Когда Макс объяснил в бельгийском консульстве цель путешествия, на него посмотрели как на психа. Макс слегка опешил, обнаружив, что события, на которые в "Охотниках за динозаврами" были только намеки, уже произошли и бельгийцы уже пять лет как вовсе не хозяева страны. В голове палеонтолога осталось только красивое выражение "восстание симба", да и то задержалось там ненадолго - слишком много усилий требовала подготовка к отъезду.
Южноамериканец по рождению и образу мыслей, он не мог воспринимать революции и перевороты всерьез. Политика была для него родственницей футбола - увлекательный спорт, не больше того. Макс Морено не видел принципиальной разницы между повстанцами и футбольными фанатами - и с теми и с другими лучше не спорить о любимой команде, и те и другие склонны стрелять от избытка чувств, и бывают моменты, когда и тем и другим лучше не попадаться на глаза, чтоб не нарваться на неприятности. Просьбы воздержаться от посещения некоторых районов Макс тоже пропустил мимо ушей - что ему до драк между племенами и сепаратистов. Там, куда он отправляется, людей вообще не будет - динозавры могли выжить только в самых глухих местах. Таких же глухих, как сельва на границе Боливии и Парагвая…
И вот он в Конго. Организация и расспросы заняли намного больше времени, чем рассчитывал Макс, - люди, к которым он обращался, были подозрительны и насторожены и в лучшем случае пытались отговорить его от затеи, а в худшем - надуть хоть по мелочи. Пару раз ему пришлось воспользоваться Броненосцем. Однако в конце концов Максу удалось арендовать два довольно крепких грузовика и нанять кучку рабочих и охотников, один из которых мог быть проводником. Другой слегка говорил по-французски - чуть лучше, чем Макс, - и был принят на должность переводчика.
Солнце закатилось за горизонт - багровый шар мигнул в последний раз и погас. От костра потянуло запахом жареного мяса - накануне им удалось подстрелить антилопу, и теперь сочные ломти тихо шипели над огнем. Где-то вдалеке снова захихикала гиена - и затихла. Ночная саванна была полна звуками: шелестом травы, треском цикад, вскриками неизвестных животных… Мирный, убаюкивающий фон. Книга выскользнула из рук Макса, и он задремал.
Он проснулся внезапно, будто его облили холодной водой, от кошмарного сна, в котором лагерь окружали, подкрадываясь на цыпочках, скелеты с автоматами в руках. Макс напряг слух. Ему и правда послышались шаги - кажется, несколько человек приближались к лагерю.
Внезапно тишина взорвалась возмущенным гомоном множества голосов. Рабочие Макса переругивались с кем-то на банту. Их прервал громкий возглас. Раздался звук удара; один из охотников испуганно вскрикнул, и тут воздух прорезала автоматная очередь.
Макс вскочил. В темноте у костра метались какие-то тени; совершенно невозможно было разобрать, что там происходит. Снова затрещали выстрелы, кто-то протяжно завопил, и на Макса, медленно покачиваясь, вышел один из охотников. Макс с ужасом увидел кровь, лаково блестящую в уголке его рта, и попятился. Казалось, он снова вернулся на пастбище мегатерия, и братья Увера с ним, чтобы погибнуть еще раз от стрел индейцев. Макс болезненно замотал головой. Нет, он не в Боливии, он в Конго; в зарослях не прячутся лесные индейцы - не бывает индейцев с автоматами; на лагерь напали, скорее всего, обыкновенные бандиты, и задача Макса сейчас - выжить самому и защитить своих людей… На свет костра вышло несколько человек в военной форме, и Макс, подняв ладонь, шагнул им навстречу.
Их было человек десять - большей частью совсем молодые, почти подростки, трусливые и опасные, как шакалы, почуявшие кровь. Они алчно посматривали на снаряжение, припасы, машины - ноздри жадно подрагивали, будто мальчишки принюхивались к запахам топлива и пищи. Макс понадеялся, что это патруль, с которым можно договориться. Но на их одежде не было ни эмблем, ни знаков различий, и видно было, что форма большинству из них не по росту. Это оказались симба - отряд разведчиков, подростков, одуревших от крови и наставлений колдунов. Намерения явно читались на их лицах: экспедицию перебить, имущество забрать, и, может быть, среди припасов найдется виски, а уж мясо-то у них будет. Так бы, наверное, и случилось, но с симба были еще двое. Макс не сразу заметил их - эти держались в тени: пожилой колдун с пучком пальмовых листьев в руке и высокий чернокожий мужчина в берете, чем-то неуловимо, но явно отличавшийся от большинства встреченных Максом конголезцев. Макс припомнил слухи о кубинских инструкторах, обучавших симба в тщательно законспирированных лагерях. Это был шанс.
- Вива Куба, - тихо сказал он, глядя через головы мальчишек. - Зачем вы напали на моих людей, товарищ?
По лицу мужчины скользнула тень растерянности, и Макс понял, что угадал. Кубинец поколебался несколько секунд, а потом все-таки заговорил на испанском.
- Кто вы такой? - резко спросил он.
- Я ученый, зоолог, - ответил Макс. - Это научная экспедиция. Мы ищем редких животных.
- Сейчас не время для поиска животных.
Макс развел руками.
- Однако я их ищу. Это мирная научная экспедиция, - повторил он.
- Страна? - резко спросил кубинец.
- Боливия, - ответил Макс и тут же пожалел об этом: мужчина подобрался, и глаза его опасно сузились.
- Значит, вы ищете здесь редких животных? В Боливии, значит, редкие животные кончились?
Макс мысленно выругался. Кубинец внимательно обшаривал глазами лагерь; его взгляд задержался на ящике с патронами и винтовках. Надежды откупиться быстро таяли. Отбиваться? Макс попытался незаметно скосить глаза и прислушался. В лагере стояла тишина, и Макс с досадой и облегчением понял, что оставшиеся в живых рабочие разбежались кто куда. Надеяться на их помощь не приходилось - но и волноваться за своих людей уже было не надо, те позаботились о себе сами.
Броненосец. Если удастся прикоснуться к Броненосцу - он сможет задурить головы этим бандитам и сбежать. Черт с ним, со снаряжением… а если повезет - то он заморочит ночных гостей так, что те сами сбегут. Макс открыто посмотрел на кубинца. Краем глаза он видел, что колдун смотрит на него напряженно и внимательно. Этот взгляд не нравился Максу, он обещал какую-то иную, новую опасность, но размышлять о ней было некогда.
- В Боливии другие животные, - дружелюбно сказал он кубинцу. - Вот мои документы, посмотрите… - Он медленно потянулся к внутреннему карману, в котором лежала фигурка. Колдун издал тихий тревожный возглас, и расслабившиеся было подростки снова наставили на Макса автоматы. Он замер.
- Не двигаться! - рявкнул кубинец и слегка склонил голову к колдуну.
Тот тихо и торопливо говорил что-то на суахили; Макс разобрал пару слов и понял, что дело плохо. Он не стал дожидаться реакции; рухнув на землю, он выдернул фигурку из кармана и изо всех сил сжал в кулаке.
(…лагерь под покровом сумрачного леса. Молодая гибкая женщина приносит ему тарелку с тушеным мясом; Макс связан, и она кормит его с ложки, а потом, оглядевшись по сторонам, внезапно целует. Он чувствует запах ее горячего тела, ощущает шелковистую кожу… Руки… Только бы высвободить руки и достать Броненосца… Он рыжий, веснушчатый, совсем молодой, но на лице залегли неприятные, злые складки. Алчно блестят бледно-голубые глаза. Он торопливо записывает что-то в пухлый, потрепанный блокнот, нетерпеливо ерзая на хлипком складном стуле. "Лучше жизнь потерять нам, чем этот дневник!" - хихикая, бормочет он.
…утренняя полутьма. Человек с мучительно знакомым лицом, лицом, которое Макс много раз видел на страницах газет, выслушивает зверолова, а потом машет рукой. Трое партизан поднимают винтовки. Макс кричит, но три слитных выстрела обрывают его…)
Воздух над головой прорезала автоматная очередь, и Макс шумно выдохнул. Происходило нечто странное. Дико верещали мальчишки, паля куда-то в ночь, и над саванной плыли завывания колдуна. Земля под Максом была влажная и отдавала железом; он вдруг понял, что лежит в луже крови рядом с телом одного из рабочих. Макс попытался ползти; от прилипших к лицу мокрых комьев мутило. Колдун все завывал, будто призывая на голову Макса злых духов. Броненосец холодно пульсировал в руке, и все время грохотали выстрелы - симба было мало пролитой крови, они хотели еще. Макс вдруг понял, что Конго - это та страна, чей древний кровавый бог так и не был порабощен пришельцами; здесь тот, кто был воплощен в мегатерия, так и бродил на свободе, требуя все новых и новых жертв. В кого они стреляют там? Что за морок заставляет их палить и палить в пустоту, заходясь визгом от ненависти и страха? Макс чувствовал, как над ним нависает тяжелая, древняя тень. "Охотник за динозаврами, - подумал он. - Вообразил себя охотником за динозаврами, охота за мегатерием ничему не научила, какой же я дурак… Только бы выбраться. Только бы выскользнуть из-под этой тени, - думал он, - и я никогда в жизни больше не пойду на охоту, уйду в садовники… Только бы выкрутиться". Броненосец сработал как-то странно. Макс не представлял, что померещилось бандитам, но то, что увидел он сам, ему не нравилось; а то, что он вообще что-то увидел, - пугало. Макс попытался отползти в сторону, но почувствовал, как между лопатками уперлась нога в тяжелом ботинке. Холодное железо ткнулось в затылок, сдирая кожу.
- Пойдешь с нами, - сказал кубинец. - Посмотрим, что ты за зверолов.
ГЛАВА 9. НЕВЕСТЫ ЧИМОРТЕ
Монастырь на болотах, Боливия, ноябрь 2010 года
Потолок над Юлькой был тяжелый, влажный, каменный, и темные балки покрывал узор ходов, проеденных жуками-древоточцами. Пахло сырой шерстью, лекарствами и почему-то железной дорогой. Юлька с трудом повернула голову; мгновенно накатила тошная слабость и тут же прошла. Перед глазами оказалась кое-как побеленная стена, местами прикрытая пестрыми индейскими ковриками. Между ними висело желтоватое распятие - то ли из старого пластика, то ли из старинной слоновой кости.
Под самым потолком распластался по стене полупрозрачный геккон с огромными глазами. Секунду Юльке казалось, что это реалистичная статуэтка, по чьей-то причуде прилепленная под потолок. Но тут геккон моргнул и быстро провел по губам раздвоенным язычком. Юльке тут же захотелось пить. Она облизала пересохшие губы, непроизвольно подражая ящерице, приподнялась на локтях. От ничтожного усилия тут же бросило в пот. Юлька бессильно откинулась на плоскую жесткую подушку, успев, однако, заметить низкий столик рядом с кроватью - на нем стоял стакан и лежали упаковки каких-то таблеток.
Видимо, она была в больнице, но больнице какой-то очень странной. Юлька никак не могла вспомнить, как здесь оказалась. Вроде бы шла вдоль ручья; кажется, вышла на поляну. Дальше воспоминания обрывались, проваливались в яму, полную смутного темного ужаса. Юлька почувствовала, что напряги она память хоть немного, и события восстановятся. Но ей не хотелось заглядывать в этот кошмар - все ее существо вопило и протестовало против этого, и Юлька с облегчением отбросила попытки.
Лучше бы понять, что происходит прямо сейчас. Юлька осторожно провела рукой по бедру, ощутила голую кожу, горячую и сухую. Кто-то раздел ее и уложил в кровать, пока она была без сознания; кто-то, очевидно, давал ей лекарства и воду… Кто-то раздел ее! Юлька похолодела; рука сама дернулась к шее, и тут же девушка облегченно выдохнула: Броненосец был на месте. Юлька обмякла, чувствуя, как колотится сердце.
Она еще раз огляделась, насколько могла. Все-таки это не больница. Даже в Боливии больницы не должны выглядеть как смесь средневекового замка и сувенирной лавки. И, видимо, к ЦРУ это место тоже не имеет никакого отношения. Хотя лагерь, в котором Юлька провела последнюю неделю, и должен был изображать заведение для туристов, - в нем все равно присутствовал привкус военной строгости, которой не было в этой странноватой комнате. К тому же распятие… Юлька нахмурилась, пытаясь уловить смутную догадку.
Скрипнула тяжелая дверь, и в комнату вошла монахиня. Юлька мысленно хлопнула себя по лбу. Ну конечно, монастырь! Именно так она себе и представляла католический монастырь в Южной Америке - смесь суровой древности и неистребимого жизнелюбия. У монашки было круглое лицо цвета меди и узкие лукавые глаза. Она улыбнулась Юльке и наполнила стакан из принесенного кувшина.
- Где я? - спросила Юлька на английском. Монахиня снова улыбнулась, покачала головой. Юлька повторила вопрос на французском - бесполезно. К ее губам поднесли стакан, и Юлька, оставив расспросы, жадно припала к прохладной, чуть горьковатой жидкости - то ли слабый отвар каких-то трав, то ли разведенное лекарство… Она допила, обливаясь, и монахиня промокнула ее лицо платком.
Юлька снова попыталась заговорить, но монахиня мягко надавила рукой на плечо. Девушка покорно легла. "Надо было учить испанский", - пробормотала она по-русски, глядя в потолок. Снова скрипнула дверь, и Юлька опять оказалась одна. Ей оставалось только ждать.
В чертах матери-настоятельницы не было ничего индейского. Даже такому плохому антропологу, как Юлька, казалось очевидным, что родина этой пожилой женщины - где-то на другой стороне земного шара, на Ближнем Востоке или в Северной Африке. Несмотря на глубокие морщины и старческие пигментные пятна, лицо монахини было своеобразно красиво; из-за горба настоятельница запрокидывала голову, и казалось, что она всегда обращена к небу. А еще мать Мириам прекрасно говорила по-французски. Юлька даже рассмеялась от радости, услышав правильную, чуть шершавую от легкого акцента речь. И тут же ей пришлось пожалеть об этом - мать Мириам, естественно, хотела знать, как Юлька оказалась одна в глубине сельвы. Уж лучше бы им пришлось объясняться жестами! Застигнутая врасплох, Юлька отвела глаза и прикусила губу, судорожно соображая, о чем можно говорить монахине.
Похоже, мать Мириам заметила Юлькины метания. Не дожидаясь ответа, она слегка усмехнулась и начала рассказывать, что Юльку, потерявшую сознание на тропе из монастыря в ближайшую деревню, подобрала одна из монахинь. К счастью, сестра Таня когда-то обучалась на курсах медсестер; она смогла оказать Юльке первую помощь и доставить в монастырь. Что случилось? Инфекция, моя дорогая, скорбно улыбнулась мать Мириам и почему-то отвела глаза. Человек не приспособлен к жизни в сельве; тем более - белый человек. Пара комариных укусов, глоток воды - и лихорадка уже попала в кровь…
- Я знаю, - кивнула Юлька и нахмурилась. Что-то было не так. Что-то недоговаривала эта горбунья с длинными библейскими глазами. Юлька помнила, что чувствовала себя не очень хорошо; но чтобы вот так резко свалиться, потерять сознание, впасть в бред… Ни одна болезнь не может начаться так внезапно. А может, ее укусил какой-нибудь ядовитый гад? Нет, Юлька запомнила бы; да и настоятельница не стала б скрывать. И еще этот провал в памяти, в котором клубится багровый страх…
- Так что со мной? - спросила Юлька с деланой небрежностью.
- Ничего страшного, - ответила настоятельница и принялась с ненужной тщательностью раскладывать лекарства на столике. - Мы называем это болотной лихорадкой. Очень неприятно, но не намного страшнее гриппа. Неделя-другая - и будете как новенькая. Так как вас занесло в наши края - одну, без спутников, без снаряжения?
- Я заблудилась, - ответила Юлька. Она окончательно решила, что правду говорить не стоит, но и врать лишний раз тоже не собиралась. - Я пошла в поход… Понимаете, я приехала в Боливию одна и здесь на месте присоединилась к группе туристов - знаете, просто купила путевку в Санта-Крусе в одной туристической фирме. Нас было семь человек - немцы, французы… ну и гид, конечно. Я ни с кем особо не общалась, поэтому они, наверное, даже не заметили, как я отстала. Ну и вот… - Юлька развела руками, и мать Мириам кивнула, глядя ей в глаза. - А как я могу попасть в ближайший город? А то, знаете, у меня билет на самолет… Электронный, я его не распечатывала, - поспешно добавила Юлька, увидев, как губы настоятельницы раздвигает медленная кривоватая улыбка.
- Вам надо набраться сил, - проговорила мать Мириам. - Даже до ближайшего поселка добираться отсюда далеко и трудно.
- А вертолет…
- А у нас нет рации, - ответила настоятельница почти весело.
- И мобильник, конечно, не ловит? - без всякой надежды спросила Юлька.
- Ну что ты, деточка, конечно, нет, - качнула головой настоятельница.
Юлька закричала и проснулась. В келье было непроницаемо темно и невыносимо душно; горячий, влажный, какой-то мохнатый воздух с трудом проталкивался в легкие, и пахло, как в зоопарке. Юлька чуяла чье-то присутствие, и от этого было невыносимо страшно, невозможно пошеве-
литься.
Она не знала, сколько провела так, замерев в кровати и бессмысленно таращась во тьму. Наконец ужас слегка отступил; Юлька сунула руку под подушку и вытащила мобильник. Призрачный свет экрана скользнул по стенам. Келья была пуста; да и запах постепенно развеивался.
- Кошмар, - пробормотала Юлька. Ей снились термиты, поедающие спальник. Юлька, тихо подвывая от отвращения, все пыталась стряхнуть их с одеяла, но миллионы мерзких белесых насекомых продолжали копошиться вокруг нее - и вдруг замерли и отхлынули, как по сигналу. Тихие смешки донеслись из темноты, замелькали серые тени, - а потом все застыло, замерло в невыразимом ужасе, и тогда в ставшей вдруг горячей и влажной тьме раздались тяжелые шаги, и запахло животным, кровью, смертью.
Юлька нащупала зажигалку. Ее неверный огонек разогнал по углам дрожащие тени. Трясущейся рукой Юлька нашарила сигарету, которую стрельнула накануне у сестры Тани. Опять все тот же кошмар. То ли температура, то ли монастырская атмосфера действуют так угнетающе. Юльке не хотелось даже думать о том, что это прорываются сквозь психические защиты воспоминания о последних часах, проведенных в сельве. Что-то произошло с ней на поляне, заросшей тростником, на опушке джунглей, у дерева с гигантскими корнями, вывороченными из земли. Что-то невыносимо страшное случилось там. Юлька прикрыла глаза; в голове мелькнул образ всадника на пегом коне и исчез, стертый страхом.
Юлька не хотела признаваться себе, но в глубине души понимала, что влипла, пожалуй, в историю намного серьезнее, чем упрямое бодание с цэрэушниками. Пожалуй, она предпочла бы сейчас любые конфликты с живыми и рациональными людьми той черной неизвестности, которая поджидала ее в монастыре.
Надо было отдать Броненосца, подумала Юлька, проваливаясь в тяжкий, полуобморочный сон. Надо было отдать, и пусть бы они сами разбирались… с этим…