Квач - насторожился, осторожно озираясь, потому что не то слышал что-то вроде шороха, не то - нет, но какое-то шевеление ему явно почудилось, а он привык доверять своему чутью, а точнее, - просто не задумывался, почему делает то или это. Оглядевшись, ничего не обнаружил и вернулся к былой неподвижности и невеселым мыслям. Веселиться было нечему. То есть совсем. Если бы не тот долг в "стирки"… Ему и оставалось-то два с половиной года…
- Кальвин, - негромко окликнул оператор и приглашающе мотнул головой в сторону второго кресла, - будете, или я Василька позову?
Именуемый Кальвином прочно устроился перед вторым пультом, напялил наушники и натянул на толстенные пальцы "кастеты", бывшие, похоже, совсем эластичными, волчьи глаза его вперились в экран.
Гнус, нагнув одну из фельдшериц лицом к стене, неторопливо щупал ее за разные места, время от времени покалывая ее острием заточки - для разнообразия. Это - отвлекало и позволяло пока что не думать ни о чем. Приоткрыв рот и дыша все более взволнованно, он начал неспеша, сантиметр за сантиметром задирать подол ее халата, и вдруг почувствовал легкую щекотку в правом предплечье, машинально почесав это место.
Квачу снова почудился шорох, он повернул голову и вдруг что-то скользнуло ему в ноздри, со страшной силой вцепившись в них изнутри. Причем держало это "что-то" намертво, из глаз градом лились слезы, но о том, чтоб хотя бы пошевелить головой не могло быть и речи, и он только судорожно открывал рот, как выброшенная на берег рыбина.
Илюха Гнус ощутил, как какие-то жгучие волокна сковали его правую руку, следом же притянув к ней левую. Руки были зажаты, как в тисках, так, что и не дернешься, невозможно, но от паники, которая ледяным кипятком обдала его спину, он все-таки дернулся, и в тот же миг рукава его тужурки превратились в аккуратно нарезанные ленты, руки покрылись кровавыми разводами, а сотни, тысячи невидимых жал, пронзив кожу, стальными крючьями вцепились ему в сами кости. Он тихонько, задушено взвыл, и замер в нелепой, чудовищно неудобной, пыточной позе, с полусогнутыми коленями, наклонившись вперед, - и не в силах двинуться даже на миллиметр.
Квач держался из последних сил, вдруг осознав, что будет если… Судорожно тер переносицу свободными от пут руками… Но все оказалось бесполезно: разинув рот так, что чуть не вывихнул челюсть, несколько раз судорожно дернувшись, как одержимый Священным Недугом, он чихнул.
- Говорил же я тебе, - укоризненно сказал улыбчивый оператор, глядя на экран, где освободившийся от захвата Квач судорожно зажимал то, что у него осталось от носа, захлёбываясь кровью, кашляя и пытаясь вопить. Между пальцев его торчало аккуратно, как на микротоме, нарезанное мясо, виднелись обнажившиеся, изрезанные кости и неудержимо лилась кровь, - так нет, умнее всех хочешь быть…
- Да-а, - протянул Кальвин, - неувязочка вышла. А жаль, у меня было еще так много вариантов…
Зуда, увидав, что случилось в считанные мгновения с его товарищами, молниеносно очнулся от своего дурмана и проявил завидную реакцию: он мгновенно, словно из тела его разом вынули все кости, повалился на пол, откатился в угол и забился туда. По наитию, граничащему прямо-таки со сверхъестественным, он уставился прямо в объектив камеры и взвыл:
- Все, все, начальник, сдаюсь, сдаюсь! Не на-адо!!!
- Все, товарищ подполковник. Товар упакован. Можно забирать. - Кальвин подумал еще немного. - Хотя - нет, схожу-ка сам. Хоть подержусь…
- А чего это у него псевдоним такой странный, - спросил Завадовский, провожая офицера задумчивым взглядом, - почему - "Кальвин"?
- А почему - "псевдоним"? - Искренне удивился оператор, как раз разминавший пальцы. - Самая обыкновенная фамилия. Валериан Маркович Кальвин. Майор гэ-бэ.
… Начинавшиеся было беспорядки были прекращены спустя четверть часа в единый мах: пресловутого Чугуна вдруг выхватило из толпы зэков, воздело над землей метра на два и без малейшего усилия уволокло прочь, туда, где его со сдержанным нетерпением ждали трое гигантских мужиков в пятнистых комбинезонах и глухих шлемах.
XIV
- "Желтый", "Желтый", я "Зеро - раз", прием…
- "Зеро - единица", слышу вас хорошо, что случилось, прием…
- Цель парная, скоростная, почти строго на юг, сорок миль. Прошу инструкций.
- Вас радары трогали, а?
- Откуда? Мы - по маршруту, в обход.
- Любопытно. Курс? Прием…
- Э-э-э… Перехват. Все время их "трели", уже миль с сорока пяти, настойчивые, повторяю - настойчивые.
- С каждым часом все страньше и страньше. Не мешайте им. Связь по идентификации.
- Да, сэр.
- "Желтый", "Желтый", я "Зеро - раз", идентификация, повторяю…
- Слышу хорошо…
- Это "Флоггеры". Повторяю, пара "Флоггеров".
- Хорошо. Скоро отстанут. Это… триста миль от их базы. Конец связи.
- "Желтый", "Желтый", я "Зеро - раз", продолжают висеть.
- "Зеро - раз", - попробуйте осторожно их стряхнуть. В шутку. Понимаете? Конец связи.
- "Желтый", "Желтый", эти парни держатся, как привязанные. Прием…
- Просто "Флоггеры"? Этого не может быть. "Зеро - раз" - постарайтесь сблизиться и уточнить. Конец связи.
- "Желтый", "Желтый", это точно "Флоггеры". Произвел съемку, сэр. Прием…
- Обычные "Флоггеры" "Зеро - раз"? Прием…
- Точно "Флоггеры", модификация неизвестна, повторяю, - неизвестна. Как будто бы несколько ниже расположены плоскости, чуть приподнят "фонарь" кабины, чуть расширена передняя часть. И еще… Ладно, сэр. Прием…
- Что такое, "Зеро - единица"? Говорите…
- Сэр, они как-то по-другому шевелятся…Не могу объяснить, сэр. Очень, очень хорошая маневренность. Прием…
Сэр - молчал, потому что ему было-таки о чем подумать. Наконец, послышалось:
- Сколько времени вы там вообще крутитесь, "Зеро - раз", "Зеро - двойка"? Прием…
- Семнадцать минут, сэр. Прием…
- И они так и не собираются отваливать? Прием…
- Нет, сэр. Совсем непохоже. Прием…
- Курс на базу. Ральф, по прибытию я хочу видеть подробный рапорт по форме на своем столе. Обо всем, что видел, слышал и даже чуял.
- Спасибо, сэр.
Рапорт по форме, взлетая, как при сильном ветре взлетает любой лист бумаги, все выше и выше, на каждом этапе группировалась со множеством ей подобных, брошюровалась, объединялась с аналитическими обзорами по темам и, наконец, стал одним из тех кирпичиков, из которых складывается вывод. Иногда - вполне даже однозначный. Это уж как получится.
- По поводу вашего запроса: к авиаремонтным предприятиям Советов, здесь, здесь, - референт указал на карте, - и вот здесь, в Арсеньеве, стягиваются полки, оснащенные "Флоггерами". Практически вся материальная часть, в некоторых случаях даже со штабами. Работа идет в три смены, без выходных, расширенными сменами. Ругань по поводу комплектующих и нового оборудования приобрела такие масштабы, бардак царит такой, что это даже прорывается на поверхность.
- Еще какие-нибудь свидетельства?
- Большие выплаты по сверхурочным, сэр. Премиальные в давно неслыханных масштабах. Резко сокращены плановые и учебные вылеты. До минимума, сэр.
- Напрасный труд?
- Не имеем возможности судить. Только одно свидетельство о характеристиках новой модификации. Значительно увеличен боевой радиус и, похоже, маневренность. Неприятные данные о радиусе действия и ресурсе новой РЛС. По некоторым данным, она именуется "Сатрап - 2".
- В итоге получается совсем новая машина. И, по сравнению с закупкой мифических "Флэнкеров", - практически задаром… Игра?
- Есть вещи, которые невозможно спрятать, сэр. Те же зарплаты.
- Ничего. Это обозначает просто-напросто, что полки магазинов опустеют окончательно, а на колхозных, - он произнес это ужасное слово по-русски, - рынках цены взлетят выше потолка этих самых "Суперфлоггеров".
- Совершенно верно, сэр. Полки уже пустые. А цены на рынках… Несколько ниже, чем можно было ожидать. И чем вы только что сказали, сэр.
- Слушай, мамка говорит, чтоб я работу свою бросала. Так и говорит: бросай, мол, свой садик, я в прошлом годе на одной картошечке вдвое больше сделала… Золотая картошечка вышла, грит, по сорок копеечек, а сил нет…
- Ого! Во дает кулацкое отродье! Никакой совести.
- Знаешь что, Петь? Что б мы без того кулацкого отродья жрали-то всю зиму? Вон от сала не отказался небось, не спрашивал, кулацкое оно или ишшо какое! Один окорок ему запеки, другой дядя Иван ему закопти. Колбасы наделай ему, - это не бессовестные были?
- Ты че взъелась-то? Я те че, - денег не ношу? Я паш-шу, из цеха не вылазю, а ты!.. Коптилку им кто в прошлом годе сделал? Твой алкаш Васька?
В случае чего Серафима отлично умела устроить базар по полной форме: в таких случаях визгливый голос ее прорезал тонкие стенки квартиры с такой легкостью, словно они были из бумаги, и соседи получали полную возможность наслаждаться бесплатным концертом. Но сегодня у нее были малость другие планы, а кроме того, - она не была чужда своего рода справедливости: в отличие от очень многих, слишком многих других мужиков и некоторых периодов в прошлом, Петр в последнее время и правда работал что-то уж слишком много. И деньжищи таскал домой, - невпример… За похмельное состояние в последнее время безжалостно лишали премии, и он, будучи пролетарием хоть и с юности, но в первом поколении, - жадничал. Пил не больше, чем в прежние, укромные времена. И коптильню, - факт, - сделал. Ничего не скажешь. Поэтому она проделала то, чего не делала уже несколько лет по крайней мере: прилегла рядом с мрачным мужем и с легким вздохом положила голову ему на плечо:
- Я ж ниче… Хожу в садик в этот - хожу, к вечеру голова как котел от визгу от ихнего… Прихожу, - так мне ни до чего. Вон ты обижаисся, а мне правда… Ну ниче не хочу. И за все - про все - шестьдесят в месяц. А у маме - ни клятая, ни мятая… Мы ведь чего в садик в этот, помнишь? Митьку надо было устроить, не с кем оставить было. Вырос, так теперь че?
Петр, хотя, как это и положено суровому мужчине, и не показал виду, но все-таки отчасти размяк, это не в силах живого человека было - не размякнуть в таких обстоятельствах. Приобняв верную супругу, он сказал сравнительно миролюбиво:
- Это точно, вырос. В бане были, так там уже хреняка такой - я те дам! Года через два поболе моего будет… А че? И уволься с конца апреля. Поживи до октября, грю, а там и назад можно… У Паши огород засадишь, договорисся за бутылку, - ему не много надо, одному-то: дадим ему картохи мешка три, огурцов засолишь, на закуску, - оно и будет с него… Тока езди-ить!..
- Так я и говорю: давай машину купим…
Молчание, которое воцарилось после этой магической фразы, вполне можно было бы назвать зловещим:
- Та-ак, - протянул Петр, чуть отодвигаясь, - а ты, мать, не охренела часом? Где денег-то столько взять?
- Во! Я ж и говорю! Теть-Зининого Федьку помнишь?
- Не-а. Чей-то не вспоминается никак.
- Да ну тебя! - Серафима повернула голову только для того, чтобы изумленно выпучить на него глаза, в упор, - У Васьки на свадьбе свидетелем был! Понятно, почему не помнишь, как ты тогда себя-то не позабыл…
Тут она вовремя остановила себя, потому что - не время было для всяких там неуместных воспоминаний, их следовало оставить для следующего раза.
- Чей-то вспоминаю вроде, так че?
- Так у него сват есть, - машины ремонтирует. У него в гараже, на участку, - чего-чего только нет…
- И че?
- Че-че… Они, грят, - разбитую машину купить, совсем дешево, "копейка" вон всего восемьсот тридцать… Ну и сделать!
- Восемьсот тридцать, - сухо усмехнулся Петр, - а чинить во что выйдет, ты подумала? В тыщу восемьсот тридцать?
И тут-то она, подобно опытному стратегу (хотя, - почему "подобно"?) выбрав единственный и неповторимый решающий момент, бросила давным-давно заготовленную бомбу:
- А может, и ни во что: он, грит, пускай, грит, Петр месяцок-два поработает с ним, так, заодно, и ему сделаем… Ежели что, так я ему, грит, займу…
- Не нуждаемся, - автоматически сказал муж, думая уже совсем про другое, - зарабатываю покамест.
И тут последовал завершающий мастерский мазок:
- Так я ж и говорю: так прям и сказал, что кому-кому, а Петру - всегда пожалуйста, у него и руки, грит, золотые, и башка в железяках шурупит - лучше не надо. Тожа золотая башка…
Но даже этот морально-допустимый для суровой пролетарской души елей был уже почти что и лишним: то, что обладание машиной есть абсолютное благо, было для самых широких масс трудящихся аксиомой, истиной, не нуждающейся в обоснованиях. Почти такой же истиной было также и то, что благо это, - вещь почти что недостижимая как по деньгам, так и по возможности машину достать пусть и за вполне, вроде бы, достаточные деньги. Стать автовладельцем, - это было делом, скорее, какого-то случая: выиграть в лотерею, получить в наследство, отыскать клад или что-нибудь столь же надежное и вероятное. А тут…Месяц, полтора - два, ну, - три, и у него будет машина?!! В дополнение к этому здесь сказался и еще один, чрезвычайно характерный для определенных кругов психологический феномен: люди очень дорожили деньгами, - даже больше, чем они того по-настоящему стоили, - и очень часто буквально ни во что ценили свой труд. Вспахать огород в пятнадцать соток за бутылку, - было настолько широко распространенной практикой, что она никого даже и не удивляла. При этом у счастливого работника существовала полнейшая внутренняя убежденность, что бутылка эта - досталась ему даром. Выпивка, как это называлось, на халяву. Никто и в голове не держал, что вот это вот, - может быть и совсем других денег стоит. Так и Петр, человек с действительно очень хорошими руками и лежащим к железу понятием, был совершенно уверен, что пару месяцев все выходные и кое-когда после смены, - это даром. Совсем пустяшная вещь в дополнение к кровным восьмисот тридцати, которых, понятно, жалко, но все-таки, по сравнению с приобретением, - не очень. Халява, сэр-р-р!!! Так что, - зря его благоверная тратила какие-то и еще слова, уговаривая и улещая: он уже все для себя решил. И не слышал уже, как Серафима сказала, сжимая рот куриной гузкой, что она считала признаком истинного аристократизма:
- А машина будет, - так и сами к маме переселимся. Двадцать минут езды всего. Ремонт сделаем, а на квартиру - жильцов пустим…
- А-а, пришли значит? Ну и чего ж там на этот раз?
- Накрыли наш склад.
- Это какой же, - врастяжку проговорил лысый, кривогубый человек лет пятидесяти, с полным ртом стальных зубов, с серым лицом, изборожденным крупными морщинами, точнее, не лицом даже - а образиной, того типа, который бывает только и исключительно только результатом особого рода процесса. Особой комбинации врожденных и благоприобретенных факторов, - из тех, которые я знаю?
- Вовин. Тот, что на Старой Фабрике.
- Это тот, о котором я не знаю, - проговорил человек, отхлебывая чефирок, заваренный, правда, из "Желтой Этикетки", - так что мне нет до него никакого дела. Пусть как хочет выкручивается…
- Семен Маркианыч! Семен Маркианыч! Что ж будет-то?
- А что бывает со слишком жадными фраерами? Со всеми слишком жадными фраерами. И с ним будет тоже самое.
- Так в трубу ж вылетим! Не расплатимся…
- Ты не расплатишься, голубь сизокрылый. Умнее всех хочешь быть, а того не понимаешь, что только что, самолично разбазарил мне, что - в деле при этом складе. Про который я не знаю. Я не знаю, не мне и расплачиваться.
- Семен Маркианыч, - ну вы же знаете Вову… Он расколется до жопы, если его возьмут с поличным… Все дело в области пропадет! Как бы ни по всему Среднему Уралу! Как начнут копать…
- Ну дак а мне-то што с того? - Проговорил он с фирменным равнодушием, которое при подобных пиковых ситуациях оказывалось хлеще самого безудержного понта. - Я укро-омно живу. Вот даже не знаю ничего. Так што нечего мне пришить. А пришьют… Так не первый раз зону-то топтать.
- Все, все! Никогда больше ничего такого не будет! Все! Зуб даю! Мимо вас ни строчки не проскочит, ни крошечки!
- Не проскочит, мой нежный белый сахар, нипочем не проскочит. Знаешь, - почему? Ты меня на поставщиков выведешь. На самых-самых главных.
- Семен Маркианович! - В ужасе завопил проситель, хватая урку за складчатую, как слоновий бок, тяжелую руку. - Я ж не знаю главных! И не знаю тех, кто их знает.
- А ты узнай, голубь. Постарайся, фраерок дешевый. Стоит того. Закаешься вперед у своих отжимать. Знаешь, как это называется?
- Так ведь не успеем же!
Это… Хочешь - не хочешь, а следовало учитывать.
- Ладно… Попомни наперед. Что за товар-то на складу?
- Много товару, Семен Маркианович. П-плохой товар…
- Дурь?
- Да нет, что вы!? Дело в другом: там непродажные штуки кое-какие. Для наших людей только… И для ваших. Пасты там, покрытия, полироли. Масла машинные. Не дай бог, если начнут копать, что, да из чего сделаны. Спаси, как говорится, Христос и помилуй. Лучше и вправду на марафете попасться. Не так копать будут.
- "Дур" - нет? Тех самых, о которых этот пидор спьяну тогда размел?
- Нет, что вы! Это - никогда. Какие склады?
- Выручу, - протяжно проговорил уголовник, - есть у меня человечек, как раз неподалеку при элеваторе в сторожах состоит. Он там каждую мышиную нору знает.
- Ох, мы вам так будем признательны… От нас что требуется?
- Требуется, голубь, - старый вор со скукой прищурился на просителя, - требуется… Две "гребенки"…
- Это рации? Будет.
- Ну и ладушки… А еще ту самую "дуру".
- Но это же невозможно! Совершенно!
- Как хочешь, голубь, как хочешь. Ты ко мне не приходил, я ничего не слышал, и разговора никакого не было.
- Будет изделие. Но, Семен Маркианович, мы должны быть совершенно уверены…
- Не воняй, - он лениво толкнул собеседника в физиономию складчатой лапой, - жук навозный! Еще учить меня будешь?
- Нет, - неожиданно-твердо проговорил тот, побелев от злости и обиды, - я просто обязан предупредить! Если к властям попадет эта… вещь, то никому не жить. Пригонят гэ-бэ из Москвы, все перекроют, все перероют, никого не выпустят. Изолируют всех, кто хоть что-нибудь, хоть каким-нибудь боком… Даже мусоров. Полк пригонят! Дивизию! Атомную бомбу сбросят, ежели понадобится для соблюдения режима!!!
- "Гребенки"-то у вас по какой зыби? Не по ментовской, случаем?