- Наймем. Научим. Римской армии всегда было нужно количество, а не качество. Хороший зимний заработок, не находишь?
- Нахожу. И вообще ты прекрасно справилась, для сиды-транжиры. Но нанимать работников не дело. Своих полно. Надо оповестить все кланы. Присмотреть холм для собрания… После Лугнасада, как урожай соберем, будет в самый раз. Привыкай, настоящие дела делаются именно так.
- Ясно, - Немайн попробовала влезть на вершину мягкой горы. Хотя бы для того, чтобы скрыться от целеустремленно шагающего в ее сторону сияющего сэра Кэррадока. Не получилось. Один из тюков выскочил из-под ног, сида спиной вперед покатилась вниз. Рыцарь ринулся на помощь - но Немайн закончила полет на руках у Дэффида. Тот даже не крякнул, хотя сида оказалась на изумление тяжелой.
- Осторожнее, егоза, - сказал трактирщик, - я уже привык, что у меня два раза по три дочери. Хорошее число для сказок и песен. В самый раз по моему ремеслу. Давай ты устроишься ближе к подножию? И тебе удобней, и мне спокойнее. Сэр Кэррадок, добрый день. Ты что-то хотел сказать?
Сэр хотел, да не Дэффиду.
- Я ходил к епископу. Даже к двум - к Теодору и к тому, который только что приплыл.
- Сглаз сняли?
- Сняли, - неуверенно согласился рыцарь. - Но тут целая история… И я хотел бы рассказать ее полностью.
- Тогда вечером и под пиво? - предложила Немайн. - Сейчас мы с Дэффидом заняты. Торговля, добрый сэр.
Блеск Кэррадока потускнел, стал не металлический, матовый, но улыбаться до ушей рыцарь не прекратил. Так и откланялся: мечтательно-туманный. Как только удалился за пределы видимости, Дэффид опустил сиду на землю. Та подпрыгнула пару раз, чтобы пелерина легла идеально ровно, и вернулась к делу.
- О холме. У меня есть один на примете. Большой. Около устья Туи. Миль на восемь ниже Кер-Мирддина по течению. Со стороны реки такие желтоватые скалы, южнее хороший, пологий берег. Кругом лес. Вяз, бук, дуб… Я его под монастырь присмотрела… Ну теперь под замок.
- Не годится.
- А чем он плох?
- Так это сидовский холм… К которому в Лугнасад подойти нельзя. Вопит на нем страшно так кто-то. Самые храбрые воины ужасаются и бросаются в бегство. А лошади вообще с ума сходят.
Немайн прищурилась. Не как обычно, от солнца, а совсем до щелок.
- Сидовский, говоришь? Надо сходить, посмотреть еще разок. Внимательнее. С хозяевами поговорить. Вдруг да согласятся продать. Может, выйдет дешевле, чем брать лен от короля.
Клирику такой вариант очень понравился. Погулять по холму, истребить "привидение", издающее звук. Наврать тысячу бочек чертей. И получить собственный кусок земли, за который не потребуют ни денег, ни службы! Сид - штука вне королевской власти. Маленький, но независимый. Этакий Ватикан. Но - холм ждал. А купцы уже собирались. Пришлось снова карабкаться на тюки со льном.
На этот раз Немайн не торопилась, и устроилась вблизи от вершины. Как на троне. Подлокотниками, подставкой для ног, валиком для головы служили тюки со льном. И поддерживали их тюки со льном. Со всем льном королевства Дивед, попавшим на июльскую ярмарку! Да и из некоторых соседних королевств. Иноземные купцы вырыли себе яму. Привыкли скупать обычный для камбрийцев товар по низким внутренним ценам. Но если у императрицы франков всего две льняные простыни, сколько же в самом деле стоит сырье?
Они привыкли торговаться с продавцом. Но как торговаться с той, у которой весь товар? Теперь они стояли, слушали, и возмущались. Немайн сидела на пирамиде, голова горделиво откинута назад. Как будто и не интересно слушать, как Элейн выбивает из иноземцев золотую пыль.
- Я не торгуюсь, - сказала Элейн, - потому как хозяйка товара предлагает разумную цену. На ткани. Пряжу, лен-сырец и шерсть - не продает. Приезжайте весной - за тканями.
- Нет в Диведе столько ткачих!
- Это моя проблема, не так ли? И это товар леди Немайн.
- Ну и пусть сидит на своем товаре!
Толпа качнулась к византийскому ряду. Но греки за ночь оставили позицию, незаметно сдав ее бравым ребятам клана Вилис-Кэдманов. Так цены на шелк выросли ровно настолько же. И если, подождав месяц, можно было надеяться взять лен на ярмарках в других городах Камбрии, то шелк и специи ближе шестисот миль купить было негде. Негоциатор Сикамб не лгал, когда говорил, что он единственный византиец, заплывающий так далеко на север.
Сказалось и несовершенство парусных судов того времени. Плыть в Испанию не меньше двух недель. При крайнем везении. А при невезении и все пять. Приходилось сравнивать риск с новыми ценами.
Из двух зол выбрали третье - обратились в суд. Специальный, ярмарочный. Король в экономику, по традиции, не лез. Решались торговые споры - по неписаному обычаю, по церковному закону да по волению судей. Заседавших непрерывно на возвышении вроде эшафота. Процедура оказалась простой: истцы покричали о своей обиде, и представитель короля в суде, сэр Эдгар, временный комендант, ставший постоянным, немедленно послал стражу за ответчиками. Пришлось Немайн слезть со своего трона, и - аккуратными семенящими шажочками, глядя под ноги - явиться пред очи высокого присутствия. Вместе с Дэффидом и Элейн.
Епископ Теодор, для разнообразия, выглядел именно епископом. В бело-золотых ризах и высокой митре он сошел бы и за Папу Римского. Собственно, он и был сам себе и папа, и патриарх - и только соборы были ему указка. Больше никому ирландские епископы не подчинялись. Итак, Теодор разоделся, как для рождественской службы, вид имел торжественный, важный, и слегка рассеянный. Причиной послужил переписанный Эйлет экземпляр валлийского Евангелия от Луки, преподнесенный ему поутру. В результате главный судья занялся скрупулезнейшим вывериванием текста, и мирские обязанности практически игнорировал, превратившись из представителя церкви в кивателя головой. Второй судья, сэр Эдгар, предвкушал пополнение гарнизона выздоровевшей сидой и рисовал в голове тактические схемы: применение силы Немайн с башни, со стен, из под прикрытия щитоносцев… Его можно было понять - не каждому поколению генералов доводится приветствовать новый род войск! Будучи человеком справедливым, мог судить и не в пользу сиды. В случае явного и четко доказанного нарушения писаных законов. Которыми в городе служило старое римское наставление по крепостной службе. Толковая вещь, твердить которую после набега в ополчении заставляли каждого и каждую, включая больных и увечных. В наставлении много слов было посвящено снабжению, кое-что - дележке добычи и ничего - регулированию рынка.
Третье осталось свободным, ибо принадлежало голове гильдии ткачей, достопочтенной Элейн, оказавшейся ответчицей. На суд она явилась с младенцем, подвешенным через плечо. Сида старательно смотрела в другую сторону.
- Прошу стороны изложить дело, - возласил епископ, оторвавшись от пухлой тетради. Пока он не нашел в переводе огрехов. И это радовало. Конечно, именно Ирландия несла в этот век пламя веры окрестным народам, не Рим и не Константинополь. Но этот светоч был запален лучиной из Уэльса. И уже поэтому валлийцы заслуживали права читать Библию и служить на родном языке…
Выборные от иноземных купцов немедленно обвинили сиду в скупке. Элейн пожала плечами. Для нее скупка означала гарантированный сбыт товара. Зато епископ Теодор обеспокоился, спросил, давно ли Немайн исповедовалась, и вообще - как саксонский угол соотносится с ее проповедями против ростовщичества. Совершенно, по его скромному мнению, справедливыми. "Саксонским углом" успели окрестить корнер. Из-за английского термина, запущенного Немайн.
- Ростовщик торгует временем, которое создано Господом. Это грех. Я торгую тканью, которая создана людьми. Привилегию гильдии не нарушаю, хлеб у ткачей не отбираю, наоборот, даю гарантию. Это не грех. Сырой же шерстью и сырым льном торговать не совсем хорошо. Не прямой грех, но сомнительно, ибо плоды тварей Господних и земли, а не человеческих рук. Лучше сделать из них ткани, и дать этим пищу и достаток людям той страны, земля которой родит это чудо.
- О тканях. Какую цену считает справедливой гильдия? - спросил сэр Эдгар.
- Выставленную Немайн, и ни оболом меньше.
- Какую цену считают справедливой покупатели?
Покупатели сговорились сбить цену вдвое. Впопыхах.
- На прошлой ярмарке было на треть больше, но никто не жаловался, - заметил епископ. - Давайте посмотрим, что у нынешней цены внутри, и правда ли, что Немайн Шайло вздумала неправедно обогатиться. Во сколько оценили свой труд ткачи?
Спасибо Элейн - уж она-то знала, как ограничивают цены. Спасибо Дэффиду, который заставил все пересчитать любимые валлийцами трижды три раза… Клирику оставалось набрать побольше воздуха - заживающий ушиб не забыл о себе напомнить - и начать разъяснять структуру цены.
- …Таким образом, торговая надбавка составляет сто тридцать три тысячных всей цены, но одна пятнадцатая, или шестьдесят шесть тысячных идут в уплату гильдии за реализацию товара. В результате мой заработок составляет шестьдесят семь тысячных цены…
Средневековые обычаи крепко били по торговой надбавке. "Божескими" считались те, что не превышали восьми процентов. Исключая налог. А поскольку гильдейская привилегия ткачам была дарована римскими императорами, дополнительная плата за их услуги и получалась налогом. Имперским налогом, выданным в откуп. Обычное дело… Сида замолчала, ожидая поддержки, но епископ Теодор не успокоился.
- А пряжа?! - горестно возопил он. - Сие есть плод трудов человеческих, но ты не продаешь его заморским купцам ни по какой цене - ни по разумной, ни по безбожной!
- А она в большей степени продукт животных и растений или человеческого труда?
- Сразу видно, что ты никогда не сиживала за веретеном, дочь моя.
- То есть я не права? - пряжу Клирик изначально отнес с "серой" зоне. Что ж, репутация ярмарочного суда Кер-Мирддина тоже неплохое достояние.
- Не совсем. В ней меньше труда, чем в ткани. Поэтому, если есть свободные руки, готовые кормиться ткачеством, продавать пряжу иноземцам и верно, грех. Но сейчас пряжи избыток, а потому продай ее этим людям по достойной цене. Не слишком высокой.
- Хорошо, преосвященный Теодор. По той, что купила, плюс плата за хранение.
Сэр Эдгар немедленно согласился, что плата за хранение обязательна. Уж он-то знал, какой геморрой охрана складов.
Этой победой - допустимым уровнем уступок - иноземцам пришлось удовлетвориться. Когда они, ободреные успехом, попытались на тех же условиях отсудить сырые лен и шерсть, Немайн уперлась и обосновала высокую потребность в сырье византийским контрактом. Пришлось купцам развязывать мошну. Тем более, что стружку с них сняли тонкую. Торг был закончен, настало время подсластить сделки. Разумеется, в "Голове Грифона".
И, разумеется, центральной фигурой оказался сэр Кэррадок. Клирик ожидал помеси рыцарского романа с охотничьими байками - но ошибся. Рыцарь словно докладывал результаты разведки.
- Злые фэйри совсем распоясались, - вещал он, сквозь шапку пены разглядывая Немайн, - но благодаря твоей грамоте на моей стороне была сила светлых! Иначе не знаю, что бы со мной и было. По хуторам стоит плач и жалобы на воровство. Жестокие шутки фэйри шутили и прежде - но никогда не воровали такого количества вещей. Причем тащат буквально все, что плохо лежит. Что лежит хорошо, перекладывают и тоже уносят. Слухи указывают на дубовую рощу, ту, в которой стоял камень друидов. Я ездил туда, и убедился, что слухи не врут. Видел красные куртки - рыжие, посветлее нашей сиды, - ходят по двое или трое. На одну из пар напал - Бог отвел их чары, и одного удалось поразить стрелой. Как он выл! Четыре стрелы я пустил мимо - вы знаете, как я стреляю! Впрочем, эти фэйри, и правда, ловкие и верткие, они смогли затеряться в чащобе. Из которой полетели стрелы. Било лучников пять или шесть из-за деревьев, и я счел за благо отступить. Одна из стрел застряла в луке седла, еще одну поймал щитом. Вот они.
Кэррадок выложил на стол две стрелы. Поверх столкнулись лбы любопытствующих. Бронза!
- Силы зла не могут прикасаться к холодному железу, - задумчиво произнес кто-то.
Выходило, что рыцарь не врет. Повеяло мистикой, но Клирик припомнил ктулху фтхагн, случившийся в первую уэльскую ночь. Бронзовые наконечники… Кто-то переводит медь, только и всего! Интересно, зачем?
А приключения рыцаря обсуждали. Четко, по деловому.
- Похоже на гвиллионов, только от гор далековато.
- Ноги у них человеческие были, не козьи?
- Вполне людские. Один, когда от меня драпал, подошву потерял.
- Может, хогмены озверели? Или это ребята Гвина? А, Немайн? Уж ты-то их знаешь!
Клирик изобразил раздумье.
- Золотое или серебряное шитье на куртках было? Дружина Гвина - франты! Да и воровать не по их нраву. Вот запалить фермы - это да!
- Не подходят…
- И слава Богу. От этих-то ни железо, ни крест не спасут.
- Но чтобы хогмены - и ни с чего, без предупреждения?!
- А что говорят патрули?
- Патрули с ними не связываются. Их дело разбойники-люди. Разбойники-фэйри им не по зубам. Никто даже королю не жалуется - нет смысла!
- Значит, гвиллионы!
- Закончится ярмарка, займемся! Если монахов не хватит, у нас теперь есть Немайн!
Вот так, и никак иначе. Пиво сиды сразу стало горчить и перестало лезть внутрь. Пришлось отставить кружку. На войну не хотелось. Хотелось жить. Остаток вечера Немайн мрачно пялилась в огонь. Клирик раз за разом напоминал себе: жизнь без приключений - это можно. Назваться озерной, выйти замуж за крепкого фермера. Пасти овец, прясть да ткать, да мужу не перечить. Всем, кому такое не нравится, дорога в средние века одна. "В огонь уходит полк друзья, в огонь уходит полк!" Ручное пламя в камине согласно трещало.
Кэррадок сидел, пока прочие посетители не разошлись.
- Спасибо, леди Немайн, - сказал на прощание, - что спасла меня.
- Ты об этой глупой грамоте?!
- Не только. Меня там, у рощи, взяли в перекрестку два десятка луков. А не пять, как я сказал. Меня спасло чудо. Но я не хотел ни лгать, ни признать, что от страха забыл имя Пречистой Девы. Я помнил только тебя и молился тебе…
Отвесил поясной поклон и шагнул в ночь. Туда же мелькнула от окна неизвестная тень. Михаил Сикамб был прав - шила в мешке не утаишь. Особенно если живешь в трактире. Особенно, если на тебя собирает материалы церковный суд.
Ярмарка - это не только торг, но и веселье. Даже если на дворе проливной дождь. Сначала, конечно, желательно переделать дела. А лучше - совместить. Но хозяйственные хлопоты взвалил на себя муж. Анне оставалось развлекаться. И ожидать, пока понадобятся услуги знахарки. Первые два дня особой потребности в травнице не было: народ не успел отравиться, обожраться и упиться. Пока. Хирургические случаи отправлялись к мэтру Амвросию.
Но иногда и к мужу стоило заглянуть. Узнать, как дела, угостить вкусненьким. Заменить промокшее покрывало на сухое. И - нарваться на давешнюю сиду! Подросшую, задумчиво-тихую. Удивительно не похожую на себя полумесячной давности. Только и узнала, что по жеребячьим ушам да оловянным блюдцам глаз.
- Ты, оказывается, муж нашей ведьмы! А воск у тебя, случаем, не противосидовский? - Улыбочка у нее тоже осталась прежней.
- Воск обычный, - пропела Анна, - вот только зачем он тебе? Для ворожбы аль для подобий? Или для письма? Или для свеч? Большая разница. Свечи у мужа есть готовые.
- Для канцелярских надобностей. Я разве тебя не предупреждала, чтобы ты мне не попадалась? А тут ни здравствуйте, ни извините, а вопросы рядком!
- Так ярмарка же! Что мне теперь, в город не ездить?!
Анна уперла руки в боки, приготовившись к хорошей сваре. Но сида хмыкнула неопределенно, сгребла несколько палочек воска - на милиарисий - и была такова.
- Она под церковным судом, - сообщил Анне муж, - потому не в настроении. Бенедиктинцы уже собирают свидетелей.
- Бедненькая… - У ведьмы проснулась профессиональная солидарность. - А на чем попалась?
- На сущей мелочи: стоявшая под воротами вражеская армия штаны намочила и ушла. Король, правда, варваров добил… А сиду за это в наш клан приняли. Дэффид удочерил.
Анна поняла - клан получил новую ведьму. Пусть с другой специализацией - но более сильную. Недаром со старой не посоветовались: а кто она теперь такая, чтобы лезть в дела старейшин клана? Травница, лучшая, да не единственная. Ведьма, да не самая сведущая и могучая. Пока - вторая. Ненадолго. Сида возьмет учениц - куда денется, коли в клан вошла. И быть Анне не первой, не второй, а так… Если бы можно было приткнуть к сиде в науку дочерей! Так не возьмет же.
Анна уткнулась в мужа и безнадежно зарыдала. Но когда тот начал гладить по голове - оттолкнула ничего не понявшего дурака! Становиться простой фермершей было рано. Клан предал Анну. Но сохранялась надежда на церковный суд.
На оставшееся время ярмарки Немайн засела в павиллионе Вилис-Кэдманов - продавать страховки. Упорно брала только серебро. Или собственные расписки. Вскоре выяснилось, что за расписку Немайн можно купить больше, чем за серебряную монету. И что многие их принимают в качестве "страховки".
В результате воры полюбили их ничуть не меньше серебра. А воров на ярмарку приехало немало. Иные внаглую являлись за охранными грамотами - с распиской Немайн в качестве оплаты. Известно, фэйри считают лихих людей да грешников законной добычей. Особенно добрые. Нужно же им на ком-то природную каверзность обтачивать. Как кошкам - когти.
- А откуда у тебя моя расписка, мил человек? - спрашивала Немайн. - Ежели я ее другому выдала?
- Мне ею за трех телочек заплатили.
И поди докажи, что врет! А многие и не врали. Немайн скрипела зубами, но меняла расписки на страховки. Воры ворами, но создать курс новой валюты казалось важнее, чем поймать одного-двух злоумышленников. И тем более, ошибиться, бросив в застенок честного человека. Единственное, что удалось сделать, так это выдать несколько бумаг нового образца, выписанных не на предъявителя, а на имя заимодавца. На этих расписках было оставлено место для передаточных записей. Пользоваться такой бумагой мог только человек грамотный. Хотя бы на уровне нацарапать свое имя. О том, что грамотность спасает от карманных воров, к концу ярмарки знал весь город.
В результате цена золота немного упала - сказалось, что монеты вдруг получили пергаментного конкурента. Серебро устояло оттого, что страховки оплачивались только серебром и расписками. Дошло до того, что за серебряную марку давали уже не восьмую, а шестую часть золотой.
В выигрыше оказались те, кто приехал на торг с серебром, и те, кто в первые дни получил его в оплату. В том числе и в форме сидовых векселей. Их владельцы - особенно выкупившие векселя за золото - теперь соглашались менять их только по серебряному курсу. Так они выигрывали четверть цены векселя в золоте. Это было больше, чем стоила плата за пользование пергаментными "деньгами". А потому, не найдя серебра на размен, многие решили сохранить бумаги на руках и после ярмарки.
В особенном барыше оказались торговцы из единственного дружественного саксонского королевства, Мерсии. Воюющая и мобилизованная, Мерсия предлагала только дешевое сырье. И грубоватые копии франкских марок из серебра собственных рудников. Проба была даже получше, чем у монетных дворов майордомов, норовящих подложить друг другу свинью, постоянно портящих металл и недодающих вес. Брали эти монеты со всем удовольствием.