- … ведь не может же быть так, чтобы человека не интересовало ничего, кроме работы? Мы-то - что, живешь тут, это, живешь каждый день семь дней в неделю, так и кажется, что вокруг все обыкновенное и неинтересное, но вот в последнее время что-то зачастили туристы, так что теперь и самих-то сомнения начали брать, - это насчет достопримечательностей-то. Аж диву даешься иной раз, какая, вроде бы, ерунда людей интересует, и не лень ради этакого, - и ехать бог знает откуда.
Он замолчал, чуть склонив голову на бок.
- Туристы? Вы… уверен?
- Нет, едут-то вроде как по делу, а как присмотришься - тур-ристы, только бы поглазеть. Иные, похоже, что на полустанке выросли, другие - прямо-таки фанаты музыки, вся квартира забита аппаратурой, третьи - что иное, но все равно. А что больше всего интересует вас, герр Кляйнмихель? Все-таки эта планета должна довольно-таки сильно отличаться от Европы. Особенность ее состоит в том, что у нас турист может увидеть несколько больше, чем рассчитывал и хотел…
- Мишка!!! - Рявкнул хозяин, хватив по столу костистым кулачищем. - Опять ты со своими штучками? Чего прицепился к человеку?
- Да, и правда, - чего это я? - Михаил быстрым жестом разлил по бокалам почти черное вино. - Вот попробуйте: это "Астару", из новых молдавских сортов. В мире до прискорбия мало знают про молдавские вина, - разве что "Негру де Пуркарь", да и то потому что его подают к столу британских королей, - а они, между прочим, превосходны, - и при этом совершенно своеобразны… - Вы уж не обращайте внимания, иногда меня и впрямь… То ничего-ничего, а то ка-ак - понесет по волнам риторики! И остановится не можешь, особенно вовремя. Даже психиатрическую экспертизу устраивали о прошлом годе, - аж в Сербского, - решили, что это у меня вялотекущая шизофрения так проявляется. Но нет, - признали вменяемым. Так и в диагнозе написали: "Пациент вполне вменяем, и никакой не шизофреник, а просто му…"
- Опять!!!
- Все-все, Николай Ионович, больше не буду!
Но теперь, когда Островитянин опомнился от первого натиска, преждевременное окончание хоть и подозрительного, может быть, даже и опасного, - но потенциально продуктивного разговора перестало его устраивать. Пока Михаил занимался своим словесным серфингом, он старательно делал напряженное выражение лица, как бы пытаясь уловить ускользающий смысл, и теперь скоренько почел за благо последних периодов образной речи Михаила все-таки не понять:
- Ви… говорить об, - англичанин широким жестом обвел архитектурные чудеса, которыми была набита комната, - увлечении зрелый человек? Йа-а, - и покивал головой, - есть. Военная история, ретротехник - и авиация. Дома - вот столько, - он показал толщину стопки мало, что не в метр, - это, как оно? - альбом…
- Кружки - общества? Хоровое пение - вязание крючком - краеведение? Борьба с холощением котов, охрана бабочек-копустниц и инсцинировка исторических баталий? И по этой части вы можете завести множество интересных знакомств: взять, к примеру общество "ЗиС" - чем плохо? А "девятка"?
Хозяин уже ничего не сказал, а только, вцепившись в край стола, зашипел, как рассвирепевший дикий кот, обычно тусклые, сейчас его глаза горели, как угли, но Михаил, похоже, окончательно уподобился токующему глухарю и не реагировал ни на что окружающее:
- А женское обществщ поклонниц Соединенных Штатов, "Битч-энд-Витч", - только это по-английски, вы не поймете, а как перевести на немецкий, я не знаю…
Но иностранец не моргнул и глазом, а только отрицательно покачал головой:
- Техник. В молодость мечтал летать, но… - Он развел руками, показывая, что, мол, - не судьба. - И, - очень интересный аэроплан у полосы позади дом…
- Ну, - уж это проще всего. Это моя машина, так что я покажу вам все, что только захотите. По первому же желанию. Даже покатать могу. Машина и впрямь, - он опять улыбнулся своей двусмысленной, мимолетной улыбкой, - не из самых распространенных.
Насчет "не самых распространенных" - это он тогда хорошо сказал: то, что крылья у самолета оказались довольно-таки заметно скошены кпереди, было, пожалуй, еще наименьшей странностью. Темно-серая обшивка по цвету, в общем, напоминала окрас американских военных машин, передняя часть была приподнята, как голова насторожившейся кобры, и только зеркальные стекла "фонаря" отливали золотом с едва заметной примесью пурпурного, придавая кабине сходство, скорее, с головой стрекозы. Но больше всего в облике диковинной конструкции, - совсем, вообще говоря, не мелкой, - удивляла ее видимая субтильность. Нет, профиль аэродинамических элементов даже на глаз выглядел как положено, правильным, но все равно, - не птица, - а сухое насекомое, мумия летучей мыши, иссохшая на берегу летучая рыба. Как будто из пергамента, наклеенного на каркас, или, словно в старые добрые времена, из покрытого лаком полотна. Хотя какого там полотна, - тут речь шла, скорее, о муслине, о шелке под шеллаком, о китайских мастерах, склеивших их лакированных бамбуковых щепочек изящную игрушку для мимолетной забавы капризной дочери богатого мандарина. При более близком, - как теперь, - знакомстве при одном взгляде на машину по коже пробегали мурашки: на взгляд, плевок с метровой дистанции пробивал обшивку с гарантией. Только задняя часть сооружения казалась не то, что вздутой, а как бы наполненной, словно там - находилось что-то, все-таки обладавшее и весом и прочностью.
- Остроумно, - почти без акцента проговорил Майкл, показывая на машину пальцем, - а издали практически невозможно отличить от настоящей. По изяществу легко узнать руку хозяина.
- Наш хозяин, - при всем моем глубочайшем уважении к нему и его способностям, не имеет к данному изделию ни малейшего отношения, - это "Су - 36", "Вуаль" серии "К". Очень практичная и на многое годная вещица… Да что я говорю, - сейчас заправим, и сами увидите.
- Вы… пилот?
- Да что вы! Я, к сожалению, не пилот, но и не офицер ка-гэ-бэ, как вы, может быть, подумали. Я, вообще-то, скотовод.
- А… почему, - Майкл развел руками, - я должен думать, что вы из ка-гэ-бэ?
- Скорее всего, - предрассудок, уважаемый. В киноштампах второго поколения иностранцы, - вообще-то хорошие, но насквозь оболваненные буржуазной пропогандой и, угодив в СССР, склонны видеть айджент КГБ в каждом встречном.
- А первое поколение?
- Там все иностранцы были, понятно, шпионами, - скотовод, глядя на него, часто-часто моргал, то, что называется, - хлопал ресницами, - но это было, в общем, еще до меня.
- Это надо понимать так, что над вами самими эти самые штампы не довлеют?
- Разумеется. Наверное, именно поэтому у меня кое-что по этой части получается. Вот вы, например, совершенно правильно бросили баловство со своим акцентом. Он у вас носил несколько, так сказать, - перемежающийся характер.
- Мне показалось, что дальнейшее лицедейство будет выглядеть уж слишком глупо. В конце концов - нет никакого криминала в хорошем знании русского языка, не правда ли?
- Ни малейшего! Более того, как раз сам уровень ваших познаний практически безоговорочно доказывает, что вы именно что не шпион.
- Своими словесными парадоксами, - Островитянин усмехнулся мимолетно и невесело, - вы еще больше усугубляете парадоксальность ситуации. И кем же я, по-вашему, могу являться, если не шпионом?
- Да я уже говорил, вы только не сочли нужным обратить внимание: вы турист. Человек, прибывший для того, чтобы поглядеть собственными глазами, получить личное впечатление и составить собственное мнение, называется туристом вне зависимости от конторы, которую он представляет. Точнее, - думает, что представляет, потому что в конечном итоге человек может представлять только самого себя. Смешнее всего получается, когда такой вот турист считает, что он во-первых - первый, во-вторых - единственный, а в третьих - неповторимый… Да не обижайтесь, - не вы один. Каждый турист, практически без исключений.
- О, так у вас богатый опыт?
- Что ж делать! Как вам, безусловно, известно, туристический бизнес - один из первых по прибыльности. Так что нам всем приходится, по мере сил, приспосабливаться ко всяким подобным делам. Поневоле научишься с первого взгляда узнавать такого рода персонажей.
- Скотовод?
- Увы! Это не просто правда, это правда, вы себе просто не представляете, на сколько процентов.
Улыбка англичанина искривилась и еще немного, он коротко ткнул по направлению субтильной конструкции с крыльями и повторил только:
- Скотовод?
- Говорю же вам, - это так, для души. Сами все увидите.
Он медлительным движением извлек из кармана комбинезона что-то вроде очередного дистанционного пульта и навел его в строну сооружения из трех стен и крыши, притулившегося неподалеку. Спустя несколько секунд на пульте затеплился и начал все ярче разгораться пульсирующий опалово-зеленый свет, и, в такт пульсации, возник и возрос до пронзительного звук, напоминающий и жужжание, и, одновременно, реверберирующий свист.
- Созрели, - непонятно сказал человек, назвавшийся Скотоводом, и Бог знает что еще подразумевавший под этим словом, потому что любые слова его, даже самые невинные, казались имевшими какой-то угрожающий подтекст, намек на что-то кромешное, - оно и к лучшему. Пора. Загостился я, если уж откровенно…
В темноте под навесом наметилось какое-то неторопливое, но весьма целеустремленное движение, настолько непривычное, что глаз поначалу отказывался его распознавать. Тяжело переваливаясь, к самолету, - и к ним, - ползли два громадных прозрачных слизня, распластавшихся в длину футов на восемь, в поперечнике - достигавших пяти-шести, и не менее трех футов в высоту, две чудовищных амебы, два мешка мутноватого, опалесцирующего студня, и слово "ползли" - не вполне подходило для этого способа передвижения. Правильнее было бы сказать, - "катились", как скатывается, увеличившись до какого-то предела, капля влаги, скондесировавшейся на наклонном стекле. Как гигантские капли ртути, если бы та - да стала вдруг прозрачной и целеустремленно двинулась по своим делам. Михаил тем временем нетропливо открыл какой-то незаметный лючок, и оттуда метра на два высунулся толстенный, не менее фута в поперечнике серый шланг, заканчивавшийся массивным, сильно сплюснутым конусом. Когда хозяин приложил эту исполинскую присоску к поверхности первого мешка, оболочка его в этом месте тут же потемнела, как лед весной, а Михаил, оглушительно гикнув, вдруг вспрыгнул на зыбкую спину мешка, потерял равновесие, затанцевал на одном месте, но все-таки не удержался, скатился на землю, во множестве употребляя почти бессмысленные от слишком частого употребления матерные артикли и восходящие колена родства самых неожиданных объектов в самых оригинальных падежах и склонениях. Он не успел еще закончить своей тирады, когда раздалось оглушительное чмоканье, гигантский Всхлип, перешедший в громкий, постепенно замирающий свист, и мешок почти мгновенно превратился в пустую оболочку, студенистый блин, но, как оказалось, ничего еще не кончилось: процесс значительно замедлился, но она продолжала усыхать, превращаться в тонкую кожицу, иссохшую, почти не существующую шкурку, хрупкую, как личиночные покровы, покинутые насекомым, и точно та же судьба без перерыва постигла второй мешок. Островитянин услыхал, как в недрах машины глухо загудели какие-то насосы, а Михаил неторопливо заправил шланг, достал из кармана чистый, но довольно-таки обширный платочек, протер поверхность присоски, закрыл лючок, протер и его, а потом - вдруг прикурил от спички и швырнул ее, непогашенную, на землю. Майкл отшатнулся, а то, что осталось от двух гигантских глыб студенистой плоти, вдруг пыхнуло быстрым, бездымным, почти не дающим жара пламенем и сгорело без следа. Англичанин вытер пот, неизвестно когда успевший выступить у него на лбу.
- Нельзя полностью исключить, что вы скотовод, - сказал он с тяжело давшейся флегматичностью, - но что вы дурак, - совершенно бесспорно. Что за страсть к дешевым эффектам?
- О! Еще какая. Меня может извинить только то, что - не только к дешевым… Ну что, - уперев руки в боки, он повернулся к Майклу всем телом, - полетите вместе со мной?
- Если меня хорошенько свяжут.
- И вы всерьез считаете свое поведение логичным? Специально приехать с другого конца света, чтобы побольше тут увидеть, а когда предлагают самый короткий и эффективный способ к этому, - колеблемся, подаем задом и начинаем пятиться. Остается только повернуть восвояси и тогда уже больше не оборачиваться.
- О, мой бог… - англичанин устало поморщился, как будто у него вдруг нудно заболела голова, - нужно обладать совершенно особым везением, чтобы, попав в Россию, сразу же напороться на психа. Какие бы цели я ни преследовал, в мои намерения вовсе не входит ради их достижения - лететь неизвестно куда, имея в качестве пилота неуравновешенного, совершенно мне непонятного, смутного типа, обожающего дешевые розыгрыши. Видите ли, скотовод, - после сорок пятого года у нас в Германии значительно поубавилось фанатиков. Очень значительно. Можно сказать, что их и вовсе нет.
- И все живут только для того, чтобы, чуть что, пасовать, отступать и поворачивать назад? Да еще считают это жизнью? Однако дела у вас даже еще хуже, чем я думал… В таком случае не смею настаивать.
Помолчав, чтобы в какой-то мере переварить сказанное, Островитянин осторожно осведомился:
- И подобное внимание оказывается всем э-э-э… туристам?
- Разумеется - нет. Только тем, кто обладает таким исключительным знанием русского языка. Понимаете ли, сюда ведь, как правило, наезжают из-за железного занавеса вовсе не Джеймсы Бонды. Вы просто не представляете себе, насколько - не Джеймсы Бонды. Основную массу составляют представители всяких мелких и средних фирмочек, желающих по-легкому сделать хорошие деньги… Впрочем, - мне пора. Очень рад знакомству, было крайне интересно.
Уже делая движение, чтобы отвернуться, Михаил сунул ему руку, сложенную лодочкой.
- Это следует понимать так, - говоря это Островитянин чувствовал, что делает страшнейшую, самую большую глупость в своей жизни, но его уже понесло, так, что поздно было - останавливаться и напрасно - уповать, - что приглашение отменяется?
- С какой стати? - Скотовод неподдельно удивился. - Я подразумевал именно то, что сказал: не смею настаивать, мне пора, приятно было познакомиться.
- И вам есть где разместить пассажира?
- Иначе не приглашал бы. Прошу…
Облачаясь под пристальным наблюдением тезки, Островитянин не забывал истинной цели своего визита.
- Вы производите впечатление злого… как это? Шута. Как у Эдгара По. Я все время жду, что эта конструкция развалится под весом моего зада, вы - сделаете кувырок вперед и начнете с хныканьем тереть резиновую шишку, набитую прямо на шлеме… А потом много-много лет с неизменным успехом будете рассказывать байки про идиота, поверившего, что на этом - можно летать…
- Ларингофон поправьте… Знаете, герр Кляйнмихель, это самое последнее, о чем я беспокоился бы на вашем месте. Вы даже не спросили, куда мы летим…
- Полагаю, - к вашим стадам, требующим неотложного хозяйского догляда. Это что-то меняет?
- Хорошо сказано, - Михаил одобрительно кивнул, - может быть, - как-нибудь позже. А сейчас нам дальше. Зна-ачительно дальше…
Часть пульта перед лицом пилота, с виду больше всего напоминавшая очень плотную и пропитанную бесцветным лаком ткань-клеенку, вдруг вспыхнула множеством мельчайших цветных искр, захватив часть "фонаря" и оказавшись многоцветным дисплеем, с самого начала, исходно разбитым на множество рабочих полей. Ожили стрелки на немногочисленных приборах, очевидно, - самых важных, выполняющих функцию дублирования. А потом раздался спокойный, отрешенный звон, ровный басовитый свист и этакое солидное, сдержанное погромыхивание, отдаленная гроза, как это бывает только у очень качественных и очень солидных турбин, так что Майкл как будто бы впервые почувствовал, что игра может выйти вовсе нешуточная: в хрупком с виду корпусе бесновалась силища страшная, в пору чему-нибудь куда более солидному. Тонкие крылья стали еще более плоскими, встали под прямым углом к фюзеляжу и как-то расправились, так что этот двигатель оторвал машину от земли, как пушинку, после чисто символического разбега длиной не более ста - ста пятидесяти футов, а потом - погнал ее вверх плавно, но неудержимо, как возносит ту же самую пушинку в заоблачные выси тропический ураган.
- И каждый скотовод может позволить себе такую машинку?
- Уважаемый герр Кляйнмихель! Мне кажется, что у вас сохраняется некоторое недоверие к роду моих занятий. Уверяю вас, - вы не верите мне совершенно напрасно. Если бы у вас в Германии был обладатель стада примерно в сто двадцать тысяч голов крупного рогатого скота вкупе с бойнями, молокозаводами, сыроварнями, кожевенными предприятиями и всей прочей промышленностью соответствующего назначения и размера, он тоже мог бы позволить себе, к примеру "Гольфстрим", а этот самолет - гораздо, гораздо его дешевле. В силу исключительной технологичности. Вот вы скажите, - почему мне никто никогда не верит? Я говорю неправду, - ей-богу! - не чаще других и реже большинства, - но мне не верят. Что за проклятие, право слово? Вы себе не представляете, как здорово это кое-когда мешает…
- Очевидно, - глубокомысленно проговорил англичанин, - вы говорите вовсе не то, во что вашему собеседнику хотелось бы верить. Люди, знаете ли, - такие эмоциональные существа… Послушайте, - это крейсерский сверхзвук?
- Совершенно верно. Видите ли, нам зачастую бывает настолько некогда, что сами по себе масштабы страны прямо-таки вынуждают нас идти на внедрение сверхзвукового транспорта. И, разумеется, соответствующих высот. В нашем случае это восемнадцать километров. Лучше, конечно, гиперзвуковые трансатмосферные средства, но это все-таки перспектива. Кроме того, - это неизбежно будут весьма крупные машины. По крайней мере на первых порах…
- Вы начали говорить о представителях мелких и средних фирм…
- А! Совершенно уморительная картина. Прибывают люди, знающие по-русски "водка", "карашёо" и "бабки", но при этом свято уверенные, что в Урюпинске или в Верхней Кижме люди обязаны владеть английским. Есть такие, которые на полном серьезе улыбаются так, как вы улыбаетесь только для лицедейных целей, чтобы изобразить Долбоеба-Иностранца Во Всей Красе Так, Как Его Представляют Себе. В прежние времена такие персонажи на территорию Союза не проникали никогда, ни при каком раскладе, а теперь, - вы не поверите, - лезут и лезут, не зная броду, с трогательной отвагой клерков, подавшихся на Клондайк за золотом. Тут бытует мнение о том, что это русские склонны рассчитывать на "авось", - так вот до этих ребят нам далеко. Кого ни возьми.
- По градиенту.
- Что?