+ Трон Императора, + выдохнул кто-то из моих братьев. Возможно, даже я сам.
Кость и керамит броней покрывали его влажную плоть, кожа была опаленным и растрескавшимся нечеловеческим красным мясом, под которым пульсировали вздувшиеся вены из черного железа. Из затылка обезображенной головы демоническим гребнем торчала извивающаяся копна спутавшихся кабелей. Некоторые из них были медными цепями, оканчивающимися привязанными к ним черепами. Другие крепились к доспехам, орнаментированным бронзовой чешуей.
+ Я… я… + пропульсировал Малхадиил. + На что я смотрю…? +
+ Ярость, + Торкрит как будто был опечален из-за существа, стоящего посреди руин и окутанного черным дымом. + Ты видишь ярость воплощенную. Чистота бездонного гнева. +
+ Дым кровоточит, + отправил Думенидон. И это было правдой. Словно дождь, идущий из грозовых туч, дым, поднимающийся от покрытой шрамами плоти существа, извергал кровь.
Мы делились общими ощущениями, и я понял, что каждый из нас видит нечто иное. Думенидон видел только дым. Галео наблюдал существо из трещащих костей и чешуйчатых доспехов в нимбе не из пламени и дыма, а усаженного остриями золотого полумесяца. Как только я догадался о разнящемся восприятии, образы существа слились воедино.
Думенидон ошибся.
+ Это не дым, + отправил я. В тумане корчились лица, извивающиеся и утопающие в безумстве. + А души. +
Его взгляд упал на нас. Скелетообразное лицо обернулось с медлительностью, которую я могу описать только как звериную, и вполне отчетливо разглядело нас. В угольных провалах его глазниц бурлила кровь, из которой валил дым. Медленно - ужасающе медленно - оно распахнуло пасть, и дрожащий язык цвета протухшего мяса облизал покрытые розоватой слюной ряды акульих зубов. Затем язык бешено задергался, ударяясь о клыки - рыба, выброшенная из воды.
+ Почему оно видит нас? +
Торкрит не ответил.
Существо вдруг взревело, даже не втягивая воздух. Звук, вырвавшийся мощным ударом, мог посрамить гром, даже бури Титана.
Последнее, что я увидел, были тянущиеся к нам когти из меди и кости.
III
Я поднялся первым. Урчание доспехов показалось успокаивающим прикосновением чего-то знакомого после вынужденного развоплощения Торкрита. В пальцы обратно хлынула кровь, отчего их начало покалывать.
Торкриту не пришлось вставать, ведь он не упал, как остальные. Он продолжал сидеть на коврике, глядя на нас в задумчивой тишине. Когда я встретился с ним взглядом, он кивнул.
- Вы видели его, - произнес он.
Я помог Малхадиилу подняться на ноги, придерживая его за плечи и одновременно отвечая.
- Мы все видели его, хотя каждый из нас видел что-то иное.
- Ничего странного, когда встречаешься с сущностью подобной мощи. Как реальность искривляется от его присутствия, так форма его настолько привязана к царству за завесой, что она постоянно изменяется. В самом прямом смысле существо вознеслось над ограничениями плоти и может становиться всем, чем пожелает.
- Почему оно нас увидело?
В этот раз он снизошел до ответа.
- Оно почувствовало наши души.
- Оно могло убить нас? - спросил Малхадиил.
- Вполне. Оно и намеревалось это сделать. Вот почему я забрал вас.
Думенидон только отмахнулся, когда я подошел к нему. Галео также поднялся без чужой помощи.
+ Оно скрыло собственное существование. +
- Так и есть, - согласился Торкрит.
- Никогда не слышал о подобном, - отозвался я. - Ни разу, хотя провел немало времени в архивах.
Я выжидательно посмотрел на Галео, но вместо него ответил Думенидон.
- Конклав Диаболус.
Галео кивнул.
+ Согласен. +
Конклав Диаболус был настолько легендарным, насколько вообще допускалось в наших архивах: перечень самых ненавистных, самых ревностно преследуемых нерожденных, с которыми приходилось встречаться нашему ордену за десять тысячелетий.
Даже у эйдетической памяти были свои недостатки. Я не ожидал при жизни столкнуться хотя бы с одним представителем Конклава Диаболус, а потому почти не уделял им внимания, за исключением кратких упоминаний в исторических текстах.
- Даже если и так, - заметил я, - не больше десятка существ из Конклава Диаболус способны так управлять реальностью. Это не может быть одним из них.
Торкрит улыбнулся, хотя я не понял почему.
- Это не может быть одним из них, Гиперион? Прямо сейчас от демонических вторжений страдает бессчетное множество миров по всему Империуму. Только за последнюю пару дней я лично почувствовал знамения и записал пророчества о многих из них. Я ощутил нечеловеческий голос, нашептывающий в разум трехлетней девочки почти на другом конце Галактики от того места, где мы сейчас стоим. Но я не ощущаю ничего с Армагеддона - ни ветров варпа, которые принесли Пожирателя Звезд к планете, ни орду чудищ, которые устроили там бойню.
Он устало покачал головой.
- Так скажи мне, брат, разве это не может быть одним из них? Оно не может быть ничем иным. Ничто другое не сможет скрыть свое присутствие. Сами Темные Боги утаили от нас вторжение. Они никогда бы не стали действовать ради менее значимого существа.
Галео сотворил аквилу на нагруднике.
+ Ты был прав, призвав орден на войну, Торкрит. Мы должны отправиться в крестовый поход. +
- Но орден разбросан по всему Империуму, - сказал я. - Скольких мы сможем привести на Армагеддон? Девяносто рыцарей? Сотню?
Торкрит не сводил с меня глаз.
- Мы создадим лоскутное братство из отделений, которые пока еще в крепости-монастыре, и направимся на Армагеддон еще до окончания солярной недели. Гиперион, я понимаю твое опасение, но ты не видел всего, что видел я. Армагеддон вот-вот падет под натиском Извечного Врага. Волки вместе с человеческими защитниками ушли на последний незараженный континент и обороняют уцелевшие города.
- Но нас наберется едва ли сотня, - подхватил Малхадиил. - Этого недостаточно.
Галео взглянул на него.
+ Хватит ли этого, чтобы истребить вражеские орды? Нет. Но нас будет достаточно, чтобы изгнать его, брат. Волки и Стальной легион справятся с остальными. +
- Самоубийство, - сказал Малхадиил, но затем улыбнулся. - И наш долг. Я не боюсь смерти во имя Императора. Я боюсь лишь впустую растратить его Дар.
- Трата не будет напрасной.
Думенидон кивнул.
- Да, юстикар. Последняя атака, по которой нас запомнят.
Я сложил знак аквилы, мои кулаки стукнули о нагрудник.
- И еще одно, брат Торкрит.
- Только быстро. Мне еще нужно поговорить с остальными отделениями. Они должны увидеть то же, что и вы.
Я указал на зал, в котором мы находились.
- По твоим словам, ты последний прогностикар.
Он склонил голову.
- Люди, благословенные такой психической силой, очень редки, и мое призвание не менее опасно, нежели ваше. Каждая смерть это потеря, которую прогностикары ощущают острее всех. Ты почти стал одним из нас, Гиперион. Ты знал об этом?
Мое молчание ответило вместо меня.
- Это так, - продолжил он. - Твои силы привлекли внимание еще до того, как ты прошел испытания оценки. Но твой слабый самоконтроль посчитали критическим недостатком для предсказывания. Тебя сочли недостойным для вступления в Авгуриум.
- Кто счел меня недостойным?
- Я. Я и мой брат Соррен, до его недавней гибели. Теперь я остался один, и, как видишь, подобная слабость - брешь в защите нашего ордена. Я молюсь, чтобы вскоре в Серебряной Башне появились новые прогностикары.
- Мой самоконтроль пока остается изъяном, - признался я, - но спасибо за откровенность.
Его лицо опять озарилось тонкой, грустной улыбкой.
- Идите с честью, Кастиан. Готовьтесь пролить кровь примарха. Лорд Двенадцатого легиона ждет вас на Армагеддоне.
Часть вторая
ВОЙНА С ВОЛКАМИ
Глава четырнадцатая
ЯРЛ
I
Ноги не слушались меня, но и не болели. В этом-то и таилась проблема, вот что делало это таким пугающим. Я ожидал боль. То, что совсем не ощущал ног, могло означать, что я больше не смогу ходить. Мне не хотелось ничего спрашивать в случае, если они согласятся.
В городе, превращенном в руины, все казалось одинаковым. Мы были среди обломков храма? Коммерции? Трудно сказать. Все было засыпано каменной крошкой, витавшей вокруг с того самого момента, как обрушилась последняя стена.
- Мне уже лучше, - сказал я. - Дайте минутку.
Лица моих друзей сказали все лучше всяких слов: они знали, что я лгу.
- Эй, - заговорил один из них.
+ Гиперион. +
II
Я укрылся в тени бронетранспортера "Химера", стараясь, хотя и безуспешно, не обращать внимания на дождь.
Холодный. Холодный, холодный, настолько холодный, что я бы занемел, если б мог. Он был болезненным, болезненным, будто ожог.
В архивных документах война никогда не описывалась подобным образом. В них ведь никогда не пишут обо всем том дерьме, которое предстоит пережить, ведь так? В них говорится только о страхе и отваге, погребальных кострах и победных парадах, тепле братства и друзьях, которых ты приобрел на всю жизнь.
В них никогда не упоминалась усталость. Вот из чего состояла война - настоящая война, а не череда случайных перестрелок между отделениями на улице. Черт подери, нет - в настоящей войне целые армии схлестывались друг с другом многие часы без перерыва, и тебе было попросту некуда бежать. Нельзя отступить в безопасное укрытие и дождаться очередного патруля.
Перед боем ты стоишь, сдерживая желание отлить, выдавливая из себя несмешные шутки сухим, словно сапожная кожа, языком. А после него ты устаешь до мозга костей, твои руки и ноги дрожат от напряжения. Когда умолкли звуки последней атаки, я повалился на землю вместе с сотнями бойцов своего полка, которые упали или присели там, где еще пару мгновений назад стояли или сражались. Слишком уставший, чтобы блевать, слишком охрипший, чтобы жаловаться. Война еще и воняет. Пот, кровь, дыхание - и это лишь начало. За эти месяцы мне пришлось повидать, как люди марали штаны, только чтобы согреться ночью, а после каждой битвы половина из нас понимали, что обделались, сами того не заметив, не из-за страха, а от естественной потребности. Мы мочились, словно дикие звери, и не важно, чем занимались в это время.
Яеса стянула противогаз с распухшего лица, и вместе с ним отстало три зуба, за которыми протянулись нити розоватой слюны. Тим с безумной медлительностью осел на влажную землю и положил голову на камень. Судя по тому, как он ложился, я понял, что он уже не поднимется. Шальвен и Кал Восточник смеялись или по крайней мере пытались. Они бессильно и гортанно хрипели, поражаясь тому, что все еще живы. Другие садились группками, вознося хвалу далекому Богу-Императору, пока их братья сотнями гибли на поле боя, продолжая кричать, продолжая вопить и задыхаться там, под дождем.
На мое плечо опустилась рука. Я учуял на пальцах теплую кровь, пока не обернулся и не увидел, что она заляпала мою форму.
- Насколько все плохо? - спросил Кион. Его лицо было таким же окровавленным, как и пальцы. Как рука. И грудь.
- Оно…
Святой Трон, он потерял глаз вместе с половиной лица. Даже половиной головы. Что я должен ему сказать?
- Болит, - сказал он.
Ага, еще бы. Почему он вообще еще жив?
- Кион… - попытался сказать я.
+ Гиперион. +
III
Поначалу я пытался объяснить то, что вижу, но не мог подобрать нужных слов. Нет, подождите, это не совсем верно.
Я не знал достаточно слов. Я больше не мог вспомнить их. Все, что я говорил, перестало иметь всяческий смысл, поэтому мне пришлось замолчать.
После этого я пытался рисовать. То, что у меня в итоге получалось, оставалось непонятным для остальных. Гвардейским стилусом я делал наброски на стенах штаба, затем заголенным ножом на корпусах наших танков, а под конец на стенах камеры. Они отняли у меня нож. Мне пришлось пользоваться пальцами. Кровь была отличными чернилами.
- Война сломала его, - говорили они. После этого меня заперли, как будто правда была на их стороне. Война не сломала меня. Что это вообще значит? Я просто не мог их заставить понять то, что вижу сам.
Последний раз я говорил с другим человеком, когда меня тащили сюда.
- Если бы я только мог заставить вас увидеть, - сказал я. Они заперли дверь, оставив мне лишь ведро для испражнений и стены в качестве пергамента.
Затем началась атака. Я колотил в дверь, просил оружие, ругался и кричал, что могу помочь и хочу стоять с остальными.
Но я этого не сделал. Я забился в уголок камеры, боясь вдохнуть, ожидая, когда звуки прекратятся.
Первой стихла стрельба. Затем исчезли и крики. Вскоре вся база погрузилась в тишину.
Дверь оставалась запертой.
- Пить, - сказал я. Я даже не понимал, что говорю сам с собой, рисую рунические символы на языке, которого не знаю, и делаю наброски существ без души, которые даже никогда не рождались.
- Пить.
- Пить.
- Пить.
+ Гиперион. +
IV
Я сжалась во мраке, прислушиваясь к детскому плачу. Это уже не важно. Они найдут нас, даже если мы спрячемся. Они находят всех.
Нож в моей руке был на самом деле куском разбитого оконного стекла.
- Девочки, - сказала я. - Идите сюда.
+ Гиперион. +
V
Я открыл глаза среди строгого уюта комнаты для медитаций на борту "Карабелы".
Сознание Галео казалось дымкой на границе моего разума, настойчивым, как призрак.
+ Брат, + отправил он с другого конца корабля. + Хватит. Я же говорил тебе не лезть в их разумы. +
+ Прости, + пропульсировал я в ответ. + Дотягиваясь до них, я становлюсь сильнее. +
Я говорил правду, пусть и не всю. Достучаться до сознания людей на планете требовало огромной сосредоточенности и непрерывных усилий, но я жаждал увидеть мир глазами тех, кто оказался среди этого хаоса. Кое-кто мог бы счесть непозволительным жить чувствами других людей, но мое любопытстве не было низменным. Я хотел познать этот мир. Хотел ощутить его так, как никогда бы не ощутил, если бы ступил на него. Хотел почувствовать все, что мог дать этот мир, чью поверхность осквернял самый мерзкий из врагов.
В голосе Галео чувствовалось безграничное терпение.
+ Я понимаю это, а также твое искушение увидеть мир глазами смертных. Но ты нужен нам. Братство собирается. +
Я поднялся на ноги, сочленения доспехов мягко заурчали.
+ Великий Волк идет? +
+ Идет. И он не один. Мы встретим его на борту флагмана. +
Я потянулся за оружием и покинул комнату.
VI
Немногие души в Империуме вызывали такое же уважение, как магистр ордена Адептус Астартес. Их величие было не следствием поклонения масс, хотя многие магистры орденов получали благодарность целых миров, когда решали поведать о своих подвигах.
Нет, они обретали уважение в глазах братьев и право стоять впереди тысячи лучших воинов человечества, быть единственной душой, избранной остальными девятьюстами девяноста девятью воинами и достойной их возглавлять… Какие еще души могли удостоиться такого же почета и уважения?
Мы ждали его в главном ангаре флагмана нашего флота, боевой баржи Третьего братства "Правитель Черных Небес". Мы стояли, не соблюдая строя, объединенные только принадлежностью к отделениям. Юстикары стояли перед своими братьями, а впереди всех нас Великого Волка дожидался капитан Таремар Аврелиан - прозванный Таремаром Золотым за безумно длинный список благородных подвигов - Страж Третьего братства и мастер флагмана.
Его избрание командующим прошло единогласно. Гроссмейстер Ваурманд как лорд-главнокомандующий Третьего братства был обязан оставаться в крепости-монастыре. Традиции диктовали его участь, независимо от того, как бы он ни возмущался из-за этого: на Титане всегда должен оставаться один из восьми гроссмейстеров, чтобы следить за ходом операций. Вместе с Ваурмандом в холодных залах нашего древнего замка остался лишь самый минимальный резерв воинов.
Сейчас на палубе стояло сто девять рыцарей. На Титане осталось только восемнадцать. Остальной орден, да благословит его Император, сражался в собственных битвах среди далеких звезд.
Вместе с нами находились также люди из Инквизиции, в зависимости от личных предпочтений разряженные в роскошные одежды и боевые доспехи. Анника была одним из тридцати инквизиторов, которые отправились с нами. Она заметила мое внимание и кивнула в ответ. Рядом с ней, всем своим видом изображая официоз, находились Дарфорд, Кхатан, Меррик, Василла и Кловон. И не один Дарфорд сейчас стоял навытяжку. Мимолетно просмотрев поверхностные мысли, я узнал об их полнейшей сосредоточенности, которая, к моему стыду, оказалась сильнее моей собственной.
Армагеддон вращался под нами со звездной неторопливостью, видимый через распахнутые врата ангарного отсека. Его поверхность представляла собой лоскутное одеяло синего, зеленого и желтого цветов, нарушаемых лишь черными пятнами горящих городов. Единственного проблеска психического чувства было достаточно, чтобы ощутить напряжение, исходящее от рыцарей. У нас не было желания стоять здесь, в безопасности на орбите, пока планете внизу наносили все новые раны.
Мы прибыли почти двенадцать часов назад, и первое же сообщение, которое поступило с поверхности, было от самого Волка.
- Ждите, - потребовал он. Всего одно слово.
И хотя мы путешествовали на разных кораблях, в нашем наспех созданном братстве довольно скоро поползли слухи. Говорили, Таремара возмутило то, что им помыкали, словно безоружным сервом. Юстикары реагировали по-разному - одни злились, тогда как другие неохотно признавали, что Великий Волк лучше знает, что за война идет внизу.
Галео был из последних.
+ Мы - оружие, которое лучше использовать лишь единожды, + сказал он нам спустя пару часов после прибытия, когда мы начали тревожно мерить шагами палубу. + Великий Волк достанет нас, словно клинок, и пронзит сердце Извечного Врага одним стремительным ударом. Никому не будет пользы, если мы раскроемся слишком рано и начнем наносить нескоординированные удары. +
Думенидон был не настолько оптимистичен.
- Разве тебя это не оскорбляет? Волк командует нами, будто мы у него на поводке.