День клонился к закату, а принцессы все не было. Комендант крепости рассказал королеве во всех подробностях о предстоящей казни, пообещав назначить отличного палача: ведь от умения последнего зависело, примет ли жертва мгновенную смерть или будет долго мучиться. На темном небе уже загорелись первые звезды и вышла луна, но Анна так и не появилась.
– Почему она не идет? Почему она не идет? – вполголоса твердила, как заклинание, Катерина, ходя по маленькой комнате, своей темнице. – Она же обещала!
Внезапно она остановилась и прислушалась. В конце коридора раздались грузные шаги. Но не эти звуки заставили насторожиться королеву: наряду с ними послышались также легкие шажочки и шелест платья. Вскоре дверь в темницу отворилась, и на пороге показалась фигура охранника, за спиной которого стояла высокая статная женщина, укутанная в темный плащ.
– Прошу вас, Ваше Высочество, – грубым голосом произнес охранник, пропуская женщину вперед. – Я буду тут неподалеку. Если что, я мигом: от этих арестантов всего можно ожидать! Но вы не опасайтесь! Я здесь, на страже.
– Благодарю вас, но это излишне, – послышался мелодичный голос Анны из-под капюшона. Плавным движением она сняла его с головы.
Перед Катериной предстала принцесса; на ее лице не появилось и тени надменности при виде поверженной соперницы. Безо всякой напыщенности она просто молча стояла у двери и спокойно глядела на Катерину, очень изменившуюся со времени их последней встречи. Теперь в ней тоже не было ни чванливости, ни заносчивости.
– Ваше Высочество! – бросилась к ее ногам Катерина, забыв о гордости и о том, что она королева. – Спасибо, что откликнулись на мою просьбу.
– Прошу вас, встаньте. Так не подобает вести себя королеве… Как могла я поступить иначе, если обещала вам это сделать во время нашей последней встречи? – бесстрастным голосом ответила Анна, помогая Катерине подняться.
– О, не напоминайте о том дне! – воскликнула королева, покраснев. – Я вела себя недостойно и теперь понимаю, что мое поведение было отвратительным. Мне не стоило ревновать к вам Генриха; наоборот, надо было подружиться с вами. А вместо этого я наговорила вам столько гадостей, что сейчас и вспомнить стыдно.
– Никогда не поздно раскаяться в совершенном проступке или грехе, – мягко улыбнулась Анна и слегка похлопала ее по руке. – Во всяком случае, я прощаю вас, Ваше Величество, и не держу на вас зла.
– Тогда, милая Анна, именем Господа заклинаю вас, помогите мне! – с мольбой в голосе попросила Катерина. – Генрих любит и уважает вас. Попросите его отменить приговор. Я согласна жить в аббатстве до конца своих дней, замаливая грехи. Повлияйте на него, прошу вас!
– Но, моя дорогая Кэтрин, что я могу? Я всего лишь женщина, – попыталась объяснить ей принцесса. – Король и слушать меня не станет.
– Нет, станет. Вы – его сестра, и он очень привязан к вам, поэтому пойдет вам навстречу. А я обещаю, что он больше никогда обо мне не услышит. Я буду тихой послушницей в монастыре.
– Но этот довод вряд ли повлияет на его вердикт. К тому же уже слишком поздно что-либо менять. Генрих принял решение и не откажется от него. Вы нанесли ему жесточайший удар по самолюбию, опозорив на всю Европу. Этого он вам не простит никогда!
– Милая Анна, но он послушается вас, вот увидите!
Принцесса молча покачала головой. Анна понимала, что королева хватается за соломинку, но также была уверена, что даже она не сможет помочь несчастной Катерине. Это, впрочем, понимала и сама королева, хотя и старалась убедить себя в обратном.
– Да, вы правы. Меня уже ничто не спасет, – нарушив молчание, проговорила тихим голосом Кэтрин. – Уже слишком поздно… слишком поздно. Однако не поздно покаяться в совершенном грехе.
– Я слышала, что вы изменяли Генриху, потому что любили Калпепера. Это правда? – неожиданно спросила Анна.
– Да, я увлеклась им. Я молода и, к несчастью, чрезвычайно влюбчива. А Томас был воплощением страсти и юности. Боже, какое у него было тело! Молодое стройное тело, в аромате духов, преисполненное мужской силы. Но не в этом грехе я хотела сознаться вам, принцесса… Мне трудно об этом говорить, ибо это – великий грех. Вероятно, Господь и карает меня за него.
– Но я не духовное лицо и не смогу отпустить вам грехи.
– Сейчас это не важно. Мне надо снять камень с души, только и всего, – произнесла Катерина. – Ни прелат, ни какое-нибудь другое духовное лицо мне не помогут, так как Господь все равно меня уже не слышит.
– Хорошо, я выслушаю вас, – согласилась Анна, утвердительно кивнув головой.
– Много месяцев назад, незадолго до того времени, как Генрих обратил на меня внимание, я зачала ребенка… Да-да, не удивляйтесь. Когда я выходила замуж, я уже была беременна, но не от Генриха. Побоявшись, что ребенок родится раньше срока, я избавилась от него с помощью одной женщины. Это случилось во время отсутствия короля. Все прошло благополучно: женщина получила щедрое вознаграждение за молчание, ребенка мы замуровали в нише той комнатушки, где я его родила, да и я чувствовала себя отлично. Однако после этого случая я так больше и не смогла забеременеть. Господь отвернулся от меня!.. Но я вижу, мое признание не удивило вас?
– Вы правы, Ваше Величество, меня не удивил ваш рассказ, ибо я знала обо всем с самого начала.
– Что?! – воскликнула Катерина, вскочив с кровати, на которой сидела вместе с принцессой. – Знали и молчали? Но почему? Откуда вам стало об этом известно? А, леди Бассет! Нет? Неужели та женщина все-таки проболталась?
– Ни то ни другое, миледи, – откровенно призналась Анна. – Да, я заранее знала о вашей беременности и о желании избавиться от ребенка. Но поверьте, мне не хотелось таким образом расквитаться с вами за свою загубленную жизнь или отомстить за пережитые унижения. Наоборот, я пыталась защитить вас, отказавшись участвовать в заговоре против вас. Другой человек, проникший в тот вечер на задний двор, все видел и знал. И, пожелай я этого, вы уже давно были бы мертвы. Но я не только сама скрыла этот факт, но и попросила о нем забыть то, другое лицо, заинтересованное в вашей скорейшей гибели.
– Кто это был?
– Теперь его имя уже не имеет значения, Ваше Величество, – отказалась отвечать на вопрос Анна. – Сейчас вы здесь только по собственной вине. Вы сами избрали свой путь и будете отвечать за свои поступки. Я буду молиться за спасение вашей души, миледи. Это единственное, что я могу сделать. А теперь прощайте! – встав, произнесла Анна. – Мне надо идти: король может хватиться меня, и тогда придется многое ему объяснять, а мне хотелось бы этого избежать. Прощайте, миледи, пусть ваша душа обретет покой!
Принцесса Анна направилась к выходу. Она уже собиралась открыть дверь, как вдруг услышала голос Катерины.
– Генрих сделал вам предложение руки и сердца? Анна замерла на секунду, а потом медленно обернулась.
– Почему вы об этом спросили?
– Я хочу это знать!
– Ну хорошо, я отвечу вам на вопрос Да, король дважды делал мне предложение, но я дважды ему отказала.
– Отказали? Но почему? Разве не к короне, не к власти вы стремились все это время?
– Нет, – слегка улыбнувшись, ответила принцесса. – Помимо власти и денег существуют еще любовь, почет и уважение. Именно этого я и стремилась достичь с первых дней, оказавшись в чужой стране и в окружении чужих людей. Вам этого не понять, миледи, так как вас никогда не унижали, за вашей спиной не корчили презрительных гримас и вы не ловили на себе снисходительных взглядов. Прощайте, Ваше Величество! Возможно, когда-нибудь Господь простит вам ваши прегрешения, и ваша душа окажется в Раю!
Заключения
– Доктор, скорее! – закричал Генрих, выбегая из реанимационного блока. – Она жива! Слышите? Жива!
– Не может быть! – побледнев, воскликнул врач и, оттолкнув Генриха, бросился в палату.
Взглянув на монитор, он остолбенел. Никогда еще в его практике пациент, находившийся в состоянии клинической смерти более двух десятков минут, не возвращался к жизни. Это был тот самый случай чуда, объяснить природу которого вряд ли когда-нибудь удастся.
– Этого просто не может быть! – еще раз повторил врач и уставился на лежавшую перед ним женщину.
Он открыл было рот, чтобы позвать медсестер, но так и замер от неожиданности. Аннелис внезапно открыла глаза и непонимающим взглядом воззрилась на него.
– Где я? Что со мной произошло? – с удивлением произнесла женщина. – Кто вы? И почему я здесь? Где мой муж? Генрих!
– Я здесь, любимая! – буквально ворвался в палату молодой человек, услышав голос жены. – Я здесь и всегда буду рядом, что бы ни произошло в нашей жизни.
– Объясни мне, где мы? Почему ко мне подключено так много датчиков?
– Дорогая, я все объясню, но чуть позже. Разреши доктору осмотреть тебя… Поверь, – начал уговаривать жену Генрих, видя ее протестующий жест, – это необходимо. А после осмотра я тебе все расскажу.
Проведя полное обследование пациентки, лечащий врач только развел руками: Аннелис была совершенно здорова. Длительная кома и клиническая смерть никак не повлияли на физическое и умственное состояние женщины. Посоветовав Генриху оставить Аннелис еще на пару дней в клинике, врач приступил к расспросам. Вначале Аннелис неохотно отвечала на вопросы. Ей порядком надоели медицинские процедуры, и единственным желанием женщины было поскорее вырваться из этих стен.
– Я понимаю ваше настроение, миссис Тейлор, – отвечая на ее вопрос о возможности скорейшей выписки, твердым голосом произнес доктор, – но и вы должны нас понять. Больше месяца вы находились в коме, потом клиническая смерть, и вдруг вы внезапно приходите в себя и утверждаете, что прекрасно себя чувствуете. Такого не бывает в медицине! Я просто отказываюсь всему этому верить!
– Но согласитесь, что медицина порой не может ответить на все вопросы. Будем считать, что я и есть тот уникальный случай в вашей практике, который навсегда оставит след в вашей жизни.
– Нет, она еще и издевается, – обиделся врач и, пообещав заглянуть чуть позже, вышел из палаты, куда больную перевезли из реанимации.
– Лисса, ты не права, – укоризненно глядя на жену, отозвался Генрих. – На протяжении нескольких недель он делал для тебя очень многое.
– Прости, но я не собиралась его обижать, милый, – улыбнулась Аннелис, – и я благодарна ему. Но, Генрих, мне необходимо как можно скорее выйти из больницы и закончить одно дело.
– Какое дело, дорогая? – молодой человек настороженным взглядом посмотрел на жену. – Я не понимаю тебя!
– Хорошо, я расскажу тебе, – вздохнув, ответила Аннелис, понимая, что избежать трудного разговора не удастся. – Мне сложно говорить об этом, так как то, о чем я расскажу тебе, может вызвать недоумение, а главное, недоверие к моим словам. Я не хотела говорить про это при враче, потому что побоялась, что он посчитает меня умалишенной.
– Я слушаю тебя внимательно. Обещаю, что все пойму и во все поверю. Даже в самую невероятную чушь.
– Хорошо… Помнишь, я тебе рассказывала еще до нашей экскурсии в Хэмптон-Корт, что вижу призраков? Ты тогда только посмеялся над моими страхами.
– Да, конечно. Тогда мне и вправду было смешно. Я ни за что не поверил бы в эту ерунду, если бы не два обстоятельства.
– Какие обстоятельства? – Аннелис напряглась, ожидая ответа.
– Первое – это то, что если приглядеться к портрету Анны Клевской, который висит в Хэмптон-Корте, то в ней можно узнать тебя. Если облачить вас, миледи, в наряды той эпохи, то трудно будет отличить одну от другой. А во-вторых, я сам видел двух призраков, когда вбежал в реанимацию и увидел твое бездыханное тело. Мне было так страшно в тот момент, любимая! Мне казалось, что я потерял тебя навсегда. Но как только я об этом подумал, рядом со мною возникли две фигуры. Одна была ты, а другая…
– Катерина Говард, – машинально продолжила Аннелис.
– Ты знаешь? – вздрогнул Генрих, удивленно уставившись на жену.
– Конечно, милый, – ответила Лисса и коснулась его щеки так же, как до этого призрак его жены. Только теперь от прикосновения повеяло не холодом, а теплом.
– Тогда объясни, о чем говорил призрак? Какую душу ты должна спасти?
– Чтобы ответить на этот вопрос, нужно рассказать всю историю с самого начала. А начну я с того момента, когда потеряла сознание в Хэмптон-Корте.
Более двух часов потребовалось Аннелис, чтобы рассказать необыкновенную историю, участницей которой она невольно стала в то время, когда находилась в коме. Генрих слушал, затаив дыхание. То, о чем рассказывала его жена, те мельчайшие подробности придворной жизни, тайны и заговоры королевского двора, случившиеся в тюдоровской средневековой Англии, трудно было бы выдумать, поэтому он верил каждому ее слову. Закончив свой рассказ, Аннелис замолчала, переводя дыхание.
– Боже мой, сколько тебе пришлось пережить, дорогая, – прижав жену к груди, сказал взволнованный повествованием Генрих. – За эти несколько недель ты прожила почти всю жизнь Анны Клевской заново.
– Теперь ты понимаешь, почему я должна как можно скорее выйти из больницы и исполнить возложенную на меня миссию?
– Чтобы потом опять покинуть меня? – побледнел от подобной мысли Генрих.
– Нет, – положа свою руку на руку мужа, успокоила его Аннелис. – Создатель разрешил мне остаться. Но при одном условии.
– Что ты должна сделать?
– Помнишь, я рассказала тебе о последнем свидании Анны с Катериной в Тауэре?
– Да, конечно, но я не могу пока понять…
– Тогда королева рассказала принцессе о своем грехе.
– Ты говоришь об убитом ребенке?
– Да, о нем. Катерина сказала, что его останки замуровали в нише той комнаты, где рожала королева. Душа Кэтрин никогда не успокоится, если прах убиенного ребенка не предадут земле. К тому же в том же дворе захоронены и двое охранников, из рук которых вырвалась тогда Катерина.
– Тогда надо немедленно уведомить об этом дирекцию музея.
– А для этого мне нужно покинуть больницу как можно раньше.
– Я что-нибудь придумаю, не волнуйся, – поцеловав ее, ответил Генрих. – А сейчас поспи, ты утомилась, рассказывая. Завтра, самое позднее – послезавтра, тебя выпишут. Я обо всем договорюсь.
На следующий день, ближе к обеду, молодая пара уже ехала в кабриолете по направлению к Хэмптон-Корту. Директор дворца как раз собирался приступить к изучению интересного фолианта, подаренного музею неделю назад, когда громкие возгласы, раздавшиеся из приемной, заставили его выйти из кабинета.
– Мисс Терри, в чем дело? Почему в приемной стоит такой шум? Кто вы, господа?
– Простите, господин Суффолк, – попыталась оправдаться его секретарша. – Я знаю, что вы просили никого не пускать к вам, но вот эти господа…
– Вы директор Хэмптон-Корта? – спросил мужчина, стоявший рядом с миловидной девушкой.
– Да, позвольте представиться, Джеймс Суффолк, директор этого замечательного музея вот уже несколько лет. Чем могу быть вам полезен?
– Меня зовут Генрих Тейлор, а это – моя жена, Аннелис. Мы женаты всего пару месяцев.
– И вы хотите отметить у нас это маленькое торжество? – прервал его директор, широко улыбнувшись.
– Нет, вы не так поняли меня, сэр. Мы к вам совсем по другому делу… Может быть, мы пройдем в ваш кабинет и все обсудим?
Взгляд молодого человека был настолько красноречивым, что директору ничего другого не оставалось, как только глубоко вздохнуть и молча указать на свой кабинет. Дверь за ними закрылась. На протяжении часа из кабинета не доносилось ни единого звука. Мисс Терри напряженно прислушивалась, но не смогла ничего уловить. Она уже собиралась позвонить своему шефу, чтобы узнать, не нужно ли ему чего, как неожиданно из-за двери раздался голос директора:
– Не может этого быть! Вы что, меня за дурака держите?
– Чтобы опровергнуть мои слова, вам всего-то и нужно, что проследовать к тому месту, которое я укажу, сэр, – спокойным голосом ответила Аннелис.
– Вы давно были в портретной галерее? – спросил директора Генрих.
– Нет, а что вы хотите этим сказать? – недовольно буркнул директор, считая, что эта парочка пришла подурачить его.
– Не сочтите за назойливость, но пойдемте с нами в галерею, и мы вам кое-что покажем.
– Что такого удивительного я могу там увидеть?
– Сэр, это не отнимет у вас много времени, – попросила Аннелис, слегка улыбнувшись.
– Хорошо, вы убедили меня. Но обещаю: если вы водите меня за нос с целью посмеяться надо мной, я тотчас же вызову полицию.
– Вызывайте сразу, господин Суффолк, – согласился Генрих, – она нам все равно понадобится, когда мы обнаружим древние захоронения.
– Хм, – фыркнул директор и, поднявшись, направился вместе с ними в портретную галерею, где бывал практически ежедневно и превосходно знал каждый портрет. Но в этот раз, войдя туда, он почувствовал некое смятение, которое никак не мог объяснить.
– Вот мы и на месте, – развел руками Джеймс Суффолк, откашлявшись и взяв себя в руки. – И что интересного вы хотели мне показать?
– Подойдите к этому портрету, сэр, – предложил молодой человек, указав на портрет Анны Клевской. – Дорогая, ты тоже подойди поближе и встань к нему спиной… Да-да, вот так. Вы ничего не замечаете, господин Суффолк?
– Силы небесные… Господи Боже мой! – воскликнул тот. – Но это невероятно!
– Невероятно что? – спросил Генрих.
– Но это одно и то же лицо! Еще сидя в кабинете, я думал, что где-то видел вас раньше, миссис Тейлор.
– Можно просто Аннелис, – с улыбкой ответила женщина. – Теперь вы готовы идти с нами?
– Возможно, я под воздействием какого-то гипноза, – схватившись за голову, начал директор. – Точно, вы околдовали меня!
– Господин Суффолк, – укоризненно покачал головой Генрих, – вы такой здравомыслящий человек. Вас едва ли можно ввести в заблуждение.
– Итак, – настойчиво произнесла Аннелис; ей изрядно надоел весь этот спектакль, – либо вы идете с нами, либо мы пойдем без вас. Решайте!
– А… будь что будет. Бретт, – обратился он к смотрителю зала, – позовите, пожалуйста, Гарри и Джо. Пусть захватят инструмент…
Дождавшись рабочих, которые принесли с собой все необходимое, директор обратился к ожидавшей его решения Аннелис:
– Ведите нас, миледи! Но предупреждаю, что если мы ничего не найдем, я подам на вас в суд.
Молодая женщина ответила ему пронзительным взглядом и молча двинулась к дальнему дворику. Не прошло и пятнадцати минут, как вся группа во главе с Аннелис вышла из здания и остановилась посередине двора.
– Почти ничего не изменилось, – еле слышно прошептала Лисса.
– Дорогая, это здесь? – встревоженно спросил Генрих.
– Да, вот эта дверь, – она указала на полусгнившую дверь, сильно заросшую плющом. – Ее надо открыть!
– Открыть? Да у нас и ключа от нее нет. Сюда никто не ходит, вот мы и не уделяем должного внимания уходу за этой территорией. К несчастью…
– Тогда ломайте! – приказала Аннелис таким тоном, что рабочие, даже не взглянув на директора, тотчас же повиновались.