Из узкой извилистой лощины, плавно огибавшей холм с северо-востока, доносился неразборчивый говорок на наречии восточных племён.
– Отползи в сторону метров на триста пятьдесят, – велел Егор. – Настраивай рацию на нужную волну и связывайся с базой. Пусть минут через десять-двенадцать, не раньше, поднимают в воздух штурмовые группы.
– А ты?
– Подползу и осмотрюсь на местности. Не ссы в яблочный компот раньше времени. Всё будет хорошо. Выполнять…
На дне лощины, беззаботно покуривая и негромко переговариваясь между собой, на пухлых брезентовых рюкзаках сидело трое – в стандартном пятнистом камуфляже, но со светло-бежевыми тюрбанами на головах. В одной стороне от приметной смуглолицей троицы – на грязно-сером песке – лежало мёртвое тело Аль-Кашара: полчерепа снесло бедняге метким выстрелом. В другой – связанный по рукам и ногам, но живой, Артёмка Белов.
"Понятное дело", – мысленно усмехнулся Леонов. – "За "белого" бойца можно получить неплохие премиальные – из рук щедрого и непогрешимого полковника Каддафи…".
Естественно, что он – без всяких проблем – "положил" троих ливийцев, а Тёмного, пребывающего в бессознательном состоянии, освободил от нейлоновых верёвок. Но тот, не смотря на серию увесистых пощёчин, никак не хотел приходить в себя.
– Даже ладошка слегка заболела, – пожаловался – сам себе – Егор. – Ладно, пусть Тёмный немного полежит на мягком песочке и отдохнёт. Я же пока, сугубо на скорую руку, произведу беглый осмотр.… А что это за рюкзачок с приметной эмблемкой, лежащий рядом с одним из неподвижных тел в светло-бежевом головном уборе? Сама эмблема: узкий ярко-жёлтый обод с треугольником того же цвета внутри, а в треугольник – в свою очередь – вписан изумрудно-зелёный крест с ярко-красным камушком посередине…. М-м-м, что-то определённо знакомое. Однако…. Это же, если я, конечно, не ошибаюсь, знак Великой Инквизиции. Интересное такое кино. Офигеть и не встать…
Он, подойдя, умело дёрнул за шёлковый шнур, а заглянув в рюкзак, бесконечно удивлённо присвистнул: внутри обнаружился прозрачный пластиковый пакет, в котором находилась…
"Твою ж мать!", – потерянно выдохнул ошарашенный внутренний голос. – "Это же, так его и растак, отрезанная голова матёрого рогатого козла. Только, извините, на кадыкастой и безволосой человеческой шее…. Однако. Блин горелый…. Получается, что покойная троица охотилась на инкуба? Причём, успешно отохотилась? А Тёмный и Аль-Кашар им просто под руку подвернулись? Или же пытались задержать? Ну, и дела…".
– Что здесь т-такое п-происходит? – раздался сзади взволнованный голос Аль-Салони. – А, Леон?
Егор, обернувшись, рассказал – что и как. А также и показал.
– О-о-о. У-у-у, – обхватив голову ладонями и монотонно раскачиваясь из стороны в стороны, запричитал молодой бербер. – У-у-у. О-о-о…
– Что с тобой, боец?
– У-у-у…. За что мне в-всё это? За какие г-грехи?
– Отставить – нытьё! – начальственно, невольно подражая генерал-лейтенанту Громову, рявкнул Леонов. – Отвечать чётко и внятно. Что с тобой?
– К-командир, надо это з-закопать, – указывая подрагивающим пальцем на брезентовый рюкзак со странной эмблемой, предложил Аль-Салони. – Глубоко-глубоко з-закопать. Быстро-быстро. Обязательно. И н-никому про это не р-рассказывать. Никому и н-никогда…
– Почему – закопать? Почему – не рассказывать?
– П-потому…. Не одни убьют, т-так другие. Надо – з-закопать. Б-быстрее. Пока в-вертолёты не п-прилетели.
– Отставить панику, боец! Пусть генералы решают, что к чему. Им за это большую зарплату платят. Не нашего ума это дело…. Что у тебя с глазами? Побелели, понимаешь…
– У-у-у-р-р! – издав утробный звериный вопль-рык, Аль-Салони выхватил из ножен армейский штык-нож и бросился вперёд. – Убью!
Егор, понятное дело, вовремя отпрыгнул в сторону и уклонился, а потом, выставив защитный блок, ловким ударом ноги выбил клинок из правой ладони нападавшего.
– Сука русская, – бербер отступил на несколько шагов назад и попытался сдёрнуть с плеча ремешок автомата. – Тварь грязная…
Ситуация принимала совсем уже негативный оборот, поэтому Леонов, не раздумывая, выхватил из ножен нож и – почти без замаха – метнул его.
Умело метнул, как и учили в своё время. Нож, сделав положенные пол-оборота, с коротким хрустом вошёл – по самую рукоятку – в грудную клетку бывшего напарника.
Аль-Салони, жалобно вздохнув-всхлипнув, медленно и плавно опустился на раскалённый грязно-серый песок.
– Вот же, что называется, не было печали у гусара, – расстроенно пробормотал Егор. – Теперь надо как-то выпутываться из создавшейся ситуации. Вернее, похоже, сразу из двух. Дерьмо, как учит мудрый Виталий Палыч, для того и существует, чтобы в него – ненароком – не вляпаться. Причём, буду выпутываться, не дожидаясь, пока припрёт…. Чёрт, вертолёты уже гудят. Мать его растак…
Он быстро и аккуратно переместил мёртвое тело бербера поближе к такому же мёртвому телу в светло-бежевом тюрбане, извлёк из груди Аль-Салони свой нож, тщательно обтёр его лезвие о штаны покойного и поместил обратно, в ножны. После этого вытащил нож из ножен, висевших на поясе у неизвестного смуглолицего трупа, и вставил его – лезвием – в прореху на теле Аль-Салони. Осуществил, короче говоря, подмену ножей, завязал рюкзачный шнурок, а после этого, выпустив короткую автоматную очередь в обладателя тюрбана, опять занялся бездвижным Беловым.
– Кто это? – через пару минут пришёл в себя Тёмный. – Ты, Леон? Просто замечательно…. Что со мной? И где трое диверсантов?
– Всё нормально, – коротко улыбнулся Егор. – В том плане, что ситуация так и не вышла из-под моего контроля…. Два вертолёта приземлились за барханом. Скоро наши подойдут…. Хочешь пить? Подожди, сейчас флягу сниму с пояса и пробочку отвинчу…
Вскоре, действительно, в лощину спустились "наши": с десяток "камуфляжников-автоматчиков", среди которых был и Лёха Петров, низенькая девушка-врач с тёмно-коричневым саквояжем в руках и два заслуженных генерала – Фрэнк Смит и Громов.
– Доктор, приступайте к выполнению служебных обязанностей. Остальным бойцам – отойти в сторонку. Ещё дальше, – велел Палыч. – А ты, Леон, докладывай – как и что. Только коротко, сжато и по делу. То бишь, без слюнявой лирики и пространных отступлений.
Егор и доложил – как по писанному:
– Не дождавшись Тёмного и Аль-Кашара, мы выдвинулись на поиски. Услышали отголоски разговора, исходившие из данной лощины. Осторожно подобрались к кромке бархана, выглянули из-за неё и оценили сложившуюся ситуацию. Связались по рации с базой и вызвали вертолёты с группами огневой поддержки. А после этого приступили к уничтожению неизвестных супостатов, так как взять кого-либо из них в плен не представлялось возможным – приоритет, в полном соответствии со служебными инструкциями, был отдан спасению пленённого офицера Белова. Уничтожили. Вроде бы…. Спустились вниз, а один из покойников, вдруг, "ожил" и метнул в Аль-Салони ножик. Я по этому живучему деятелю тут же полоснул автоматной очередью. Только, к сожалению, было уже поздно. Моя вина, опростоволосился…
– Понятное дело, что лоханулся, – поморщился генерал-лейтенант. – Про пользу контрольных выстрелов забывать никогда не стоит…. А что это за рюкзачок такой?
– Не могу знать! – не моргнув глазом, отрапортовал Леонов. – Не успел ознакомиться с трофеями. Сперва бербером занимался, пытаясь откачать. Потом Тёмного приводил в чувство…. Виноват!
– Ладно, с тобой, боец, я потом разберусь. На досуге…. Фрэнк, подойди-ка сюда. Видишь? То-то же, я как чувствовал…. Леон, а эмблемку-то на рюкзаке ты рассмотрел?
– Никак нет! Не успел. Виноват…
– Ну, и ладушки…. В сторону отвернись, морда насквозь-виноватая. Ибо, как гласит народная мудрость: – "Меньше знаешь – легче спишь…".
Егор послушно (но медленно-медленно), отвернулся, механически отметив про себя: – "А мистер Смит, оказывается, очень шустрый индивидуум. За пару-тройку секунд, считай, срезал с рюкзака приметную эмблему и запихал её в боковой карман своей "ооновской" пятнистой куртки…. Ну-ну, господа генералы. Тихушники хреновы. Говорите, мол, что большая политика – дело грязное? Всецело и полностью согласен, а так же и солидарен. Мать вашу генеральскую…. Ага, зашуршал пластиковый пакет, размещённый в рюкзаке. Сопят, родимые, насквозь-заинтересованно…. А теперь тревожно переговариваются тихим-тихим злым шепотком. Знать, проняло бродяг заслуженных…".
Через несколько минут мистер Фрэнк Смит, решив взять нить управления процессом в свои крепкие английские ладошки, скомандовал:
– Бойцы – ко мне! Метеорологи предупреждают, что приближается серьёзная песчаная буря. Поэтому со временем у нас – откровенно туго. Приказываю. Поместить мёртвые тела диверсантов в "трупные" пластиковые мешки и загрузить их на борт номер "ноль-один". Естественно, вместе с оружием и всеми носильными вещами покойных. Мы с генералом Громовым отбываем…э-э-э, на столичную базу…. Офицер Алекс!
– Я! – вытянулся в струнку Лёха Петров.
– Назначаетесь старшим по борту "ноль-два". А также и целиком по внештатной ситуации, связанной с предстоящей песчаной бурей.
– Есть!
– Загрузить на борт раненого и погибшего. Отбыть к стационарному лагерю корпуса. Выгрузиться. Но не расслабляться и быть готовым к спасательным операциям – в свете приближающегося песчаного катаклизма…. Всё ясно?
– Так точно!
– Выполнять…
Вертолёт с генералами, пятью "камуфляжниками" и пустынными трофеями (включая покойников в светло-бежевых тюрбанах), поднялся в воздух и, повисев на одном месте пять-шесть секунд, уверенно взял курс на северо-восток.
– А как оно всё было, Тёмный? – оторвав взгляд от удалявшегося вертолёта, поинтересовался Егор.
– Странно всё было, – слабым голосом отозвался Белов, лежавший на стандартных армейских носилках. – Мы с этой смуглолицей троицей в лощине столкнулись, буквально нос к носу. Естественно, что было однозначно приказано – вскинуть ручонки вверх и не дёргаться…. То есть, это я, приведя автомат в боевое положение, приказал. А старина Аль-Кашар, как увидал этих деятелей в тюрбанах, так сразу же опустился на песок, лёг на живот и, обхватив ладонями затылок, застыл…. А эти трое и ничего. В том плане, что никакого сопротивления не оказывали. Ну, ни малейшего. Сражу же "грабки" подняли…. Только у одного из задержанных в смуглой ладони правой руки был зажат какой-то маленький, чёрный и продолговатый предмет. Ну, я и велел, мол, выброси немедленно. Он послушно ладошку разжал. Тут же что-то громко щёлкнуло. Всё, больше ничего не помню, хоть убей. Тёмная шторка – плотно и сразу – опустилась на сознание. Какое-то хитрое излучение сработало, надо полагать. Или же что-то аналогичное…
– Получается, что Аль-Кашара не снайпер срезал?
– Получается, что так. Скорее всего, его уже потом пристрелили, когда он пребывал в бессознательном состоянии…. Как же иначе? Ведь, Аль-Кашар сразу догадался, кто перед нами находился. То бишь, подписал – этим самым знанием – собственный смертный приговор…. А чёрная продолговатая коробочка? Куда она подевалась?
– Палыч подобрал, – невозмутимо сплюнув под ноги, сообщил Алекс. – По-тихому. Подобрал и в карман своей генеральской куртки рачительно запихал…. Сглазил-таки Горыныч, похотливый сукин кот, мол: – "Заскучал я что-то. Ничего дельного и интересного не происходит…". Накаркал-таки, морда со шрамом. Начались, всё же, гадкие и кровавые происшествия. Типа – получите, отроки, полноценный задел. Получите и распишитесь в получении. Теперь, ребятки, только держись…. Эй, орлы! – обратился по-английски к широкоплечим "камуфляжникам", мрачно покуривавшим в сторонке. – Хватайте носилки с раненым и загружайте в вертолёт. Шустрее, ещё шустрее. И мёртвого бербера не забудьте…. Пилотам – готовиться к взлёту! Пора, братцы, на базу, пока песчаная буря, мать её песчаную растак, не началась. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Сейчас ещё и по прикладу автомата старательно постучу. Чисто на всякий пожарный случай…
Глава шестая
Ванда
Они прибыли на "корпусную" базу. Вертолётные винты, покрутившись по инерции секунд десять-двенадцать, послушно замерли.
– А нет никакой песчаной бури, – довольно хмыкнул Петров. – Наоборот, лишь бездонное голубое небо над головой. Или подлецы-метеорологи всё наврали в очередной раз. Или же мои смачные плевки через левое плечо и старательное постукиванье по дереву помогли…. Значится так. Слушай, бойцы, мою авторитетную команду. Раненого незамедлительно доставить в госпиталь. Покойного, понятное дело, в морг. После этого отдыхать, но излишне не расслабляться и быть на связи. Если что – вызову…. К тебе, Леон, это не относится. Смело заваливайся на боковую и дрыхни, забот-хлопот не ведая, до упора. Заслужил, бродяга…. Жано!
– Здесь я, – из кабины пилота показалась лохматая голова.
– Экипажу находиться в непосредственной близости от вертолёта. И усиленно бдеть…. Не слышу ответа!
– Есть – находиться! Есть – бдеть!
– То-то же…
– А ты, Алекс, куда намылился?
– В столовую, понятное дело. Надо перекусить на совесть, раз всё спокойно. А то объявят, понимаешь, тревогу, и крутись после этого над раскалённой пустыней совместно с пустым желудком. Или же по пустыне. Не велика разница, если честно. Терпеть ненавижу. Если появятся свежие новости, то срочно дай знать…
До начала первой "ужинной" смены оставалось ещё порядка часа с маленьким хвостиком, поэтому горячих блюд в "корпусной" столовой пока не предлагали. Зато "шведский холодный стол" был богат и разнообразен, как и всегда. Он являлся – по строгому приказу мудрого генерала Фрэнка Смита – круглосуточным.
Лёха набрал всего подряд – четыре полные тарелки получилось, причём, все "с горками". В завершении процесса он загрузил на прямоугольный пластиковый поднос литровую бутылку "Кока-Колы", высокий стеклянный бокал, ложку-вилку-нож и переместился за дальний пустующий столик. Переместился и приготовился от Души (чисто на всякий случай), пополнить запас калорий.
Одно только слегка портило настроение – такие отличные мясные и рыбные закуски, а пива, как назло, не было. Нет, алкоголь в "ооновском" корпусе официально не запрещался, просто он отсутствовал, как класс. Да и достать было практически негде…
Раздался тихий стук – это на столешницу опустился ещё один пластиковый поднос, заполненный тарелками со снедью.
– Расширенный продуктовый набор назывался – "Брутальный джентльмен на отдыхе". Что же, заслуживает определённого уважения…. Не против, если я составлю тебе компанию? – поинтересовался на сносном английском языке приятный девичий голосок.
– Пожалуйста, – обернувшись, небрежно передёрнул плечами Петров. – Данный столик не является моей приватной собственностью. Так что, смело присаживайся. И не стесняйся.
Про себя же он подумал: – "Это та самая зеленоглазая и медноволосая девица, что пыталась играть со мной "в гляделки" в день нашего прибытия в "ооновский" лагерь. А потом она куда-то пропала на целых три месяца. Значит, в состав обслуживающего "корпусного" персонала не входит…. Кто же она тогда? Интересное кино…. Замечательно выглядит, надо признать. Облегающий ярко-голубой топик и потрясающие светло-бежевые шортики, из которых "высовываются" прямо-таки офигительные ножки. Упасть и не встать…".
– Рассмотрел? – чуть смущённо улыбнувшись, спросила медноволосая барышня.
– Ага.
– И как?
– Высший уровень. Слов не хватает.
– Польщена…. Кстати, я, кажется, знаю, почему ты такой смурной и задумчивый.
– Серьёзно? И почему же?
– Пивка, наверное, хочешь выпить. А его здесь не подают.
– Ты очень проницательная и сообразительная, – уважительно протянул Лёха. – Только это, к сожалению, ничего – ровным счётом – не меняет. В плане наличия пива, я имею в виду.
– Уверен?
– М-м-м…
– Мычащий прожжённый вояка – это очень даже оригинально…. Только не надо, пожалуйста, обижаться, – девушка расстегнула молнию на достаточно объёмной дамской сумочке, выставила на стол две пол-литровых пивных банки и, лукаво улыбнувшись, предложила: – Одна из них – твоя. Пей на здоровье.
– Спасибо, конечно, – окончательно размяк Петров. – Ух, ты! Австралийское "крепкое". Уважаю…
Подавая пример, девица умело дёрнула за баночный "язычок".
– Пшик-к! – радостно пропела вскрытая пивная банка.
– Буль-буль-буль…
"Ничего же себе!", – мысленно одобрил Лёха. – "Ну, и сильна, бикса рыженькая! Как бойко булькает-то. Причём, с ярко-выраженным и неподдельным удовольствием…. Занятная такая барышня. Отвязанная, дерзкая и лихая. Своя в доску, короче говоря…".
И они приступили к трапезе. А также и к процедуре знакомства.
– Меня зовут – "Ванда", – с аппетитом уплетая бутерброд с подкопчённой ветчиной, сообщила девушка. – Являюсь штатной корреспонденткой крупного медиа-холдинга – "На Краю Земли", который специализируется на подготовке различных материалов (письменных, видео и аудио), о…м-м-м, о глухих, необычных и экзотических местах нашей прекрасной и древней планеты.
– То есть, о так называемых "медвежьих углах"?
– Ну, да. Меня и откомандировали сюда именно для этих целей. Есть в здешней пустыне несколько весьма достойных и загадочных объектов. То ли миражи. То ли нечто реальное…
– Что значит – "реальное"? – заинтересовался Петров.
– То и значит. Допустим, существует некий средневековый замок. Но его владельцы хотят, чтобы об этом никто не знал. Вот и "маскируют" его под обыкновенный пустынный мираж. Такие "спрятанные" объекты меня, в первую очередь, и интересуют…. А ты, Алекс, за прошедшие годы практически не изменился. Всё такой же любитель задавать дополнительные уточняющие вопросы.
– Э-э-э…. Выходит, мы уже были раньше знакомы?
– Ну, ты и тормознутый…. Ладно, представлюсь ещё раз. Ванда Паулс. Она же – "Ванда из клана рыжих прибалтийских волков", как ты сам меня и называл когда-то. Вспоминай, давай, деятель склеротический…
И Лёха вспомнил.
В конце прошлого века его семья регулярно, на полтора-два летних месяца, выезжала в Латвию, в симпатичный приморский городок Юрмалу. Тёмно-жёлтые песчаные дюны, приземистые и кривобокие сосны, голубовато-серая морская гладь, разноцветная каменная галька, шустрые чёрные стрижи – на фоне белоснежных кучевых облаков…
Петровы тогда снимали две большие комнаты с кухней-верандой в старинном деревянном доме с резными ставнями, который был построен ещё в девятнадцатом веке. Алексу – в то последнее лето – было четырнадцать лет, хозяйской дочке Ванде – почти тринадцать.
Взаимная симпатия, дружба, постепенно перерастающая в нечто большее. Первый робкий поцелуй. Обещанье, данное при расставании: – "Я обязательно вернусь к тебе. Жди…".
А потом они потеряли друг друга.
Бывает…
Латвийская жизнь, она полна неожиданностей: случайных, фатальных, глобальных, предсказуемых и внезапных.
В том плане, что жизни латвийская тиха, скучна, монотонна, однообразна и одинакова. Скажу больше, она таковой может быть десятилетиями и даже целыми веками: патриархальной, тягучей, сонной и – на веки вечные – привязанной к Родине, национальным традициям, устоям, привычкам и родимым могилам.
Может. И, как правило, таковой и является.