Двигаться с такой запредельной скоростью, чтобы уклоняться от пуль или атак сразу нескольких противников, поймавших его вроде бы в ловушку, было для Гудериана серьёзным вызовом его физическим способностям. Пусть он и намного превосходил обычных, даже самых тренированных, бойцов, но всему положен свой предел. К тому же, его стиль боя был очень диким и необузданным, он не умел планировать схватку, просто дрался с тем, кто был перед ним, часто даже не отвлекаясь на тех, кто обходил его с флангов или с тыла. И если допускал подобные досадные ошибки, то полагался как рывок, стоящий ему чудовищного напряжения всех сил.
Это его и погубило. Музыка почти никак не сказалась на нём, как и на Накадзо. Многочисленные амулеты, что антрепренёр носил на шее и просто в карманах начали переливаться, заиграли всеми цветами радуги, защищая владельца от вредоносной магии, обрушившейся на него. А вот Готон прижало к застеленному потрёпанным схваткой ковром полу. Она попыталась использовать и это, перекатившись через спину, но новый удар музыки вдавил её в пол с новой силой. Сияние накрыло Накадзо в этот момент куполом, правда, за пределы его антрепренёр выйти, скорее всего, уже не мог.
Гудериан прыгнул к Готон, попытался ударить сапогом в живот. Но тут под ногами его растеклась лужа черноты как будто дыра во тьму открылась. Накадзо сразу узнал в ней прорыв, но Гудериан, никогда не воевавший с каии понять этого никак не мог. Начав погружаться в чёрную лужу, парень быстро отпрыгнул от неё, оказавшись у стены. Но ещё одна дыра открылась там и из неё вырвалась характерная рука с жуткой клешнёй. Гудериан заметил её слишком поздно, но, всё равно, едва не увернулся. Уродливая конечность пробила грудь немцу, выйдя из спины липкой от крови, а меж клешней её застряли куски плоти и осколки костей.
Гудериан удивлённо воззрился на своего убийцу, медленно вырисовывающего на фоне черного пятна на стене, и бессильно обвис на жуткой руке каии.
- Погоди тратить гранаты, - усмехнулся Каспар фон Нейман, - их у наших ребят не так и много. Музыка Дитриха придавила нашего врага к земле. Теперь его можно брать голыми руками.
- Как ни странно, - усмехнулся Исаак, - твой лысый братец прав, Мельхиор. Спускай марионеток с поводка.
Старший фон Нейман ничего не сделал, по крайней мере, такого, что мог бы заметить человеческий глаз, но эсэсовцы сорвались с места, будто пущенные из лука стрелы. Не прошло и пары секунд, как они стояли уже у двери, из-за которой по ним вели огонь. Были бы они обычными людьми, наверное, сильно удивились бы, увидев лежащую на полу девушку с револьвером в руке. Но у марионеток, живых и не совсем, был чёткий приказ - убивать всех. Идущие впереди марионетки Мельхиора подняли автоматы, нацелив на лежащую девушку.
Грянувшая с новой силой музыка придавила уже и самих марионеток, да и фон Нейманам с Исааком досталось. Кемпфер сжал зубы, почувствовав смерть своего давнего спутника и товарища по многим опасным приключениям. С последними, самыми громовыми, аккордами умер Дитрих фон Лоэнгрин. Практически следом погиб и Гудериан. В некотором роде, Исаак остался один.
Лужа тьмы растеклась между лежащей на полу Мариной и марионетками, из неё начала выбираться здоровенная чёрная тварь, шарящая уродливой рукой с клешнёй вокруг лужи. Клешня ухватила за ногу эсэсовца - марионетку фон Неймана, сжалась на ней, ломая стальные кости. Сам эсэсовец и стоящие рядом бойцы опустили свои автоматы и дали длинные очереди по луже. Пули взбаламутили её поверхность, разорвали чёрную плоть руки, вот только даже оторванная от тела она не разжала клешни. Эсэсовец припал на колено, боли он не чувствовал, но стоять на ноге с перекушенной голенью было невозможно. Несколько раз ударил прикладом по вцепившейся в него конечности, но тот отскочил от упругой чёрной плоти твари. Клешни от этого только сильней сжались на его ноге, окончательно перекусив её. Эсэсовец упёрся осколком стальной кости в пол. Встать он теперь уже не мог, но вести огонь - вполне.
Автоматные пули заставили чёрную лужу вскипеть от, но это не мешало выбираться из неё однорукой твари. Эсэсовцы изрешетили её, она повалилась на бок, единственная рука и ноги начали подёргиваться в агонии. Но из лужи уже лезла следующая, рука с клешнёй снова шарила в поисках жертвы. Наученные горьким опытом эсэсовцы тут же открыли по ней огонь.
Тем временем Марина пришла в себя. Она видела немцев и выбирающихся из чёрной лужи каии, один из которых уже распластался на полу, исходя чёрным дымом. Эсэсовцы отвлеклись на лезущих тварей, казалось, совершенно не обращая внимания на девушку. Этим надо было воспользоваться. Не утруждая себя перезарядкой револьвера, Марина рванулась к окну и прыгнула в него, разбив плечом. В спину ей ударила длинная очередь, но били не прицельно и пули врезались в стену выше окна.
Марина вылетела из театра, перекатилась через плечо и ко второму входу. Он использовался для вноса самых объёмных декораций, которые не проходили в коридоры театра. Но, кроме того, через него можно было попасть на лестницу, ведущую в подвал. Чем и собиралась воспользоваться Марина.
Она не знала, что в том же помещении, где хранились декорации, укрылся от боя и Глеб Иванович Бокий. Вмешиваться в схватку немцев с японцами у него не было ни малейшего желания. А потому сразу после того как Руднев сбежал, оставив его одного в коридоре, Бокий забрался в просторное помещения, где хранились старые декорации. Там его дважды накрывала чудовищная музыка, и хотя он был готов к её напору, без защиты выдержать его было серьёзным испытанием для немолодого уже чекиста. Он лежал на пыльном полу меж грязных декораций и пытался прийти в себя после того, как музыка, наконец, сошла на нет.
Хлопок двери, ведущей в помещение, привлёк внимание Бокия. Он осторожно выглянул из-за груды декораций, за которыми лежал. Через помещение решительно шагала одна из актрис театра, его соотечественница, Марина Киришкина с револьвером в руке. Она прошла к декоративной двери, стоявшей у дальней стены. Дверь оказалась отнюдь не декоративной. Марина легко открыла её, сняв массивный, но явно бутафорский амбарный замок, повесила его на створку и вошла в проём, прикрыв за собой дверь.
Спустя пару минут, окончательно пришедший в себя Бокий аккуратно последовал за ней. Он не заметил, как из тьмы соткалась маленькая змейка и шустро нырнула Бокию в карман.
Ютаро поднялся на ноги. Многочисленные ушибы и ссадины болели, казалось, его долго и грамотно избивали, прежде чем бросить в ряды кресел. В оркестровой яме лежали одни трупы. Музыканты и их жуткий дирижёр повалились на пол, где стояли. Хоть дирижёр и не шевелился, Ютаро решил всё же проверить. Он направился к яме, но вдруг началось такое, что заставило юношу замереть, вскинув пистолет. По яме растеклось настоящее озеро тьмы, в невеликих глубинах его замелькали тени. Они проникали в мёртвые тела, и те начали медленно подниматься, как будто заново учились ходить и двигаться. Вновь взметнулись руки дирижёра, оркестр взялся за инструменты, музыка должна была грянуть с секунды на секунду.
Молодой человек вскинул пистолет, в магазине которого оставались ещё патроны. Три выстрела - все три пули в голову. С такого расстояния не промахнулся бы и слепой. Целил Ютаро в горящие красными огоньками глаза зловещего дирижёра. Ему удалось погасить оба, третья пуля пробила скулу - во все стороны полетели зубы и осколки кости. Но ни это, ни разнесённый затылок не помешали ему взмахнуть дирижёрской палочкой.
Новая музыка оказалась ещё кошмарней, чем игравшая ранее. Но эта ударила ещё и по Кемпферу сотоварищи. Исаак сразу понял, что кто-то перехватил контроль над уже мёртвым Дитрихом и сумел воспользоваться его способностью брать людей под контроль. Теперь главное оружие обратилось против самого фон Кемпфера, буквально прижав его к земле. К тому же из чёрных луж по всему коридору вокруг них начали выбираться тёмные твари. Музыка же придала им шустрости. Они быстро выкарабкивались из расширяющихся луж, создавалось впечатление, что ползущие следом толкают передних, стремясь как можно скорее выбраться на свет или добраться до людей, разорвать их клешнями, искупаться в крови. Что ещё могло двигать подобными монстрами?
Каспар и Бальтазар встали плечом к плечу, закрывая старшего брата. Марионетки не ведали страха только пока Мельхиор контролировал их сознание. Особенно живые люди, которым эмоции были свойственны куда сильней, чем полумеханическим "игрушкам", что создавал Мельхиор. Стоит ему утратить над ними контроль, как марионетки Дитриха обратятся в обычных людей, которые уже не ринутся без оглядки под пули или в самые клешни чёрных тварей.
Каспар хоть и уступал размерами трёхметровым монстрам, но силой явно мог поспорить с любым из них. Первого же сунувшегося к нему он ловко поймал за руку с клешней в захват, рванул вверх, попытавшись сломать кость. Упругая плоть не дала ему сделать этого, хотя явственный треск был. Урод обрушил на Каспара правую руку со сжатыми в кулак тремя пальцами. Каспар отпустил смертоносную конечность, принял кулак на скрещённые руки. Сила удара была такова, что он покачнулся, в предплечья как будто железнодорожный рельс врезался. Но младшему из фон Нейманов было не привыкать к таким ударам. Он ловко перехватил руку твари, тут же ударил ногой по колену, выворачивая сустав в обратную сторону. Та припала на повреждённую конечность, став почти одного роста с высоченным Каспаром, и тот взял в захват её голову, сжав стальными пальцами. Сдавил с такой чудовищной силой, что кости монстра не выдержали - голова лопнула, обдав руки Каспара потоком неприятной черной жидкости. Он попытался стряхнуть её, но она оказалась удивительно липкой, как смола.
Чистить руки было некогда. На смену рухнувшей твари уже спешили новые.
Бальтазар сражался совсем иначе. По опыту зная, что плевать ядом в них бесполезно, средний фон Нейман использовал кожные выделения, позволяющие ему кристаллизовать живую плоть. Он не стоял на месте ни секунды, постоянно двигался, проводя ладонями по телам тварей. В местах прикосновений остались полосы кристаллов, но в отличие от людей плоть чёрных монстров сопротивлялась их расползанию. Более того, кристаллизовавшиеся куски отваливались от их тел. Это осложняло дело, но Бальтазар не сдавался, вертелся безумным волчком, стараясь как можно сильней вдавить руку в тело монстра, чтобы кристаллы росли не столько вширь, сколько вглубь, заставляя врагов терять как можно больше плоти. Вскоре пол вокруг него был устлан слоем кристаллического крошева, а дравшиеся против него монстры были похожи на куски сыра. Их было двое - один лишился пальцев на левой руке и щеголял здоровенным провалом на груди, второго Бальтазар не приканчивал только потому, что тот больше мешал напиравшим сзади уродам. Монстр остался без левой руки с клешнёй и представлял существенно меньшую угрозу для среднего фон Неймана, нежели его полноценные сотоварищи.
Исаак не опускался до рукопашной схватки. Он творил несложные заклятья, что вытягивали тьму из тварей, наполняя его их силой. Он копил её для удара по чудовищному оркестру, игравшему давящую уже на всех музыку. С каждой секундой музыка набирала обороты, скоро она ударит по всем так, что даже сам фон Кемпфер с пола не поднимется.
Собрав, как он посчитал, достаточно силы, Исаак быстро шагнул к растекшейся по стене чёрной луже, откуда торчала голова твари, и с силой вдавил её обратно.
Разрядив пистолет, Ютаро вынул из кармана куртки запасной магазин, загнал его в рукоять и снова вскинул оружие. Но картина, представшая его глазам, заставила его остановиться. Над оркестровой ямой нависла громадная тень, она клубилась под потолком, заполняла сцену, стекая по ней обратно в яму, где людей не было видно из-за бурлящей тьмы. Тень эта складывалась в зловещую фигуру, протянувшую не то руки, не то крылья, к дирижёру, единственному, кто возвышался над кипящей в оркестровой яме тьмой. Именно она водила руками мёртвого юноши, возвращая к жизни чудовищную музыку.
Ютаро понимал, что стрелять в эту тень - только патроны зря тратить. А когда музыка снова наберёт силу, лучше оказаться подальше от зала. Иначе полётом, ушибами и снесёнными спиной креслами уже не обойдётся. Юноша бегом бросился к выходу из зала, постаравшись как можно скорее оказаться подальше от зачумлённого тьмой зала.
Он не видел, как под потолком образовалась новая тень, похожая на человеческую руку. Чёрно-серые пальцы сжались в кулак и потянули теневую фигуру куда-то в потолок, как будто она была обычным куском материи. Тень местами рвалась, расползаясь под призрачными пальцами, но рука медленно, но верно вытягивала её из зала. И чем меньше оставалось этого чёрного полотнища, тем меньше музыкантов играли проклятую музыку. Одна за другой замолкали скрипки, в последний раз грохнули начищенные тарелки литавр, барабанщик уронил палочки.
Спустя считанные секунды оркестр снова замолчал. На сей раз навсегда.
- Готон-кун, - Накадзо старался ни секунды не упускать, - помоги Наэ-кун добраться до лифта. Я вас прикрою.
Не договорив, антрепренёр принялся от бедра стрелять по прикончившему немца каии. Пули пробивали тварь, заставляя ту отступать обратно к чёрному пятну. Но та с обычным для них упорством шла вперёд. Боли каии не чувствовали и смерть принимали легко.
Готон подскочила к поднимающейся с пола кореянке, помогла ей, и они вместе поспешили к лестнице.
- Бросайте винтовки, - крикнул им Накадзо. - В них больше нет нужды.
Готон отбросила Арисаку, стукнувшуюся об пол, ей практически приходилось тащить Наэ на себе. Кореянка едва ноги переставляла - удар немца, видимо, сильно повредил ей. Накадзо подхватил её винтовку, повесив на плечо стволом вниз. Он стрелял без остановки, стараясь как можно быстрее менять обоймы, отступал вслед за девушками к лестнице. Ему удавалось держать каии на расстоянии, но как долго это продлится, кто знает. Скоро наберётся достаточно тварей, они набьются в коридор, задние начнут давить на передних, как это не раз бывало в их давних схватках. Каии не ведали страха, но инстинкт самосохранения был присущ и им, так что лезть на верную смерть они не спешили, пока у них просто не оставалось иного выбора.
Так они отступали по коридору. Накадзо стрелял, Готон волокла Наэ уже по ступенькам. На стене рядом с ними растеклась новая лужа, откуда спешил выбраться каии. Передёрнув затвор, Накадзо несколько раз выстрелил в торчащую из лужи голову твари, добавил прикладом, втолкнув её обратно. На него тут же обрушились твари, толкавшиеся в коридоре. Двигаться каии могли очень быстро, и Накадзо пришлось отскочить на пару шагов, едва не толкнув спиной Готон и не сверзившись с лестницы, чтобы не попасть в их жуткие клешни. Припав на колено и пропустив чудовищную конечность над головой, антрепренёр расстрелял оставшиеся в магазине патроны в ближайшего каии. Монстр повалился, мешая напирающим сзади. Накадзо воспользовался этим, прыгнув через оставшиеся ступеньки.
- В лифт! - крикнул Готон и Наэ. - Скорее в лифт!
- А как же остальные? - прохрипела Готон. - Мы их бросаем?!
- Спасай Наэ-кун, - отрезал Накадзо, забивая в магазин последнюю обойму. - Только патроны оставьте. Кидайте их на пол. И быстрее, проклятье, быстрее!
Через всё фойе к ним бежали Дороши и Акамицу, Сатоми, несущая на руках потерявшую сознание Алису. Последним - Руднев, отстреливающийся сразу из двух пистолетов.
- Все в лифт! - мгновенно сориентировался Накадзо. - Дороши-кун, готовь эвакуацию. Уходим по второй ветке! У тебя не больше четверти часа!
- Но обычная процедура… - начала было девушка, но антрепренёр перебил её:
- Она тут неприменима! Четверть часа, - повторил он.
Девушки набились в лифт. Места для Накадзо и Руднева уже не оставалось.
- А как же Марина-сан, - крикнула Дороши уже из-за закрывающей решётки.
Сатоми же рванулась прочь из лифта.
- Здесь мой меч! Фамильное оружие! Я не могу его оставить тут!
Она попыталась разжать решётку, но Руднев силой втолкнул её обратно.
- Мы ещё вернёмся за твоим мечом, Сатоми-кун, - пообещал девушке Накадзо, закрывая решётку.
Готон потянула за ручку, и лифт поехал вниз.
Накадзо сдёрнул с плеча вторую винтовку, протянул её Рудневу.
- Собирайте патроны, Руднев-сан, - сказал он, присаживаясь над разбросанными обоймами. - С пистолетами вам долго каии не сдержать.
В пистолете, что дала мне Акамицу, ещё оставались патроны, и я сунул его в карман, оружие Дороши с опустевшим магазином полетело на пол. Я присел рядом с Накадзо, набивая карманы куртки и брюк винтовочными обоймами. Тут же зарядил одной из них Арисаку, передёрнул затвор и, не поднимаясь, начал стрелять. Я всаживал пулю за пулей в наступающих каии, пытаясь припомнить, сколько примерно времени требуется лифту, чтобы проделать путь вниз и вернуться наверх. Ведь сейчас именно от этого зависело - жить нам с Накадзо или умереть тут. Ну, ещё и от того, как быстро мы с антрепренёром будем стрелять. В трёхметровую тушу, бугрящуюся чёрными мускулами, я бы попал и метров с пятидесяти, а они, к сожалению, были намного ближе к нам.
Столько стрелять мне не приходилось, наверное, с Гражданской. Я давно уже сбился со счёта прошедших минут. Стрелял, передёргивал затвор, снова стрелял. Когда вместо выстрела раздавался сухой щелчок, менял обойму и снова начинал стрелять. Рядом со мной Накадзо делал то же самое. Антрепренёр даже карманы обоймами набивать не стал, когда в магазине кончались патроны, он просто поднимал с пола ближайшую, заряжал её в винтовку и снова палил по наступающим каии.
Выше нас, в том коридоре, где ещё так недавно отстреливалась от врага Марина, часто стучали автоматные очереди и несколько раз звучали взрывы гранат, похоже, незваные гости не были товарищами Юримару. Каии наседали и на них. Что ж, за это можно было и поблагодарить нашего врага.
Эта мысль показалась мне в тот момент удивительно смешной. Я начал идиотски хихикать, едва сдерживаясь от того, чтобы не расхохотаться в голос. Благодарить Юримару. Он ведь был в союзе с незваными гостями в форме, ведь кричал же он что-то насчёт уговора и "сам за себя". Теперь его каии разоряют театр, но они же не дают незваным гостям прорваться туда, куда те хотят. Выходит, есть и от них польза. Новая мысль оказалась ещё более идиотской, и я рассмеялся уже в голос, не в силах сдерживаться больше.
Накадзо покосился на меня, но ничего не сказал.
Ютаро буквально скатился по лестнице, отмахиваясь от каии знакомым мечом. Это было оружие Сатоми. Юноша обращался с ним не столь ловко, как девушка, но для того чтобы прорваться через мешающих друг другу каии этого вполне хватало.
- Ты вовремя, Ютаро-кун! - крикнул ему Накадзо.
- А как же Марина? - спросил я. - Бросать своих - последнее дело!
- Думаю, она уже внизу, - бросил Накадзо. - Если жива, конечно, - мрачно добавил он.
- Не понимаю, - упрямо помотал головой я, вытаскивая из кармана брюк последнюю обойму.
- Нет времени объяснять, - отрезал Накадзо.
За нашими спинами раздался знакомый звонок - прибыл лифт.
- Бросать Марину нельзя! - выкрикнул я, расстреливая обойму в ближайшего каии.
- Вниз, Руднев-сан! - рявкнул мне Накадзо. - Это - приказ!
- Но… - снова попытался возразить я.
- Выполнять! - лязгнул сталью голос Накадзо. Это был уже не весёлый выпивоха антрепренёр, а тайса секретного подразделения "Щит".