… А еще, а еще - вот уж что меньше всего его пугает, так это Ужасная Судьба Роберта Оппенгеймера! Лично для него, Простого Советского Человека, Хиросима - уж точно была бы не больше, чем хорошей физикой! Уж это уж точно! И, что характерно, - никаких потом кровавых мальчиков в глазах! Нас, значить, исполнением интернационального долгу в смысле отпору Фашистской Гадине - не напугаешь и не согнешь! Вот, помнится, читал он про этого Оппенгеймера - и злился. Читал - и злился. Как говорится, - мне бы ваши заботы, господин учитель. Как будто от него, идиота, в данном случае хоть что-то зависело. А способ, хвала Аллаху (О! И этого приплел!) есть. Спасибо Старшим Товарищам - надоумили. Тут уж Лене Феклистову понадобится приложить все свои титанические силы и незаурядные способности. А за это - предложить ему долю. Не так, - удел. Старое слово в данном случае приобретает совершенно неожиданное и неожиданно верное звучание, не так ли? Причем, как исключение, - не соврать даже и в мыслях, потому что Ленька - в своем роде талант. И, к тому же, все-таки малость врубается. Он будет по-настоящему полезен, если эта их дикая авантюра выгорит.
И есть еще одно, в отличие от предыдущего, вовсе для него неожиданное, - ему интересно. Ему, в первый раз в его пустой и циничной жизни, - интересно. Но, в отличие от идиотских типажиков, целиком из фильмов "про науку", интересно очень по-разному. Какие неожиданные применения найдет изысканное им Слово, а какие - из того, что он ожидает уже сейчас. Как это исподволь, потихоньку вольется в жизнь, искажая и перекраивая ее по-своему. Какую причудливую игру струй даст. Это у него - всегда. Сотворить что-нибудь не для того, чтобы нагадить, и не для того, чтобы выяснить Истину (это - тоже присутствовало, но по-другому и как-то отдельно), а чтобы поглядеть именно на это, - на сложную, волнующую игру последствий. Поджечь - и глядеть, что за чем в очередь загорится, что за чем начнет разваливаться. Долго и упорно строить домик из песка, чтобы потом раздолбить его, издали, камнями, среднего размера, чтобы насладиться чередой Разрушения. Напоить валерьянкой добрейшую кошку, когда в доме - полно гостей. Это не зло. Это просто желание нарушить сложившийся порядок вещей, бросить камень в застойный пруд, все равно - к добру или к худу, и поглядеть, как это все будет устаканиваться, с насуплениями-отступлениями, через множество стадий, чтобы потом все равно уложиться по-другому. И теперь, когда ему подвернулся та-акой случай кинуть та-акой камень… Причем - честно-благородно, ко Всеобщему Благу… может быть… Совсем исключить, во всяком случае, - нельзя. А! - Честно Исполняя Свой Долг. Это - точнее отражает, эта формулировка - вообще страшно удобна и подходит буквально ко всему по той простой причине, что растяжима, как гондон. Никого не бомбил, а Исполнял Свой Долг. Никого в душегубки не вставлял, а - Долг Исполнял. Никому не подключал к яйцам тока, никому не выдергивал ногтей и сосков, не вставлял паяльник в задницу, а… Что? Правильно, Исполнял Свой Высокий Долг. М-мертвая позиция, - вот уже вешают его, а он, сукин кот, - держится, не то, что самовольники какие… Что взять с дилетантов…
Замороженные руки тем временем чисто выбрили замороженные щеки, идеальным узлом затянули на замороженной шее галстук, бывший сейчас - как тень вещи, как призрак шелка и совершенно отдельно от него, накидывали плащ, завязывали шнурки и натягивали шляпу, не перепутав ее с Ромашкой, а ноги, которые, к счастью, по какой-то причине оказались более-менее, - выволокли его на лестничную площадку.
Так начался новый цикл. Разумеется, - речь идет о цепи операций, необходимых, чтобы добраться до работы и Предстать. Благо, что вид - правильный: глаза красные, мешки под глазами и валкая, как у чумного, походка. Наше родное советское начальство любит, чтобы подчиненный имел замученный вид и был бы весь в мыле. Неважно, - много ли от этого толку, главное - чтоб непременно в мыле. Это - норма для нашего начальства. Потому что бывает еще и патология… Извращение. Когда какому-нибудь хряку требуется, чтобы человек не просто сделал дело, а сделал бы его, будучи и чувствуя себя изнасилованным. А чувствуя себя изнасилованным, о чем начальнику было бы точно известно, - еще и благодарил бы и изображал довольство. У нас, при самом передовом в мире строе, откуда-то берется полным-полно людей, непременно начальственных, которые считают изнасилование - единственно правильным способом любви из всех существующих. Чтоб надежнее, значит… О, - на тот номер сел. И даже в нужную сторону. Вот только когда - не заметил.
IV
- Это что, понимаешь, такое? - Зловещим, свистящим шопотом осведомился Балаян, потрясая в воздухе злосчастным отчетом, который был согнут - в желобок, - я те-эбе што сказал сделать, а ты што сделал?
Валерий Владимирович, который за прошедшее время успел оклематься, поскольку спал почти все время и дома, и, являя вид бодрствования, - а он отменно овладел этим искусством благодаря обширной практике, - на работе, виртуозно сделал озабоченное выражение лица.
- Непонятно изложено? Я хотел дать развернуто, со всеми пояснениями, но вы же сами просили, чтоб кратко…
- Са-авсэм глупый, да? Не-э пханимаишь? Тебя просили написать обычный отчет, самый абыкнавенный, тебя не прасили теоретизировать… Куда эта филасофия, да? Это что наша тема, да? Тут про алмазную структуру - сколько? Полстранички, а остальное - хелаты-мелаты…
- Мне сказали написать сжатый подробный отчет о том, что я считаю важным, так я и сделал. Вы же, Вазген Аршакович, не сориентировали, в каком именно ключе хотели бы видеть отчет… Вот я, в свете вновь открывшихся обстоятельств, и решил трактовать поставленную задачу несколько шире. С учетом, так скэ-эть, исторической перспективы…
- Ка-акие обстоятельства?
- А вас разве не проинформировали? Видите ли, ко мне позвонили из одной серьезной ракетной фирмы на предмет консультации. Вас не проинформировали? Странно… А - обнадежили, что с вами переговорят. Ну-у…
- Слушай, ка-акие кансультации-мансультации? - Сегодня акцент по какой-то причине был у него особенно заметен. - Что ка-ансультировать?
- Дело, вообще-то, не для широкой огласки, - Гельветов с искуснейшей нерешительностью бросил на грозного шефа робкий взгляд, но тот только яростно махнул рукой, в знак того, что он - человек взрослый и понимает, - но мне так неудобно… Хотя и не виноват вроде, - сами обещали, а сами… Да, вообще говоря, ничего тут особенного нет, - попросили помочь с одним там твердым топливом…
- А что ты понимаешь в твердом топливе?
- Я-а? Ну, вы скажете, Вазген Аршакович, - Гельветов шмыгнул носом, - это они понимают в твердом топливе, а я - ничего не понимаю.
- Так зачем ты им нужен?
- Так оно же - твердое. Технологию помочь слепить, чтоб там монолитность, однородность, то-се…
- А ты - можешь?
- Правду сказать - не пробовал с такими системами. Там ведь, поди, хоть какая-то, а органика, а мы с ней ни разу дела не имели. А так, со многим другим, - да, пробовал. Пришлось, знаете ли, когда к тому походу готовились, помните? Во-от ведь, а? Кроме алмаза - карбин, так называемый "карбин -100", его еще никто в мире не видел, стопроцентного, карбид вольфрама, монокристаллический, так, ну, - металлы, там… А! - Будто вспомнив что-то забавное, мимолетно улыбнулся. - стекло же еще с Виктором сделали! Обыкновенное, силикатное, только не аморф, а кристалл…
- И откуда же, - очень, просто-таки угрожающе тихо, без малейших следов акцента спросил Балаян, - одной серьезной ракетной фирме стало известно, что в нашем институте есть ты, такой умный?
- Не знаю, - взгляд подчиненного был незамутненно-ясным, необыкновенно правдивым, а на ланитах его не было ни малейших следов так называемой краски стыда, - очевидно, информировал кто-то, в чьи профессиональные обязанности это входит.
Услыхав такой ответ, Вазген Аршакович понял, что Бог, Карма, - короче, - стоящее над миром Воздаяние По Заслугам все-таки существует: чего-чего, а буквально слово в слово приведенной собственной же своей отмазки он все-таки не ожидал. И ведь вовсе не знает, стервец, что именно говорил в высоком кабинете собственный его же начальник. Просто в сходных обстоятельствах его реакция была точно такой же. Такой же незамысловатой. И такой же беспроигрышной. Она просто-напросто вытекала из сложившейся в этой стране системы отношений и одной из типовых для этой системы ситуаций. Эта, к примеру, называлась: "Подчиненный, Отбившийся От Рук Безнадежно". Дергаться, по крайней мере пока, тут совершенно бесполезно, потому что "безнадежно" - оно и значит "безнадежно". Вот если это х-хамло обгадится… Но что-то, очевидно, - воспитанное долгой практикой умение разбираться в людях, - подсказывало: не обгадится. На коне будет. Но он что-то еще там говорит:
- … И еще, Вазген Аршакович, - личная просьба: не одолжите ли мне пока что вашего Витю? На первое время…
- Знаешь, что? - Тяжелым, медленным голосом вопросил хозяин кабинета, - обходись-ка один, ежели уж такой умный!
После зависшей в кабинете тягостной паузы Гельветов, глядевший на начальство с немым укором, пожал плечами и сказал с явной обидой:
- Да пожалуйста. Откровенно говоря, - уж от вас-то я не ожидал, что это окажется настолько принципиальным… Разумеется, - обойдусь. Но знаете, что? Только потому что не хочу, чтобы вас об этом просил кто-то другой, кому бы вы не смогли вот так просто отказать.
Беда была в том, что он был совершенно, абсолютно прав, и Балаян мгновенно устыдился своего мелочного укола.
- Да нет, ты, конечно, бери. Это я так, - привык просто, чтобы он всегда был под рукой…
А потом, когда дверь за подчиненным, который был уже - не здесь, который уже - взлетал, закрылась, он понял и еще одну причину своей обиды: вот Мохов - ему понадобился, а он - нет. Не нужен в том новом деле, которое заваривалось у него на глазах. Пожалуй, следом ему потребуется забавник Леня Феклистов, институтский разносчик неизменно достоверных, как справки Генштаба, сплетен, человек, который почти наверняка сказал этак, небрежно, кому-то очень тщательно подобранному из своих бесчисленных знакомых что-то вроде: "Так в чем проблемы, чудак? Есть у нас один парень, Валерка, так он в этих делах вообще мозга. Гений. Л-любую композицию скомпонует, в виде кристалла, - куда там ФИАН-у…"
Первым результатом напряженной двухнедельной работы на новом месте стал так называемый "СР - А(1)", первый представитель группы так называемых "кристаллитов", - твердого топлива, объединявшего в себе признаки и достоинства смесевых и однокомпонентных порохов. "СР" - в данном случае обозначало "стереорегулярный". Готовая шашка состояла из "геометрически", не через химическую связь, а просто-напросто на манер звеньев цепи сцепленных молекул одного циклопарафина, внутри колец которого находились в необходимом количестве атомы алюминия, а в промежутках - в строгом порядке располагался нитрат. Из-за такого своего строения вещество было прозрачным, как хрусталь, и таким же тяжелым и твердым. На первом же испытании образец, будучи подожженным, дал весь расчетный объем газа, сгорев без остатка. Весь. Но только сразу. Прозрачная субстанция с резким, сухим, звонким грохотом исчезла в мгновенной, ослепительной, как солнце, вспышке. Это - ничего, это - бывает, эта проблема обычно решается добавлением определенных веществ, замедляющих горение, флегматизаторов, но в данном случае эта испытанная мера ничего не дала. Режущий блеск, короткий грохот, облако белого дыма, состоящего из молекулярной пыли окиси трехвалентного алюминия и - никаких следов. Эксперты пожимали плечами, а Витя Мохов сказал:
- Дак он же прозрачный…
Гельветов, услыхав эти слова, чуть не задохнулся от досады на собственную недогадливость, а в результате еще через неделю был испытан "СР - Н", непрозрачный, как это явствовало из названия, и сразу же давший прекрасные результаты. Потом его довольно быстро довели. Очевидно, этот класс был бы запущен в производство, но Гельветову в тот переломный момент его биографии было недостаточно хорошего или даже отличного результата, если это был просто отличный результат. Нужно было - далеко за пределами того, что вообще считалось возможным. Попросту - невозможное без его участия. Именно так возник "СР - Р", то, что впоследствии, при серийном выпуске получило знаменитое имя "ТТФА - 1/4", что обозначало: "твердое топливо фотоанизатропное, первое в своем роде и четвертое по общему счету образцов", - или попросту "рефлектит". Изюминка тут заключалась в том, что при чрезвычайно высокой температуре горения и, соответственно, высоченной скорости истекающих газов, истечение это были до некоторой степени упорядоченным. Мало того, что это еще увеличивало скорость истечения. Благодаря ФА-эффекту гораздо меньше нагревались стенки. А значит, - их можно было сделать куда тоньше и легче, а значит - и еще возрастала дальность и полезная нагрузка предполагаемых изделий. Но самое главное, - монолитные изделия не взрывались НИ ПРИ КАКОЙ их собственной массе. Для него перестал существовать порог критической массы/объема. Автор при этом прекрасно отдавал себе отчет, что сама по себе идея, - сформировать структуру таким образом, чтобы границы раздела всех "периодов" псевдокристаллической решетки сделать подобными зеркалу, - сама по себе была выдающимся хамством. То, что у него прямо сразу получилась и работающая структура столь сложного изделия, и надежная технология его получения, - было делом чистого везения. Он технологически и методически не дорос до такого уровня. Гарантий, что в следующий раз нечто подобное пройдет - не было. Безумство храбрых, то самое научно-техническое хамство, которое вопреки Финнегану кое-когда вполне даже проходит, а потом умудренные потомки смотрят на то, на чем ездили, плавали, взлетали основоположники, из чего они стреляли, что запускали и чем заряжали, - и волосы встают у них, как иглы дикобраза, стойким дыбом.
На запуск изделия, заправленного этим самым ТТФА, его, разумеется, не допустили, - из соображений грифа секретности, и в тот раз он не увидал страшного, яростного пламени, дикого потока, водопада тепла и света, отброшенного его "молекулярными зеркалами", ослепительного газа, разогнанного до небывалой дотоле скорости. Не видел, как ушел в небо прототип знаменитой впоследствии "сорокопятки". Вообще-то - плевать, но был в этом самом недопуске тот самый вызывающий, непреодолимый, непобедимый именно в силу своей тупости идиотизм, который временами - смешил его, но куда чаще - злил. К этому моменту у него появилось любимое развлечение: он ловил начальника "РО-4", того самого, который самым первым догадался применить к нему эту мудрую инструкцию, становился рядом, закуривал "приму" и, щуря правый глаз на манер незабвенного Чангурова, начинал рассказывать ему байки о прихотливых путях Режима. Фокус был в том, чтобы поймать товарища Сорокина в положении, при котором тот не мог бы немедленно послать его, сославшись на крайнюю занятость, выполнение государственной миссии, либо же на усталость, но при этом не мог бы и немедленно удрать. Подходящий момент наступал, к примеру, когда тот доедал в столовой суп, а ко второму еще и не думал приступать.
- А вот еще случай… Послушайте, Николай Трофимович, вам понравится… Я сам-то всю жизнь на Авиазаводской живу, так там кругом одни авиастроители живут, - на улице, где я живу, в моем доме… На лестничной площадке - так все три соседа со сборки. Да… А еще у нас там одна такая тетя Клава живет, санитаркой в медсанчасти работает. Все нормально, пятьдесят четыре года, выглядит на шестьдесят семь, ну, попивает, не без того… Так вот ейной старшей дочке, - из шестого гастронома, зав "бакалеей", тоже все правильно, килограмм на девяносто пять, завивка под бронзовую стружку, вся в золоте, вдруг с чего-то вспонадобилось единоутробную маманю в отпуск на Солнчев Бряг спровадить. Зачем - не знаю, но что не просто так - это точно, - он затянулся, отщелкнул окурок и прикурил третью, - ну, туда-сюда, паспорта-бумажки-визы, вроде бы и там все схвачено, они, из бакалеи, в нашей жизни и вообще, мож сказать, самые главные, - Сорокин, попав под струю этого злокачественного словесного поноса, только моргал нервно, потому что давно уже убедился в полнейшей непредсказуемости Гельветовских подлых баек, - ан тут - хрена! - Он с торжеством поглядел на жертву, словно бы с трудом удержавшись от соответствующего жеста, и ожидая что товарищ Сорокин всецело разделит его восторг перед этаким обломом, что постиг ненавистных торгашей. - Нельзя, говорят, и никак невозможно, поскольку тетя Клава считается работником номерного заводу, и потому автоматически считается невыездною, поскольку по правилам уже само собой является носителем государственной тайны. Я почему знаю, - я эту путевку экстренно перехватил, она не то, что горела, а прямо-таки полыхала ярким пламенем. Я и выехал. И ничего, что я с соседями-пролетариями выпивал, и знаю, где что делают, а где что - не идет, и где начальник цеха - по чуть-чуть, но уже с самого утра. Мне - можно. Это что ж - у наших славных органов такой формализьм в работе? Где ж бдительность-то чекистская? Ну да ладно, заболтался я, так что приятного аппетита, - сказал он, покровительственно похлопав Сорокина, которому уже давно не лез в горло кусок, по плечу, - не буду мешать.
Он твердо знал, что на него будут писать, и на него, понятно, писали, но при этом откуда-то была у него и твердая уверенность, что никаких связанных с этим неприятностей не воспоследует.
Сходный сюжет повторился в недалеком будущем, - Валерий Владимирович Гельветов, узнав об этом только много позже и окольными путями, смеялся, было, до слез, - на основе этой его разработки, - в стр-рашном секрете! - разработали новый тип химического лазера, у которого источник энергии и рабочее тело объединялись в одном твердом теле. Разумеется, изделие получилось сугубо одноразовое, что-то вроде боеприпаса, но в луче, наряду с мощностью, выбрасывало просто, ну о-очень большую энергию.
Потом были уникальные конденсаторы "особо большой мощности", сверхжаростойкое покрытие для неких гиперзвуковых изделий, проект "Гроб Магамета" по созданию бесфрикционных подшипников и опор на основе бездефектных постоянных магнитов особого состава. В соответствии с расчетами получалось, видите ли, что бездефектность увеличит их силу на порядок, и так оно и оказалось. А потом как-то вдруг выяснилось, что за Гельветовым со товарищи остается целый след из технологий, рассредоточенных по различным, разрозненным в силу собственной своей секретности конторам и производствам. И, разумеется, хоть и не вдруг, но нашлась-таки умная голова, усмотревшая в этом непорядок, совершенно нетерпимый в условиях нашего передового планового хозяйства. Дело надо было централизовать, оформить, а исследования - направить, расширить и углубить. С ударением на второе "у". С невероятной, прямо-таки пугающей по сравнению с присущими нам темпами скоростью предсказание сбылось. Сверкнуло, громыхнуло, - и оказался он начальником лаборатории Неравновесных Систем, рядом с ними - два старых сподвижника, в голове - сумбур, а впереди - перспективы головокружительные, но в высшей степени туманные.
- Да нет, - сказал ему ненадежного вида очкастый юноша, которого ему почему-то усиленно рекомендовали в качестве наилучшего специалиста "по всяким подобным штукам", - ничего у вас из этого не выйдет. Лучше даже и не пытайтесь.
- И не такое делали, - может быть, с излишней уверенностью заявил Гельветов, - и ничего…