Тут находятся произведения большого подцикла, посвящённого истории Новой Земли - от ядерной войны до превращения нашей планеты в мощнейшую звёздную державу. (К этому циклу, собственно, так или иначе примыкает множество других произведений автора.)
Содержание:
ДЕТИ ЗЛОЙ ЗИМЫ 1
"ВИТЁК" 8
Сергей Арсеньев. Педагог поневоле 17
Сергей Арсеньев. Волшебный голос Джельсомино 21
ПРОЙТИ ТРИ МЕТРА 26
БОГИ ДОБРА 31
Бойцовые Коты Его Величества 37
КАПЛЯ ВОДЫ 38
Крылья Синей Птицы 45
ИНТЕРНИРОВАННЫЕ ЛИЦА 49
ОНА ПОЛЕТИТ 55
СКРИПАЧ НЕ НУЖЕН 62
Сергей Арсеньев. Волчата 66
Примечания 70
ДЕТИ ЗЛОЙ ЗИМЫ
И вот уж третья мировая
Война шагает по планете,
Где, ужаса не сознавая,
Ещё растут цветы.
И - дети.
Н.Зиновьев.
Это рассказ о Ядерной Земле и Ядерной Зиме. О тех же временах, что и "Скрипач не нужен". О временах, из которых выросли "Горны Империи" и "Хрустальное яблоко".
Вовка проснулся от того, что хлопнула дверь спальни и мама позвала его вставать в школу.
- Эщщщоптьмуууутт... - прогудел Вовка и открыл глаза...
...В плотной неподвижной темноте где-то капала вода. Впрочем, Вовка знал - где. Из простенького умывальника, висящего на стене в трёх шагах от места, где он спал. Звук был привычным, кран-"сосок" подтекал. А ещё, если вслушаться, то различалось, как снаружи - наверху - ровно и немолчно дует ветер. Этот звук он давно различал, только если вслушивался. Ветер тоже стал таким же привычным, как снег.
Сегодня было, кажется, 25-е июня 20... года. Насчёт месяца и года он был уверен точно, а вот насчёт дня - нет; за прошедшее время ему несколько раз приходилось сбиваться с числами. Часов у него никогда не было, а мобильник давным-давно сдох и был выброшен... или потерян, Вовка уже не помнил. Это было вообще ещё до того, как выпал снег.
В спальнике - тепло. Вовка всегда задёргивался в нём с головой, оставляя только маленькую щель для дыхания. Не потому, что снаружи в комнатке коллектора было так уж холодно, а просто так казалось уютней и безопасней. И сейчас вставать не хотелось совсем, но Вовка понимал - раз "толкнуло", то, значит, пора. Пора вставать, начинать новый день, так сказать. Привести себя в порядок, сходить за продуктами, обойти пару кварталов. Как всегда всё.
Он дёрнул молнию и сел на пластиковом топчане, сделанном из грузового поддона. Показалось, что и правда очень холодно, но в комнате было не ниже 12-14 градусов, он это знал точно.
Вовка зевнул, протянул руку, нашарил на тумбочке рядом спички, чиркнул, привычно зажёг керосиновую лампу, звякая стеклом. Привернул пламя и оглядел небольшую комнату со шлюзом-дверью. Своё обиталище вот уже много месяцев.
Печка - настоящая, не самоделка, но с выведенной в вентиляцию самодельной трубой из консервных банок - конечно, давно прогорела. И даже остыла. Вовка сперва вообще побаивался её топить, но потом исследовал вентиляцию и понял, что там тридцать три колена, а выводит она в какие-то развалины, да ещё и не наружу, а в полузасыпанную комнату. Так что по этому признаку его не обнаружишь. А не топить - конечно, не замёрзнешь, тем более в спальнике, но вылезать по утрам окончательно стрёмно... Около печки гордо стоял кремовый изящный биотуалет.
Он зевнул, повёл плечами. Ещё раз огляделся, узнавая знакомые вещи и заново привыкая после сна к мысли, что впереди ещё много часов, которые надо будет занимать разными делами. Хотя если по правде, то дел не так уж много и все они отработаны до автоматизма.
Автомат Вовки, АК-74М, висел на вешалке у входа - рядом с маской-"менингиткой", большеухой кроличьей шапкой, тёплой казачьей бекешей на настоящей овчине и ватными штанами на широких лямках. Под вешалкой стояли старые надёжные кирзовые сапоги с меховыми вкладышами. Всё это было очень грязным, потому что Вовка просто-напросто не знал, как и где это можно по-настоящему отчистить. Но, когда парень выбрался из спальника, то оказалось, что на нём вполне чистые свитер и егерское бельё. Стирка была мучением, но Вовка стирал вещи регулярно. И менял, благо - был запас. Он рос. Рос, несмотря ни на что.
А слева под мышкой у парня висел ТТ - в дорогой кожаной кобуре, обжатой точнёхонько по оружию. С пистолетом Вовка не расставался даже во сне.
Он умылся. Вода была холодной, но помогала окончательно проснуться. Потом проверил - по привычке - самодельную грубую стойку с запасным оружием. Там крепились АКС-74У, охотничий "архар" и "сайга"-20 со складным прикладом и висела кобура с каким-то коротким, но массивным револьвером, Вовка и сам не знал, что это за штука. Под стойкой помещались несколько цинков с разными патронами и мирно лежали с десяток снаряжённых гранат. Вовка растопил печку - обломками пластины сухого горючего, потом добавил немного угля из полупустого бумажного мешка. Посидел на корточках, глядя, как раскаляются стенки. Печка нагревалась быстро, даже докрасна, но так же быстро остывала. На ней хорошо было готовить, а вот чтобы долго держать тепло... Ему помнилось, что вроде как если обложить печку кирпичами, то она будет и уже погасшая держать тепло очень долго, чуть ли не сутки. Но Вовка не знал, как за такую работу взяться, хотя думал про это не первый раз.
Он поставил на раскалившийся поддон кружку из тонкой жести - заварить чай. И замер, положив руку на пистолет. Ему почудился какой-то звук из коридора за дверью.
Нет, конечно, это было взбрыком воображения. Через эту дверь в любом случае мог донестись из коридора разве что взрыв. Да и вообще... Когда-то беспризорники рассказывали - он слышал сам - что в таких местах полно крыс. Но крыс он уже давно не видел ни одной. Или сдохли, или ушли в какие-то глубины - подальше от всего, что тут творится.
И всё-таки прежде чем выйти, он долго смотрел в боковой глазок. В темноте Вовка видел хорошо, эту способность он обнаружил у себя уже давно. Коридор, конечно, был пуст, даже в глазок видно, что не тронут ни завал, ни тоненькие ниточки-контрольки, которые вели к гранатам, закреплённым в нескольких местах.
Вовке ужасно не хотелось никуда идти. Он даже почти решил опять раздеться и лечь. Просто полежать. Но потом тряхнул головой и запретил себе делать это. Это могло стать началом конца. По утрам об этом думать не хотелось, это ночью, если не спишь, приходили мысли, что, может, было бы не так уж плохо...
Он раскатал на лицо маску и взялся левой рукой за шлюзовое колесо.
Правой он придерживал автомат - направленный стволом в коридор...
...Снаружи было холодно. Термометра у Вовки не было - вернее, он был в самом начале, когда он только-только тут обосновался, висел в незаметной нише слева от входа... но как-то раз ночью опустилось за 60. И он лопнул. А сейчас оказалось просто холодно, градусов 20. Такая температура уже давно держалась почти постоянно, и днём, и ночью. Правда днём - как сейчас - немного светлело. По ночам царила кромешная тьма, только иногда небо вдруг разражалось разноцветными хрусткими сполохами. Они были яркие, но при этом ничего не освещали, и Вовка их просто боялся почему-то. А днём царила сплошная серая с багровым мгла. Снег тоже уже давно не шёл, но в городских улицах дул постоянный сильный ветер, и тот снег, что нап а дал раньше, никак не мог успокоиться. Сугробы бесконечно переползали, лизали длинными дымными серыми языками стены, перебрасывались с одной стороны улицы на другую, курились белёсой и чёрной порошей. Если посмотреть вверх внимательно - то становилось видно, как неостановимо мчатся, клубясь и пожирая друг друга, коричневые тучи. Вовка иногда старался разглядеть сквозь них хоть немножко солнца. Но его не было. Может, Земля вообще сорвалась с орбиты и летит куда-то, постепенно остывая...
Коридор выводил на лестницу, а оттуда - через дверь в замусоренную, совершенно неприметную комнату в развалинах - в ещё один коридор, точнее, на обычную лестничную площадку когда-то первого этажа. И только оттуда - на улицу. Выдать себя следами Вовка не боялся. Ветер и снег зализывали следы за минуты. Но сейчас он, как обычно, долго - минут пять - стоял в тени сбоку от двери. Прислушивался, присматривался, принюхивался. Подумывал - не надеть ли снегоступы, крепившиеся за спиной. Долго, правда, так стоять и слушать не стоило. Начинаешь слышать то, чего нет. Или даже видеть. Вовка не знал: то ли это признаки близкого сумасшествия, то ли какая-то вывернутая, дикая полужизнь, то ли память города или что-то в этом роде. Но всё одно - ну его к чёрту!
За ночь изменилось только одно - с дома напротив - на удивление целого, только крышу сорвало - упала вывеска "Мегафона". Она косо торчала в сугробе, и до середины видневшейся части уже поднялся белый наплыв снега.
У Вовки была МТС. Правда, телефон почти не работал уже когда всё началось, в лагере ещё перестал работать. И не у него одного. Пацаны ржали: "Война началась! Бу!"
Бу. Война началась. Бу. Бу, бля.
Остро захотелось застрелиться, и он, стиснув зубы, переждал этот приступ. Потом оттолкнулся снегоступами за спиной от стены и неспешно пошёл по улице - держась тротуара. С крыши, правда, могло упасть всякое, но идти посередине он отвык ещё в то время, когда город жил... точнее - умирал. Очень мучительно умирал.
А сейчас ничего. Сейчас безопасно. Город умер, нечего бояться. Последние трупы похоронены под снегом. А склад не очень далеко, в сотне метров...
...Склад, на который он наткнулся, когда отлёживался в туннеле с гноящимся от вогнанных в рану кусков грязных штанов огнестрелом правого бедра плюс переломом правой голени и тоскливо думал, что умирает, примеривался к пистолету - выстрелить себе в голову, и всё - так вот, склад был магазинный. Большой, супермаркетный, и просто чудо, что его не нашли раньше. Да нет, не чудо, конечно, никакое. Просто вход полностью завалило, потому что сверху рухнули все четыре этажа супермаркета, просел пол в коридоре, чтобы раскопать его - нужно было точно про него знать и иметь экскаватор. Склад промёрз, промёрз весь, насквозь, как большущий холодильник, поставленный на максимум - но большинству продуктов и других вещей такое и не страшно, а многим продуктам - просто на пользу. Вовка и жил бы там, но не знал, как отапливать такое помещение, а возиться с выгородками и прочим ему не хотелось. Хотя на складе были палатки, например, в том числе и зимние, можно было бы поставить... На складе вообще хватало и барахла, и угля, и сухого топлива, и разных вещей. Не было только оружия и боеприпасов. Ими Вовка разжился в другом месте и давно, а стрелять в последнее время приходилось редко, так что это не было особенной проблемой.
Смешно, подумал он, дежурно светя фонариком по помещению, в которое проник. Всегда ведь казалось, что в мире полно еды. А оказывается, её было не так уж много. Какая-то не могла долго храниться. Какой-то нельзя было наесться. А на остальную оказалось множество охотников. Их надо было пережить - но для этого опять же нужен был запас еды. Или убить, чтобы отобрать еду у них. Потому что сейчас еда даже расти не может. Зимой ни зерно не зреет, ни скот кормить негде. Кроме того, Вовка не умел выращивать зерно или скот. И среди его многочисленных знакомых не было никого, кто бы это умел. Разве что огороды на дачах...
Вовка осознавал, что ему повезло. Просто повезло. И с местом, где он жил, и со складом по соседству... И с тем, что он быстро и хорошо научился убивать. Правда, с другой стороны, может ему и повезло потому, что он не сдался и не сложил руки, кто его знает? Хотя... он вроде бы и не делал ничего особенного. Просто жил. Выживал.
Он прошёлся по помещению, светя фонариком по углам. Кстати, тут были генератор и горючее, но Вовка не знал, как его запускать, хотя подумывал время от времени в этом разобраться, чтобы в подвале стало светло. Останавливал его страх, что звук работающего генератора может быть услышан снаружи. Конечно, там никого нет. Но мало ли что...
Он скинул с плеча рюкзак, почти не глядя, набросал туда банки-пакеты. Белорусская тушёнка, сухая картошка, шоколадки, крекеры... Ещё что-то. Кусок мыла - зелёного, с мелиссой, оно очень приятно пахло. Опустил пятилитровую бутыль с белым льдом внутри и голубой этикеткой "Bon Aqua" - питьевая вода... Подумал, добавил упаковку сухого горючего и рулон туалетной бумаги. Снова посветил вокруг. Ему внезапно стало очень одиноко в большом помещении.
Одиночество... Вовка давно, пожалуй, сошёл бы с ума от него, если бы не жившая в нём ненависть, которая помогала переносить пустоту вокруг. Ненависть привычная и неяркая, но постоянная, неотвязная и прочная.
Он ненавидел взрослых. Заочно. Всех. Вообще. Без исключений и различий рас и языков. Просто за то, что мир, в котором он жил до четырнадцати лет и его большой город, который он... ну... любил - отняли у него именно взрослые ради какой-то своей взрослой муйни, даже необъяснимой нормальными словами. США, РФ, патриоты, либералы, кто там ещё, как там по телику говорили - шли бы они все к херам коровьим.
Они и пошли. Все. Но с собой прихватили и всё остальное. И всех остальных...
...Когда они с Санькой поняли, что их дома больше нет, то сперва сидели недалеко от развалин - как оглушённые. Кажется, они там сидели и когда в десяти километрах от городской окраины разорвалась уже не обычная ракета или бомба, а эта... атомная боеголовка - Вовка не поручился бы, где они были, точно он не помнил. Но к ним даже никто не подходил, хотя в обычное время, наверное, всё-таки подошли бы какие-то взрослые или хоть полицейский - узнать, почему двое пацанов много часов неподвижно сидят на одном месте и смотрят себе под ноги.
Но мир развалился на крохотные частички, и каждой из них до других не стало дела. Просто ни Вовка, ни Санька этого ещё не знали.
А потом Санька как будто взбесился. Он вскочил, заметался, начал ругаться - так, что Вовка даже немного ожил. Он поливал чудовищным матом американцев и грозился им самыми страшными карами. А Вовка не мог даже толком переварить, при чём тут американцы-то? Но по крайней мере, с мальчишек спало оцепенение.
Они заночевали в подъезде соседнего дома, вполне уцелевшего. Вернее - как "заночевали"? Так... забились под крышу почти инстинктивно. В подъезд, домофон не работал, и дверь была просто распахнута. По лестнице ночью часто ходили люди, на них внимания не обращали. А по улице ещё чаще проезжали машины. Вовке то и дело снилось, что ему надо идти домой, он толчком просыпался и видел, что Санька не спит вообще - сидит, обняв колени и глядит в полную пожаров на окраине темноту за окном. Уже под утро какой-то мужик вышел из квартиры напротив, стал на них орать и требовать, чтобы они убирались отсюда. Вовка хотел уйти, потому что мужик всё-таки был взрослый. А у Саньки вдруг побелели глаза, он спрыгнул с подоконника, медленно пошёл на мужика, сжав кулаки и цедил: "Я тебя урою сейчас, крыса комнатная..." - и ещё что-то. И мужик попятился - сперва изумлённо, потом испуганно - и юркнул за дверь, поспешно загремел засовом.
Но они всё-таки вышли на улицу. Сами, потому что - что там было делать, в подъезде чужого дома? Вот тут Вовка помнил точно - был ещё разрыв, ближе, там, где нефтехранилище. Они долго лежали на газоне, обнявшись и спрятав лица в траву. Дул горячий ветер, потом пошёл грязный какой-то дождь, тёплый такой... Какая-то молодая женщина бродила по улице и монотонно громко кричала - у неё были залиты кровью глаза и вздулось лицо. Потом её кто-то увёл... кажется. Хотелось есть, но они почему-то сами ничего не делали, только какие-то люди дали им консервы - прямо из разбитой магазинной витрины, возле которой лежали - нестрашной кучей - не меньше трёх десятков тел убитых кавказцев, все в крови, с многочисленными чёрными от крови ранами. Вовка боялся полиции, но полицейских не было - кроме одного, который таскал из магазина в гражданскую машину, серебристый "опель", коробки с сухой лапшой. Пыхтел, сопел, таскал... пыхтел, таскал... В машине женщина обнимала девочку лет пяти - они окаменели на переднем сиденье, как единая статуя. Даже глаза были неподвижными, стеклянными. А лапшу полицай грузил в багажник и потом долго его закрывал, матерился и бил сверху всем телом, как будто решил расплющить свою собственную машину...
А потом были военные. И Санька ушёл с ними - с колонной из нескольких приземистых бронированных машин. Просто запрыгнул на броню, никого не спрашивая, ему так же молча дали место... А он, Вовка - не пошёл, хотя Санька его звал. Не пошёл, потому что Санька нёс какую-то чушь про войну и про месть. Несусветную чушь. Вовка только спросил у военных, знает ли кто-нибудь про эвакуацию. И молодой офицер отозвался, что не было никакой эвакуации, вообще не было никаких приказов - всё началось разом и неожиданно...
...А Санька тогда сказал ему, что он трус и чмо. И ушёл с солдатами. Где он сейчас? Где вообще весь их класс? Он потом никого не видел, хотя это было странно вообще-то. Как будто все провалились сквозь землю. Хотя, наверное, никуда они не проваливались. Наверное, они все просто успели домой раньше, чем задержавшиеся на вокзале Вовка с Санькой. Ну и остались среди развалин трёхкорпусной шестнадцатиэтажки. Скорей всего так...
...Вовка болел потом лучевой болезнью, но не тяжело, так - появилась пара язв, сильно лезли волосы, а ещё потом всё прошло. Он вообще подозревал, что большинство людей всё-таки погибли не во время войны, какой бы страшной она не была (хотя самой войны он почти не видел, если не считать тех двух боеголовок и бомбёжки перед ними - она их города не коснулась совсем), а в первый же год после неё. Замёрзли или перемёрли от болезней и голода. Ну и были убиты. Убивали в те дни друг друга с невероятной лёгкостью, и даже те, кто объединялся в группы и группки, чтобы "защищаться", обязательно скатывались на грабежи и убийства.
Вовка это знал по своей собственной прошлой компании. К которой прибился через три дня после того, как остался совсем один.