На улицах Дербента стемнело, но город не погружался в сон. Тревога и предчувствие беды витали над улицами его. Не спал Верхний город, по мощеным улицам печатали шаг наемники-гулямы. Богатеи с муллами метались по своим хоромам, не зная, то ли хватать пожитки в охапку и бежать подальше, то ли отсиживаться, потея от духоты и страха.
В Нижнем городе тоже никто не ложился – там горело множество костров, по улицам хороводили факелы. Сдержанный шум доносился из хижин и грозным прибоем достигал дворцов.
Олег, закутанный в темный плащ, мало выделялся из тени. Ремесленники и рыбаки, ткачи и гончары бегали по улице, сталкиваясь и бурно жестикулируя. Вооружены они были как попало – у кого нож в руках, у кого палка, у кого праща и грюкающий запас окатышей. Блестели и топоры, а лучше всех были экипированы кузнецы-оружейники – все в бронях и при мечах. Бунтовщики переговаривались:
– Нишу, волоки бронзу, будем таран делать!
– Да, да! Гулямы заперли ворота и вышли на стены!
– Ждут, сволочи...
– Ничего, брат, дождутся!
– Ох, не к добру это...
– Не трусь, Золтан, они нам за все заплатят!
– А вы чего сидите? Особого приглашения ждете?
– Мы как все...
– Оружие есть?
– Топор...
– Самое то!
– О, Аллах!
– Мира и благополучия, домисто Ишбан! И вы тут?
– Алхамидуллило! Куда ж вы без меня, домисто Ваче?
– Эй, народ! А кто у нас главный?
– Шеруд, говорят...
К штурму готовились все – дети стаскивали подручный материал, женщины и старики вязали лестницы и плели щиты из лозы. Пастухи готовили луки к бою, ткачи деловито мастерили копья, мореходы тащили с кораблей метательные палки-фустибалы, защищавшие от морских разбойников.
– Разворошил эмир осиное гнездо! – сверкнул зубами Турберн и поглядел в небо, сверяясь со звездными часами. – Пора!
* * *
Варяги шли быстрым походным шагом, по пустырю припустили бесшумным бегом. Оставив в стороне припортовую мечеть, сложенную из окатанных морем камней, выдвинулись к громадной восьмиугольной башне, стерегущей вход в гавань с правой, южной стороны. Площадка перед башней напоминала плац – ровный, утоптанный и пыльный. Поодаль горело три костра, несколько унылых фигур с копьями стояли у огня. Доносился негромкий говор.
– Ивор, – негромко распорядился Турберн, – бери Свена и займись этими.
– Сделаем.
– Алк, Стегги – к кораблям.
– Пошли мы...
– Олег – за мной.
Олег пополз за Железнобоким. Показались крутые ступеньки, ведущие на стену. Олег оглянулся. В свете костра произошло неясное движение, и стоящий с копьем превратился в лежащего без копья. Сдавленный крик – и еще один улегся.
– Поднимаемся, и к башне.
Олег взобрался по сбитым ступеням на верх крепостной стены. Яркая луна висела над морем, прокладывая "дорожку к счастью". Ступенчатые зубцы бросали чересполосицу теней на выщербленные плиты.
Пригибаясь, Сухов заскользил к башне. Там, где стена примыкала к восьмигранному боку, чернела сводчатая дверь – проем в толстой кладке.
– Осторожно, – сказал Олег, – тут ступени.
Шаря ногой в темноте, он спустился по винтовой лестнице на два "оборота" и попал в луч света, льющегося из узкой бойницы. Бледное сияние выхватило из мрака смутные формы больших зубчатых колес. Тусклый блик дрожал на огромном звене цепи, опутавшей барабан в полтора человеческих роста.
– Факел дать? – спросил сверху Свен. – Ивор зажег уже...
– Не надо, – ответил Олег, нащупав рукоятку. – Сигнал подали?
– Ага! Ивор факелом покрутил, с моря огнем помахали... Близко наши!
– Стражи много было?
– Было! – хихикнул Свен. – И не стало!
– Олег! – окликнул Сухова Турберн. – Разобрался?
– Да вроде...
– Опускай цепь!
– Щас...
Полутролль поднатужился, готовясь приложить большое усилие, но рукоятка пошла легко. Защелкал храповик, сдвинулись с места шестерни, заскрипели валы, и вот провернулся барабан, загремела великанская цепь, опускаясь на дно.
– Все! До упора.
– Порядок! Пошли наших встречать.
"Разведчики-диверсанты" выбрались из башни и спустились к гавани. По-прежнему горел костер, но грелись у него одни лишь мертвецы. Олег странно почувствовал себя. Эта теплая южная ночь, величественные стены древней крепости, томительное ожидание, угрожающий ропот вдали... Так непохоже на обычную тактику штурма и натиска! Из задумчивости его вывел голос Железнобокого:
– Эй, Полутролль! Глянь-ка, вроде на тебя кольчужка...
Сухов приблизился к Турберну. Пожилой воин снял халат с убитого стража-гуляма. Халат был напялен поверх кольчуги. Кряхтя, Железнобокий стянул броню с мертвяка.
– Ну-ка, примерь!
Без особого желания Сухов сунул голову в тяжелый ком скрипучих стальных колечек, продел руки в рукава. Кольчуга увесисто легла на плечи, опадая до середины бедра.
– Длинная, – удовлетворенно заметил Железнобокий. – На-ка вот...
Он протянул Олегу ком поменьше размером – это был кольчужный капюшон.
– Во! Может, и шлем подойдет?
Сухов попробовал нахлобучить на голову круглый шлем с острым навершием – копия русского шишака образца века тринадцатого, – но, увы, шлем не налезал.
– Не мой размерчик, – вздохнул Олег.
Турберн коротко хохотнул.
– Ничего, – сказал он, – скоро будет что примерять!
– Это точно...
Опоясавшись мечом, Сухов почувствовал себя куда бодрее. Кольчуга – это вещь!
– Наши! – прошипел Свен.
Между двух башен в гавань Дербента входила русская лодья. Лунный свет выбелил оскаленные клыки на драконьей голове, блеснул по вывешенным щитам, а после заиграл каплями, сыпавшимися с мокрых весел.
– "Пардус"! – опознал лодью Ивор.
– А вот и "Вейла", – добавил Свен. – И "Сокол" наш!
Одна за другой вошли все шестнадцать лодий, заскрипели килями по гальке, притерлись бортами к причалам.
Турберн издал глухой переливчатый свист, и варяги, во множестве полезшие через борта, поперли на звук.
– Ты, Железнобокий? – донеслось из темноты.
– А то кто же... – было ответом.
Коротко посвятив форингов в ситуацию, Турберн повел варягов за собой.
– Сотни Асмуда, Каницара и Актеву охраняют лодьи. Приказ князя Инегельда!
Поворчав, названные отделились, рассыпались по берегу, а основная масса, почти полторы тысячи бойцов, пошагала через пустырь к Северной улице.
В темноте Олег не нашел экипаж "своей" лодьи и пристроился ближе к авангарду, топая рядом с Ивором и Малюткой Свеном.
– Гуляем, братцы! – донеслось из рядов.
– Прогуливаемся, – подхватил другой голос.
– Свежим воздухом дышим.
– Га-га-га!
Каменная стена справа тускло отсвечивала в лунном сверкании, а в домишках, теснившихся слева, огни не горели. То ли спали жители, то ли притаились, гадая, что будет. "А что будет? – мелькнуло у Олега. – Что везде было, то и здесь будет – кровь пустим Дарбанду и свое возьмем. А если город отбрыкиваться станет и оказывать сопротивление, большая кровь хлынет..."
Он прислушался – за топотом и шарканьем дружины узнавались иноязычные крики, лязг и ритмичное грохотанье.
– Не иначе, ворота высаживают, – догадался Ивор.
Варяги вывернули на широкую поперечную улицу, делившую Дербент на Нижний и Верхний город. Судя по всему, вся улица была запружена народом. Люди ревели нестройным хором, требуя выдать Ферузу, дочь Бусснара, угрожающе качали копьями и прочим убойным инструментом.
Два десятка дюжих молодцев били в ворота Верхнего города здоровенным брусом. Ворота скрипели и качались.
По всему верху поперечной стены горели костры, на огнистом фоне мелькали черные силуэты гулямов. Их толстый командир драл глотку, сильно тужась:
– Р-разойдись! А то я за себя не отвечаю! Разойдись!
В толпе народа оглушительно засвистели, и град камней обрушился на командира, сгоняя его под прикрытие каплевидных щитов охранников.
И вдруг ворота пошли раскрываться, пока не распахнулись настежь. Бунтовщики обомлели, а в проеме ворот показался князь Боевой Клык. На секунду зависло молчание, и Олег воспользовался подходящим моментом. Набрав воздуху в грудь, он проревел по-арабски:
– Мир хижинам! Война дворцам!
Толпа завыла, заколыхалась и ринулась в ворота – светлый князь едва успел спрятаться за створкой. Темной, неразличимой массой бунтовщики помчались по Средней улице, сминая растерянных гулямов, и грозным человеческим приливом докатились до стен цитадели-кухендиза.
Князь Инегельд вышел из ворот на свет костров и вскинул руку с мечом.
– Город наш! – протрубил он.
И варяги, скрытые ночной тьмой, заорали во все глотки, вторым цунами разливаясь по улице и переулкам, убивая и калеча редких защитников Дербента, потерявшихся от двойного набега, круша секирами резные двери, вламываясь в богатые усадьбы, громя все вокруг, вспарывая животы слугам и домашним, хватая самое ценное, пихая за пазуху ожерелья, браслеты, подвески...
Окна одного из домов внезапно осветились пляшущим оранжевым огнем, языки пламени вырвались из комнат, облизывая стены, забираясь под крышу. Темный переулок стал виден весь, от Средней до Северной улицы.
Олег пробежал мимо одного дома, где уже орудовали русы, спешно деля награбленное, миновал другой и ворвался во двор третьего – со спины он узнал Ивора Пожирателя Смерти. Сухову навстречу выскочил верезжащий мужик, бритоголовый, в одной набедренной повязке, но с острым скимитаром в руке. Олег выхватил дареный караджур и нанес удар, не думая, "на автомате". Мужик заклекотал, давясь кровью, и покатился в пыль. Сухов выдохнул.
Переложив караджур в левую руку, он подхватил с земли скимитар. Оружие ему понравилось – арабский меч был почти прям, слегка изгибаясь и расширяясь к концу. Заточен скимитар был, как и караджур, только с одной стороны. Полированное лезвие блеснуло в огнистом свете, выделяя вязь букв, инкрустированную серебром, – что-то о неверном, коего даже алмазный щит не спасет. Увы, спас... А меч хорош... Булат! Пригодится в хозяйстве...
Расслышав крик Ивора, Олег бросился к дому и едва не столкнулся с гулямом, высоким и мощным мужиком в красном халате-чекмене, в медном сияющем шлеме с красными перьями. Гулям с размаху опустил меч. Сухов отпрянул. Отбив выпад дареным клинком, он ударил скимитаром – противник успел отскочить. Упала на землю рассеченная перевязь с ножнами. Гулям едва не запутался в ремне, но успел отпрыгнуть, выругавшись по-русски. По-русски?!
– Сюда все! – заорал гулям на чистом наречии северных озер, лесов и рек.
– Ты – рус?! – крикнул Олег.
Гулям изумленно отшатнулся, не опуская меч.
– Ну! – рявкнул он. – Я – Улеб, гулам эмира!
– Слуга?
– Гвардеец! Вы-то кто такие?
– Варяги мы! Я – Олег Полутролль, а князем у нас Инегельд Боевой Клык!
– Клык здесь?! Так чего ж ты молчал?
– Боялся, что ты мне язык срубишь нечаянно, – огрызнулся Сухов, – вместе с головой!
Гулям радостно захохотал. В это время резную дверь спиной вышиб Ивор. Пожиратель Смерти крутанулся, удерживая равновесие, и отступил на шаг, подпуская неприятеля к себе. Тот не замедлил явиться – огромный мрачный детина с рыжими усами, спадающими на грудь, и того же цвета косичками, выглядывающими из-под арабского шлема.
– Стой, Мутур! – крикнул гулям Улеб. – Это варяги Инегельда!
Детина изумленно вытаращился – сначала на Улеба, потом на Ивора – и мигом успокоился, подобрел.
– Предупреждать надо, – пробасил он.
Ивор недоуменно глянул на Олега.
– Это гуламы эмира, – объяснил тот, – они при здешнем правителе как варанги при базилевсе.
Улеб хмыкнул и демонстративно убрал меч.
– Ладно, – решил он, – мы вам мешать не будем. Наше дело – эмира охранять. Пошли, ребята!
– А чего б и вам не поучаствовать? – подкинул идею Сухов.
– Нельзя, – вздохнул Мутур, – мы клятву давали...
Улеб сумрачно кивнул.
– Ну, тогда, конечно, – развел руками Олег.
Гулямы поклонились и покинули двор. Ивор с Олегом переглянулись. Спросили друг друга глазами: продолжим? И согласно кивнули, достигнув трогательного консенсуса.
Сухов кинулся в дом и взлетел по лестнице вверх, попав в большую комнату, устланную дорогими ширазскими коврами. Со стен свисали шелковые сюзане, расшитые цветами персика и миндаля, на шестигранных столиках лежали серебряные подносы со сладостями. Спотыкаясь о раскиданные по ковру подушки, Олег покрутился по комнате и наткнулся на двух девушек, насмерть перепуганных, – обе разевали дивные ротики, но даже завизжать не сумели, настолько их сковал страх.
– Спокойствие, только спокойствие, – сказал им Полутролль, стараясь быть убедительным, и сделал жест рукою, намечая направление движения. Девушки бросились в указанную сторону и забились в угол.
Сухов покачал головою – крутизна крутизной, но и совесть тоже иметь надо. Девчонки совсем молоденькие, им лет по четырнадцать от силы. Так что прелюбодеяния оставим на потом...
Обнаружив занятный сундучок, Олег вскрыл его и весело присвистнул – вместилище было полно увесистых ожерелий. Богатая, но безвкусная золотая оправа удерживала витки бадахшанских рубинов и бирюзы из Нишапура, отборных розовых жемчужин и сапфиров с Цейлона.
– Живем! – весело сказал Олег, вешая всю эту роскошь себе на шею и вспоминая Тшудда. Мельком успокоив совесть – иначе нельзя-де, народ-де не поймет... – Сухов приблизился к девушкам. Те задрожали отчетливей, а он не смог отказать себе в удовольствии – правую прелестницу ущипнул за грудь, левую погладил по бархатистой щечке. Глаза обеих девушек расширились, губки задрожали, складываясь в подобия бледных улыбок. Олег подумал, снял с себя три или четыре ожерелья и повесил их на шею той девушке, что дрожала справа. Подцепил еще парочку ювелирных украшений, добавил к ним понизь крупного жемчуга и сделал "подарок" левой красотке.
– Делиться надо, – сказал Сухов назидательно, после чего изысканно попрощался и поспешил уйти.
Когда-то, в детстве золотом, он мечтал, чтобы все ленинградцы пропали на время, и можно было бы ходить повсюду, заглядывать в квартиры, магазины, лопать бесплатно мороженое и брать без спросу чужие вещи... А вот варяги обходились без волшебства – они исполняли его мечту, вырезая лишнее население, а те, что оставались, сами спешили пропасть. И русы врывались в чужие дома, брали без спросу все, что им нравилось, смеясь над лепетом в смысле "не укради" да "не убий". Ох и трудно же было вместить в себя варварскую мораль...
Спустившись во двор, Олег увидел Ивора, равнодушно вытиравшего меч о грязный халат убитого слуги. Куртка из выделанной оленьей кожи изрядно оттопыривалась.
Неподалеку Свен деловито потрошил большой деревянный ларь, оббитый крест-накрест полосками железа. Разбросав медные кумганы и кувшины, Малютка вытащил тяжелое золотое блюдо, испещренное чеканным узором, и украсился довольной улыбкой.
– Пойдемте отсюда, – сказал Ивор, оглядываясь, – а то Слуда прибегал, звал на площадь к крепости эмировой.
– Пошли, – согласно кивнул Сухов.
– Ага, – откликнулся Малютка Свен.
Выходя со двора, Олег обернулся и увидел две девичьи фигурки, прижавшиеся к оконной решетке на втором этаже. Он помахал им рукой, но девушки так и не вышли из неподвижности. Оцепенели. А Олег пожелал, чтобы тот мужик, которого он убил и лишил скимитара, не оказался отцом этой сладкой парочки.
– Как бы пожара не случилось, – обеспокоился Пожиратель Смерти, принюхиваясь к запаху гари, разнесшемуся по улице, – а то сгорит все прежде времени...
– И не говори, – поддержал друга Свен. – Взять ничего не успеем!
Олег промолчал.
Быстрым шагом они миновали магалы – кварталы Верхнего города, проходя мимо разграбленных дворов, переступая трупы, шугая местных мародеров, вороньем слетавшихся к месту пиршества волков.
– А народу... – проговорил Ивор.
У мощных стен цитадели скопилось несколько тысяч бунтующих жителей, исходивших гневом, яростью и опасной эманацией вседозволенности. Высоко за зубцами реяли обмотанные шлемы гулямов, изредка мелькала пышная чалма эмира, усеянная каменьями. Вот один из воинов Аллаха просунулся меж зубцов и грянул:
– Чего хочет народ Баб ал-Абваба?
Толпа взревела и стихла. Вперед протолкался нескладный Шеруд и прокричал:
– Пускай эмир вернет похищенную Феруз! Она дочь Бусснара и моя невеста!
– Феруз сама ушла к эмиру! – заорал в ответ гулям.
Толпа взревела хором ночных демонов, и тогда князь Инегельд дал сигнал трубачам. Их мускулистые руки поднесли к губам трубы-рога и исторгли дружный рев. Все стихло.
Изумленные бунтовщики стали оборачиваться и обнаруживали у себя в тылу целое войско. Эмир тоже растерялся, зато Боевой Клык просто наслаждался произведенным эффектом и выглядел в свете факелов как голодный кот перед миской, полной сметаны.
– Олег, – мурлыкнул он, – ну-ка, переведи этому эмиру долбаному, что за хорошую плату мы не только город не пожжем, но и бунтовщиков усмирим. Давай!
Сухов решил малость отредактировать текст. Он вышел на пустое пространство между толпой бунтовщиков и стройными рядами варягов и обратился к эмиру:
– О, Абу ал-Малик Первый! К тебе обращается эмир русов и предлагает следующее! Если ты желаешь и впредь править этим городом, то пожалей его – заплати нам, и наши факелы не сожгут дома и мечети! Больше того. Будь щедр, и мы разгоним восставших, но прежде верни Шеруду его невесту!
Олег смолк. Народ безмолвствовал. Потом в толпе поднялся ропот, он усиливался, переходя в рев. Князь Инегельд прикинул, что к чему, и отдал неслышный приказ.
Варяги построились "стеной" – сплотились мощным рядом панцирей и щитов, лязгнули мечами и сделали шаг. Толпа сбилась в кучу, рев, наполовину оскорбленный, наполовину одобрительный, угас.
И тогда яркие факелы высветили фигуру эмира. Абу ал-Малик в золототканом халате и серебристой чалме возник перед народом, с трудом уместившись между двумя зубцами, и сказал зычным голосом:
– О, руси, друзья правоверных! Мы вознаградим вас за милосердие и помощь, и пусть в город вернется порядок и покой!
Эмир сделал эффектный жест и скрылся.
– Чего он там сболтнул? – нетерпеливо спросил Инегельд.
– Эмир согласился, – ответил Сухов.
– А куда ему деваться? – хмыкнул ярл Рогволт Глубокозадумчивый.
Минуту спустя отворились ворота цитадели, и две плотные шеренги гулямов выстроились по обе стороны от входа. Сначала в темноте проема ничего не было видно, потом за воротами забелело платье, и вот на площадь выбежала хрупкая девушка. Испуганно заметавшись, она рванулась в сторону, но ее догнал отчаянный крик:
– Фируза! Я здесь!
– Шеруд! – взвился тоненький вопль.
Положив ладонь на рукоятку меча, Олег ближе подошел к толпе бунтовщиков и дал не очень громкий совет: