Лорарии бежали с арены. Дежурный по цирку ланиста, проклинающий на чем свет стоит собственный сценарий, во главе отряда всадников поскакал вперед. Выбора у него особенного не было: если в твое дежурство в цирке происходит бунт, побег диких животных или массовая оргия (случалось и такое), можешь забыть о вилле в пригороде и начинать готовиться к освоению верховий Нила или, скажем, к плаванью за Геркулесовы столбы.
Несколько ретиариев и мирмилонтов, действуя под иноязычным рыком Белаша дружнее, чем на учениях, Растянув несколько сетей, предназначенных для боя с трезубцем, устремились навстречу конному отряду. Кто-то был отброшен конскими копытами, но вслед за тем и сама лошадь, скакавшая впереди, испуганно заржав, опрокинулась на бок, следующие налетели на нее, и во всей этой толчее зашустрил угрюмый Алексей Илюхин, перерезая подпруги всадников. В довершение суматохи тот самый лев, обернувшись, хлопнул лапой по спине засмотревшегося стражника, должно быть, почуяв агрессию или страх звериным инстинктом.
– Копья! Копья не забудьте, ниггеры мои дорогие! – заклинал Белаш, огромными шагами бегая по полю боя, нимало не смущаясь тем, что оно является ареной. – Ноги лошадям не поломайте!
Только один конь, брошенный на мятежных бойцов, вырвался из свалки и помчался к Триумфальным воротам. За ним в кучерявом облаке пыли волочился дежурный ланиста, зацепившийся стременем за сбрую.
Не прошло и пяти минут, как все та же сотня босых людей, тяжело дыша, собралась в неправильное каре. У них были мечи, копья и четыре лошади. Кроме того, хорошо подумав, к ним вперевалочку направился лев. Проходя мимо Хоздазата, кивнул вопросительно. Религиозный фанатик пожал плечами: "А почему бы нет?" и, легко поднявшись, присоединился к животному.
– Братья! – хрипло пролаял Анатолий Белосток, снова чувствуя себя Магистром Белым. Он огляделся по сторонам. На высоких мраморных лестницах сидели более десятка тысяч вооруженных мужчин в тогах и смотрели на маленький отряд как на митинг тараканов – с недоуменной брезгливостью. – Братья, эти зажравшиеся гниды хотели нас стравить себе на потеху. Но мы, настоящие славяне… – Его взгляд остановился на ослепительно белых склерах под абсолютно черными веками с энтузиазмом слушающего ретиария. – Вернее говоря, мы, боевой интернационал… – Стоящий впереди тех, кто останавливал лошадей, Алексей Илюхин бдительно дернул головой. – Короче, мы все тут гладиаторы! Чего к нам понаехали эти плебеи? Чего от нас требуют эти коррумпированные патриции? Если вы не хотите, чтобы ваши дети были похожи вот на них, – он ткнул жезлом в сторону воняющего чесноком зрителя, который сперва от избытка чувств выбежал на поле вместе со всадниками, приговаривая: "А вот дам-ка я этим рабам с ноги", а теперь стоял ни жив, ни мертв, – вы не допустите, а мы не потерпим! Они, – он обвел рукой трибуны и топнул ногой по дезинфицированной выли, – ничего нам не посмеют сделать! Потому что это наша земля!
Гладиаторы дружно вскинули вверх руки, хотя никто из них, да и из сидящих на трибунах, кроме разве что пяти человек, не понимал ни слова из пламенной речи Белостока. Андрей только головой покачал, уразумев, что и аналитикам ФСБ не следовало, оказывается, искать логический смысл в речах партайгеноссе Белаша. Талант экстремистского лидера оказался сродни сольфеджио: нужное сочетание эмоционального посыла и напряжения голосовых связок, и вот уже какие-то сто негров готовы набить морды десяти тысячам римлян.
– Если правда то, что ты утверждаешь, – спокойно говорил в это время Лулла, почесывая грудь под золотым шитьем и глядя в унылые глаза своего советника, – то с этого самого момента ты должен бросить все и искать это. Ты должен найти это первым, пока это не досталось Геварию. На игрушку с санитарным благополучием мы найдем чем ответить, а если не врет Феодор, то уже и нашли. Но новое оружие – это не игрушка. Кто может пробивать доспехи на расстоянии ста шагов, тот и будет плавать в моем бассейне.
– Гладиатор, не зевай! – донеслось откуда-то снизу. – Зиг-хайль! Зиг-хайль!
– Это еще что такое? – удивился диктатор.
– Мятеж, – равнодушно пояснил Внутринний Делл. – Гладиаторы бунтуют. Дежурного ланисту, по-моему, уже никуда не сослать. А этих встретят у ворот копейщики. Не обращай внимания, богоподобный.
Лулла задумчиво поглядел вниз, где группа из ста одного человека и одного льва воодушевленно маршировала на месте, и покачал головой.
– Этими… как их… Фагорий изобрел… арбалетами? – понимающе наклонил голову советник.
– Пропустить, – негромко сказал Лулла, наблюдая, как группа устремляется к воротам Смерти, куда обычно баграми утаскивали поверженных в сражении по окончании увеселения. – Что ты на меня смотришь? Открыть ворота, и пусть бегут, там как раз Везувий. Ничто не сплачивает республику так, как небольшой, локальный, контролируемый мятеж.
Внутринний мигнул. Трудно было сказать кому, поскольку, кроме диктатора, в ложе присутствовал только любовник диктатора, а он явно не рвался выполнять ничьи поручения, пристально следя за возлюбленным прищуренными зеленоватыми глазами. Тем не менее, через полминуты копейщики уже отступили в полном порядке от ворот и далее только сдерживали рвущихся с трибун на поле плебеев.
– Договорились! – орали фанаты с трибун. – Они заранее договорились! Это не бой, это фуфел! Деньги назад!
Но денег им никто возвращать не собирался, уже хотя бы потому, что вход в Римский общественный цирк был абсолютно свободен.
Увидев перед собой открытые ворота, Белаш крикнул:
– Ура! – и тронул белую кобылу, выбранную им из-за раскраски. Медленно прошел маленький отряд по коридору, образованному остриями копий. – Обдристались, урюки римские! – торжествовал Белаш. – Нет у вас методов против русского гладиатора!
– Ах, какой был мужчина! – то ли с кокетливым, то ли с искренне сдавленным стоном проговорила Пульхерия, поглядывая поочередно на плотно запахнувшегося в плащ Гевария и на сжавшего губы Хромина. – Как бы тут оргазм не испытать!
– Нистия! – строго прикрикнул Геварий. – Не позволяй себе высказываний, дискредитирующих наши прогрессивные цели!
– Я сказала "оргазм", – задорно оглянулась молодая женщина на Пессимия, – а могла бы…
– Это очень удачно! – перебил ее Геварий. – Ничто так не способствует развитию прогрессивных идей, как социальная нестабильность и небольшой контролируемый мятеж. Теперь мы сможем законодательно настаивать на санитарной инспекции экспедиционного корпуса и лагерей военнопленных, что сделает возможным полный контроль над всеми мероприятиями предстоящего праздника Плодородия. Подготовку праздника можно считать сорванной, и если они там не придумают нечто совершенно особенное, чтобы задурить головы людям… Что скажешь, Семипедис?
– Я говорила! Говорила! – хлопала в ладоши Айшат, в то время как разочарованные зрители вокруг, недовольно гудя, но все же гордясь, что присутствовали при настоящем восстании, рассовывали по котомкам свои кульки с арахисом и недоеденную кровяную колбасу. – Я говорила, что они друг друга не убьют! – и, вопреки всякому горскому этикету, она показала дядюшке Хромину язык. Вполне такой приятный розовый язычок.
Дядюшка Хромин был мрачен, как любой мужчина, проспоривший пари девчонке. Однако он придавал своему настрою исторический смысл:
– Ты погоди радоваться, Айшатка. Ты погоди. Видала этих, которых ногами били? Гражданская война – это тебе не цирк. Концлагеря всегда с пацифизма начинаются.
– Все это цирк, – небрежно отмахнулся богач Феодор, пожимая Андрею локоть на прощание. Но прежде чем раствориться, как это он умел, в толпе Феодор успел шепнуть едва слышно: – За исключением того, что ищет теперь Внутринний Делл. Общественные перипетии это всегда игрушки. Игрушки которые стреляют. Это настоящая власть, и это всегда серьезно. Не говорите мне ничего, я ни к чему никакого отношения не имею. – И, нормальным голосом, добавил: – Пойдем, Санька!
Глава 8
BEATI DISSIDENTES
Идеально гладкий, выточенный из слоновой кости шарик упал на вертящийся круг, покрытый тисненой кожей, и запрыгал по выдавленным в ней лункам с золотыми и серебряными циферками. Центробежная сила гнала шарик в бок, но звонкие удары о золоченую бронзу бортов отбрасывали его обратно в центр, к крестовине из сандалового дерева.
– Почему не красные и черные? – сухо поинтересовался Андрей.
Он только что потратил несколько часов на небывалую в его жизни процедуру – примерку костюма. Малиновая тога не вызвала особых споров, ее потребовалось только расставить в плечах и ушить в талии. Надежды укоротить халатообразное облачение до пояса, получив, таким образом, видимость пиджака или хотя бы френча, остались тщетными, портные и рабыни-белошвейки начинали нервически дергаться от таких просьб. Но брюки все-таки сшили. Решающим аргументом, пробившим косность местных кутюрье, стали слова "все равно никто не увидит", и теперь Андрей чувствовал себя на порядок увереннее, ощущая на ногах невиданную в здешних широтах деталь гардероба, из той же ткани, что и тога. Все-таки управляющий казино должен быть одет в брючную пару, успокаивал себя Теменев, гоня прочь подлые мысли о том, что больше всего он смахивает на семинариста в рясе.
– Это красиво, – робко улыбнулся Фагорий. – Это роскошно, это наводит на мысли о богатстве и вызывает желание насытиться. В то время как черный кружок, обозначающий у арабских мыслителей ничто…
Пленный мыслитель и ученый старался быть осторожнее в высказываниях. Еще в молодые годы он узнал, что инициатива наказуема, – после того как предложил некоему богатому скотоводу с северных берегов Африки вычислить суммарный вес стада быков, утопив их в пруду, а затем разделить повышение уровня воды на плотность говядины.
Рулетка притормозила, и Теменев разобрал крестики и птички, вычерченные на коже.
– Ты вообще в уме или нет? – поинтересовался он, даже не подумав дать положительную оценку бесшумному ходу только что изобретенных шарикоподшипников барабана. – Ты думаешь, в этих уродских палочках кто-нибудь что-нибудь разберет? Да крупье тут глаза повывихивает! Я же латинским языком сказал: арабские цифры! Не кружок, обозначающий ничто, а от нуля до тридцати шести!
– Но мы-то находимся в Риме, – заговорщицки понизив голос, заозирался Фагорий, научившийся за двадцать лет почетного плена понимать, где следует проявлять эрудицию, а где лояльность.
– И киноварью! – неумолимо добавил Андрей. – Мы уже заказали двенадцать шкур на игровые столы: настоящие эфриманские быки, и все как у людей – красные и черные! Ничего нельзя поручить, все со своими идеями лезут! Мы должны работать как команда, понимаешь!? Ты знаешь, что такое команда?
Ученый, внесший видный вклад в развитие мир вой научной мысли, потупился. Андрей махнул рукой, прошел в соседнее помещение, да так и замер, глядя на строительные леса, а говоря проще, козлы, воздвигнутые в центре зала под богатой потолочной росписью, изображающей фавна, овладевающего сразу дюжиной дриад…
– Тут мы поставим игровые столы, – оживленно заговорил Фагорий, забегая вперед и радуясь собственной выдумке, – а потолок этот похабный сломаем, не нужен он нам. Подумай, как красиво получится: раннее утро, утомленные игрой граждане Рима готовы уснуть, и тут благословенный Гелиос заглядывает к нам и как бы улыбкой ободряет…
– В игровом зале, – отчетливо и негромко проговорил Андрей, – ни окон, ни благословенных Гелиосов быть по определению не должно! Игрок не должен замечать времени! Это аксиома, чтоб тебе понятнее было! Это не требует доказательств! И клепсидру из угла убери!
Водяные часы были слабостью Фагория, он конструировал их в минуты отдыха и потом расставлял где придется.
– Ну, маленькая же совсем клепсидрочка, – жалобно заныл он, – кому мешает?
– Вниз, в вестибюль, – отрезал Андрей. – Вернее, в этот, блин, портик, что рядом с триклинием!
Теменева не покидало ощущение, что ему поручено устройство борделя во Дворце пионеров, деяние привычное в капиталистическом Петербурге, но несколько смущающее здесь, среди сдержанной прохлады лазуритовых колонн, изящных альковов и узорных перил на винтовых лестницах. Впрочем, Андрей навел справки заранее: казино обустраивалось всего-навсего в реквизированной вилле впавшей в немилость и, соответственно, подвергшейся проскрипциям видной деятельницы ордена весталок – безгрешных девственниц, посвятивших свою молодость и красоту божественному служению. Девственницы ушли, а фавн на потолке остался немым ухмыляющимся укором самой идеи безгрешности.
Тем временем внизу Святослав Хромин без энтузиазма разглядывал встроенную между колонн легкую будку, напоминающую одновременно клеть для петухов и те металлические коробки, в которые Жак-Ив Кусто погружал кинооператоров для близкой съемки акул. Низ будки был обит миткалем, а верх обтянут бычьим пузырем.
– Я – кассир! – с горечью повторял он, словно подводя итог всей жизни. – Высшее образование, идеалы молодости, путешествие во времени, и я все-таки кассир!
Из небольшого, но со вкусом обставленного служебного помещения вышла изящной походкой самая настоящая бизнес-вумен. Кому не пришлось заморачиваться с переубеждением местных портных, так это Айшат. Рабочую спецодежду она сшила сама, по памяти воспроизводя модели из глянцевых журналов, подсмотренных на прилавках в метро. Тайком от дяди Салима, в течение нескольких поездок из конца в конец города по Московско-Петроградской линии Петербургского метрополитена. Неслышно ступая босыми ногами по мраморному полу (Фагорий обещал, но, занятый изобретением рулетки, не успел еще выточить на токарном станке каблуки-шпильки), горделивая, знающая себе цену деловая женщина подкралась со спины к горе-историку и закрыла ему глаза ладошками.
– Ну что ты, дядюшка! – пропела она ему в левое ухо, но прежде чем тот успел обернуться, оказалась уже справа. – Андрюша же объяснил концепцию. Ты, наоборот, не кассир, а владелец всего заведения, почтенный тесть, так сказать. Андрей, по хозяйству шуршит, он молодой да ранний, а ты, наоборот, самый уважаемый человек, у тебя капитал у тебя дело…
– Частная собственность, – с отвращением кивнул Хромин, чувствуя себя российским интеллигентом, затянутым в рыночную экономику с томиком Маркса под мышкой. – Лебезить перед всяким жлобьем… В казино кто ходит? Быдло! – Он обличающе указал на капитель колонны, увенчанную узором из приапов и пальмовых листьев.
В вестибюле послышался легкий, изысканный перезвон застежек на сандалетах, и сразу пахнуло легким запахом болота, не грубым, а пряным даже, словно восточные специи, и все-таки неуловимо противным. Хромин обернулся и увидел перед собой изящного молодого человека неопределенной зеленоватой национальности.
– Тот, чье имя я не смею произнести, – приглушенно, с изящным пришепетыванием проговорил Плющ, – передал мне милостивое поручение задать пару вопросов тому из вас, на кого возложена известная задача, дабы проконтролировать успешность выполнения ее.
– Ни фига не понял, – честно признался Хромини крикнул в пустоту проема мраморной лестницы: – Андрей! Тут от тебя чего-то хотят!
Повисла неопределенная тишина. Айшат пыталась дружелюбно улыбнуться Плющу, но в ответ получила только цепкий, какой-то раздевающий взгляд, скользящий по груди, талии, ногам… Впечатление казалось странным, пока девушка не сообразила, что визитер просто-напросто мысленно снимает с нее мерку, а то и выкройку.
Андрей шел вниз по лестнице с перилами в форме совокупляющихся леопардов, шагами, широкими настолько, насколько позволяла малиновая приталенная тога. При этом он рубил воздух ребром ладони, втолковывая:
– Шарики должны быть тяжелее! Видал, как они скачут на пол? Попробуй из яшмы, из кремня выточить, только не отливай из свинца, потому что я тебя знаю, ты сам не свой плотность вычислять. Стулья нужны, нормальные деревянные стулья. Эти ваши тумбы хоть чем обивай, ножки-то мраморные. Вот ты прикинь, как она, – Теменев указал на расплывшуюся в улыбке в ожидании оценки ее внешнего вида Айшат, – в этой блузке и на шпильках по завершении рабочего дня будет эти каменные скамейки тягать и на столы переворачивать?
– Можно купить пару специальных рабов…
– Вот! – назидательно заметил Андрей, тщетно вглядываясь в Плюща и убеждаясь, что такую неприятную морду он бы запомнил, увидев до этого хоть разок. – Вот от такого отношения у вас все рабы на Везувий поудирают. Рабы – это тоже люди, понимаешь? Дикие – да, недалекие – да, убогие – да, черт возьми! Но люди! Вам чего, товарищ?
Еще более чем обычно позеленевший Плющ с достоинством откинул голову, произнося с тщательно отработанным пришепетыванием:
– Тот, чье имя я не смею произнести…
– Товарищ! – проникновенно перебил его Андрей, – мы люди деловые, у нас очень мало времени (клепсидру в угол ставь, Фагорий). Говорите по существу.
– Милостиво повелел…
– Короче…
– Известное поручение…
– Еще короче…
– Диктатор Рима, – вдруг заревел, хотя рев этот сильно смахивал на визг, любимый раб Луллы, – хочет знать, когда вы откроете казино, строительство которого он оплачивает?!
– Завтра, – с лаконичностью, порадовавшей бы самого царя Лаконии, пожал плечами Андрей. – Нет Фагорий, ты ее так разверни, чтобы Слава из кассы часы видел, а приходящие – нет. Вот, правильно.
– Есть еще вопросы? – обернулся он к Плющу.
– А если нет, тогда слушай. Ты не знаешь, что такое фейс-контроль, поэтому объясняю доходчиво. С завтрашнего дня по этой лестнице будут подниматься только те, кто умеет себя вести, мало того – те из них, кто мне нравится, мало того – нравится вот ему и вот ей. А диктатору Рима можешь передать, что гонец по особым поручениям у него – гомосек.
– Зачем ты так? – удивилась Айшат, когда, сжав губы и поклонившись особенно любезно всем присутствующим, Плющ выскользнул из портика рядом с триклинием, унося в раскосых зеленых глазах бешенство напополам с выкройкой ее делового костюма. – Человек же не виноват в своей сексуальной ориентации.
– Я эту породу знаю, – покачал головой лейтенант Теменев. – Секретари, заместители по общим вопросам и ефрейторы второго года службы. И дело тут не в ориентации, а в том, что совсем рядом с силой: с деньгами ли, с диктатором Рима или просто с увесистым кулаком. Тот, который наверху, может вдарить, но и результаты расхлебывать будет сам. А вот тот, кто под ним… Шакал Табаки, понимаешь ли… Лопатой по морде, и никаких разговоров! Ладно, шут с ним. Хорошо выглядишь.
Айшат подняла руки над головой и прошла по мраморному полу несколько туров народного тавларского танца, сильно смахивающего на цитату из "Лебединого озера".
– Потанцуй, потанцуй, – благосклонно закивал Святослав Хромин. – Завтра уже не потанцуешь. Целый день за столом: "Делайте игру, господа!", "Девятнадцать, красная, четная"…
– Целый день? – Айшат остановилась на полушаге, обдумывая внезапно открывшиеся ей новые обязанности. – Но, Андрей, ведь бывают моменты, когда девушке…