- Хорошо. Я вам сейчас расскажу одну притчу, а там уж вы сами решите, как поступать. Хотя у меня есть сильнейшее искушение положить трубку и предоставить вас вашей печальной судьбе.
- Оп! А мешает вам поддаться искушению исключительно только забота о моем процветании, - или все-таки недвусмысленное распоряжение начальства? Но я вас слушаю: если уж вы знаете этот номер, вас все-таки следует послушать.
- Есть такая страна - Советский Союз, а в нем - Новогородская область. Там, в райцентре Курчино, располагается фармацевтический заводик, комбинат "Новфарм", головное предприятие объединения "Симплекс". Комбинат как комбинат, вот только Режимный Отдел в нем, - и во всем объединении, - возглавляет всего-навсего генерал-лейтенант КГБ Гаряев. Звание, конечно, не самое высокое, зато отчитывается Дмитрий Геннадиевич разве что перед двумя лицами в государстве. Как находит нужным, так и отчитывается. Когда отчитывается. Если отчитывается. Официальный контроль над ним не предусмотрен вполне сознательно, а все неофициальные попытки он пресекает надежно и со всей решительностью. Проблема состоит в том, что в связи с некоторыми обстоятельствами, не относящимися к делу, он приступил к активным поискам одного человечка. Ищет он вовсе не тебя, но тут, как на грех, вы, Александр Сергеевич, умудрились засветиться ТАК, что уж вас-то он по пути не минует, прихватит непременно…
- Это… Не телефонный разговор. Давайте встретимся.
- Когда?
- Через час у "Близнецов". Держите в руке… ну, хоть "Огонек", свернутый в трубку. Подойдет машина.
- А почему не вы к нам?
- Потому что мне не может быть никакого резона вас обижать. А вот ваших резонов я не знаю.
- Вы поскромничали, - сказал вместо приветствия визитер, невысокий жилистый мужичонка с неприметной внешностью и в неприметном костюмчике, зыркнув на Воронова маленькими, острыми глазками.
- Что?
- Ну да. Когда сказали, что не фотогеничны.
- А-а… Это, типа, что на идиота я похож не только на карточке? И откуда такой вывод?
- Да ведь думали, поди, что теперь-то уж, после подвига своего молодецкого, будете пользоваться непререкаемым авторитетом, жить в почете и стричь купоны со своей системы связи? Мол, - и посадят, так и в зоне буду жить, как хочу? Думали, ничего хуже с вами случится не может? Са-амую капельку только ошиблись. Товарища Гаряева не учли.
- Слыхал я о нем, - задумчиво проговорил Воронов, - большая, говорят, сволочь. Ну так на такой работе других и не держат. Если дергаться из-за каждой сволочи, или даже только из-за каждой очень большой сволочи, которая хочет за меня подержаться, так это было лучше с самого начала не жить…
- Сволочи, - как правило, чего-то нужно. Умной сволочи - всегда чего-нибудь нужно. Достаточно бывает понять, чего именно, и можно договориться. Или откупиться. Или подловить интересующегося на этом самом интересе. Возможны варианты, - если есть хоть какое-нибудь пересечение интересов. А тут ничего подобного нет. Единственный его интерес - это через вас добраться до интересующего его лица, и никакие ваши интересы, никакое ваше положение, никакое ваше влияние тут во внимание приниматься не будут. Вы будете материалом, - а потом превратитесь в отработанный материал. Никому не нужный и не интересный мусор, который просто из чистоплотности подцепят на совок.
- Вы говорите так, как будто я уже в его руках.
- Непременно попадете. Даже мы не все знаем о его возможностях, а стопора, - я уже говорил вам, - у него просто нет.
- А кто это - "мы"? Ежели не секрет, конечно.
- У нас маленькая, - правда, очень маленькая, - организация.
- Еще меньше, чем "Моссад"? Тогда это… может быть серьезно. И по какой же это причине маленькая организация хочет увести меня из-под товарища генерал-лейтенанта? Неужели из чистой филантропии?
- В своем профессиональном раже товарищ Гаряев может получить слишком точное представление об истинной обстановке в стране. Недопустимо - точное. Настолько, что это может подвигнуть его на… неадекватные действия.
- В таком случае почему вы меня просто не устранили? Дешево, а уж надежно-то как!
- Мы крайне немногочисленная организация, нам ни в чем не отказывают, но вот ресурсов собственных у нас нет никаких. Мы не можем себе позволить разбрасываться… ничем. Наш статус таков, что, случись чего, - слишком просто остаться на бобах.
- Но, если этот ваш генерал так опасен, то возможен и прямо противоположный выход: устранить его. Нет человека, нет и…
Визитер вздохнул.
- Может быть, вы и правы. Может быть! Но мы настолько крохотная организация, что нам не положено оперативников. Считается, что было бы слишком опасно, - нам, да еще оперативников. А привлечь посторонних мы просто не можем, потому что мы - негосударственная организация.
Воронов задумался, а потом осторожно сказал:
- Поначалу вам и вправду удалось поразить меня в самое сердце, но потом мне в голову пришла парадоксальная мысль: а ведь партийные-то органы - формально к государству не относятся! С формальной точки зрения товарищ Сталин в тридцать седьмом был никто. Но тогда чем вы можете мне помочь, если вы уж такие уж маленькие?
- Мы можем дать вам работу в отдаленных районах страны. Вы даже получите возможность по-прежнему руководить своей… артелью, - это было бы даже желательно, вы понимаете? Видите ли, - изготовление новых, с иголочки, биографий, которые неотличимы от настоящих вообще никак, - это, как раз, часть наших обязанностей. Это мы умеем, без ложной скромности, - недурно. Отсидитесь, пока все не уляжется. Не один только Гаряев, слишком многие жаждут вашей крови. МИД - так просто рвет и мечет, особенно после того, как там узнали, что военные к ракете не имеют отношения, а тому бедолаге голову сняли просто так. А они и внутри страны не так безобидны, как это может показаться. Не забудем и ваших… коллег. Сейчас, когда у вас, помимо естественного авторитета и всего прочего, еще и закрытый канал такой мощности в руках, вас, понятное дело, трогать не должны, - это если по уму. Но вы теперь слишком на виду, и в нашей грешной реальности кто-нибудь обязательно позавидует, или глупо пожадничает, ничего, понятно, не получит, но вам от этого легче не станет…
- Но работа-то хоть приличная?
- Отчасти… отчасти связана с вашей основной специальностью. Вы же, если не ошибаюсь, МАРХИ заканчивали? И не расстраивайтесь так: вы, при всех ваших способностях, не вполне годитесь для нынешнего рода занятий. Вам не гангстерский синдикат возглавлять надо, а просто синдикат. Разница невелика, но она, уверяю вас, - есть.
XXIV
За то время, пока они не виделись, отец, казалось, не изменился вовсе. Та же невысокая, широкоплечая фигура с прямой спиной. Кривоватые ноги ладно вбиты в аккуратные валяные сапоги с кожаными галошами по щиколотку. Белая папаха, ясные светло-карие, как у кречета, глаза чуть прищурены. Опрятный бешмет подпоясан щегольским наборным поясом. Дом… наверное почти таким же был он и во времена деда, и при дедовом прадеде. Может, - так оно, в конце концов, и правильно. Ведь сколько лет, - а не согнулся, и не скажешь, что старик. Ни война не согнула, ни зверское, со всей семьей выселение, когда сгинула, почитай, половина, ни жизнь в ссылке, в сухих и жарких степях. И вот теперь он, как будто бы уже давным-давно привыкший жить своим разумом, не куда-нибудь, к отцу пришел, как побитый, за советом и помощью. Чтоб вразумил старый Гази, как жить дальше. Таких людей женщины больше не рожают.
- Пришел? - Спросил старик так, как будто они расстались вчера. - Хорошо. Заходи, говорит будем… Нукеров-то своих - куда дел?
- Внизу оставил. Тут-то они к чему? Только суета лишняя…
- Хорошо, - повторил Гази, - без чужих говорить будем…
Позже, за барашком, выслушав местами - сбивчивое, местами - слишком эмоциональное повествование сына, он подумал, а потом, полузакрыв глаза, заговорил:
- В молодости - надо побродить по свету, повидать людей и переговорить со многими. Даже в школе, наверное, надо поучиться и книги почитать. Только закончить все это надо тоже вовремя. Чтобы вернуться домой, воспитывать сыновей, пасти овец и смотреть только в небо над головой, да еще в свою душу. Там ищи ответа на все вопросы, а если не найдешь, значит, вопрос и не стоит того, чтобы на него отвечать. Или ты прогневил небо недостойной суетой, душа твоя - пуста, а жизнь прошла даром. Я еще раньше говорил тебе - не ищи денег, не надейся на деньги, не верь деньгам, но ты, наверное, считал это старческой причудой. А когда вечером внизу пасутся твои овцы, и солнце только что зашло за гору, достаточно посмотреть в небо, и все становится ясно. Это нам, с нашей жизнью мотылька-однодневки кажется, что деньги были всегда, но посмотри в Небо над горами, и эта мысль покажется тебе смешной. По времени Неба и гор они появились из ничего мгновение тому назад и через мгновение - уйдут без следа. Посмотри…
Потянувшись, он достал сверток из старой овчины, вытершейся, и мягкой, как тряпка. Развернув его, он подал сыну пригоршню каких-то предметов. Гость присмотрелся: это были обработанные камни. Наконечник в форме лаврового листа с бритвенно-острыми, полупрозрачными от тонкости отделки краями. Острозубая пилка из кремневого отщепа побольше пяди в длину. Насадка для гарпуна с аккуратно заостренными зубцами. Обломок каменного ножа, поверхность которого была отшлифована.
- Я, правду сказать, не верил, когда мне говорили, что в далеком прошлом люди делали все необходимое из камня. Но потом мне пришлось рыть яму там, где еще на моей памяти жили люди, и мне попались эти камни. Я нашел их не так уж глубоко и сразу поверил. Кругом, - он обвел рукой, - горы, кругом - камни, но точно таких же нет, а значит, что камень для этих поделок принесли сюда издалека. Наверное, он дорого стоил. И кому он нужен теперь, кто обратит на него внимание сейчас, когда век его - кончился? Все то, о чем ты так долго рассказывал мне, значит только одно: как кончился век этих камней, точно так же кончается век денег. Проходит время их силы и всемогущества их. Если ты прислушаешься ко мне теперь, когда закат их только начался, ты встретишь то, что грядет потом, в готовности и при оружии. И когда все вокруг будут метаться, не зная, что делать, потому что их мир, построенный на деньгах, рушится вместе с силой денег, - ты будешь готов. Не ищи денег, ищи людей, потому что на самом деле деньги прилагаются к людям, а не наоборот, как это думают в наше время. Сначала, - те, кто идут за тобой без денег, потому что верят, как Мухаджиры шли за Пророком, или потому что боятся тебя самого, но все-таки считают, что с тобой - безопаснее и лучше. Потом, - те, что боятся тебя и твоих людей до того, что могут умереть от одного страха перед твоим гневом. И уже потом, если будет нужда и если ты захочешь, - деньги, и те, кто за деньги служит, кто не горяч и не холоден. Все проходит, только это пребудет всегда, пока существует людской род. Место денег занимает другое? Найди тех, кто умеет это дело. Не идут по доброй воле? Согни, сломай, заставь, - если ты мужчина и мой сын, а не изнеженный богач, за которого и живут-то его деньги…Я давно уже понял, что всевластие денег кончится рано или поздно, но, правду говоря, не ожидал, что случится это еще на моем веку. Хорошо, что дожил. Доволен.
Мудрец, - он на то и мудрец, тем и отличен от всех других людей, что всякий, чьи уши открыты, находит в его словах то, что нужно именно ему. Зачастую, - вовсе не то, что мудрец имел ввиду поначалу. Мало ли что он мог подразумевать! Никто не возьмется в точности сказать, что имел ввиду старый Гази, но зато очень легко понять, как именно понял его слова Халиль Газиев.
- Я не понимаю, чего вы от меня хотите?!!
- Совсем глупый, да? Это плохо. - Глядя в глаза пленнику, он медленно покачал головой. Мне глупый не нужен. Мне нужен такой, чтоб понимал. Сразу. С полуслова, - Халиль говорил по-русски без акцента, только особая медлительность речи, да металлический оттенок, с которым он ронял веские слова, показывала, что это - все-таки не вполне родная речь для него, - с полувзгляда. Раньше, чем я сам подумаю. А если глупый будешь, мы тебя прямо тут и закопаем. Другого найдем, который умный. Чего хочу? Не того, чего хотят от женщин? Нет, потому что в России можно любую, а ты - оскорбление для зрения. Ты будешь оружие делать, потому что все остальное у меня есть. А если еще чего понадобится, так тоже сделаешь. Что скажут.
- Да вы понимаете…
Халиль Газиев едва заметно повел бровью, и Азамат, стоявший за плечом кавказского пленника, сшиб его с ног мгновенной подсечкой. И хозяин, и нукер отлично знали: ничто не повергает в панику сильнее, чем неожиданное падение.
- Это ты не понимаешь, - скучным голосом проговорил наследник старого Гази, - не понимаешь, что я тебе не твой русский начальник. Я хозяин твой, неверная собака. Захочу - поджилки подрежу. Захочу - в яме сгною. Захочу - и тебе влепят три десятка плетей, у меня как раз есть и новомодные, резиновые, и старинные, из бычьих кишок. Захочу - убью, ни за что, просто так, потому что захотелось. Так что ты думай, что говоришь. Над каждым словом своим думай, поэтому лучше будет, если ты вообще будешь молчать, пока тебе не прикажут говорить… Так что ты хотел?
- У меня же нет ничего!!!
- Хорошо, - кивнул Халиль, - напиши, что тебе понадобится. И где взять. И смотри, - не забудь ничего, потому что за твою плохую голову расплатится твоя спина. И… И чего ты еще хочешь сказать?
- Да я же не конструктор!!! Мы по одному не работаем! Конструктор дает конструкцию, а я, я только композиции под нее составляю! Просто не выйдет ничего…
- Хитрый, да? - Яростно выдохнул Халиль. - Целую банду хочешь у меня, чтоб сговориться? Последний раз говорю, - он навел на пленника палец, как будто это был ствол пистолета, - забудь о том, что я когда-нибудь потеряю бдительность и ты, червь, сможешь меня провести. Сам забудь, потому что иначе удалением этих лживых мечтаний придется заняться мне… Один все сделаешь. - Буркнул он, остывая. - Жить захочешь, так сделаешь. А не захочешь, так будет одним русским слизняком меньше. Другого найдем.
Да не хитрил же он!!! Чистую же правду говорил! Но не возражал, потому что относился к той породе людей, которой хватает одного урока, - только они почему-то не бывают слишком счастливы от этой своей понятливости. А конструкторы в их деле и впрямь значили ничуть не меньше, чем композиторы. Вообще же наступило время, когда людей, хоть чего-то смыслящих в "черной", "серой" или хотя бы "белой" "мозаике", отчаянно не хватало. Не то, что полноценные композиторы, не то, что конструктора-мозаичники, была крайняя, прямо-таки позарезная нужда в системных технологах, - даже в дикой их разновидности, именуемой "мастрягами"! - тех, кто умел пользоваться готовыми кусками информации, устройствами, носителями, материалами, комбинируя и сводя все это для создания уже готовой продукции, конкретных изделий, разработанных другими. Теоретически эти люди были квалифицированными пользователями, но на самом деле наступил этап, когда дело это тоже начало требовать серьезной подготовки. Высокого профессионализма. И вот ведь какой парадокс: чем более совершенным, удобным, простым в обращении становился инструментарий "мозаики", тем большим умением надо было обладать, чтобы пользоваться всем этим не как-нибудь, но - по-настоящему. Инструкции, - и дай бог, если на зашифрованные каким-нибудь милым профессиональным кодом, - исподволь превращались во все более толстые талмуды, и тому, кто не посвящал ремеслу большей части времени, в серьезные дела лучше было и не соваться. Халилю, - взять бы чего попроще, а то он, пользуясь неразберихой, размахнулся, - прихватил основного композитора Кировской семьи "Черного Ромба", некоего Юрия Постникова, чахлого субъекта двадцати пяти лет от роду, бледного, с гнилостным запахом изо рта, почти гениального в композиции, - и до умиления наивного, как почти что каждый настоящий талант, который вовремя заметили и пригрели. Системный технолог не мог сработать за композитора, но вот композитор, разумеется, мог делать все то, что умел системный технолог. Не так ловко, не так - быстро, но, в конечном итоге, по крайней мере не хуже, - из-за четкого представления о том, что же именно он делает. Другое дело, что нынешнего кавказского пленника никто и никогда не заставлял заниматься подобными вещами, - это было все равно, что забивать гвозди микроскопом, причем электронным, - так что он и думать-то забыл про саму эту возможность. А тут - враз вспомнил.