Голос Бурцева сорвался. Если бы кто-то сейчас сказал, что он, сидя в мотоциклетной люльке "цундаппа", с пальцем на спусковом крючке, волновался меньше остальных, первую пулю получил бы именно этот умник. Но никто не в состоянии разговаривать, когда атакует вражеский штурмовик. Разговаривать не в состоянии. Только орать. Матом! Благим и не очень.
- А теперь все прочь, мать вашу! И уши! Уши берегите, вашу мать!
Вопил Бурцев по-русски, но про уши почему-то правильно понял только сообразительный Бурангул. Татарин упал ничком в снег - рядом с эсэсовцем, плотно зажмурил узкие глазки, закрыл голову руками. Остальные о своих барабанных перепонках вовремя не позаботились. И пожалели. Особенно поплатились за нерасторопность Освальд и Дмитрий. Именно промеж их голов ударил трофейный "MG-42".
Немецкий летчик был слишком уверен в своей неуязвимости. Летчик слишком близко подлетел к групповой цели на островке. И слишком долго держал палец на гашетке, не нажимая ее.
Бурцев вдавил курок первым - сразу же, как только между плечистым Дмитрием и высоким Освальдом образовалась бойница. "Цундапповский" пулемет загрохотал, задергался, заходил ходуном на турели с амортизатором… "Мессер" тоже спохватился, огрызнулся, но уже неприцельно - как…
Рука летчика все-таки дрогнула в последний момент. Еще бы не дрогнуть, если из-за стены щитов вдруг начинает почти в упор шмолить невесть откуда взявшийся вражеский пулемет.
Дорожки ответных очередей "мессера" пробежали в полудюжине шагов от "цундаппа". Пара 20-миллиметровых снарядов ударили еще дальше. Для щитоносцев, враз отпрянувших от мотоцикла, этого было более чем достаточно, чтобы ощутить себя почти мертвыми. Но Бурцев не прекращал стрельбу ни на миг. Сам сползая по дну коляски, он все выше, выше задирал на турели ствол пулемета.
Все-таки "MG-42", в который сейчас мертвой хваткой вцепился бывший омоновец, - вещь стоящая. Не случайно многие эксперты считали его лучшим пулеметом Второй мировой. Скорострельность двадцать выстрелов в секунду - не хухры-мухры. Раз секунда, два секунда и еще полсекунды. И гибкая металлическая лента питания на полсотни патронов в барабанной коробке - пуста. Но в бою и эти две с половиной секунды тянутся бесконечно.
Ошеломленный неожиданным отпором пилот люфтваффе рванул штурвал на себя, запоздало попытался уйти из-под обстрела в свечу. И подставил-таки серое брюхо машины. Бурцев не замедлил вспороть это брюхо от винта до хвоста.
Длинная очередь прошила фюзеляж.
Жалобно скрипнули вертикальные ограничители турели.
Кончились патроны в ленте.
"Мессер"-подранок скрылся за пределами досягаемости пулеметного огня.
Нужно развернуть мотоцикл, нужно сменить лнту, нужно перезарядить оружие… Не успеть! Если пилот люфтваффе еще в состоянии продолжать бой - тогда кранты!
Бурцев завертел головой. Все новгородское войско, рассеянное по льду, делало сейчас то же самое. Вон он! Взмывший было к облакам самолет вновь заходит в атаку. Или… Да нет же, нет! "Мессершмитт" падал на крыло. В небе отчетливо обозначился дымный след. Веселый огонек бился под фюзеляжем.
Подбил? Неужели в самом деле подбил?!
Немецкий летчик не сдрейфил. Летчик тянул израненную машину к противоположному берегу. Да и выбора у фашика не оставалось: либо бить самолет о русские скалы, либо сажать на ненадежный лед, либо прыгать с парашютом прямо в лапы противника. "Мессер" летел низко и медленно. И все ниже, все медленнее. И больше не плевался огнем - не до того теперь!
- Уйдет ведь! - растерянно пробормотал Бурцев. - Уйдет, гад!
Не ушел. Одинокие обозные сани, лавируя меж лощин и пробоин во льду, неслись по замерзшему зеру навстречу самолету. Бурцев снова вскинул бинокль. Сыма Цзян со своим стрелометом!
Китаец остановил лошадь, бросил поводья. Перебрался к самострелу. Оружие заряжено, стрелы задраны вверх.
Дымящийся "мессершмитт" пронесся над самыми санями. Сыма Цзян спустил тетиву. Десяток оперенных дротиков с зазубренными наконечниками ринулись к самолету. Один попал. Новгородская сулица, пущенная из китайского самострела, вонзилась в крыло, застряла, забилась на встречном ветру. Аэродинамика немецкой конструкторской мысли летела ко всем чертям. Но ведь летела же! Все еще летела… Воздушный ас отчаянно рвал штурвал на себя и ценой неимоверных усилий удерживал машину в воздухе. Более того, ему даже удалось подняться чуть выше. И еще немного, и еще…
Но рассеянная татарская конница уже мчала наперерез. Новгородские лучники и арбалетчики из обозной охраны тоже выбегали на лед. Паника прошла. Пришло вдохновение боя и пьянящее предчувствие победы над могущественным врагом. Для стрелков, привыкших бить влет степного кречета и играючи попадавших в глаз лесной белке, неповоротливый самолет, утративший былую скорость и маневренность, был сейчас прекрасной мишенью. Оперенные жала с тяжелыми гранеными наконечниками - из тех, что пробивают и кольчугу, и панцирь, летели отовсюду. Добрая дюжина достигла цели. Чья-то стрела вонзилась в закрылок, чья-то попала в хвост. И случилось то, что давно должно было случиться. Расстрелянный из пулемета, пробитый сулицей и утыканный стрелами "мессер" наконец сорвался в пике.
А за мгновение до того от самолета отделилась маленькая точка. Человеческая фигурка! Низковато вообще-то для прыжков с парашютом, но когда нет иного выхода… Купол раскрылся на критической высоте, даже, пожалуй, ниже.
"Мессершмитт" с треском вломился в лед возле самого Соболицкого берега. Взрыв, огонь, клубы черного дыма… Грозная машина будущего сгинула в пылающей полынье. Торжествующий рев русичей прогремел над озером. "Ура-а-а!" - вторили им татары. Есть от чего надрывать глотки: летающая тварь, наведшая столько страха на все войско, повержена!
Парашютист опустился на прибрежную полосу. Неловко упал, кажется, повредил ногу. В отличие от танкиста Отто Майха, летчик люфтваффе геройствовал: палил из пистолета по мчавшимся к нему всадникам. Всадники падали. Один, второй, третий, еще двое. Потом вроде патроны кончились.
- Кто это, Василь?! - Пулеметные очереди били над самым ухом Дмитрия, и оглохший новгородец разговаривал теперь на повышенных тонах. - Ангел, что ли?! Дьявол?! Он что, умеет летать? Или был пленником дракона?!
Ага, как же! Новая хищная птица появилась. Пятьдесят раз по ней стрелял, пока она человека не отпустила…
Бурцев не ответил добжиньскому рыцарю. Звякнув кольчугой и пустой пулеметной лентой, выскочил из коляски, замахал руками, заорал во весь голос:
- Не стре…
Поздно! Да и разве услышат его отсюда?!
- … лять!
С десяток стрел - русских и татарских - уже, тыкали парашютиста. Это было гораздо проще, чем сбивать самолет.
- Б… ть! - присовокупил к своему возгласу Бурцев.
А что еще тут добавить? Одним важным пленником стало меньше.
Глава 29
Рассеявшееся не на одну версту воинство вновь стягивалось в единый кулак. Устыдившись недавней слабости, беглецы возвращались - понурые и угрюмые. Обходили выбитые огнем "мессершмитта" полыньи и ледовые разломы, подбирали убитых и раненых. Смешавшиеся отряды вновь делились на полки и дружины. Живые считали погибших. Потерявшиеся искали своих воевод, старост, сотников, десятских и унбаши с юзбашами. Отставший воинский обоз вступал с Соболицкого берега на лед. Первыми ехали самострельные сани Сыма Цзяна. Китайца, приложившего руку к истреблению опасной твари, везли почетно - с эскортом, как боярина.
А Александр Ярославич желал видеть главного победителя летающего змея. Видеть лично и без промедления. Новгородский князь в окружении малой, но верной свиты въехал на остров к головному дозору.
Бурцева князь застал у самоходной чудо-телеги: тот как раз вставлял в пулемет новую ленту взамен опустошенной. Дмитрий, Бурангул, пан Освальд и дядька Адам стояли рядом - в благоговейном молчании они наблюдали за разворачивающимся на их глазах таинством.
- Ну, Василько, лихо ты сшиб змея поганого, - одобрительно пророкотал Александр над самым ухом.
Бурцев вздрогнул от неожиданности, обернулся к спешившемуся Ярославичу. М-да, великая честь, коли сам князь стоит перед тобой на своих двоих.
- Не перехвали, княже. Повезло мне просто.
- Ой ли? Так, значит, из этой штуки ты адскую тварь достал?
Князь опасливо тронул руль "цундаппа" острием меча.
- Не-е-е, эта штука называется мотоцикл, - пояснил Бурцев. - А тварь я достал из пулемета.
- Матерьцык? Булямот? Странные названия, - Александр нахмурился. - Ты, Василько, того, коли все же знаешься с нечистым, так лучше скажи сразу, пока не поздно. Мне в борьбе с дьявольскими кознями помощи от дьявола же не нужно.
Бурцев усмехнулся:
- Не волнуйся, княже. Я же объяснял уже - это всего лишь оружие.
- Ну, что ж, - Ярославич сменил гнев на милость. - С таким оружием нам теперь никакой немец не страшен, верно ведь, Василько?
- Ошибаешься, князь. У немца нынче есть кое-что пострашнее "булямотов".
- Думаешь, на нас опять напустят летающих змеев?
- Это вряд ли - не осталось у них летающих-то, но вот…
Он осекся. Отдаленный гул снова доносился со стороны Соболицкого берега.
Вот те на! Легки, блин, на помине. Бурцев поднял бинокль.
- Что? - встревожился князь. - Что ты там увидел?
- Танки!
- Кня-а-а…
Бум!
Тревожный вопль какого-то горластого всадника, скакавшего по замерзшему озеру, слился с пронзительным свистом снаряда.
Ба-бах! Всадника не стало. На его месте во льду зияла новая полынья. Второй снаряд потопил сани с китайским самострелом. Проворный Сыма Цзян едва успел выскочить на лед. Доспехов китаец, на свое счастье, не носил, так что под воду железо его не утянуло. Правда, мудрец из Поднебесной остался теперь без обоюдоострого копья. Зато жив-здоров. Пока…
Соболицкий берег ревел и плевался огнем.
Обстрел новгородского войска начинали панцерваффе цайткоманды.
Бурцев не отрывался от бинокля. Вот ведь ё! К озеру подступала тевтонско-ливонская "свинья", усиленная ударной группой цайткоманды. Чудовищный клин медленно сползал по белым пологим склонам. Да уж, построеньице…
Четыре бронированные машины - знакомые уже "рыси" и зверюги покрупнее - двигались впереди - в голове трапеции. Рыцари и кнехты следовали за ними. И между ними. Эти - вытопчут и вырубят все, что еще будет шевелиться после танкового удара. Пулеметчики на мотоциклах обеспечивали фланговое прикрытие. Авиация - поддержку с воздуха… Таков был замысел фон Берберга. Впрочем, на свой "мессер" штандартенфюрер больше может не рассчитывать. Да и танки доползли лишь до замерзшей воды. Дальше им хода не было.
Но пара "цундаппов" и небольшая группа вражеских всадников сунулись-таки на лед. Достали, отсекли хвост новгородского войска. Захватили сани с припасами, поворотили обратно. Расстреляли, изрубили охрану… Лишь немногим обозным мужикам удалось оторваться от преследования. И то, небось, потому, что немцы пожалели тратить на них пули и стрелы.
Хотя нет, не только перепуганные мужики спаслись. Вон вырвался вперед одинокий всадник в богатой броне и одежде. Игнат! Начальничек, блин, обозной охраны… Ишь, улепетывает, боярин. А ведь давеча как рвался в бой! Грозился немцев стрелами закидать да топорами порубать. Теперь, небось, поумнеет. Твое счастье, Игнат, что супостат за одиночками сейчас не охотится. А вот кому-то повезло меньше.
- Ядвига! - Освальд вдруг переменился в лице. - Там же Ядвига! Ее ж в полон забирают!
Удерживать добжиньского рыцаря пришлось в несколько рук.
А с Соболицкого берега по отступающей рати били пулеметы. На льду рвались снаряды. Выли, гремели, звенели трубы, бубны и сопелки новгородцев. Глухо, раскатисто выстукивал татарский барабан. Сигнал для всех был един: немедленно отступать, ходить из-под обстрела. Но и без всяких сигналов войско, накрытое новой волной паники, спешило прочь от вражеского берега.
Обоз спасти так и не удалось. Ядвига Кульмская осталась на том берегу. Хуже того: в бинокль Бурцев разглядел, как к ее саням пристроился всадник с медведем на щите.
Освальд рвал и метал. Грозился самолично и немедленно изрубить всех немцев в капусту - со всеми их самоходными телегами и огнедышащими драконами. Насилу совладали с буйным рыцарем, насилу успокоили.
Глава 30
Новгородцы и их союзники ушли из-под обстрела. Стрельба давно стихла. А Бурцев со своего наблюдательного пункта меж двух валунов все изучал противоположный берег Узмени в бинокль.
Было там на что посмотреть. Войско противника разделилось. Рыцари-крестоносцы расположились лагерем возле озера, танки же цайткоманды в сопровождении мотоциклистов и небольшого отряда орденских всадников двинулись вдоль береговой линии на юг.
Со спины подошел Александр. Князь оставил всю свиту поодаль - видать, разговор не предназначался для чужих ушей. Спросил хмуро, негромко:
- Что тебе показывают кристаллы твоих вторых глаз, Васильке?
Кристаллы? Вторые глаза? Ах, это… Бурцев протянул бинокль князю:
- Взгляни сам.
Ярославич взял бинокль. Глянул.
- А в самом деле, не полезли эти… как ты их кличешь… танки огнедышащие на лед.
- Зато в обход озера пошли - к нам в тыл. А ливонцы на том берегу ждать будут. Кажись, окружить нас решили, княже, и сразу с двух сторон вдарить.
Александр помрачнел еще больше.
- Коли такое дело, нам выжидать не с руки. Сами перейдем озеро. Первыми нападем на ливонцев, пока их твари адовы в походе будут. Или победим, или костьми ляжем.
- Костьми ляжем, княже. Без толку ляжем. Не сдюжит на том берегу твое войско. Место там открытое, ровное - раздолье для тяжелой конницы. А у ливонцев рыцарей - видимо-невидимо. У тебя же пешцы в основном. Дружинников, что с детства воевать в седле обучены, да татарских бойцов - кот наплакал. Здесь среди торосов и камней пешая рать еще сдержит орденскую рать, но самим соваться на немецкий берег - безумие.
- Ночью пойдем. Ударим внезапно, как в позапрошлом годе по шведам на Неве ударили.
- Княже, сам ведь ведаешь, что невозможно это. На льду все как на ладони будем даже самой темной ночью. До середины Узмени не дойдем, а ливонцы уже в седла сядут.
- Но не сидеть же сложа руки!
Бурцев задумался.
- Сколько времени нужно, чтобы обойти все озеро, не вступая на лед?
- Прилично, - ответствовал князь. - Сама-то Узмень невелика, но Псковское озеро за ней - не маленькое. Дорог наезженных там сейчас нет - люди да обозы все больше по льду передвигаются. А ежели по берегу… Да со змиями-танками погаными железными и огнедышащими, что боятся потонуть. Хм… много рек и речушек придется тогда объезжать окрест Псковского озера. А кой-где не шибко и объедешь - переправы мостить потребуется…
- Когда они зайдут к нам в тылы, княже, - поторопил Бурцев.
- Конная рать к утру, наверное, управилась и здесь была бы. А эти… про этих так сразу и не скажешь.
Бурцев удовлетворенно кивнул. Если танки следуют за конными проводниками, скорость передвижения у них тоже окажется не больше лошадиной.
- К утру, значит? А какой завтра день?
Князь подивился странному вопросу:
- Суббота первой апрельской седмицы, день памяти мученика Клавдия и похвалы Богородице и пятый день месяца.
Пятое апреля? День Ледового побоища…
- Ты прав, княже. Утром будет большая драка, и выжидать нам никак нельзя. Нужно бить первыми. Но не по немецким рыцарям, которые сейчас только и ждут нападения, а по их железным колесницам. По змеям. По танкам.
У Александра округлились глаза.
- В своем ли ты уме, Василько? Вряд ли даже вся наша рать совладает с этими адовыми созданиями. Нет, уж лучше пасть в бою с людьми из плоти и крови.
- Вся твоя рать не потребуется, княже. Дай мне сотню-другую воинов. Да вот хотя бы дозор Дмитрия и Бурангула. Может быть, лучников Арапши еще подкинешь десяток с Юлдусом во главе. А уж мы попробуем остановить танки.
- Как, Василько? Как?!
- Что-нибудь придумаем. Один танк под Моостой одолели, справимся и с остальными. Есть у меня на этот счет одна мыслишка. А ты, княже, возьми на себя ливонских рыцарей. Их "свинью" тоже остановить будет непросто.
- Даст Бог, остановим. Я хочу поставить конные дружины не в чело, как обычно, а по правую и левую руку. Гаврила Алексич и брат мой Андрей полками теми командовать будут. В центре - вон там, у берега - в камнях и торосах, под предводительством Миши встанут пешие ратники и ополченцы. Примут бой, а потом отступят к берегу да увлекут за собой ливонцев в торосы.
- Торосы - это хорошо…
Александр усмехнулся:
- Не только торосы, Василько, не только… Много у нас славных гостинцев для немецкой "свиньи" припасено. Первыми супостата встретят лучники Арапши. Издали ударят стрелами и уйдут к пешцам. Еще я приказал острить колья и вязать рогатки. Там же, в торосах, их и поставим. Пускай рыцари с наскока увязнут в той засеке, пусть лошади переломают ноги, пусть разобьет "свинья" рыло об ополченский строй. А уж тогда и наша конница ударит во фланги ворогу. В клещи возьмем ливонцев. Ну, а здесь, за островком, засадный полк стоять будет. Арапша присоветовал. Татары немало сражений выиграли внезапными ударами из засады. Так почему бы и нам не воспользоваться их опытом. Много людей, правда, я в засаде поставить не смогу. Но уж те, кто остается, троих-четверых в бою стоить будут: моя личная дружина и нукеры-панцирники Арапши. Сам я отсюда буду наблюдать за сечей. Уж дюже хороший здесь обзор. Этот островок у нас Вороньим Камнем кличут. Что ж, ворон - птица мудрая, знает, где селиться.
Бурцев улыбался. Пешцы в центре, конница на флангах, засадный полк и, конечно же, легендарный Вороний Камень… Ну, кто бы сомневался. Схема предстоящего Ледового побоища выходила, как в учебнике истории. Разве что союзники-татары не очень в нее вписывались.
- Чего скалишься, Василько?
- Да так… Хороший план у тебя, княже.
- А ты сам-то что замыслил? С чем на змеетанки пойдешь?
- Да уж не с пустыми руками. Ладно, княже, у вас здесь своя свадьба, у нас своя. Для начала мне тоже нужно место, подходящее для боя, выбрать.
- Свадьба? - князь недоуменно воззрился на него. - При чем тут свадьба-то?
- Ну, пьянка…
- Пьянка?!
Бурцев улыбнулся еще шире. Вообще-то, хороший признак, когда перед дракой хочется смеяться. Или уж наоборот - самый что ни на есть скверный.