- Н. Ну, - тренировались, понятно, на кошках. На тренировках, вроде бы, что-то начало получаться.
- Люкципурс. Постный, - это вам не тренировки. Второй попытки, скорее всего, не будет. Да и пытаться, скорее всего, будет некому.
- Н. Вы, очевидно, просто не вполне представляете себе, о чем идет речь. На самом деле все не так уж страшно, уверяю вас… Во всяком случае мы так считаем.
- Инициатор. Я не понимаю, - вы так просто встряли, или решили взять это дело на себя?
- Н. Мы достаточно давно ищем к нему хоть какой-то ход, и то, что нарвались вдруг на вашу сессию, - просто подарок судьбы.
- Инициатор. Берете на себя функции Председателя?
- (Н., с данного момента - Председатель.) Пожалуй. И, поскольку речь пошла о конкретных именах, адресах и обликах, предлагаю перейти на герметический режим дальнейших сессий…
Один, - с распущенной жирноватой волосней, в темных шерстяных клешах и темной рубахе с длинными рукавами, застегнутой, - как иначе-то? - на все пуговицы. Специально стоит так, чтоб создавалась видимость несуществующего на самом деле животика. Модель: Хулиганистый Парень Из Райцентра. Очень пристойно исполнено. Один, - в черной майке с красной надписью "Но пасаран!" по-русски, в черных джинсах и черных кроссовках (если приглядеться повнимательнее, очень непростая обувь, штучная, ювелирная работа), узкие темные очки, черная летняя кепчонка с длинным козырьком на манер так называемой "бейсболки" - и паршивая редкая щетина на подбородке. Модель: Фрондирующий Студент, хороша тем, что является вечной и оттого находится как бы вне моды, - с заменой аксессуаров, естественно. Аутентично. Один, - в жуткого фасона, так называемых "школьных", очках с простыми стеклами, в мешковатой зеленой футболке и каких-то бесформенных, с пузырями на коленках, штанах, нарочито ссутулился. Можно сказать, - модель сезона: Юный Композитор. Может быть, - даже не изображает… Хотя, - что это он? Как будто не узнал Святослава - Терцию, и не знает, как тот выглядит обычно.
И трое, - в грязно-серых, с белесыми разводами комбинезонах с капюшонами, затянутыми по брови, в масках, в глухих матовых очках. Они не рекламировали, но и не слишком-то скрывали своих приготовлений к чему-то такому, так что он узнал, проведал о затее учеников. Это было видно хотя бы потому, как они двигались, явно входя в Образ: постоянно расплываясь по комнате, как сигаретный дым, даже глядеть было нехорошо. Поэтому, появившись в комнате, где совершенно очевидно шли последние приготовления, спросил тем тоном, которым обычно задают риторические вопросы:
- К маскараду готовимся? Так не сезон вроде бы? Или вы средь бела дня собираетесь в таком виде рассекать по городу?
- Ничего. - Ответил один из камуфлированных после короткой паузы, во время которой они не прерывали своих приготовлений, и их сэнсей по голосу узнал Игорька - Консула. - Сойдет для сельской местности.
- А старшим показать, значит, - не надо? Глупые, не поймут и с советами будут лезть?
- Ну что вы. Просто… Просто не хотели отвлекать серьезных людей всякой ерундой.
- Это вы ликвидацию Постного ерундой называете?
- Ну так ведь, чай, и не прокладка Северомуйского туннеля.
- Не Второе Открытие Америки.
- Не Второе Закрытие Кибернетики.
- Не высадка на Луну.
- Не расщепление атомного ядра.
- Не погоня вчерашнего борща за живым человеком.
- Не доказательство теоремы Ферма.
- И уж тем более не Конец Света.
- Останавливать вас, видимо, бесполезно, поэтому спрошу хотя бы: а вы не боитесь становиться убийцами? Причем не по приказу, а по собственной воле, - а это, ребятки, совсем разные вещи, что бы там ни говорили вам всякие-разные… гуманисты. Не дай вам бог на себе почувствовать, в чем состоит эта разница.
- Ликвидация Постного - это, товарищ полковник, не наша терминология. Мы говорим всего лишь о решении проблемы вышеназванного Постного. А это, поверьте, тоже со-овсем разные вещи, что бы там ни говорили всякие любители обобщать. К вам это, само собой, не относитесь…
- Этот человек, как феномен, подобен мнимому узлу. Вроде бантика, которым вы фиксируете шнуровку на обуви. Будучи результатом случайной флюктуации, он и сгинет так же бесследно, без особой ударной волны, которая в противном случае была бы, разумеется, совершенно неизбежной. Гнойник можно вскрыть острым железом, а можно и того… Применить ну, - о-очень мощные рассасывающие средства. Но мы, поверьте, рассмотрим все возможности.
Это, понятное дело, - Терция. Тренируется, значит. Входит в образ и переламывает натуру. Молодец, потому что уж он-то как раз скорее всего убил бы. Попросту и без этих ихних аннигиляторских штучек, когда нечто исчезает вполне логично и мотивировано, потому как вместе с породившими его причинами и условиями.
- Это вы, ребятишки, в том ауле не были. А то по-другому бы запели.
- Мы, товарищ полковник, в Вятских Полянах на экскурсии были. Сразу после. Так что с другими песнями у нас тоже все в полном порядке.
- А еще у него нет ни вкуса, ни такта, а чувство гармонии ему совершенно чуждо. Пачкотня - и вообще-то последнее дело, а уж кровавая…
- А тебе не кажется, - тихий голос подполковника выдавал всю меру владевшего им бешенства, - что слова твои, - одно дешевое пижонство? Ты никакого представления не имеешь, о чем разглагольствуешь, эстет сопливый!
- Простите, товарищ полковник, но сейчас вы говорите чужие слова. Уж кто-кто, а вы-то, с вашим очень особенным опытом, знаете, что бывают случаи, когда как раз остаться в живых - нестерпимое безобразие и откровенная гадость. Такое, что люди стрелялись от невозможности его вытерпеть. А есть случаи, когда такое же уродство, - не убить. Зато смерть бывает по-настоящему, без всякого пафоса красивой, такой, что потом впору песню сложить. Без крови, как ни крути, не стоит ни одно стоящее дело, а вот кровавая грязь - это из другой оперы.
- А в том мире, который выстраивается вокруг этого человека, отвратительно жить, как отвратительно жить в грязном и больном теле, покрытом вшами и язвами. Почти физически невыносимо, понимаете, товарищ полковник?
- Может, лучше и мне с вами, - спросил он, отлично зная, что услышит в ответ, но при этом, вопреки всякой логике до замирания сердца надеясь, - тряхнуть, так сказать, стариной?
Но это неизбежное, после напряженной паузы, когда он буквально чувствовал поле напряжения, возникшего в комнате, все-таки прозвучало:
- Ей-богу, Валериан Маркович, - не стоит беспокоиться. Мы тут своими силами, э-э-э… сами…
Светло-серые обменялись закамуфлированными взглядами и выстроились в неровную шеренгу, правофланговый вполголоса скомандовал: "Раз-два!" - и они закачались из стороны в сторону, в такт, подбирая какой-то ритм, такой, что его почти что можно было услышать, но все-таки неуловимый, превращаясь в размытую серую зыбь, так, что ему, спецназовцу, мастеру скрада, сознательному ниндзе, зисмену, человеку, которому фокус, основанный на ловкости рук было показать принципиально невозможно, - стало дурно от одного только взгляда на это, и захотелось прикрыть глаза, но они, похоже, нашли, наконец, что искали, окончательно размылись тошнотной полосой серого тумана, - и исчезли без следа. Глядя на их упражнения, он как-то позабыл про ряженых, - и это обстоятельство, надо сказать, было тоже из ряда - вон, - так вот их тоже не оказалось, как будто тройка серых, отыскав свой путь, прихватила с собой и вторую троицу.
Он учил их и сам научился ценить собственных жутковатых учеников, но ценить - вовсе не значит понимать. Новая поросль деятелей, по молодости своей не ведающих сомнений и уверенных, что они знают лучше. Хотя какая там поросль? Порода. Чувствуешь себя динозавром, который после долгой череды поколений, бывших один в один, вдруг произвел на свет хоть и страшненькую, с полным клювом острых зубов, но все-таки птичку…
- Дэвушка! Да куда бежишь, подожьди…тэ!
Вообще говоря, она была вовсе не в его вкусе, но, однако же, увидав юную незнакомку Дато буквально остолбенел, по всему телу пробежали мурашки, как будто его ошпарили ледяным кипятком. Он вообще был и эмоционален, и влюбчив, и импульсивен даже для представителя своего эмоционального народа, но этот случай все-таки оказался из ряда - вон даже для него. Оно понятно, что любовь с первого взгляда, - всегда в первый раз, всегда - вот оно, потому что в единый миг перестает существовать все, что было прежде, до этого мига. Не роскошная блондинка с ногами от коренных зубов и платиновыми волосами, распущенными поверх загорелого тела, совсем юная девушка, почти ребенок, еще немного неуклюжая, с по-девчоночьи худыми ногами, она вдруг предстала в его разом воспалившемся мозгу самым прекрасным из всего, что он видел до сих пор. Даже сама эта нескладность трогала и умиляла до слез, а все вместе, - заставило потерять голову, но даже и при этом он чувствовал, не мог не чувствовать некоторую неладность этого дела. Помимо всего прочего, ему было просто-напросто по возрасту рановато интересоваться недозрелыми малолетками, обычно - это беда людей, годящихся ему в отцы. А еще это, по нынешним непонятным временам, вполне могло скверно кончиться. Здесь и сейчас, в коренной России, это могло кончиться никак, а могло - тяжелым увечьем. А еще - его знаки внимания порадовали ее примерно так же, как, к примеру, приставания очень пьяного и очень вонючего нищего. И реакция была та самая, неподдельная.
Для осуществленной шизофрении, именуемой общественным бытием человека, вообще очень характерно, чтобы в одном мозгу, никак не смешиваясь, лежали вроде бы совершенно взаимоисключающие вещи. Вот так и ее специфический, можно сказать, - уникальный опыт тесного общения с очень специфическим мужчиной не имел никакого отношения к естественной реакции страха и отвращения хорошей девочки - к приставшему на улице взрослому мужику, да еще кавказцу. Вот дурак какой-то! Поэтому она почти бежала от него по улице, оглядываясь. Это - и обижало преследователя, и распаляло, к этому он вовсе не привык. Он был богат: его папа, приехавший сюда по каким-то своим скучным делам, был одним из первых лиц влиятельного грузинского клана, сильного обширными горными территориями и торговлей с Ираном. Дато был молод, модно и броско одет, с детства ни в чем не имел отказа и поэтому считал себя неотразимым. Не выдержав, он схватил упрямую беглянку за руку.
- Да от-твяжиссь, - она, изо всех сил упершись ногами, вдруг ударила его смешной лаковой сумочкой на ремешке и вырвалась, - ты!!! Скажу Юре, он тебя вообще убьет!
- Что прицепился, - приостановившись, спросила басом немолодая тетка с неизбывной до скончания века тяжелой сумкой, - к девке? Щас милицию позову! Понаехали тут…
Он поневоле отвлекся, а в это время преследуемая успела юркнуть в подъезд. Жертва скоропостижной страсти успел-таки просунуть руку внутрь прежде, чем тяжелая дверь захлопнется, но к двери в ту квартиру, где она жила одна, все-таки опоздал. Звонил. Стучал. Услыхав какой-то скрежет, она позвонила по телефону, которым не пользовалась практически никогда. Он, в свою очередь, услыхал, как она набирает номер на допотопном, от прежнего хозяина оставшемся агрегате чуть ли ни двадцатилетнего возраста, и все-таки вышел из подъезда. Поглядывая время от времени, сквозь щель в шторке, она видела, как он стоит - и пялится на ее окна. Ходит туда - сюда, - и пялится. На скамеечку сел - и продолжает пялиться. Зевает - а смотрит. Через четверть часа подъехали ребята, узрели его, и направились для объяснений, но он все-таки вывернулся и удрал.
- Вообще дикая история, и не припомню, когда такое случалось-то в последний раз. Ромычу вдруг стало плохо, кровью блевал, пошел в сортир - в обморок грохнулся… Ну, - "Скорую" позвали, он до последнего сопротивлялся, - как же, к тебе спешил! - ждут-ждут, а ее все никак, Влад его в охапку, - и в больницу, своим ходом, привезли, - он уже не дышал почти, без давления был. Язву залепили, кровь перелили искусственную, - больно много лить, говорят, опасно, если нормальную… Все б ничего, но кто ж знал-то, что у него аллергия…
- Ну?
- Ну шок. Еле откачали, сейчас на аппарате, говорят, будто шибко опасаются, что того…
- Чего - того?!!
- Что идиотом останется. Полным кранком. Овощем.
- Куда "скорая" девалась, - прошипел Постников - выяснили?
- А - шофер напился, в столб приехал. Причем ты скажи, - нормальный пожилой мужик, не сволочь какая из этих нынешних, никогда за ним не водилось такого, - а тут как на грех…
- А другой у них, понятно, не было?
- Да откуда?!! Сам подумай, кто в наше время пойдет работать на "скорягу", кому оно нужно? Только последнего разбора теребень!!!
- Ы-ы-ы-ы…
Постный, тощая жердь с пугающим взглядом светлых глаз, только тихо взвыл, глядя мимо собеседника и так сжимая кулаки, что побелели костяшки. Больше всего ему хотелось прямо сейчас прикончить кого-нибудь, но, по определенным причинам, с этим приходилось повременить. И от этого, от самой этой необходимости, от того, что эта необходимость вообще возникает, от того, что все кругом в последнее время состоит из таких вот необходимостей, стало и еще хреновей.
- Да брось ты, Юрь Митрофаныч, - цепь диких, нелепых случайностей…
- Да, - ответил он странным голосом, от которых знающему его захотелось бы немедленно испариться, оказавшись где-нибудь совсем далеко, - случайность. Конечно. Вот только случайностей этих больше, чем ты думаешь! Он ко мне не зря, он ко мне не просто так собирался!!! Он сначала в "Менделеевский" сходил, отоварился, - и тогда собрался! При нем на три килограмма было, причем такое, что не нароешь, - платиноиды, рений, гафний, и все прочее в том же духе! Нет бы до того п-подохнуть, или уж после того, - так нет!!! Так что теперь ни "пэров", - ни элементов, чего хочешь, то и делай! В-вот ведь в БОГА!!! В ДУШУ!!! В КРЕСТ!!!
Он бы с удовольствием что-нибудь сломал или разбил, но все, мало-мальски для этого подходящее вокруг не ломалось и не билось, причем винить даже и в этом было некого, - сам делал. Не упуская никаких мелочей. Чтоб не билось, не ломалось, не горело, - и держало бы автоматную пулю по крайней мере. Так что и тут клин. И ведь не заподозрил ничего, когда ему всю затребованную сумму "пэриками" выдали: все честно, вразбивку, разного номинала, номера не то, что разные, - от разных серий, а тут - на тебе!
Кто-то очень тонко просчитал специфику шантажиста, взявшего в заложники половину страны, учел, что уж кто-кто, а он-то - пэры тратить на девок не будет, и на рубли не поменяет, по прямой, исконной принадлежности пустит, на Чистые. На Чистые, которые по большей части в "Менделеевском". Том самом "Менделеевском", которому без разницы, подряд идут учтенные купюры, или врозь: все равно вычленят и арестуют. Первым же посланным вежливо предлагали подождать, - а потом на них гуртом вываливалась охрана в доспехах и только что не с артиллерией. Да и много ли их осталось, - таких, чтоб можно было послать - с такими суммами?!! За таким грузом?!!
Так что ему - Ему! - пришлось скупать нужное у малолеток - старателей, нищих и хищных, втридорога, а главное - миллиграммами, когда нужно было в сто, в тысячу раз больше! И нельзя было, как в золотые прежние времена, взбесившись, заплатить, вместо кредиток, - пулей в наглую прыщавую рожу. Или, что куда забавнее, - ржавым ломом в задницу. Потому что тогда вообще негде взять будет, амба. Нашли-таки узкое место!
Ну да, ну - узкое. Но не убойное. Не смертельно все это, можно отсидеться, ведь отсиделся же в тот раз, когда взяли его посланцев, кое - нагрести, кое - наскрести, блеснуть талантом, наделать дешевых суррогатов, тряхнуть стариной - пойти в старатели, начать все сначала… Можно было бы связаться с этими умниками и еще раз, содрать и еще столько… И пол-столько и четверть столько… Пользуясь все той же угрозой, но только в тот раз он еле уцелел, такая работа пошла по определению места, откуда шла передача, такие брошены вычислительные мощности. Аж лестно. Нет, так-то оно жить можно. А там, глядишь, повезет, и он снова встанет на ноги. Уж тогда он им покажет! Уж он им с-сделает! Все кровью рыдать будут! Стонать от ужаса до самой своей мучительной смерти! Он и не заметил, как, поуспокоившись было, снова разъярился просто-напросто своим мыслям, и, весь во власти ослепительно кровавых мечтаний, не понял сначала, что белое пятно перед самыми его глазами, - перекошенная и мучнисто-белая от ужаса физиономия подручного. Тогда он с усилием расслабил сведенное судорогой бешенства лицо, разжал кулаки и даже улыбнулся.
… Вот только не везет что-то. Уже с месяц. Блестящие замыслы, дерзновенные в своей неожиданности ходы, неизменно дававшие весь ожидаемый результат и даже немножко больше, вдруг перестали удаваться. Какой-то чертов порочный круг: меньше возможностей - меньше выбора для возможный действий - более ожидаемые действия на более ожидаемых путях. На которых его ждут неумолимые засады, лишающие его возможностей. Круг замкнулся. Да какой там круг - воронка. Некая сумма кругов, что делаются все уже и уже. По-идиотски канул Ромыч, и, похоже, с концами, а с ним канули Чистые, на которые он так рассчитывал. Меньше людей, меньше средств. С меньшими суммами, но тоже вовсе не лишними, взяли вовсе не лишних Карповича с Лесниным. А Вьюн? Того вообще арестовали по ошибке, спутав с каким-то варнаком, находившимся в розыске, но при нем нашли тридцать граммов палладия, пять - рения, и еще кое-что, по мелочи. И ведь сбросить не успел, - это Вьюн-то! - и погорел безвестно. Минус люди - минус средства. Минус самые оперативные и удобные каналы связи. Минус авторитет, - а это, в конце концов, опять-таки минус люди.
Меньше комфорта и душевного покоя в местах, где пока еще можно отсидеться, да и самих этих мест, все больше похожих на норы, на берлоги, становится все меньше.
Кажется, что даже и мыслей-то стало меньше, - если учитывать только конструктивные мысли, как будто кто-то влез и под черепную коробку, добравшись уже и до мыслей его. Как будто долгая, долгая белая полоса его жизни вдруг сменилась черной, что обещает вот-вот стать уж вовсе непроглядной. Да куда уж дальше-то, - ни единого просвета, ни малейшей удачи с тех самых пор… а с каких, собственно?
… И еще почему-то обидно, что вот не он затеял это идиотское, никому не нужное мочилово, а взъелись почему-то именно на него. Когда было, за что, - так ничего, сходило, а когда вовсе даже не он начал, - так вот вам, пожалуйста. Не-ет, - похоже, все-таки придется, придется начинать новую жизнь. Как не печально. Увы! Но сначала надо бы покончить со старой. Чтоб уж вовсе с концами. Посетить в последний раз маленькую, трогательную Валечку, которая давеча так кстати позвонила, напомнив о своем существовании. Для него - в последний, а для нее - в самый последний. Кстати, - она к тому же еще и подросла что-то в последнее время. Подросла, подрасцвела и начала терять прежнюю трогательность. Так что все тут одно к одному, а он, по крайней мере, отведет душеньку. С воронкой, маской, расширением, крючками и всем прочим. К сожалению, - без "папашки", но тут уж… Ничего, будут у него и другие в его будущей, совсем новой и счастливой жизни.