По мере чтения, лицо Гитлера стремительно менялось. Фюрер германской нации сперва побагровел, затем побледнел, его скулы свело судорогой, правое веко и щека стали подергиваться от нервного тика, пальцы, перелистывающие документы, нервно дрожали. Гейдрих, почтительно стоя в сторонке в ожидании вердикта, буквально наслаждался открывшимся зрелищем. При этом на его холеном аристократическом лице, словно маска, застыло выражение сосредоточенного внимания. Учитывая обстоятельства, это показное хладнокровие и невозмутимость смело можно было считать подлинным триумфом воли. Но душа… Душа обергруппенфюрера ликовала. Ибо в эту самую минуту Гейдрих воочию наблюдал результат своих неустанных трудов. Его талант, его интриги, его замыслы - всё это сейчас воплотится в волю фюрера, которая вознесет его на вершину могущества и низринет в ничто тех, кто осмелился противостоять ему. Впрочем, триумф еще только предстоит. Как и тяжелая работа, по превращению результатов этого триумфа в нечто реальное и осязаемое. А пока… пока можно просто наслаждаться зрелищем - оно того стоит!
Зрелище и вправду вышло презанятным. Гитлер, не дочитав даже до середины, просто бегло пролистал оставшиеся документы, после чего резко швырнул папку на стол и вскочил со своего места. Выглядел при этом фюрер, словно безумный. Волосы были всклокочены, мертвенно-бледное лицо перекошено, руки тряслись, лихорадочно шаря вокруг в поисках непонятно чего. В ярко-голубых глазах Гитлера плескалось безумие, смешанное с яростью.
Гейдрих, с тщательно скрытым интересом следивший за поведением вождя, ожидал взрыва, но голос фюрера прозвучал на удивление спокойно и даже отстраненно.
- Откуда у вас эта информация, Рейнхард?
- Из разных источников, мой фюрер. В этой папке собран результат работы подконтрольных мне ведомств в течении длительного времени. Но наиболее интересные документы и свидетельства, позволившие расставить все по своим местам, были добыты совсем недавно - во время штурма Москвы.
- При штурме? - к букету излучаемых Гитлером чувств добавилось еще и удивление.
- Да, мой фюрер. В преддверии генерального наступления на большевистскую столицу, по моему приказу было создано специальное подразделение - зондеркоманда "Солар", под командованием штурмбаннфюрера Науйокса.
- Я помню. Это тот самый, который руководил действиями наших агентов в Глейвице и Венло.
- Совершенно верно. Целью команды был захват советских политических деятелей, а также архивов ряда интересующих нас ведомств. Для этого бойцы и командиры отряда получили соответствующее оснащение и широчайшие полномочия. К сожалению, выполнение первой части задания оказалось невозможным - все высшее руководство СССР покинуло столицу задолго до штурма. Зато со второй частью нам повезло: эвакуация проходила спешно и не вполне организованно - многие документы не смогли вывезти или уничтожить. В результате мы узнали много интересного. Здесь, в этой папке, лишь самое основное из того, что нам удалось получить, благодаря "Солару".
Гитлер задумчиво кивнул, полностью уйдя в свои мысли. Ему было о чем подумать - содержимое папки ясно и недвусмысленно указывало на то, что Вильгельм Канарис, глава Абвера, снабжал британскую разведку секретной информацией и фактически являлся иностранным агентом! Это объясняло всё! Все те провалы и неудачи, накладки и нестыковки, что преследовали германскую военную разведку в последнее время. Становились понятны также и политические трудности последних лет. Да что там говорить, "крот" такого ранга был настоящей катастрофой! Так что Гитлер, потрясённый столь внезапным осознанием всей глубины открывшейся проблемы, пребывал, что называется, в прострации.
Зато Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих мог вполне законно гордиться собой. Мог и гордился! Задуманная и проведенная им интрига по праву могла считаться шедевром. Зондеркоманда "Солар" сработала весьма эффективно, так что свой рыцарский крест Альфред Науйокс получил по праву. А вот дальше… Дальше в дело вступили спецы из 4-го и 6-го управлений и, используя захваченную в Москве "добычу", создали нечто, находящееся теперь в красивой папке на столе Гитлера. И это "нечто" было смертным приговором для главы Абвера.
Как всегда, простая в теории вещь на практике превращалась в практически неразрешимую и смертельно-опасную задачу. Но ему и созданной им машине РСХА удалось справиться со всеми практическими трудностями. Захваченные подлинные документы из различных советских ведомств были дополнены подделками, неотличимыми от оригиналов, разбавлены всевозможными разведывательными и аналитическими данными и скомпонованы определенным образом - ребята Шелленберга и Мюллера проделали колоссальную работу. При этом был творчески использован соответствующий опыт, полученный в далекие тридцатые, когда он (тогда еще глава СД) аналогичным образом создал для советской разведки "дело Тухачевского". Сыграло ли то давнишнее дело какую-то роль в судьбе "красного Наполеона" или все было решено советскими вождями заранее и все старания СД были лишь ударом по крышке гроба? Кто знает, но прецедент был и соответствующий опыт остался. И этот опыт по созданию полностью фальшивого дела на основе полностью реальных документов весьма пригодился теперь, хотя на этот раз действовать пришлось тоньше. Вся прелесть "дела Канариса" заключалась в том, что все доказательства его "предательства" были косвенными и как бы из третьих рук, но в сумме формировали абсолютно однозначную и неоспоримую картину: глава армейской разведки поставлял информацию англичанам, а те в свою очередь кое-чем делились с СССР.
Конечно, риск был. Не смотря на всю красоту замысла, не смотря на филигранную точность исполнения. Риск в таких делах есть всегда! И не малый. Тем важнее было подать собранные материалы на суд фюрера в выгодном свете. И вот тут уж он - Рейнхард Тристан - не мог положиться ни на кого - такое надо делать лично.
Момент для нанесения сoup de grаce был выбран великолепно - фюрер буквально бесился от того неопределенного состояния в котором оказалась Германия и готов был сорвать свое раздражение на ком угодно. А если еще и удастся свалить на кого-то ответственность за неудачи…
Размышления Гейдриха были прерваны хриплым от волнения голосом Гитлера:
- Рейнхард, у вас уже есть план мероприятий по пресечению деятельности вражеской агентурной сети, возглавляемой Канарисом?
- Да, мой фюрер. Но для этого потребуется временное подчинение Абвера аппарату РСХА. К сожалению, использовать Канариса для поставок противнику дезинформации не удастся - мы просто не сможем создать двойной поток информации для лица с таким уровнем допуска. Придется просто ликвидировать всю, созданную им, вражескую шпионскую сеть.
- Действуйте, Рейнхард. Действуйте немедленно! Я подпишу все необходимые приказы, как только они будут готовы, но действовать нужно уже сейчас. Не останавливайтесь ни перед чем - эта язва должна быть выжжена каленым железом! - Последние слова Гитлер почти выкрикнул в лицо невозмутимо стоящему Гейдриху. Рейнхард Тристан лишь молча склонил голову, тщательно пряча торжествующую улыбку - дело сделано.
* * *
Важные дела в связи с продолжением войны возникали не только у сильных миры сего, Гансу тоже кое-что перепадало.
Несмотря на пасмурную погоду, настроение у Нойнера в первый день зимы было бодрым. Ну а почему бы и нет, в самом-то деле? После осенних боев в донских степях, "Тотенкопф" наконец-то вывели с передовой и перевели в резерв. Так что теперь части дивизии располагались в районе Старого Оскола в нескольких десятках километров от линии фронта. Солдаты и офицеры получили долгожданную возможность отдохнуть, отоспаться, избавиться от вшей, отогреться в тепле и отмыться от многодневной грязи.
Оперативной паузой, возникшей после боев под Воронежем, командование дивизии воспользовалось для переформирования частей и приведения их в относительный порядок. В частности, боевая группа Бестманна вновь стала разведбатом. Остатки двух батальонов (мотоциклетного и разведывательного) свели в один, который теперь состоял из шести рот: 1-й бронеразведывательной (в которой было только три взвода бронемашин, вместо четырех), 5-й минометной (в которой собрали все восьмисантиметровые минометы, как свои, так и трофейные), 6-й роты тяжелого оружия (где собрались три оставшиеся "колотушки", три легких пехотных орудия и четыре трофейные дивизионные пушки - Бестманн все же добился осуществления своей давней задумки). Всю пехоту собрали в трех мотоциклетных ротах, по которым распределили и оставшихся саперов. Огневая мощь у нового батальона получилась впечатляющей - впору потягаться с полком, а вот стрелковые роты довести до полного состава так и не удалось.
Впрочем, такое положение было везде - в пехотных полках "Тотенкопф" батальоны вообще переводились на трехротный состав, а мотоциклетные и саперные роты полков расформировывались, чтобы пополнить обескровленные пехотные подразделения. В армейских частях положение было еще хуже, так как, в отличии от "толстых" дивизий ваффен СС, у армейцев были куда более скудные внутренние резервы, а, изредка прибывающие, маршевые батальоны никак не могли покрыть убыль линейных подразделений.
Во время отдыха и вынужденного переформирования, всем солдатам и офицерам дивизии наконец-то выдали новое зимнее обмундирование непривычного цементно-серого цвета: теплые штаны и куртки-анораки с капюшонами, а также утепленную зимнюю обувь. Теплое белье и носки выдали еще раньше. Так что теперь эсэсовцы с превосходством поглядывали на своих коллег из вермахта, кутающихся в тоненькие, неудобные шинели, а то и вовсе в разнокалиберные шмотки, конфискованные по случаю у пленных и мирных жителей - отдел вещевого снабжения сухопутных войск оказался явно не на высоте.
Снабжение в последнее время вообще стало больным вопросом. Более-менее регулярно покрывались только минимальные потребности в боеприпасах. Запчастей и продовольствия хронически не хватало. Тем не менее, не смотря на потери и хозяйственные трудности, моральный дух войск был высок. Солдат вдохновляли недавно одержанные победы и ожидание скорого мира - враг разбит, столица взята, скоро домой! На этом фоне тяготы фронтовых будней считались временными неудобствами, которые можно и перетерпеть. Тем более, что со стабилизацией линии фронта, появилась возможность обосноваться в прифронтовых населенных пунктах и как-то наладить армейский быт.
Словом, на душе у Ганса было всё спокойно. Поэтому вызов в штаб батальона он воспринял вполне нейтрально, не ожидая никаких неприятных неожиданностей. Натянув куртку и накинув на голову капюшон, оберштурмфюрер Нойнер покинул дом, в котором обосновался, и, перейдя через заснеженную улицу, направился к единственному административному зданию, расположенному в центре поселка, где, вместе со штабом батальона и связистами, окопался Бестманн.
Над входом в здание лениво колыхалось красное знамя со свастикой, символизируя собой приход новой власти. Другим колоритным символом нового порядка была статуя Ленина, стоящая на постаменте перед входом в бывший поселковый совет. Немцы не стали разрушать памятник, зато дополнили скульптурную композицию противогазной маской, которую натянули на голову вождю мирового пролетариата, и старым жестяным фонарем, повешенным на вытянутую вперед руку, видимо для лучшего освещения дороги в светлое будущее. При виде этой гротескной фигуры, Ганс шутливо вскинул руку в приветствии и весело ухмыльнулся, когда Ленин в ответ дружелюбно махнул "хоботом" противогаза и качнул фонарем под налетевшим порывом ветра. Солдатская шалость немного подняла и без того неплохое настроение и Нойнер, поприветствовав часовых и дежурного, резво взбежал по лестнице на второй этаж и ввалился в, занятый комбатом, кабинет.
- Привет, Вальтер. Чем порадуешь?
- Поручение для тебя есть - радуйся.
- Уже! А что за поручение-то?
- Поедешь в Харьков со сводной командой, заберете нашу технику из ремонта и пригоните сюда своим ходом.
- О как! Да уж, порадовал! Жаль, конечно, что в Харьков, а не в Мюнхен, ну да ладно. А за что мне такой подарок? До дня рождения вроде еще далеко…
- А ты пошевели мозгами, остряк, может, и сам догадаешься?
- Да что тут гадать? Просто моя рота единственная на весь батальон, в которой все еще есть ДВА офицера.
- Вот-вот. Все ты понимаешь, разгильдяй везучий.
- Но-но-но! Это все результат моего умелого командования и выдающихся лидерских способностей!
- Да иди ты, стратег недоделанный! - Вальтер беззлобно отмахнулся от, весело скалящегося, Ганса и спокойно закончил. - Оставишь свою роту на Ланга - пусть попрактикуется, пока все тихо. Возьмешь одного шарфюрера и дюжину солдат - поедете на "блице" снабженцев. В Харькове заберете с ремзавода группы армий двух "шнауцеров", три броневика, "ковшик" и 9 мотоциклов. Заодно и запчастей кое-каких захватите и еще там по мелочи… Вот предписание. Три дня тебе на всё, смотри не загуляй! Verstehen?
- Jawohl! Я буду осторожен и бдителен как никогда!
- Иди уже.
- Погоди. Что там за ремзавод в Харькове объявился, а?
- Русский тракторный. Они его вывезти практически не успели - так по мелочи кой-чего. Танковый увезли, а этот не успели. Ну, вот наши ремонтники там и обосновались. С других заводов еще оборудования подвезли, где что осталось. Ну и свое приволокли, конечно. Местных рабочих тоже запрягли - вот тебе и завод готовый и от фронта не далеко.
- Да какой с него толк, с завода этого? Оборудование-то у них наверняка убогое, да и рабочие… - Ганс всем своим видом изобразил скептицизм.
- Дурак. - Бестманн сунул какую-то бумажку в ящик стола и спокойно продолжил. - Оборудование там новехонькое, потому что заводу этому еще и десяти лет нет. А строил его Форд, так что можешь считать этот завод не русским, а американским.
- Scheisse! И много у русских еще таких заводов?
- Хватает. Откуда по-твоему все эти кучи танков и прочей техники, что мы перебили по пути сюда? Не в колхозах же их наделали.
- Donnerwetter, не нравится мне это. Я-то думал, что у иванов остались одни бронетракторы, помнишь? А ты говоришь, что танковый завод эвакуировали - значит, скоро у них снова появятся танки!
Бестманн хмыкнул.
- Не переживай. Всё не вывезли. Так что наделать оружия больше чем было, русским вряд ли удастся. В Харькове расспросишь подробней - там был один из крупнейших промышленных районов советов. Всё, вали отсюда, без тебя забот хватает.
Вот так оберштурмфюрер Нойнер и очутился в кабине грузовика, пробирающегося по разбитой дороге к первой столице Советской Украины.
Мотор уютно урчал, машину качало на ухабах, как пароход в пятибальный шторм, солдаты и шарфюрер Рёш из бронеразведывательной роты сидели в кузове, водитель из дивизионной колонны снабжения спокойно крутил баранку. Ганс дремал, надвинув на глаза кепи, которое носил вместо фуражки с тех пор как получил зимнее обмундирование. Вокруг расстилался монотонный пейзаж заснеженной степи, пересекаемый редкими лесополосами… Из сонной расслабленности Ганса вырвал голос шофера:
- Подъезжаем к Харькову, оберштурмфюрер. Вон и пост уже.
Ганс сдвинул на затылок кепи и бегло осмотрелся. Ага, ведущее от Чугуева шоссе здесь пересекало железнодорожное полотно. Железка пока еще не действовала, а будку железнодорожного переезда облюбовали фельджандармы, устроившие здесь натуральный укрепленный блокпост с баррикадой из мешков с землей или щебнем и русских противотанковых ежей, легким проволочным заграждением, небольшим прожектором и блиндированными огневыми точками. Один из постовых в советском караульном тулупе, с надетым поверх него жандармским горжетом, повелительно махнул рукой, указывая остановиться.
Когда "Опель" послушно тормознул по соседству с баррикадой, жандарм спокойно приблизился к грузовику, не убирая, тем не менее, руки с рукоятки повешенного на плечо МП, ствол которого постоянно был направлен на дверцу кабины. На машину также был направлен ствол МГ34 на универсальном станке-треноге, расположенного за укреплением. Еще несколько фельджандармов с карабинами также были готовы поучаствовать в любой заварушке. Сурово!
Ганс, оценив приготовления "цепных псов", одобрительно кивнул своим мыслям и протянул подошедшему автоматчику с нашивками фельдфебеля свое предписание через опущенное окно. Тот, бегло изучив документ, вернул ему бумагу и несколько извиняющимся тоном проговорил:
- Всё в порядке, герр оберштурмфюрер, но придется немного подождать - полчаса, не больше.
- Я не "герр". Просто "оберштурмфюрер" - у нас так принято. А из-за чего задержка?
- Колонна должна вскоре пройти, а шоссе узкое - чистить не успевают.
- Понял, камрад. Ладно, мы подождем.
Закрыв окно и повернувшись к водителю, Ганс бросил:
- Отгони машину на обочину, но мотор не глуши, а то замахаемся потом заводить.
Едва "Опель" послушно замер, приткнувшись сбоку к импровизированному защитному валу блокпоста, как Нойнер бодро выпрыгнул из машины и, грохнув пару раз кулаком по железному борту грузовика, проорал:
- Стоянка полчаса - всем выгрузиться и размяться!
После чего ловко взобрался на баррикаду и с интересом осмотрелся вокруг. "Тааак: заснеженные поля с торчащим пожелтевшим бурьяном, темная лента шоссе, небольшой лесок в отдалении, железнодорожная насыпь… А это еще что такое? - Ганс вскинул к глазам бинокль и быстро навел резкость. - Похоже на бронепоезд, только странный какой-то. И, что характерно, подозрительно знакомые очертания местами просматриваются". Спрыгнув с заграждения, Ганс подозвал к себе жандармского фельдфебеля и, небрежно махнув в сторону замеченного им странного объекта, поинтересовался:
- А что это за развалина там, на путях?
- Так бронепоезд русский. Разбитый.
Ганс покачал головой и ухмыльнулся.