С.С.С.М - Мария Чепурина 10 стр.


- Так в портфеле была бомба?

Краслену такая мысль не приходила в голову. Точнее, несколько раз она пыталась туда проникнуть, но Кирпичников старательно гнал ее вон.

- Какая еще бомба?! Что за глупости?! Наверно, взорвалось в соседнем номере, полиция ошиблась. А скорее еще вот что: я забыл сдать ключ, его украли. Вор проник в мой номер, взял, что можно, а потом пожар устроил - чтоб следов не оставалось. Огонь дошел до какого-то взрывоопасного предмета - и-и-и…

- Так в портфеле все-таки находился взрывоопасный предмет? - опять спросил Джордан.

- Да нет же! - завелся Краслен. - Он не мог там лежать. Хотя… Если только какое-то секретное оружие, предназначенное для борьбы с империализмом. Или нет, стоп! Вот что еще могло произойти! О, Труд, как же раньше не додумался?! Этот вор на самом деле был не вором, а агентом капитала. Они, очевидно, разузнали о задании и решили уничтожить мой портфель. Ну, то есть портфель Джонсона. Ну, то есть тайный груз внутри портфеля. Труд великий!

- Если собираешься и дальше выдавать себя за шармантийца, то тебе придется научиться говорить "Мой Бог" вместо "Мой Труд". Тебя легко раскрыть.

- Ох, да, конечно… - спохватился пролетарий. - Не гожусь я для подполья… Просто, знаешь, не привык: ведь это глупо - произносить названия существ, которых на самом деле не существует. Феодальный пережиток.

- Но придется, - сказал негр. Потом вздохнул: - Скорей бы, что ли, утро! Утром, думаю, нас выпустят.

- Наверное? Откуда тебе знать? - спросил Краслен.

- Я ж не впервые! Вот, когда еще работал, взбунтовались мы с ребятами, станки все побросали, вышли с лозунгами. Ходили, значит, вокруг завода, плакатами размахивали. Главное было не останавливаться, потому что если мы идем, то это демонстрация, а демонстрации разрешаются, а если стоим, то, значит, уже пикет. А пикетировать нельзя. Ну и у меня, как назло, ботинок развязался. Встал на секунду, нагнулся завязать, а полицейские - тут как тут! Или еще был случай. Слушали, как Джонсон на митинге выступает, а тут копы нагрянули. Схватили несколько человек наугад - ну и меня в том числе. Просто так, припугнуть. Только мы уже давно не боимся.

- А в этот раз за что взяли?

- Да так, ерунда. Постучался в один особняк, хотел спросить, нет ли у них какой работы. А хозяин раскричался, мол, я, бездельник, отдыхать ему не даю. Полицию вызвал, скотина! Но завтра нас выпустят, точно. Им надо, чтобы место освободилось - новых безработных за попрошайничество арестовывать, иначе получается, что полиция вроде как неэффективно работает.

- Ну, я-то не за попрошайничество. Меня в более серьезном преступлении обвиняют, - заметил Кирпичников.

- Брось! К утру полицейским будет уже все равно, кого и за что арестовали. Тюрьмы ломятся от политических заключенных, а до настоящих правонарушителей полиции дела нет. Ходят слухи, - негр понизил голос, хотя их беседа шла и так почти что шепотом, - есть тайный указ премьер-министра не сажать в тюрьму воров, убийц, бандитов… Понимаешь? Чтобы люди жили в страхе и был повод повышать число копов.

- Ну и ну!

- Да ты счастливец, - сказал Джордан. - Не привык к таким вещам. Эх, Краснострания! Вот бы мне там оказаться!.. Ну, а ты не беспокойся. Утром выйдем. В крайнем случае отдашь свои часы охраннику. Перед взяткой он точно не устоит.

- Спасибо, товарищ. Ты меня здорово поддержал, - ответил Кирпичников, улыбнувшись.

В этот момент за стеной прозвучали три выстрела, скрип тормозов, чей-то крик и еще один выстрел. Два негра проснулись. Краслен испугался.

- Да ты не волнуйся, - сказал ему Джордан. - Это всего лишь мафиозные разборки. Если им надо устроить пальбу, то они всегда делают это рядом с полицейским участком. Просто у рядовых граждан может быть дома оружие, а здесь бандитов точно никто не тронет…

Наутро, едва рассвело, жандармы велели всем выметаться вон из камер.

- Наверно, кто-то им донес, что готовится стачка или демонстрация, - сказал Краслену Джордан, когда они вышли. - Ну, бывай!

- Пока, - сказал Кирпичников.

- Ты как сейчас, куда? Не по пути?

- Куда… Не знаю. Видимо, на улицу.

- На улицу?! Эх, черт побери, да тебе же действительно некуда податься! - воскликнул негр. - Значит, вот что: ты пойдешь ко мне! Да брось смущаться! Все соседи обзавидуются, что у меня в гостях настоящий красностранец!

13

В хижине пахло плесенью, керосином и давно не мытым телом.

- Джордан? Джордан! - зазвучал из темноты старческий голос. - Тебя снова арестовали?

- Не удивляйся, что у нас тут так темно, - сказал Краслену негр. - Когда мы с братом строили эту лачугу, денег на стекла не было, так что решили оставить под потолком несколько щелей, а окон не делать вовсе. Впрочем, что касается денег, то они и сейчас не появились… Да, мам, это я!

Глаза Краслена, начавшие привыкать к темноте, различили силуэт старухи.

- С тобой кто-то есть?

- Это друг. Красностранец. Мы вместе сидели в участке.

- Красностранец! - сказала старуха взволнованно.

- Приехал помочь Джону Джонсону.

- Джонсону! О! Джону Джонсону!.. Я сварю суп…

- Не стоит беспокоиться, - поспешил вставить Краслен, но Джордан оборвал его:

- Брось, не скромничай! Тебе же все равно надо поесть.

- Я сварю суп, - повторила негритянка. - У нас еще осталось немного чечевицы, Джессика принесла накануне. Друг Джонсона - наш друг. Сынок, а нет ли новостей от Джулиана?

- Нет, мам, - сказал Джордан.

Негритянка зажгла примус, и теперь Краслен смог разглядеть ее морщинистое лицо, старую залатанную кофту, длинную юбку в грязных пятнах и скрюченные черные руки.

- Тебе помочь, мам? - спросил негр. - Сбегать за водой?

- Нет-нет, я все сама! Вода осталась! Вы пока ступайте, не мешайтесь! - В голосе старухи слышалось упрямство. Видимо, ей было важно чувствовать, что она еще на что-то способна.

Джордан и Краслен вышли за порог. Отсюда, в какую сторону ни смотри, можно было видеть только десятки разношерстных, но одинаково жалких негритянских домиков, лепившихся друг к другу. Несколько чернокожих сидели на крылечках - вернее, на том, что условно выполняло эту роль в их убогих жилищах, - и курили. Над их головами трепалось белье на веревках, растянутых между хижинами. Кое-где горели костры. Там и сям бегали грязные негритята.

- Я бы предложил тебе тоже посидеть на крылечке, - сказал Джордан. - Но, уж извини, спина у меня ни к черту, да и ноги побаливают.

- Ты же еще вроде молодой, - сказал Кирпичников.

Негр только усмехнулся:

- Три года на заводе Свинстона из любого юноши сделают больного старика! Знаешь, что за ужасная штука конвейер? "Давай не зевай, черномазый, пошевеливайся, быстрей, быстрей, быстрей!" Тьфу! Десять часов в сутки. Стоя. Без обеда. От Свинстона уходят инвалидами, а потом практически никуда невозможно устроиться.

- Зачем же ты пошел туда?

- Купился на рекламу… Свинстон обещает рабочим участок земли, дом, мебель, холодильные шкафы, радиоприемники, электроплиты… Все - в кредит. Пока ты работаешь и можешь платить по кредиту, все это твое. Потом ты становишься инвалидом, теряешь работу, и тебя выкидывают из дома. Мне в какой-то степени повезло. Когда произошел этот злополучный кризис, несколько заводов закрыли и меня выкинули на улицу до того, как я успел стать окончательной развалюхой. В этой хижине мы живем уже год. А работу я, наверно, так никогда и не найду: буду всю жизнь перебиваться случайными заработками…

Краслен молчал. Он не представлял, как можно жить в таких условиях.

- Получается так, что всю нашу семью содержит младшая сестренка, Джессика. Она служит горничной у одной важной шишки. Представляешь, я, мужчина, вынужден сидеть у нее на шее! Черт возьми, до чего нас довел этот паршивый кризис!.. Еще есть наш брат Джулиан. Он сейчас в тюрьме… Политическая статья…

Кирпичников не говорил ни слова и удрученно кивал. Подумать только, может быть, содержимое портфеля могло бы избавить этих людей от невыносимой нищеты, а он, Краслен, так бездарно провалил секретное задание товарища Буерова!

Минуту собеседники молчали. Было слышно, как старуха там, в лачуге, тяжко шаркает.

- Думаешь, ей лет под сто? - спросил негр. - Нет! Всего шестьдесят. А уже еле ходит, почти что слепая…

- Врачу покажи.

- Что, смеешься?! Даже те, кто работает, редко могут позволить себе услуги врача, а уж нам-то на что? - фыркнул Джордан. - Да я, в общем, и так знаю, что он скажет: "Чего вы хотите, такой возраст, тридцать лет на калошном заводе ни для кого не проходят даром…"

- На калошном заводе?

- Да. Знаешь, как делаются калоши? Только не говори, что тоже думал, будто их отливают из жидкой резины, как чугунные статуи!..

"Без калош от Резинпрома я не выйду из дома!" - вспомнилась Краслену рекламная вывеска. Как-то там, на Родине?

- …Детали калош вырезают из тонкой резины и склеивают, перед тем как отправить на вулканизацию, - продолжал негр. - Все дело в этом дурацком клее. Он содержит бензин. Бензин испаряется и портит глаза, кожу, горло. Мать узнала об этом, когда было уже поздно… Прибавь к этому постоянную работу стоя, вручную… Не знаю, как у нее еще двигаются пальцы рук. До шестидесяти нечасто доживают. В смысле, негры. Да и в целом - пролетарии. Вот я пол своей жизни уже прожил.

- Джо, не надо!

Джордан замолчал.

- Ты прав, товарищ. Вот ведь, сопли распустил! С чего бы это?.. Обычно со мной такого не бывает! Хватит ныть, все у нас будет в порядке, не так ли? - И негр улыбнулся.

- Вы так бедны, а тут еще я - нахлебник… - ответил Краслен.

- Ты давай-ка об этом не думай! От нас не убудет, что ты станешь спать в нашей хижине. Будем вместе работу искать… Ты ж белый - глядишь, и подыщешь чего-нибудь! Джонсона встретишь…

- Едва ли!

- Сказал - значит, встретишь! Сестренка моя - в его партии, - тихо сказал чернокожий.

- А ты?

- Я так, просто сочувствую. Боязно как-то. Узнают копы - мигом в тюряге окажешься, лет так на десять… Вот так-то. А Джессика - смелая. Я даже ей удивляюсь… Эй, глянь-ка, приятель, да вот и сестренка!

К лачуге приближалась миниатюрная, худенькая негритянка с узелком в руках. Желтое хлопковое платье в цветочек, надетое на ней, было изношено до крайности и кое-где залатано, но Краслен почему-то прежде всего заметил не то, как оно бедно смотрится, а то, как выгодно подчеркивает смуглую кожу негритянки. Следовало ужаснуться, увидев, что девушка ходит босой, но Кирпичников невольно залюбовался ее маленькими ногами.

- Эй, сестренка, не ожидал тебя увидеть! - крикнул Джо. - Какими судьбами?

- Я сегодня выходная, ты что, забыл?

- Совсем вылетело из головы!

- Вот как ты относишься к своим родственникам! - насмешливо ответила Джессика, всплеснув руками. - Завел дружбу с белым парнем и зазнался, так я понимаю? Говори, кого это ты привел к нам?

- Э-э, девочка, давай-ка полегче! Поверишь или нет, я только что из полицейского участка! С прошлого раза кровати там сделались еще жестче.

- Ну-ну! Я смотрю, ты не вылезаешь из арестантских камер, точь-в-точь как Первый вождь Краснострании при старом режиме!

- Ты вспомнила о Краснострании как раз вовремя, девочка, потому что наш гость именно оттуда! - гордо заявил Джо.

- Что еще за глупые шутки…

- Это не шутки, - сказал Кипичников. - Меня зовут Краслен, я из С. С. С. М.

- Ой, товарищ! - вскричала негритянка.

Кирпичников и охнуть не успел, как оказался заключен в ее объятия. На секунду он почувствовал себя пальмой, на которую взбирается цепкая обезьянка. Потом ощутил спиной узелок, который Джессика не выпустила из рук. Наконец понял, что вот-вот задохнется, и стал вырываться. Когда отпустили, облегченно вздохнул, но немедленно пожалел, что все уже закочилось.

- Товарищ! Товарищ! - Девушка неожиданно взяла деловой тон. - Скажите, а каково ваше мнение насчет этой чудовищной подлости агентов капитала, которая потрясла все прогрессивное человечество?

- Какой еще подлости? Что-то случилось? - не понял Краслен.

- Похищение тела Вождя.

- Что-о-о?! К-какого в-вождя?!

- Ну так вашего! Как?! Вы не знаете?

Ноги Краслена ослабли. Он сполз по стене, сел на землю.

- Вот черт, ты серьезно не знаешь? - спросил его Джордан.

- Когда? Как? Ошибка какая-то… Я же видел его на днях! - бормотал Кирпичников.

- В ночь на первое, - сказала негритянка.

- Труд великий! Я отплыл тридцать первого вечером! Но как же?.. А охрана?!

- Всех красноармейцев нашли на следующее утро мертвыми, со следами отравления удушающим газом, - серьезно ответила Джессика, на лице которой не осталось и следа от только что бушевавших радостных эмоций. - Мы прочитали об этом в партийной газете "Заря". Я как раз принесла новый номер. И хлеба вам с мамой.

- Скорей покажите газету! - воскликнул Краслен.

- Тс-с-с! Потише! Нас могут подслушать! Хотя здесь и так все все знают про каждого, лучше нам войти в дом.

Суп, который уже сняли с огня, доходил, завернутый в одеяло, а на керосинке теперь грелся утюг.

Джессика развязала свой узелок, внутри которого, кроме краюхи хлеба, обнаружились аккуратно сложенное почти новое коричневое платье горничной, маленькая (в один разворот), напечатанная на дрянной оберточной бумаге газета.

- Хотя здесь и темно, мы читаем запрещенную литературу только в хижине, - сказала Джессика. - Ни к чему давать соседям лишний повод для доноса. Кстати, не зажечь ли нам в честь гостя керосиновую лампу, а, братишка?

- Хватит и коптилки, - буркнул Джо.

Старуха, сняв утюг с плиты, принялась гладить.

- Нет ли там про Джулиана? - проскрипела она тихо, без особенной надежды.

- Нету, мам, - сказала Джессика.

Печальный свет коптилки выхватил из темноты кусок запрещенной газеты. "Krylolyot Bueroff", - вдруг увидел Краслен на бумаге знакомое имя. Взял газету, посмотрел на заголовок - и чуть снова не упал. "Агент буржуазии разоблачен", - торжественно провозглашала передовица. Чуть ниже, на фото, Кирпичников не без труда разглядел кринтяжпрома, а справа - толпу пролетариев с поднятыми руками и суровыми лицами. "Рабочие голосуют за смертный приговор изменнику", - значилось мелкими буквами.

Краслен опустился на стул. Руки дрожали, голова кружилась, сердце грохотало, как сотня станков. За то время, что Кирпичников читал передовицу, он три раза успел подумать, что сходит с ума, и два - что все, жизнь кончена.

"В Краснострании наконец разоблачен опасный агент империалистов, так долго скрывавшийся под личиной борца за свободу трудящихся. Не так давно имя Крылолета Буерова связывалось в наших умах с крупнейшими стройками века, с лучшими достижениями братской красностранской промышленности, с ратными подвигами на полях классовой борьбы. Сегодня мы проклинаем это имя. Крылолет Буеров, пять лет работавший на ангеликанскую разведку, выведен на чистую воду! Этот буржуазный подголосок сознался во всем: и как он недопосылал кирпич на стройки гидроцентралей, и как злонамеренно снижал пятилетние нормы для трудящихся тяжпрома, и - самое главное! - как помог ангеликанским агентам выкрасть тело Первого вождя, организовав подземный ход от здания своего ведомства к Мавзолею, который обнаружили доблестные сотрудники КЧК. Сознался предатель и в подготовке покушения на товарища Джонсона. К счастью, тот оказался вовремя предупрежден и не пришел на встречу с пособником Буерова, который призвез Джонсону портфель с бомбой под видом неких секретных документов. Розыск этого пособника, чье имя пока неизвестно, продолжается. Приговор в отношении предателя Буерова уже приведен в исполнение".

Листок вывалился из рук Краслена.

- Арестуйте меня, - проговорил он.

- Что? - Джордан взял газету, пробежал глазами строки передовицы.

- Арестуйте меня, если хотите, - бормотал бледный Кирпичников. - Мне теперь все равно… Арестуйте, отведите к руководству своей партии, казните… Вы будете правы…

- Что с ним? Что он говорит? - спросила Джессика.

До Краслена дошло, что он перешел на красностранский язык.

- Арестуйте меня. Я виновен. Мне теперь нет пути на Родину, - произнес он уже по-ангеликански.

- Бомба… - прошептала Джессика, добравшись глазами до конца статьи.

- Я же говорил, что бомба, черт возьми! - выдохнул Джордан. - Но ты этого не знал, Краслен, так ведь?!

- Не знал. Но я виновен.

- В чем?

- Я не был бдителен. Хороший коммунист раскусил бы его!

- Брось! Я не верю, что ты плохой коммунист! Этому Буерову доверяло все ваше руководство!

- У меня нет классового чутья, - продолжал сокрушаться Краслен. - Я проявил преступную неорганизованность. Я предатель, хотя и невольный, но предатель и головотяп!

- Хм, Джо… - вставила Джессика. - А может быть, он прав? Ты в нем уверен?

- Цыц, девчонка! Черт возьми! Да, я уверен! Интуиция никогда меня не подводила! Может, у тебя и нет классового чутья, но у меня оно точно есть, да и у всех наших товарищей, так что не хорони себя раньше времени! Давай вытирай сопли, парень, поедим и отправимся с тобой искать работу! А по дороге подумаем, как нам доказать товарищам твою невиновность! О’кей, друг?

- Что мне вытирать? - спросил Кирпичников.

Слова "сопли" он пока не выучил.

14

Поиски работы состояли в том, чтобы разгуливать по бульварам с табличкой на груди "Готов на любой труд" и время от времени заглядывать в лавки и богатые дома. Отовсюду, как правило, гнали в шею. Джонсон научил Краслена читать на стенах домов тайные знаки, оставляемые другими безработными и нищими для братьев по несчастью. Значки могли содержать сообщения: "Сюда лучше не заходить", "У хозяина злая собака" или "Дает работу, а денег не платит". Джо говорил, что есть еще символы, говорящие, что в доме живет добрый человек, готовый налить чашку супа, или старуха, способная подарить пенс-другой, если перед ней притвориться глубоко религиозным человеком. Как назло, таких сегодня не попадалось.

Белый человек, идущий об руку с черным, мгновенно навлекал на себя подозрение, так что Джонсон и Краслен держали расстояние. Негр настоял на том, чтоб новый друг обращался к нему исключительно фразой: "Эй ты, черномазый!", а сам в ответ почтительно именовал его "сэром".

Таких же несчастных, как они, слонялось там и сям великое множество. Чумазые, оборванные, исхудавшие, они толпились возле строек и предприятий, настойчиво стучались в стеклянные двери магазинов, встречали богатых господ у подъездов, заглядывали в остановившиеся на светофоре машины, рылись в мусорных баках или сидели прямо на тротуаре, в отчаянии обхватив руками голову. Среди шума автомобилей, грохота воздушных поездов, постукивания трамваев и стрекота самолетов, среди десятитрубных заводов, стометровых мостов и тысячеоконных небоскребов люди, чьими руками было создано все это, оказались никому не нужным мусором. Краслен сочувствовал им всей душой, но с ужасом ощущал, как внутри рождается недоброе, неведомое доселе чувство соперничества, дух буржуазной конкуренции: ведь любой из этих нищих мог получить работу, предназначенную ему, Кирпичникову, или его другу Джо!

Назад Дальше