Не смотря на боль телесную, состояние духа Тапри было совершенно блаженным - так бывает с теми, кому удаётся счастливо избежать верной гибели. Он расслабленно лежал в высоком, обволакивающе-удобном кресле вражеской "торонги", глядел бездумно, как мелькает за окном вечерний городско пейзаж… Постепенно возвращались утраченные чувства… Вдруг стало мокро пояснице и тому, что ниже, потом ноздри уловили странный гадкий запах…
- А чем это здесь воняет? - полюбопытствовал он без всякой задней мысли.
- Воняет чем? Ну, как бы тебе объяснить? - вдруг замялся регард, обычно такой нагловатый и развязный. - Короче, когда я тех парней устранял… Первого-то я аккуратно прирезал, а со вторым намудрил что-то. Всадил нож в ребро, он и застрял, а выдирать некогда… Короче, третьего, что на тебе сидел и руки крутил, давить пришлось. Вот так.
- А вонища откуда? И мокро ещё… - бедный Тапри так и не понял, к чему шла речь.
- Так ведь это… Свойство такое у них, у удавленников. Всё что ни есть в организме, сразу выливается наружу…
- А-а?!!
- Ага. Прости.
Блаженство прошло, как и не бывало. И запах в салоне свежее не стал - несчастного вырвало на собственные колени.
… По коридорам Штаба Хрит вёл Тапри под руку - того сильно покачивало. И мечтал он только об одном - чтобы не встретить никого из знакомых. И главное, чтобы не попасться на глаза цергарду Эйнеру. "Только бы он ещё не вернулся, только бы не вернулся" - заклинал агард про себя. Не помогло. Верно, стезя у него была в тот день: сталкиваться с начальством в дверях.
- Ох, ничего себе! - присвистнуло начальство, окидывая подчинённых встревоженным взглядом. - Откуда это вы… гм… в таком виде?! Фу-у! В канализацию, что ли провалились?!
- Если бы! - ответил Хрит, потому что Тапри от стыда слова вымолвить не мог. - Всё куда серьёзнее. Знаешь, - к ужасу юного адъютанта, регард всегда обращался к " самому " на "ты", - пусть парень идёт мыться, а я тебе всё объясню… - и приказал, не дожидаясь ответа. - Ну, что застыл столбиком? Бери подменку и марш в душевую!
- Есть! - пискнул агард, наскоро похватал чистые вещи, и, стараясь не прижимать к себе, ринулся прочь из высочайших апартаментов. Но был схвачен за шкирку и водворён обратно.
- Куда?! - осведомился цергард Эйнер грозно.
- Я…того… в казармы! Я грязный слишком! - прошептал бедный юноша, втягивая голову в плечи. Не мог же он осквернять правительственную душевую теми непристойными субстанциями, что были размазаны по его спине!
- Ты что, опять?! Быстро в душ, или я не знаю, что с тобой сделаю! - цергард придал адъютанту ускорения в нужном направлении. И пожаловался дядьке Хриту. - Представляешь, он в первые дни, пока я не засёк, по каждой нужде в казармы бегал!
- Это он от благоговения, - пояснил регард. И прокричал через дверь. - Эй, парень, ты смотри там, не запрись! Вдруг сомлеешь, не допусти Создатели - тогда ломать придётся.
- Ладно, рассказывай, что у вас стряслось, - потребовал Верховный, - а то мне уже страшно.
Дядька Хрит рассказал. И услышанное цергарду Эйнеру очень, очень не понравилось. Получалось, что за него взялись даже раньше, чем он ожидал.
- Не знаешь, чьи это были люди? - спросил он Хрита с надеждой.
- Знаю, - подтвердил тот спокойно, как само собой разумеющееся. - Кузаровы ублюдки. Чудо, что парень против них столько продержался. Молодец.
- Кузара?! - удивился цергард, он ожидал услышать имя Азры. - Ты уверен?!
- Обижаешь, начальник! - на уголовный манер, криво осклабившись, подтвердил регард. - Сомневался - так не сказал бы! Ну, я, пожалуй, пойду. А то умаялся за твоим молодцом бегать, шустрый он у тебя. И знаешь что, как вылезет, ты его в санчасть отправь. Лупили его сильно, боюсь, не отбили ли почки…
Хрит ушёл, не дожидаясь разрешения и не утомляя себя уставными церемониями. Эйнера Рег-ата он знал с тех давних пор, когда тот ещё "в топь не проваливался" (аналог земного "под стол пешком ходил"), принимал определённое участие в его, скажем так, воспитании, поэтому привык позволять себе многие вольности по отношению к седьмому цергарду Федерации. Тот, понятно, не возражал - даже в голову не приходило. Если человек кода-то таскал тебя на руках, вытирал нос (да и другие, куда более интимные места), учил пользоваться оружием, глупо требовать, чтобы годы спустя он при каждой встрече отдавал тебе честь. Стиль отношений уже не тот.
Услышав о санчасти, Тапри пришёл в ужас. Боялся он лечиться, была у него такая слабость. Заверил клятвенно, что чувствует себя нормально, и не болит уже ничего, и не кружится. Цергард смотрел подозрительно, верил - не верил, но настаивать не стал, пожалел. Потому что медицине относился не лучше собственного адъютанта. Взял с того обещание доложить, если вдруг станет хуже, и отпустил спать. А сам просидел до ночи, обдумывая ситуацию. Не радовала она его, ох, как не радовала. Недавний инцидент ясно давал понять: стоит ему исчезнуть из виду, скрыться от господ-соратников, и те вцепятся всеми когтями в несчастного адъютанта, и душу из него вытрясут заживо. Узнать ничего не узнают, но наивного и доверчивого, неискушённого в штабных интригах парня угробят, мучительно и страшно, и концов потом не найдёшь. Будет на совести Эйнера Рег-ата ещё одна невинно загубленная жизнь…
Вот так и пришёл он к печальному выводу, что вместо двух комплектов фальшивых документов надо заказывать три. Хотя это тоже было глупостью: волочь за линию фронта человека, не имеющего ни боевого опыта, ни специальной подготовки. Он станет обузой, любая его оплошность может стоить жизни всех участников рискованного предприятия… "Наплевать. Будет мешаться - сам пристрелю, лучше так, чем помереть от пыток", - твёрдо сказал себе цергард Эйнер, исключительно для очистки совести, потому что в глубине души подозревал: ни за что не пристрелит, не сможет.
Знать бы ещё, как к новому спутнику отнесётся Гвейран…
…- Отказываюсь я тебя понимать! - сказал тот. - Мы с тобой затеяли самоубийство. Этот ребёнок нам зачем?
- Ну-у! - протянул Эйнер с упрёком. Он признавал, что боевого опыта у его адъютанта недостаточно, но видеть в нём "ребёнка" был всё-таки не склонен. Хотя бы потому, что сам по числу прожитых лет стоял много ближе к нему, чем к тому же Гвейрану, и особой возрастной разницы между собой и агардом Тапри не находил. (Пожалуй, он очень удивился бы, если бы узнал, что пришелец её тоже не находит.)
- Что - ну-у?!
- Да пусть его идёт. Здесь его всё равно убьют без меня. Вчера уже пытались, чудом спасся! - убедительности ради, он погрешил против истины: "вчера" Тапри ещё не убивали, иначе никакое чудо не спасло бы. Но Гвейрану такие тонкости были ни к чему.
- Спрячь его где-нибудь, - велел пришелец.
- Бесполезно. Найдут рано или поздно, - он и сам уже обдумывал такой вариант. - Слишком важная персона - доверенное лицо Верховного! Из топи выудят!
- А ты не мог "доверить" свои тайны "персоне" покрепче? - в голосе пришельца звучало осуждение.
- Я ему пока вообще ничего не доверял, не успел. Но другим об этом не известно. Поймают и будут пытать, пока до смерти не замучат. Неужели вам этого хочется? Право, жестокий вы народ! Мы для вас как лабораторные жабы, а ведь у нас тоже разум есть… - это он говорил нарочно, чтобы разжалобить.
- Да делайте, что хотите! - плюнул Вацлав и ушёл в камеру рассерженный. Не умел он общаться с контрразведкой.
А цергард Эйнер посвятил последние дни улаживанию дел, изучению легенды (отвратительно сложная, она требовала держать в голове массу непривычных мелких деталей) и отдаче распоряжений на время своего отсутствия. И самым строгим из них было: никого из посторонних , ни под каким видом близко не подпускать к камере 7/9; случись кому проявить к её обитателям повышенный интерес - убивать безжалостно и тела прятать в топь.
Цергарду очень, очень хотелось, чтобы пришельцы дожили до его возвращения (если таковому вообще суждено было состояться). Однако, даже меры столь строгие, гарантировать их безопасность не могли. Оставалось лишь уповать на волю Создателей…
Удивительно мирным выдался перелёт - будто и не было кругом войны. Молчали орудия, и вражеские истребители не беспокоили в пути. Если бы не зверский холод да парашют за спиной, путешествие можно было бы счесть приятным. Сидели молча, каждый думал о своём под мерный гул моторов…
Цергард Эйнер прикидывал в уме, как далеко на северо-восток могли продвинуться соединения Федерации за пять дней наступления, и не следовало ли повременить с вылетом до тех пор, когда они продвинутся ещё дальше? Хотя, где гарантия, что наступление, организованное им на скорую руку, за это время не захлебнётся, и Квандор не вернёт свои позиции? Нет, лучше воспользоваться преимуществом малым, чем и его утратить, понадеявшись на большее…
Агард Тапри в это время вёл смертный бой с собственным любопытством. "Не твоё дело - задавать вопросы и вникать, твоё дело - приказы выполнять, точно, в срок и по-молодецки!" - внушал он себе в уме голосом прежнего своего начальника, форгарда Сорвы. Но проклятое любопытство брало вверх, и ненужные вопросы жёлтым болотным ужом ползли в голову. Куда они летят? На квандорский фронт, это понятно. Зачем летят? Неизвестно, и не особо интересно. Но зачем они тащат с собой арестованного крумского доктора - неизвестно, непонятно и интересно до страсти! Набраться, что ли, наглости, спросить по прилёте? Господин цергард бранить не станет, может быть даже и ответит, но подумает наверняка плохо. "Зачем мне такой любопытный адъютант, уж не шпион ли?" - вот как он подумает. Лучше уж помалкивать, может, со временем дело прояснится само?
А не дававший ему покоя доктор Гвейран сначала пытался заснуть, чтобы скоротать время, даже овец считал, но сон не приходил. В голову лезли нехорошие мысли; чем дольше он обдумывал предприятие, тем безумнее оно ему казалось. Почему-то он вообразил, что в планы цергарда Эйнера входит десантирование на вражеской территории с парашютами, и разыгравшееся воображение рисовало яркие картины расстрела парашютистов в воздухе. Он представлял себе, как болтается, беспомощный, в ночном небе, а воздух вокруг прорезают огненные пунктиры автоматных очередей, метал рвёт живую плоть, чёрная кровь струями хлещет вниз, и медленно-медленно приземляются … тьфу, нет в этом мире такого слова, опускаются истерзанные трупы. И ладно бы их, трупов этих, было три. Так нет! В представлениях своих Гвейран почему-то обязательно оставался жив, долго разыскивал убитых своих спутников, горевал над их юными телами, прятал в топь. Тут его брали в плен, вели в пыточную камеру, оснащённую пилорамой… В общем, он успел пережить адские муки, прежде чем сообразил, что всё-таки спит, и видит дурной повторяющийся сон.
А разбудила его болтанка. Самолётик трясло страшной мелкой дрожью. Казалось, ещё немного, и повылетят из его бедного корпуса все болтики, шпоночки и прочие крепёжные элементы, развалится летучая машинка на части - тут им всем и конец. Гвейран трусом не был, но летать на технике столь устрашающе-архаичной не любил, что правда, то правда. Наверное, ему не удалось скрыть эмоции, потому что цергард Эйнер наклонился и, оттянув вбок кислородную маску, проорал ему прямо в ухо, стараясь пересилить рёв моторов:
- Ничего страшного, над горами всегда так… - потом с силой ударил ногой в дверь кабины и заорал ещё громче, - эй там, полегче, не арматуру везёте!
Как будто пилоты моли что-то изменить! Скорее всего, они его даже не услышали. Но по забавному совпадению болтанка тут же прекратилась. И агарду Тапри вновь с восхищением подумалось, какой же это великий человек - цергард Эйнер, что даже природа сущего подвластна его слову!
К большому облегчению Гвейрана, десантироваться им не пришлось. Самолёт сел на маленьком прифронтовом аэродроме в городке со смешным названием Мымра. Собственно, таковым оно было лишь в земном восприятии. На языке Арингорада это слово (мужского, кстати, рода) звучало совершенно нейтрально и никакого иного смысла, кроме топонимического, не имело.
Комендант города, полный, усталый человек средних лет, встречей с высочайшим начальством был смертельно напуган. Он выглядел таким виноватым, так подобострастно себя вёл, что невольно складывалось впечатление, будто он проворачивает в своих владениях некие тёмные делишки и опасается, уж не вышли ли они наружу. Возможно, так оно и было в действительности, но цергарда Эйнера в тот час заботило другое. Он не стал задерживаться в Мымре, потребовал машину без водителя, запретил оповещать соседей о своём прибытии в регион (не иначе, с инспекцией принесло Верховного!) и к огромному облегчению вороватого форгарда, отбыл в северном направлении, в компании всего-то трёх человек, и без военного сопровождения. С точки зрения коменданта, отваживавшегося выезжать из города лишь под прикрытием бронированных болотоходов, подобное поведение было чистым самоубийством. Дороги в округе имели одно неприятное свойство. Никогда нельзя было с уверенностью угадать, чьи они - свои ещё, или уже квандорские? Очень, очень неблагоразумно поступил цергард Эйнер! "Но кто я такой, чтобы указывать господам Верховным? - сказал себе комендант. - Уехал - и слава трём Создателям! Без него спокойнее…" Подумал так - и затравленно оглянулся, будто кто-то мог подслушать его крамольные мысли…
Пятнистый "кварг" священной козой скакал по болотным кочкам, выросшим за зиму прямо посередь дороги. "Безобразие, - думал Тапри, сжимая руль побелевшими от напряжения пальцами, - неужели трудно один раз грейдером пройтись?" Потом вспомнил, что не в столице, а в прифронтовом районе находится, некому тут дороги ровнять - и смирился с неизбежностью.
- Хочешь, я поведу? - несколько раз предлагал цергард Эйнер. Он к весенним болотным дорогам давно привык, но помнил, как трудно приходится новичкам, как тяжело лавировать колёсами между кочек, и адъютанта искренне жалел. Но тот от помощи отказывался - молча, отчаянно мотал головой, и крепче сжимал руль. И Эйнер не настаивал - чтобы не обижать. Тем более, ехать, по его подсчетам, оставалось недолго. Через час должны были начаться предместья Камра. Но Верховному цергарду Федерации Эйнеру Рег-ату следовал исчезнуть из этого мира ещё раньше - до первого блокпоста.
- Останови-ка здесь, - велел он агарду.
Участок было очень подходящим - сырым словно губка, полдня не пройдёт, как затянутся все следы…
- И мешок наш достань.
- Рад стараться! - Тапри хотел по-молодецки выполнить приказ, но забыл, куда тот мешок задевал, принялся шарить под сиденьями, весь эффект пропал.
- Да в снарядном ящике он, - напомнил цергард. - Ты же сам туда запихнул, чтобы под ногами не мешался!
- Виноват! - горестно пискнул адъютант и извлёк пропажу на свет божий.
А в мешке лежали очень, ОЧЕНЬ странные вещи! И потребовал цергард - СТРАННОГО!
- Переодеваемся! - сказал он, протягивая спутникам непонятные серые свёртки. - Скорее, пока никого на нас не вынесло!
В свёртках, понятно, оказалась одежда. Но какая! Бесформенные штаны, рубахи без ворота, кургузые стёганые кацавейки (для тепла!) и короткие - до колен - серые рясы! Плюс болотные сапоги с раструбами. Плюс заплечные котомки из брезента. Полное облачение монаха-паломника из ордена Святой Вдовицы - Праматери сущего! Что за нелепость? Зачем надо надевать… это?!
Тапри спросить не решился, лишь молча перебирал пальцами грубые завязки штанов, медлил в надежде: вдруг случится чудо и начальство передумает? А доктор Гвейран спросил, прямо и возмущённо:
- Ты что, тины нахлебался?! Зачем нам это барахло?
Агард от таких слов аж вскинулся: какое право имеет этот неблагонадёжный субъект разговаривать с господином цергардом в подобном тоне?! Пристрелил бы, честное слово! Но господин цергард возражать не стал, ответил спокойно:
- Маскировка… Бельё, между прочим, тоже снимайте. Монахи белья не носят.
- Оно хоть чистое? - осведомился Гвейран сердито, потому что было ему доподлинно известно: монахи одежду не стирают.
- Новое, - не без яду в голосе успокоил цергард. - Не беспокойтесь, не с трупов снятое. Специально шили.
И подал личный пример. Тапри последовал ему безропотно. Гвейран - кряхтя и чертыхаясь.
Когда же они переоделись - стало совсем плохо. Без элегантной чёрной формы, придававшей их облику внушительности, оба мутанта будто сбросили по шесть-семь лет жизни. Верховный цергард Федерации выглядел безнадёжно юным, почти как тогда, в первую их встречу. Адъютант Тапри казался мальчиком-сироткой. "С кем я связался?!" - подумал Стаднецкий с тоской. Потом вспомнил далёкую Землю, и нашёл ложку мёда в бочке дёгтя: "Спасибо, в этом мире монахи не бреют головы!" И всё-таки он продолжал злиться.
- Не понимаю, к чему этот карнавал? Неужели обязательно было измышлять столь экзотическую маскировку?
- Обязательно! - подтвердил Эйнер и отвернулся на секунду, чтобы никто не видел, что он хихикает, очень уж смешно смотрелась их компания в образе странствующих монахов. - Чудесная маскировка, лучшей в нашем случае не подберёшь!
И это была истинная правда. Потому что кроме искомого корабля космических пришельцев, располагался в квадранте 16-б ещё один достопримечательный объект. А именно - один из престольных храмов Вдовицы-Праматери. Скорее всего, он разрушен, может, и вовсе ушёл в топь, но для каждого монаха ордена место "само по себе является насквозь святым, так почему бы трём психам не совершить туда паломничество?". Так объяснил цергард Эйнер своим спутникам, а потом не удержался, рассмеялся в открытую:
- Надеюсь, кто-нибудь из вас разбирается в священном писании? Нет? Тогда будете изображать молчальников по обету.
Гвейран улыбнулся в ответ. Зря он сердился, план действительно был хорош. Во-первых, монахи- вдовняки (в просторечии) действительно отличались фанатизмом на грани душевной болезни, и занести их ради святой цели могло куда угодно, хоть к чёрту на рога. Во-вторых, документов они не признавали вовсе, в отличие от оружия, на которое у монахов других орденов был запрет. В-третьих, культ Вдовицы был полиэтническим, пользовался равным уважением в народе по обе стороны квандорско-арингорадской границы. И если власти Федерации религиозные проявления хоть и не запрещали официально, но, скажем так, не приветствовали , квандорская монархия наоборот, всячески поощряла их, считая веру оплотом государственности. А потому носители её, случись им оказаться в плену, могли рассчитывать на определённое снисхождение… В общем, впервые за последние месяцы Гвейран перестал ругаться на соплеменников за то, как неудачно они спрятали катер. Настроение улучшилось, предприятие перестало казаться стопроцентно безнадёжным, где-то там, в конце туннеля, забрезжил слабый лучик…
А Тапри слушал их разговор и удивлялся всё больше. Нет, не тому вовсе, что начальнику его приболело посередь войны непременно попасть в квадрант 16-б, уже не первый месяц захваченный противником. Мало ли, какие секреты там хранятся, не адъютантское это дело. Удивляло безмерно, почему господину цергарду, человеку выдающегося ума, не приходит в голову такая простая, на поверхности лежащая вещь?! К чему маскировка, к чему самая хитроумная из легенд, когда лицо его известно всем и каждому в этой стране, да и в Квандоре, наверняка, тоже! Его узнают сразу же, как только увидят - никакая ряса не поможет!