- Нет, - бормотал изрядно захмелевший служитель культа, - вы мне все-таки расскажите, как у вас различают просто культуру и культуру религиозную. Я вас, молодой человек, не совсем понимаю в этом плане. Вы извините, конечно, но, по-моему, вся культура от божественного. Ведь человеку дает способность творить Господь, он же наделяет его каким-либо иным талантом. Вы можете мне объяснить, Ростислав Алексеевич, сей силлогизм, прошу прощения?
- Я - Иннокентий. Иннокентий Михайлович Симонов! - попытался поправить святого отца Иннокентий.
- Простите великодушно! - извинился поп. - Конечно же, вы - Иннокентий, именно это я и хотел сказать. Нет, тысяча чертей! Ну, вы поняли, что я хотел сказать?
- Конечно, - отозвался собеседник. Его какой-то бутылкой водки свалить было нельзя, поэтому он достал из-под стола кусок рогожи и принялся на нем чертить углем. Нарисовав человека, он показал его митрополиту. - Вот это просто культура, вид называется "изобразительное искусство". А вот теперь!..
Быстрым движением он пририсовал человеку над головой нимб.
- Ну. Теперь это религиозная картина! - удовлетворенно заключил митрополит. - А это что за святотатство?
Искусные руки Иннокентия пририсовали человеку небольшие изогнутые рожки.
- А это называется - авангардизм!
- Пжалста, Иннокет... Иннокентий Михалыч, не выражайтесь! Мы в стенах господних. Давайте лучше я пошлю ризничего, нет, тьфу ты! Пошлю келаря еще за одной!
Не успел Иннокентий ответить, как дверь ризницы заскрипела и отворилась. На пороге возник Великий Сакелларий.
- Ага! - возгласил он. - Гнездо порока! Архиепископ Афанасий разгребает все говно, что скопилось за эти годы, а его друг и начальник винище трескает! Ваше здоровье, молодой человек! За здоровье этого старого пройдохи я осушил уже немало, поэтому первую чару пью про ваше здоровье.
- Ваше здоровье! - поднял оловянный стаканчик министр культуры.
Афанасий по-мужицки вытянул чарку и потянулся за ножом. Быстро отрезав часть окорока, он отломил кусок хлеба и принялся жадно есть.
- Отощаешь при этой работе! - пожаловался он. - Трое суток мешал снег между монастырями близлежащими, проверял игуменов. Так там и кус перехватить страшно - опасаюсь, кабы не отравили, ироды долгогривые. Любому глянешь в глаза - ворюга наипервейший. Монахи все как на подбор - сытые, толстые, ленивые! Толще, чем у меня в Холмогорах. Мил человек, плесни еще чарку старику - озяб совсем.
Иннокентий послушно наполнил стаканчик. Великий Сакелларий единым махом выдул его, хорошо закусил и принялся рассказывать дальше.
- Новоголутвин-Троицкий монастырь. Игуменья, рожа проказливая, схимомонахиня, тоже мне называется! Давала денежки монастырские в рост по тридцать копеек с рубля. Да давала не через себя, а через брата своего, архиерея Романа, что в Мытищах имеет виды на епископство.
Иннокентий задумчиво пожевал капустки, затем плеснул себе и чуть поменьше - Михаилу.
- И что вы, владыка, станете делать со всеми проворовавшимися? Их же несметное количество! Сана лишать иль головы иль в ссылку какую?
- По вору и кнут! - решительно ответил отец Михаил. - Я совсем не понимаю, на кой священнослужителю становиться богатеем? Что ты будешь делать с богатством? Меня Господь поит, кормит, одевает, что еще нужно?
- Ты, Миша, до сих пор в проблемах житейских дите горькое, - сказал Афанасий, пальцем указывая Иннокентию на пустую чарку, - аль не знаешь, что кругом отцы святые хоромы себе понастроили, живут в хоромах этих бляжьим образом, невзирая на целибат, детей внебрачных позаводили. Не слыхал, что Петруша-то Алексеевич - сын внебрачный патриарха покойного Иоакима? Слыхал? А раз слыхал, то что ты мне голову дуришь? Новый министр правильно сделал, что прекратил преследование старообрядцев. При старой вере чистоту сана блюли, лапти о рогожу попы вытирали, в хату заходя. Ты тут в Москве и не знаешь, что по окраинам деется! Архимандрит по деревне идет под колокольный перезвон! Богами себя почувствовали, несмотря на христианское смирение.
Выпьем, братья! Ты знаешь, я намедни с графом, - Афанасий произнес почтительно, уперев перст в потолок, - пару вечеров сиживал. Довелось на старости лет. Он же вообще еретик! Да-да, молодой человек, вы все еретики! Так вот граф с нас смеется! Мы, говорит, по сравнению с вами, грешниками, агнцы невинные! И он прав, черт меня побери! Книгу мне дал почитать, буквы только непривычные, чудно написано, хоть и аккуратно. Шопен, шопен... гяур...
- Шопенгауэр, - поправил священника Иннокентий, - а что из него он дал вам почитать?
- Что-то про смерть и неразрушимость, - припомнил Афанасий.
- "Смерть и ее отношение к неразрушимости нашего существа", - подсказал парень.
- Она самая. Правильно пишет, немчура поганая! Тошно читать было, но пишет правильно. Человек вроде как один из всех животных представляет себе конец, смерть, так сказать. И от предчувствия этой самой смерти придумывает себе различные вариации загробной жизни. Так ладно, придумал ты вариацию с Раем Небесным, так живи по библейским канонам. Нет, придумают себе законы, а потом их и нарушают!
Отец Михаил пригорюнился.
- Не скажи, брат, есть люди, которые следуют точно букве Закона Божьего, лично я знаю троих... нет, тот запивашка, двоих знаю!
Афанасий раздраженно махнул рукой.
- Это глупцы! Идиоты! Фанатики! Обратная сторона монеты. Этих я боюсь больше всего. Это они сжигали на кострах ведьм, объявляли страну... как ее... Австралию... дьявольским наваждением, проклинали все новое и непонятное! Миша, а что, уже вино кончилось? Где келарь твой?
- Владыка, а не хватит ли нам уже? - осторожно спросил Иннокентий. - Время уже за полночь, как бы...
- Я, Михалыч, скажу, когда хватит! - погрозил ему кулаком Великий Сакелларий. - У меня была очень трудная неделя. Келарь, твою мать! Шкуру спущу!
В дверях возник перепуганный келарь. Вопросительным взглядом он посмотрел на министра культуры как на самого трезвого, но тут заревел отец Афанасий:
- Святой гром на твою голову, нечестивец! Скорее неси хлебного вина, иначе такую епитимью наложу - триста лет после смерти исполнять будешь!
Перепуганный келарь побежал за указанным напитком, а Иннокентий укоризненно пробормотал:
- Ну зачем же так, ведь мы с этим вроде боремся... а тут налицо откровенное хамство!
Повеселевший владыка Афанасий ткнул жилистым кулаком министру под бок.
- Не вешай носа, вьюнош. Поскольку здесь все выпимши, то начальников средь нас нет, как и подчиненных. А этим толстомясым дисциплина нужна. Ты думаешь, он сейчас в подвале возьмет бутыль и принесет нам? Ошибаешься! Он возьмет три. Одну принесет нам, одну выпьет по дороге, а одну спрячет на завтра. Не веришь? Пойдем проверим!
Иннокентий нехотя встал со стула и поплелся вслед за бойким стариком. Отец Михаил остался сидеть с подпертой ладонью щекой. Сделав несколько поворотов по узкому, плохо освещенному коридору, они спрятались в темной нише.
- Тс-с! По моим подсчетам, он должен скоро идти! - прошептал владыка. - Ага, вот он, грешный!
Раздался еле слышный топот подбитых войлоком сапог, и вот уже через мгновение неподалеку от них послышалось жадное бульканье. Затем в нишу просунулась рука, поставила опорожненную бутылку на пол - и тут же быстрый священник схватил пьянчужку за руку.
- Спасите! - раздался испуганный вопль.
- И спасем, и сохраним, - насмешливо сказал Великий Сакелларий, выходя из своего укрытия, - тебе, сын мой, мама в детстве не говорила, что красть грешно? А, брат Серафим?
- Сирота я! - понурился келарь.
- А раз сирота, то прочтешь сегодня... нет, сегодня Господь тебя не услышит, ты пьян... прочтешь завтра триста раз "Помилуй мя", а три воскресенья подряд тебе постные. Уразумел, дитятко?
- Уразумел, владыка! - тяжко вздохнул келарь. - Исполню, клянусь Господом!
- Не упоминай всуе имя Господа нашего, когда пьян! - строго сказал старик. - Где еще одна бутылка?
- Какая бутылка, отче? - искренне удивился брат Серафим. - Одна выпита и одну вам нес...
Иннокентий мог бы поклясться, что брат не лукавит. Однако Великий Сакелларий придерживался иного мнения. Легонько хлопнув келаря по широкому рукаву рясы, он хмыкнул:
- А то я келарем не был! Кого хочешь надуть, дитятко? Господа ты еще надуть сможешь, но старого Афанасия - никогда. Доставай бутыль, говорю!
Брат Серафим еще раз горько вздохнул и вынул из рукава полуштоф. Протянув его своему мучителю, он хмуро спросил:
- Епитимью увеличивать будете, отче?
Старик посмотрел на Иннокентия, нахмурил брови.
- А что, боярин, может, и вправду пожалеть запивашку? Келарь опустился на колени и приложился к руке Великого Сакеллария.
- Встань, дурак! - беззлобно отругал его старик. - Никогда не целуй руки пьяному священнику! И епитимья моя недействительная, поскольку я выпимши. А сказ мой будет таков: послезавтра мы проведем ревизию монастырских подвалов. И спаси тя бог, если случится какая недостача! Все уразумел? Ступай себе с богом!
Придя в свою келью, брат Серафим сел на жесткое ложе и обхватил голову руками. Ирод проклятый! Навуходоносор! Страшная слава про него идет - никому он не спускает. Лучше бы келарю два раза по триста молитв наложили в качестве епитимьи!
В ризнице они застали сладко храпящего отца Михаила.
- Спекся Миша, - с грустью сказал старик, - спи, дружок школярный, не будем тебе мешать!
- А поехали ко мне, владыка! - предложил Иннокентий.
- Поехали, - быстро согласился Афанасий, - а баба твоя не будет против? Бабы ваши не чета нашим - съедят и не поморщатся!
- Инге скажу, что важная политическая встреча, - нашелся Кеша, - так что, едем?
- А, давай! - рубанул ладонью воздух старик. - Сегодня у нас четверг будет? Говорят, что в ночь на пятницу сны вещие снятся!
- И часто исполнялись ваши сны, владыка? - поинтересовался парень.
Афанасий пожал плечами.
- А шут его знает, Я завсегда в четверг надираюсь, чтобы утром не помнить, чего снил. Хе-хе!
Картина первая. Отвратительным утром в пятницу 28 апреля (летосчисление здесь не совпадало с земным) Ростислав Алексеевич Каманин сидел в поместном приказе и ворошил груду бумаг, требовавших немедленного просмотра. Напротив сидел Алексей Михайлович, его отец, которого он забрал с Земли вместе с семьей, как и обещал. Близняшки тоже изъявили желание покинуть планету вместе с ее проблемами и, досрочно защитившись, присоединились к отцу и матери.
- Вот и славненько, что с замужеством не торопились! - радовались они. - Теперь тут какого графа отхватим, а то и князя!
Нынче девочки сидели дома вместе с Полиной и разучивали современные бальные танцы. Французский балет того времени представлял собою бесконечную череду шаганий и приседаний, длился уйму времени, и нужно было обладать воистину ангельским терпением, чтобы запомнить все выходы и фигуры. Маша от разучивания танцев отказалась, сказав, что по возрасту ей положено сидеть у стены и ворчать на молодежь.
Но вернемся к утру пятницы. Алексей Михайлович просматривал бюджет на второе полугодие и изредка фыркал. После очередного лошадиного звука премьер оторвался от своих бумаг:
- Что, академик Каманин, уже жалеете о своем согласии на участие в проекте?
- Да нет, - ответил отец, - поражаюсь бессмысленности некоторых податей. К чему, например, налог на орехи? Сбор с покупки кровати? Налог на лапти? Налог на арбузы? На похороны, рождение, печь с трубой и прочие бессмыслицы? У меня такое ощущение, что все эти налоги составлял душевнобольной! Оставить подоходный налог как самый разумный, отдельно НДС для купцов, единый годовой налог для крестьян, ремесленников...
- Эй, батя, стоп! Стоп? - вскинулся Ростислав. - Где ты тут ремесленников видел? Это у нас вымирающий вид! Единичные случаи. Вообще слабость третьего сословия - это самая большая беда России. А то, что есть сейчас, и то, что было сотню лет назад, - не сравнить. Но процесс развития ремесленных гильдий необходимо искусственно ускорить. И не дай бог, будет как в Советской России: куча профсоюзов-жополизов, занимающихся распределением путевок для руководителей и среднего звена. Конечно, попадали иногда на курорты и простые работяги, но тоже с шершавым языком. Я никогда не понимал, зачем вообще в Советском Союзе профсоюзы? Как может председатель профкома защищать интересы работника, если получает зарплату из рук работодателя?
- Согласен, хо-хо, - ответил отец, - идея профсоюзного движения была у нас... э-э... слегка утрирована, но у нас было много где так. И оппозицию (хотя какая там оппозиция, баловство одно) власть прикармливала, и другие аспекты... но так можно до утра трепаться! Нужно законы готовить соответствующие и потихоньку их внедрять в производство. Нельзя просто так отнять вотчину у боярина и раздать ее крестьянам - один с голодухи сомлеет, а другой работать не будет. Василий Голицын предлагал перевести всех бояр на государственную службу, но уровень образования среднего боярина не предусматривает таковой возможности. Хе-хе! А кормить их ради древности рода - глупость. Вчера полковник Волков проводил смотр дворянской иррегулярной конницы - этих мужики верхом на свиньях затопчут.
Ростислав поднялся со стула и заходил по жарко натопленной палате приказной избы. Промокнул батистовым платочком выступивший на лбу пот и налил из кувшина квасу. Напившись, снова заходил, едва не цепляясь головой за балки низкого потолка.
- В Англии, коль для примера взять, дворяне служат в армии и заняты государственной службой. Ты полагаешь, что наши бояре настолько тупы, что не смогут служить в армии?
Алексей Михаилович с грустью посмотрел на него. Несмотря на гораздо больший жизненный опыт, его сын порой бывал несколько наивен.
- Не глупы, сынок, не глупы! Ленивы! Почему русских медведями называют? За леность! Один из знаменитых историков писал: "Пройди летним днем мимо любого дома - окно на улицу раскрыто, в окне боярин - плюется семечками либо черешней. По лицу ползают мухи, так он даже ленится согнать этих противных тварей".
- Ну, это хватил историк! Как наступит лето, обязательно пройдусь по посадам. А ситуацию с налогами нужно исправлять немедля. В понедельник вынесу вопрос на обсуждение в Думе, предложу обмозговать, решить, какие из налогов оставить, а все эти глупости насчет печных труб и огурцов отменить.
Вмешался отец:
- Ростислав, необходимо создавать институты налоговой службы; то, что существует ныне, - никуда не годится. Тщательно продумать механизм получения налогов с крестьянства, ремесленников, купцов и государственных предприятий, хотя пока таких единицы.
Премьер кивнул. Его давно не отпускала одна мысль, но окончательно она созрела только теперь.
- Пап, я думаю, два десятка человек (ревенантов он в счет не брал по понятным причинам) ничего здесь не решат, а только расшевелят муравейник. Нужны специалисты. Придется обращаться к Хранителю за разрешением на переброску дополнительных волонтеров... как ты считаешь?
Академик Каманин кивнул. Россия нуждается в услугах специалистов, которые либо никогда сюда не приедут, либо которых в мире пока не существует. Самое главное - медицина. Лекари сплошь иноземные либо доморощенные целители. Опытом знахарей тоже пренебрегать не стоит, но развитую систему здравоохранения на них не создашь. Нужно хотя бы несколько преподавателей с уровнем пусть даже конца девятнадцатого века да материальная база. За пару десятков лет можно наладить выпуск лекарей местного розлива и рангом повыше общеевропейского.
Второе. Квалифицированные инженеры и специалисты среднего звена. Ну, тут и вовсе два-три доцента из технических вузов хватит с головой. В крайнем случае физику и математику преподавать сможет и он сам. Нужен опытный преподаватель химии и биологии, человек компетентный в географии и геологии, да еще необходим опытный историк.
Третье. С экономистами здесь вообще никак. Понятие об экономике находится в зачаточном состоянии. Экономика в восприятии аборигенов - это где, чего и сколько можно украсть, чтобы никто не заметил. Специалистов по правоведению пока не нужно - область эта не развита вообще. Система судейства проста до безобразия: кто богаче, тот и прав; кто сильнее - тот и прав; тот прав, у кого больше прав.
Эти мысли и еще некоторые Алексей Михайлович донес до сына, предварительно также испив квасу. Тот высказался в том смысле, что главное - не переборщить с новшествами, иначе получится сплошная чертовщина. Отец возразил, что уже кое-какие наметки он сделал в своем органайзере и только ждет, когда его об этом спросят.
Картина вторая. Обеденное время. Две головы, склонившись над листом бумаги, что-то чертят, зачеркивают, меняют, чертят набело и горячо обсуждают. Дьяк время от времени приносит им кофе, ненадолго встревает в разговор и вновь уходит в свою каморку.
Картина третья. Те же действующие лица, те же позы. За соседним столом, жадно вслушиваясь в голоса и вглядываясь в плохо освещенные лица, сидит царица Софья. От духоты она скинула верхнюю шубу и теперь сидит в нижней - тонкой, куньего меха. Наконец она не выдержала и с укором заметила:
- Бояре, а ведь я приехала сразу после обеда! А нынче вечер во дворе! Можно и на царицу свою внимание обратить.
Ростислав с трудом отвлекся от новой экономической модели, предложенной отцом, и сфокусировал разбегающиеся глаза на Софье Алексеевне.
- Прошу прощения, государыня, заработались с отцом мы немного, - извинился он, - по-моему, и обед пропустили, а, пап?
- Обед? Какой обед? - встрепенулся Алексей Михайлович. - Ах да! Обед!
Царица с нежностью посмотрела на академика:
- Милые вы мои трудари! Явились из Ниоткуда и рвете себе жилы за страну, которая спит с грязным пузом! Все, хватит на сегодня! Едемте ко мне во дворец, я вас приглашаю на ужин. А раз вы не отобедали, то и это дело исправим. Как вам такой случай?
Алексей Михайлович сказал, что отказываются от царского предложения только умалишенные, и принялся одеваться. Царица неодобрительно покачала головой и кликнула дьяка с писцами. Те прибежали моментально и замерли на пороге, глядя влюбленными глазами на свою государыню. Но Софья Алексеевна показала им кулак и приказала помочь академику одеться.
- Ах, дорогой вы мой Алексей Михайлович, вы мне так тятю покойного напоминаете, даже звать вас одинаково. Бережней, лодыри, бережней!
Писцы, получая тычки и затрещины от дьяка, быстро надели на отца Ростислава медвежью шубу и подали в руки посох и бобровую шапку. Затем быстро помогли одеться царице, оставив ее, противу правил, "на потом". Премьер влез в свою дубленку самостоятельно, да и писцам пришлось бы становиться ради такого дела на табуреты.
Подождав, пока царская карета отъедет от крыльца, дьяк надел шапку и прикрикнул на писцов:
- А ну, что лопухи развесили! Кыш после бояр свечи задуть и самовар погасить! Завтрева чтобы были ранехонько - министер этот сюда приезжает еще до заутрени, люди верные передали. А вы сегодня только к обеду появились! Я приду - чтобы изба натоплена была! Ваше счастье, что меня сегодня кнутом не ободрали за хладные палаты! Уж я бы вам чубы пообрывал! Все поняли?
Писцы стремглав кинулись в избу. Дьяк достал из рукава чекушку, хлебнул из нее и неторопливой походкой уверенного в себе человека направился по направлению к кружалу.