Подогнали вторую кибитку, запрягли еще одного маниса. Кучер, если его можно так назвать, направил ящера прямо на кучу мусора, но что-то произошло, и куча со скрежетом отодвинулась в сторону, открывая взору дорогу, где без труда пройдет телега.
- По коням! - скомандовал Маузер и полез в телегу, но Фирг его остановил.
- Люди должны тут. Вести - люди. Нас увидят - и смерть!
- Кто может управляться с манисами? - спросил Маузер. - Я - нет.
Оказалось, что умеют почти все.
Артур уселся прямо на сено, поджал ноги. Маузер оперся спиной о железку, держащую брезент, и закрыл глаза. Тимми поглядывал на Курганника с любопытством и наконец не выдержал, спросил:
- Так ты правда мутант? Всамделишный?
Курганник наклонился к парню, вытаращил глаза, раскинул руки и зарычал - Тимми от неожиданности дернулся в сторону: В повозке заржали.
- Ладно тебе, малой, не дуйся. Дай руку. Вот сюда клади, на грудь, где сердце. А теперь на вторую половину груди. Чувствуешь?
Тимми округлил глаза, прижался к груди Курганника ухом. Послушал справа, потом слева. Потом снова справа, выпучил глаза еще больше и воскликнул:
- О-бал-деть! У него два сердца! Маузер мгновенно очнулся, проморгался и спросил коновала:
- Тебя от человека не отличишь, как же так получилось?
* * *
Мать Алисы умерла от земляной чумы, когда девочке минуло десять циклов. Отец быстренько женился на молодой, и девочка с тремя старшими братьями-погодками оказалась не у дел. Мальчишки-то хоть на нефтекачке работать могли, а Алиса постоянно болела. Мачеха думала, так и останется лишним ртом, отца постоянно пилила. Но когда девочка начала оформляться, стало ясно, что из нее вырастет красавица и можно будет ее выгодно пристроить.
Свататься ходили и из соседских ферм, и заезжие рабочие, и даже омеговский наемник, но мачеха всем отвечала, что невеста еще мала. Ровесницы Алисы вовсю кокетничали с ухажерами, а она интересовалась старыми книжками, которые валялись у отца в чулане, и выращивала голубей. Ходил даже слух, что у нее беда с головой. Сплетня разнеслась по окрестностям, женихи исчезли, и Алиса зажила привычной жизнью. Постаревшая мачеха, которая к тому времени полностью прибрала к рукам ферму, возобновила истерики, что-де самим мало, а тут еще эта неженка ходит, ветром ее качает, нужно срочно куда-то пристраивать.
Однажды ночевал на постоялом дворе управляющий нефтекачкой по прозвищу Барин, из Северного братства. Увидел Барин, как Алиса умывалась у колодца, и решил взять ее третьей женой. Почесал пузо и вышел к ней, расспросил, кто такая, предложил руку и сердце, пообещал отдельную комнату и золотое кольцо. Он был старый и толстый, вонял перегаром - девушка испугалась и убежала.
Барин не растерялся, пожаловал к мачехе и предложил ей за Алису серебряную монету. Женщина просияла и сразу же согласилась, представив, сколько всего можно купить на эти деньги.
Когда Алиса вернулась в свою комнату, ее вещи были собраны. Мачеха поставила ее перед выбором: либо она выходит замуж за достойного человека и уезжает с ним, либо выметается в Пустошь и живет как хочет. Ни отец, ни братья за Алису не вступились - дурочка никому не нужна.
Всю дорогу в новый дом Алиса сидела, забившись в угол самохода, а Барин щекотал усами ее ручку и сыпал комплиментами. Приехав, он сразу же завалил ее на кровать.
Девушка поплакала и смирилась. К счастью, Барин быстро к ней охладел, но еще не настолько, чтобы выгнать к слугам, и Алиса осталась предоставленной себе.
Брат Барина был настоятелем в монастыре Ордена Чистоты, и для него поймали трех самцов мутантов. На них ходили глазеть всей нефтекачкой, дети бросали в уродов манисовым дерьмом. Опасаясь, что твари заболеют, Барин запер их в клетку и определил в манисовик.
Алиса слышала про мутантов много ужасного: что-де они умнее зверей, но глупее людей, человечину едят и соплеменниками не брезгуют, шьют из кожи жертв себе одежду, а из костей делают украшения. Но любопытство пересилило страх, и девушка решилась посмотреть на диковинку.
Вопреки ожиданиям, в клетке сидели не чудовища - трое до пояса голых парней в кожаных штанах, украшенных бахромой и клыками. Если не приглядываться, их запросто можно спутать с людьми. Двоих выдавали скошенные лбы и вывернутые ноздри, а третий от человека отличался бугристыми мускулами и полосатыми волосами. Лицо - вполне человеческое и даже симпатичное, а раскосые глаза цвета утреннего неба - умные.
Потоптавшись у клетки, Алиса бросила меж прутьев решетки лепешку и отпрыгнула. Мутанты переглянулись и не стали набрасываться на еду. Плечистый с полосатой шевелюрой подошел, схватился за прутья и проговорил:
- Ты добрый человек, я знаю. Отпусти нас. Мы не звери.
Алиса всхлипнула и прижалась спиной к стене.
- Через три дня за нами придут. Ты же знаешь, что с нами сделают. Мы никого не убивали, мы просто хотим жить.
Алиса выбежала из манисовика и долго бродила по двору сама не своя. Братья рассказывали, что мутантов гвоздями прибивают к кресту и оставляют умирать на солнце. Ей даже в детстве распятие ни в чем не повинных зверьков (тогда она воспринимала мутантов именно как зверушек) казалось несправедливым, а сейчас она может помочь, тем более никакие они не чудовища, не оживший кошмар… Но Алида понимала, что если сделает это, ее выгонят на Пустошь или продадут в рабство.
Заснуть никак не удавалось, она вспоминала синие глаза мутанта, представляла, как в его руки забивают ржавые гвозди, и покрывалась холодным потом. Под утро в комнату ввалился пьяный муж. Алиса по обыкновению сжалась и приготовилась исполнить супружеский долг, но Барин избил ее, обозвал бревном и пригрозил продать в бордель. И ведь продаст!
Когда муж заснул, Алиса выудила у него связку ключей, оделась и, всхлипывая, отправилась в сарай.
Ничего не было видно в непроглядном мраке, лишь маячила звездочка в щели между листами жести. Сопели пленники, манисы свистели и щелкали челюстями. Пахло наэозом.
- Эй, - позвала девушка, - просыпайтесь.
В клетке завозились, Алиса вытянула руки и шагнула ближе к прутьям. В грохоте собственного сердца утонули другие звуки. Если мутанты - людоеды, пусть убьют быстро, чтоб больше не мучиться. Она зажмурилась, стиснула зубы, уперлась щекой в решетку.
- Ты пришла? - прошептал мутант.
Алиса кивнула. Мутант отлично видел в темноте и заметил у нее в руке связку ключей.
- Открывай дверь, - шепнул он.
- А вы меня убьете? Я открою, да… только быстро убивайте, хорошо?
Мутант взял связку из протянутой руки и начал искать, какой ключ подойдет к замку. Его соплеменники застыли, не веря в удачу. Девушка ждала. Ей плохо - чувствовал мутант. Она хочет умереть и за этим пришла. Она слишком хороша для человеческой самки.
Поворот, щелчок - дверь с легким скрипом распахнулась. Алиса зажмурилась. Мутант, похожий на человека, взял ее за руку, попытался мысленно успокоить, приговаривая:
- Пойдем с нами. Будешь жить на свободе, как мы.
На душе стало тепло, спокойно, и она пошла.
О покинутом доме Алиса ни разу не пожалела, потому что в стойбище было все честно и справедливо. Спустя два цикла родился Никки, и родился он человеком. Полосатая шевелюра вылиняла, сменилась русыми волосами, а вот два сердца, унаследованные от отца, никуда не делись. Алиса научила сына читать и передала ему свои знания.
Когда Никки был уже большой, на племя напали монахи из Ордена Чистоты. Перебили всех, мальчишку пожалели, подумали - найденыш, человек. И забрали к себе.
Глава 15
НЕПОКОРНАЯ ПЕРЕПРАВА
Цитадель Омега опустела - основные силы, собиравшиеся здесь последние дней шестьдесят, наконец рассеялись по Пустоши. Орв по привычке сидел на крыльце у штаба, грелся на солнце. Он постоянно мерз - давал о себе знать возраст, не проявлявшийся внешне, да и никак не проявлявшийся, пока хозяин смерти, Бохан, не начал эту войну.
В который раз Орв с тоской подумал: стоило отказаться сотрудничать. Вернули бы на Полигон или убили - не важно. По сравнению с ролью пособника смерти - не важно всё. Орв прожил долгую жизнь и всегда старался помогать людям, всегда хотел привнести в этот мир немного добра и смысла. Облегчить родовые муки и муки ухода, взять за руку, вытащить из забытья, отвоевать еще одну душу, подарить еще один рассвет. Орв был хорошим шаманом, и после, на дорогах Пустоши, не потерял себя.
Он познал предательство и ложь, он познал самое страшное - предел своих сил. И теперь чувствовал себя дряхлым стариком, бесконечно далеко от дома стынущим на жаре. Можно представить, что за спиной - твоя хижина, бывший ученик Гоп где-то рядом пасет скотину, а бабы заводят протяжную песню… Но выкрики командира-наставника, гоняющего курсантов, на песню никак не походили. Вздохнув, Орв попробовал встать - все тело ломило и трясло тяжелой ознобной дрожью. Где-то далеко шевельнулись мысли Бохана - как всегда, недобрые.
Нет, генерал - не злой по природе своей. Он просто нечеловек, отличающийся от людей еще сильнее, чем Орв. Причина не в строении тела, Орв видел много мутантов и похожих на москвичей, и страшных, как Погибель. Бохан только внешне человек, а душой и разумом - вряд ли. Все хорошее, все прекрасное, в том числе мечты об упорядочивании мира, он отдает на потребу Смерти, потому что сам - не слуга ее, а хозяин.
Тогда, лежа на койке лазарета, Орв не желал открываться. Чувствовал одиночество странного мутанта, считающего себя человеком, но открываться не хотел. Потом осознал: Бохан опасен. Не для одного бывшего шамана Орва, для всех. И Орв остался, чтобы, когда придет время, перехватить занесенную над Пустошью руку генерала.
А сейчас он привык к Бохану. Не подружился - как можно дружить с заклятым врагом? Слуге жизни не сойтись с хозяином ее сестры-антагониста. Но он понял, принял, поддерживал генерала, когда было необходимо, оставался рядом. А Бохан, подобно капризному ребенку, не отпускал Орва, при себе держал, нуждался в нем постоянно.
Бохану бы в стойбище, со старейшинами побеседовать. А здесь с кем ему разговаривать? Люди узнают - распнут на кресте. Гронги не разумны в обычном понимании этого слова. Друзей у него нет, одни соратники. Орв пожалел генерала: надо же, как плохо ему живется. А все потому, что Бохан занял не свое место. Ему бы в стойбище… Мысли пошли по кругу, Орв начал задремывать.
Снова почему-то вспомнился Гоп, непутевый ученик. Когда Орв ушел, поддавшись на уговоры, чтобы помочь далекому пациенту, да так и не вернулся, деревня осталась без шамана. Орв жил долго, так долго, что рождавшиеся мальчики и девочки с внутренним зрением становились шаманами в других племенах… а единственный ученик оказался бездарем, впрочем, и его можно было научить - даже без внутреннего зрения руки умелого лекаря творят чудеса.
- Орв! - Мысли Бохана вдруг ворвались в дрему мутанта. - Орв, проснись, ты мне нужен!
Орв с трудом поднял тяжелые веки и уставился на генерала. Генерал легко выдержал взгляд - его сияющие глаза сами могли кого угодно напугать. Орв прикинул в сотый раз, не открыть ли генералу Бохану тайну его, генерала, происхождения? Не рассказать ли о мутациях, о том, что не только в племенах, но и у обычных людей рождаются странные дети? Радиация, химическое загрязнение… Нет, не стоит. Наивно было бы думать, что после этого генерал оставит свою Омегу и уйдет с ним на гору Крым.
- Низшие не отвечают! Орв, они отказываются со мной говорить!
- Ф-флифком… - Поморщившись, Орв поднялся. - Ф-флифком много крови на тебе, генерал.
Бохан вздрогнул и отвернулся. Орв почувствовал, как генерал стремительно закрывает свои мысли.
* * *
- Р-рота! Подъем!
Лекс смотрел, как солдаты выскакивают из палаток - распаренные со сна, злые и недовольные. Ничего, сейчас они станут еще злее и недовольнее. Последним показались Глыба и Барракуда - они вели Кусаку, который автоматически загребал ногами, повиснув на товарищах. Где?! Ну где они берут самогон?! Из сахара прямо в крови получают?
- Стройсь! Смир-рна! Рота! Слушай мою команду! - Лекс отдышался, так и голос сорвать недолго. - Полчаса… м-да. Рота! Гигиенические мероприятия и завтрак завершаем быстрее обычного, по сигналу. Выдвигаемся на выполнение срочного задания.
Мутафага тебе в зад, капитан Кир, ползуна тебе в брюки. Люди даже отдохнуть не успели, а он уже посылает роту на зачистку. После новостей о гарнизоне. После бессонной для Лекса ночи. Лекс подозревал, кто устроил бунт, да и для командования это не было секретом, и новостью стало только для капитанов Лекса и Тойво: давно все знали "наверху", зачем доводить до сведения ротных? Не их дело, у них сейчас другая задача.
Артур. Названый брат. Лекс приказал себе не думать об этом и гаркнул:
- Выезжать приказано после полудня! Выполнять! Бегом марш! После завтрака - построение, инструктаж. Младший офицерский состав и сержанты - проследите за выполнением и подойдите ко мне.
Посчитали, что для зачистки достаточно одной роты. "Чтобы войну понюхать", - объяснил Кир. И на секунду Лексу показалось: Кир это специально. Кир его ненавидит. Ерунда, конечно, у командира не может быть таких мотивов.
- Лекс? - Кусаку куда-то дели; Глыба, обдавая капитана перегаром, топтался рядом. - Что за операция-то?
Сейчас бы его одернуть, напомнить, кто тут ротный, но у Лекса на душе было слишком муторно.
- Восточнее есть нелегальная переправа. Приказано взорвать мост.
- А саперы у нас есть? Я с динамитом возиться не буду.
- Саперов дадут. Я тоже не специалист. Глыба, признайся: откуда Кусака берет самогон?
Глыба уставился на Лекса кристально честными глазами. Не расколется. Лекс пообещал себе при случае перебрать танкер, по винтикам раскрутить. И в двигатель заглянуть.
- А люди там будут? Если есть мост, там, наверное, деревня…
- Местных приказано уничтожить, - ответил Лекс, развернулся на каблуках и поспешил к полевой кухне - завтракать.
* * *
Выехали после полудня - совещались долго, вертели карту, не подробную, самодельную, спорили с саперами. Те утверждали, что нужно расположить заряды в двух точках, разделив мост на три равных отрезка. Лекс же тыкал пальцем в деревню на той, заразломной, стороне и доказывал, что не стоит рисковать жизнями людей: сендер по мосту не пройдет, зачистить не получится и оттуда будут стрелять по саперам..
- Одного заряда хватит, - настаивал Лекс, - заложим у основания на нашей стороне и рванем.
- Нужно наверняка. - Командир саперов, лейтенант, совсем молоденький, только из Цитадели, нервничал. - А по науке, капитан Лекс, наверняка - две точки.
Лекс схватился за голову и решил дожать лейтенанта на месте.
И снова были жара, тряска и пыль, снова громче мотора храпел Кусака. У Лекса даже появилось чувство, что Кусака - талисман, вроде жестяного ведра команды Орва на Полигоне. Глыба угрюмо молчал, потом решился.
- Лекс, - перекрикивая рев двигателя и лязг жести, начал он, - слушай. Приказ - это приказ. Его нельзя оспорить. Нельзя не подчиниться - будешь предателем, дезертиром. Я все понимаю: мирные люди. Но война - это убийство. Я уже воевал. Ты уже… Ты будешь воевать. Так что прекрати это.
- Что - это?!
- Тихую истерику, вот что. Вспомни: ты - профессионал. Ты на войне. У тебя приказ. И прекрати думать. Воины Омеги не думают.
Лекс хотел ответить откровенно, но перехватил взгляд Барракуды - грустный, обреченный, как у мутафага, угодившего в капкан, и прикрикнул бодро:
- Отставить разговорчики! Выполняем задание!
* * *
Трясло, болтало и мотало, как песчинку ураганом. Лекс покрепче сжал зубы, чтобы не прикусить язык ненароком, Барракуда привязал спящего Кусаку к креслу, Глыба шипел гадюкой. Тропа в скалах, не проложенная человеческой рукой, а прорубленная природой, извилистая, по камням, по глыбам, через расщелины, - доро- гой это не назвал бы даже ползун. О том, что делается с людьми в грузовиках, Леке старался не думать. Казалось, мозг подпрыгивает внутри головы и глаза вот-вот выскочат.
Как бы взрывчатка не сдетонировала.
Кусака застонал, булькнул, его вырвало. По танкеру поплыл кислый запах блевотины, Барракуда позеленел, шипение Глыбы стало громче и яростней, Лекс чуть не повторил "подвиг" Кусаки.
Танкер замедлился, трясти стало меньше, Глыба кивнул Лексу на микрофон радиосвязи.
- Рота! - Получилось сипло, Лекс прокашлялся и повторил: - Рота, стой! Командиров подразделений - ко мне!
- Они нас уже засекли, - сообщил Глыба. - Мы так грохотали, что местные нас засекли и попрятались кто куда. Или собрались защищаться. На карте не ясно, какая дорога. Что делать будем?
- Танкеры - в деревню. Мы бронированные, не прострелят. Жахнешь пару раз, а потом грузовики подтянутся, займемся мостом.
- Нормально, - одобрил Глыба, запустил руку под шлемофон и поскреб затылок, - может сработать. А переговоры вести не будешь, капитан?
- Приказано зачистить. Ликвидировать. Переговоры вести не приказано.
Глыба протяжно вздохнул, Лекс сорвался на крик:
- Барракуда! Убери блевотину! Или я тебя с Кусакой выкину из танкера! Р-развели бардак! Ур-роды!
- Ты потише, - посоветовал Глыба, - мы тебе приказ на зачистку не отдавали. Не на тех орешь.
Лекс осекся. Барракуда виновато пожал плечами. Внезапно Кусака открыл мутные глаза - они у него оказались серыми, с красными белками.
- Извиняюсь, - пробормотал рядовой, - кажется, я тут напачкал. Я уберу. А куда едем?
С нескрываемым любопытством, забыв об операции по зачистке, Лекс рассматривал уникума. Кусака был немолод, одного с Глыбой и Барракудой возраста, лицо его - бледное, покрытое испариной, заросшее недельной щетиной, выражало крайнюю степень сожаления. Говорил Кусака тихо, подчеркнуто вежливо и на военного не походил - скорее, на лекаря, но не такого, как Краузер, а опытного, доброго.
- На войну едем. Вот капитан Лекс - командир роты. Сейчас будем убивать людей и взрывать мост, - сообщил Глыба.
- Опять война, - Кусака вздохнул и попытался выбраться из кресла,- снова убийство. Когда это прекратится, когда люди заживут в мире?
- За то и боремся, - Глыба улыбнулся, - чтобы мир на Пустоши был.
- А выпить есть что-нибудь? Я очень плохо переношу поездки - желудок буянит, голова болит.
- Это у тебя, рядовой, как раз от самогона, - обрел дар речи Лекс, - а не от дороги. Попробуй не похмеляться, пока вообще не вышвырнули.
- Кусаку нельзя, - встрял Барракуда, роясь в вещах, - Кусака нам удачу приносит. Если бы не он - полегли бы давно.
- Это точно, - согласился Глыба, - так что мы ему нальем, пусть здоровье поправит.
У Лекса голова пошла кругом. Мало того что Глыба командиру роты не повинуется, еще и пьянство на рабочем месте провоцирует! Впрочем, Лекс и сам не отказался бы от глотка самогона. По люку постучали, Глыба со стоном и скрипом поднялся, открыл люк, в танкер заглянул лейтенант:
- Капитан? Взводные прибыли!
Стараясь не смотреть, чем булькает Барракуда, Лекс выбрался на обшивку.