки какие-то, – недоумевал Свен. – Они же их запачкают!
– Зато сделают мягче, – сказал бывалый Турберн.
Рытый бархат, блистающие шелка, златотканая парча, узорчатая шерсть лежали тюками и кипами прямо на земле у дверей полутемных лавок, скрытых в тени портиков. Гридни шагали мимо столов менял, заваленных грудами золотых и серебряных монет, ловили "зайчики", пущенные ожерельями из окон мастерских ювелиров-аргиропратов, заинтересованно осматривали изделия оружейников – мечи, щиты, шлемы, разукрашенные чернью, золотой и серебряной насечкой.
– Пришли! – сказал Елпидифор, указывая на большой дом с колоннами и тонкими башенками по углам, стоявший в глубине двора, засаженного кипарисами.
– Это и есть Дом Варвара? – уточнил Олег.
– Он! – утвердительно кивнул этериарх.
– Недурно у вас варвары устроились...
Пройдя в дом, вернее будет сказать – во дворец, Елпидифор скомандовал:
– Брони, щиты, оружие оставляйте здесь.
– А не сопрут? – подозрительно спросил Ивор.
– Пока вас тут нет, охрану Дома несут мои люди, – успокоил его этериарх. – А если что и пропадет, то вам вернут стоимость потери в десятикратном размере.
– А, ну тогда пускай тащат, – удовлетворился Свен.
– С собой можете взять мечи, с остальным оружием будете являться только для охраны Палатия.
– Палатий – это дворец базилевса? – уточнил Инегельд, чувствующий себя не в своей тарелке.
– Именно. Готовы? Пойдемте!
Не присев даже, не осмотрев покои, где им предстояло стоять на постое, варяги двинулись дальше – осматривать достопримечательности и делать зарубки на память.