– Скорее уж, не это и не то, Александр Александрович. Испугать вас – себе дороже. Испуганным я вас не видел никогда, а вот вышедшим из себя доводилось! – сказал Бидструп, тщательно взвешивая слова. – Заинтриговать? Так особой интриги нету. Есть опасность, так о ней надо говорить без обиняков, и тогда, ежели даст Господь, ее удастся избежать…
– Ну? – спросил Крутов, чувствуя, что кожа на лбу начала собираться складками. – Что натворили, профессионалы?
Кукольников вздохнул и, похоже, мысленно перекрестился. Во всяком случае, правая рука дернулась непроизвольно и тут же легла обратно, на край стола.
– Год назад я докладывал вам, что один из бывших отделов Конторы начал оперативную игру с неким Али-Бабой, террористом, связанным с экстремистскими арабскими организациями, номер три в розыскном листе ФБР на настоящий момент, номер два в листе Интерпола, номер четыре у нас, в ФСБ…
– Я помню, – сказал Крутов, вынимая из воспоминаний обрывки сведений, полученных год назад. – В общих чертах. Чечня, самолет в ОАЭ, потом рейс "Эль Аля". Да?
Знающий о том, что бывший шеф любит вникать в подробности, Кукольников протянул Крутову несколько листов с плотным, мелким текстом.
– Ах да… – протянул Александр Александрович, скользя глазами по тексту "в диагональ". – Да ну… Точно. Да.
Он поднял взгляд на Кукольникова, и это был уже не взгляд императора, это был взгляд руководителя одной из самых грозных спецслужб в мире – генерала Крутова: холодный, сосредоточенный и, мягко говоря, недружелюбный.
– Это понятно. Дальше.
– Тогда, когда я вам докладывал, его просто вели. До того, как он сунул нос в Чечню, у нас с ним были контакты. Он даже делал для нас кое-что. А после взрывов в Воронеже и Новороссийске мы полагали, что он уже здесь не появится. Но он появился. Вел себя прилично. Ни с кем из наших подопечных не общался. Я уж грешным делом думал, что он у нас отсиживается. Но ошибся. Его интересовал бериллий.
– Объясни.
– Принцип "грязной" бомбы, Александр Александрович. Обычная мощная бомба с начинкой из порошка бериллия в центре Москвы сделает ее нежилой на много лет. Нескольких килограммов хватит. Если совместить с ядерным зарядом – эффект во много раз сильнее. И смертоноснее. Если интересуют технические подробности, у меня есть пояснительная…
– Потом. Оставишь. Дальше.
– Такой порошок остался в Ничьей Земле. В Киеве. Там был филиал одной питерской конторы, еще в советское время. Он начал искать контакты, и мы решили подставить ему своего человека.
– Кто мы? – переспросил Крутов. – Откуда он знал про порошок? Объявление что ли хохлы повесили?
– Сценарий разрабатывал Истомин. И Рысина.
– Жива еще?
– Живее всех живых, – подтвердил Бидструп. – И в твердой памяти, и здравом уме.
– Зачем она Истомину? Своей головы нет?
– Да нет, Александр Александрович, есть голова. Внучатый пасынок Рысиной – один из тех, кто осуществляет связь Зоны с остальным миром. И мы этот процесс контролируем, по мере возможности. Он бывший наш, конторский, но вы его не знаете, не совпали по времени. Хотя фамилию знаете, наверное, – Сергеев. Михаил Сергеев.
– Мангуст? Дело Мангуста? – Крутов скорее утверждал, чем спрашивал.
Павел Андреевич искренне удивился.
У государя-императора была потрясающая память. А как для его возраста, так прямо феноменальная. Помнить события двенадцатилетней давности?.. Впрочем, в то время Александр Александрович был президентом Российской Федерации и ему наверняка докладывали о бойне, которую устроили Умка с Мангустом в московском метро во время Ливня.
Мангуст тогда окончательно слетел с катушек. Он и его Братство. Банда ненормальных. Шумная тогда вышла история. Когда два оперативника такого масштаба, как Сергеев и Мангуст, начинают резать друг другу горло, то это тяжело не заметить – ни Ливень, превративший Москву в бурлящую грязевыми потоками реку, ни кошмар Волны, сделавшей часть Украины безжизненной Зоной, не могли скрыть концы полностью.
Кукольников вспомнил тело Сашки Кручинина – изломанное, искореженное, его белое, словно присыпанное мукой, лицо и остекленевший, застывший взгляд глаз, потерявших цвет от долгого пребывания в воде. Они стали линялые, тусклые, из уголков струйками скатывалась вода, словно Сашка плакал. И из приоткрытого рта шла вода. А потом меж губ появился огромный слизняк, выполз на щеку и неторопливо пополз вверх, к открытым настежь глазам, оставляя жирный след на начавшей подсыхать коже.
Приехавший Дайвер осмотрел тело, поцокал языком, трогая правую руку Кручинина, сломанную в трех местах, и вынес вердикт, вытирая ладони влажной дезинфицирующей салфеткой:
– Мангуст…
– Ты уверен? – спросил Бидструп. – Зачем Мангусту Вязаный? Он же когда-то у Мангуста учился?
– Я тоже когда-то учился у Мангуста, – сказал Дайвер, закуривая. – И водку с ним пил. И на задание ходил. Например, когда мы Сергеева с Кубы вытаскивали… А что, это что-то меняет, Пал Андреевич?
За окнами потоками лил дождь. Так продолжалось третьи сутки, и он становился все сильнее и сильнее. Это был Ливень, но этим именем его назвали уже потом. Крупные капли стучали по окнам залитого грязной водой полуподвала, где-то в углу пищали крысы, на поверхности плавали пластиковые бутылки, целлофановые кульки, презервативы, смятые пачки от сигарет и поднявшееся из канализационных труб дерьмо.
По пояс в воде бродили бледные оперативники, пытаясь разыскать хоть что-то – уровень поднимался и через несколько часов разыскивать будет уже негде. Запах стоял такой, что не спасали даже турунды с серебром в ноздрях: тяжелый запах гнилой воды, мочи, фекалий и сырости. Тело Кручинина лежало наполовину в черном пластиковом мешке, а наполовину на ведущих вверх ступенях. За последние тридцать минут две нижних ступени скрылись в коричневой жиже.
– Руку его видели? – спросил Дайвер, из ноздрей которого смешно, словно седые волосы, торчали клочки ваты. – И ребра слева? И шейные позвонки? Мангуста работа. Его техника. Я думаю, что где-то здесь, – он повел рукой с дымящей в ней сигаретой в сторону подвала, – лежит пистолет Кручинина. Он успел его достать. А Мангуст успел ударить. Был у него такой удар – кисть ломается, как спичка, и плечо одновременно. Тут он еще и локоть на излом взял, через колено. Но это для шока болевого. Сашка тоже не подарок был, а тут поплыл, это очевидно. Потом Мангуст с ним разговаривал. Ну, в смысле, узнать ему что-то было надо…
Кукольников видел левую руку Кручинина – все пальцы сломаны, вывернуты из суставов, первые фаланги раздавлены. Дайвер несомненно был прав: Мангуст проводил экспресс-допрос. Что он хотел узнать и узнал ли – оставалось тайной.
– Скорее всего, Кручинин ничего не сказал, – предположил Дайвер, стряхивая пепел в воду. – Иначе Мангуст убил бы его сразу.
– Он что, убил его не сразу?! – встрепенулся Кукольников.
От одной мысли, что этот человек, сейчас более всего напоминающий побывавшую под грузовиком куклу, жил еще некоторое время в подвальной вони, лишенный возможности двигаться, и ворочался в прибывающей воде, как раздавленный жук, становилось страшно. Бидструп был человеком с воображением и ничего не мог с этим поделать.
– Боюсь, что так, Пал Андреевич… Не сразу. Вот видите – здесь лопнули ребра? Его ударили так, что осколки ребер пробили легкое, возле сердца. И бросили умирать.
– Он мог ползти?
Дайвер покачал головой.
– Это была казнь. Мангуст наказал его за что-то. Искалечил и бросил умирать смертельно раненного. Мангуст – жестокий человек, но это даже для него чересчур. Он совсем с катушек сошел, наверное. Никто бы слова не сказал, если бы это был чужой. Но Кручинин свой. Разное бывает, но мог бы добить, из милосердия… Впрочем, кто-то его пожалел…
– Не понял, – отозвался Кукольников. – Что ты имеешь в виду?
– Его добили, Пал Андреевич. Он не захлебнулся – в легких воды нет. И не успел истечь кровью через рот. Я вижу, мне не впервой. Спросите потом у патологоанатома, он подтвердит. Тот, кто пришел потом, помог ему уйти. Он сломал Саше шею. Очень правильное решение. Профессиональное. Спасти Кручинина было невозможно. А вот сделать так, чтобы он не мучился…
И тут Дайвер перекрестился.
Кукольников смотрел на него широко открытыми глазами. Убивец, профессиональный диверсант, шпион с семью нулями перед личным номером (если бы такая классификация существовала в действительности) размашисто осенил себя распятием, стоя над истерзанным трупом в грязном вонючем подвале московского пригорода.
"Сколько ему? Лет под сорок? – подумал Бидструп. – Не больше. Атеист, наверное. Комсомолец. Коммунист. Бывший, конечно. Они думали, что взрастят новых самураев. Ассасинов. Без страха, без совести, без сомнений. Не задалось. Выросло что-то кривое, страшное, вроде меня. Все внутри выжжено. Но не у всех. И не до конца…"
– Пистолет, товарищ полковник! – жалобно сказал один из экспертов, держа двумя пальцами найденный на дне "вальтер", из ствола которого лилась вода. – Я пистолет нашел!
А потом Дайвер присел на корточки и закрыл Кручинину глаза.
– Я не знал, что Сергеев еще жив, – произнес задумчиво Александр Александрович. – А Мангуст?
– Не знаю, – сказал Кукольников. – Я его трупа не видел. И его самого с тех пор тоже. Но Мангуст объявлялся мертвым трижды. Это только официально. Пустой гроб хоронили дважды.
– М-да… – протянул Крутов, и Павел Андреевич был готов поклясться, что в его тоне сквозило сожаление. – Были же люди! Дважды пустой гроб, ты говоришь?
– Да, Александр Александрович… Так что поручиться за то, что Мангуст мертв, не могу. Он мертв по моей информации, но это еще не факт.
– Так что Сергеев?
– Мы поддерживаем с ним постоянную связь. Он контактирует с Истоминым. Достаточно давно. Медикаменты. Оружие. Все это перевозится в Зону с помощью группы, известной как "Вампиры", промышляющей контрабандой и нелегальными переходами через границы Ничьей Земли. Командиром был раньше известный вам Хлыстов. Минимум три раза в год Сергеев пользуется их услугами. С нами он поддерживает постоянные отношения: охотно делится информацией о том, что происходит в Зоне. Он прирожденный аналитик.
– Как дед его. Деда я хорошо помню. С Рысиной он общается?
– Контактов избегает. Что-то там еще в детстве не сложилось. Впрочем, неудивительно. Елена Александровна – женщина специфическая.
– Что да, то да… – согласился Крутов. – Дальше!
– Истомин вывел на него Али-Бабу. План был такой: Сергеев организует вывоз бериллия из Зоны за медикаменты и оборудование, а мы берем Али-Бабу с порошком. Араб-то нам без надобности, можно отпустить попугав, пусть дальше гуляет, а вот бериллий с Ничьей Земли он вывезет за свои деньги. А мы по этому поводу шум поднимем на полмира! А то вопросы нам постоянно задают о законности пребывания, да конфедераты постоянно в ООН жалобы пишут!
– Плевать я на эти жалобы хотел! Сами вывезти эту дрянь не могли? – спросил Александр Александрович. – Денег у вас не хватает? Людей? Мальчики-игрунчики! Только не говори мне, что это оперативные игры…
– Это оперативные игры, – грустно произнес Кукольников, склонив голову.
– Так, – мрачно проговорил Крутов. – И Али-Баба игру поломал?
– Поломал.
– И контроль над операцией у вас потерян?
– Относительно.
– Да или нет?
– Да, – выдавил из себя Бидструп с видимым усилием.
– Вот за что я вас люблю, так это за ваше поганое свойство завести дело в тупик и бежать ко мне за поддержкой и решением. Ты забыл, наверное, Пал Андреевич, что я давно у вас не работаю! Как и вы у меня. Я, вообще, к этому бардаку отношения не имею! Вы все это забыли? Ну и что теперь? Этот бешеный араб явится в Москву с бомбой…
Крутов замолчал, явно споткнувшись о какую-то мысль.
– Постой-ка… А если не в Москву? В Иерусалим, например? Или в Дубаи? Или во Львов? Или в Багдад, не дай бог?! По материалу можно определить его происхождение?
– Спецы говорят, что да!
Александр Александрович улыбнулся Кукольникову, но так, что Павел Андреевич едва не опорожнил мочевой пузырь в присутствии государя-императора.
– Как мило, – губы Александра Александровича разъехались в стороны, обнажив безукоризненную работу придворного дантиста. – Порошочек, говоришь, в Питере произведен? Так? Превосходно! И чего хочет от меня моя личная обосравшаяся гвардия? Денег? Совета? Или чтобы я вас всех разогнал сегодня же, к еб…й матери?
– Мы просили бы полномочий на проведение масштабной операции в Зоне.
Кукольников буквально заставил себя говорить без дрожи в голосе.
– А что мы объясним ооновцам? Которым на нас гетман жалобы пишет? Это же не охранная зона трубопроводов! Масштабная операция? Вы что, войска собрались туда вводить? Или бросить туда атомную бомбу?
"На самом деле неплохо было бы…" – подумал про себя Павел Андреевич, а вслух сказал:
– Нам необходимо блокировать выходы из Зоны.
– Где? – поинтересовался государь-император с игривой интонацией, которая заставила Кукольникова сжаться.
Ощущение было такое, словно его медленно окунают в ледяную воду. Он даже почувствовал, как собирается в тугой комок мошонка и подтягиваются вверх яички.
Кукольников не боялся смерти. Он видел ее и был под ней столько раз, что свыкся с неизбежностью ухода. Генерал понимал, что шевельни Крутов мизинцем и через несколько минут его не станет – быстро или медленно это произойдет, зависит только от благорасположения императора. Он принял бы и медленную смерть с достоинством, как полагается офицеру. Но то презрение, которое сейчас звучало в голосе бывшего шефа, было хуже смерти. Крутов унижал его и при этом имел на то все основания. Впору было застрелиться, но такой поступок не мог исправить положения, а оно, по мнению Бидструпа, было очень серьезным, серьезнее некуда.
– Где? – повторил вопрос государь-император. – Где перекрывать будем? С востока? С запада? С севера или юга? Вы определились, господа? Куда они пойдут? Что говорит агентура? Я, конечно, точно не помню, сколько моя личная гвардия тратит на поддержание агентурной сети, но так, навскидку, деньги немалые!
– Молчит агентура, Александр Александрович. Али-Баба вошел в Зону несанкционированно. И мы даже не знаем, выйдет ли он из нее. Возможно, что его нет в живых. Вчера он не вышел в точку рандеву, где его ждала группа Истомина. Но не предусмотреть возможность того, что он жив и играет дальше без нас, я не могу!
– Ты еще каблуками щелкни, – посоветовал Крутов, – про честь офицера расскажи.
Он ухватил себя пятерней за худощавое, как всегда, чисто выбритое лицо.
– Просрали вы его, добры молодцы, – процедил Александр Александрович через пальцы. – А как поняли, что просрали, прибежали ко мне. А я не Господь Бог, Паша, и за все ответить не могу…
Кукольников молчал, наклонив седую голову, и только желваки медленно и страшно ходили на его щеках.
– Чего ты ждал? – спросил Крутов уже спокойно. – Совета? Так я тебе его дать не могу. Разрешения на развертывание отдельных сил? Прости, Паша, тоже не дам. Это не решение будет. Это будет жест отчаяния. Потом бомбу попросишь, чего доброго… Ловите, господа опричники! Ловите! Задействуй агентуру в Зоне, ее у тебя там, как собак нерезаных. Каждый второй или на Богдасика, или на тебя работает. Свяжись с СБ Конфедерации. Там же все бывшие наши. Тут не до политики – пусть проявят корпоративную солидарность! Лично Богдасику звони! Проси помощи, пугай, ври, выкручивайся – насрать! Мне нужен результат!
Кукольников к тому моменту уже имел три приватных беседы с Богдасиком, который, выслушав преамбулу, бросился помогать со всем возможным усердием. Только толку с того было, как с известного животного – молока!
Павел Андреевич, сохраняя преданность и сосредоточенное внимание на лице, подумал, что, наверное, к Крутову он с этим разговором пришел зря. Что индульгенции не будет – так это было и до личного доклада известно, а что ничего нового Александр Александрович ему не скажет – стало понятно теперь.
Во всяком случае, ничего такого, чего Павел Андреевич сам бы не знал.
Император иронично хмыкнул и добавил:
– Скажу больше – результат нужен тебе. Ты уверен, что твой араб не вышел из Зоны на этот момент?
– Да, – сказал Бидструп. – До определенного момента с ним был наш агент. Мы вели его по радиомаркеру.
– И? Он пропал? Так?
– Маркер не работает. Но, когда он перестал работать, объект был в ста пятидесяти километрах от восточной границы Ничьей Земли.
– Почему вы не ввели в курс дела Сергеева? Заранее, как положено? Почему принято решение играть его "втемную"?
– Сергеев, – сказал Кукольников, переводя дух, – человек сложно прогнозируемый. Мы не имели стопроцентной уверенности в адекватности его реакций.
– Ты хочешь мне сказать, Пал Андреевич, что Сергеев мог стать на сторону Али-Бабы?
– Сергеев, – сказал Бидструп твердо, – на своей стороне. Не на нашей. Не на той, другой. Ему плевать – даже если мы друг другу горло перегрызем. Он на своей волне. Ему нужны лекарства, оборудование для выживания его…
Он поискал нужное слово, не нашел и продолжил:
– …соплеменников. И он постарается это получить. Все остальное для него давно второстепенно. Его взгляды для нас не секрет. Полагаться на него как на сотрудника и единомышленника мы не могли. Но с его помощью операция имела бы девяностопроцентную вероятность быть удачной.
Крутов подумал, помолчал с минуту и спросил:
– Паша, а почему ты начал бить в барабаны? Еще ж ничего не произошло? Ну, зашел в Зону этот чокнутый персонаж? Ну, пропал там же ваш человек с радиомаркером? Так никто ничего оттуда не вынес, и еще вопрос – вынесет ли! Ты что, мне чего-то недоговариваешь?
– Есть еще одна подробность… Просто я до нее еще не дошел. Мы получили информацию от источника, заслуживающего доверия. И она полностью изменила расклад. Партнером Али-Бабы по этому бизнесу является Нукер.
– Хасан? – Крутов на доли секунды потерял выдержку. Брови пошли вверх, блекло-серые глаза округлились. – Хасан Аль-Фахри? Ты что? Серьезно? Он же мертв почти двадцать лет! Его же убили то ли в Ливии, то ли в Танзании… Ах да, Джибути! Та самая операция с якобы "Кольчугами"…
– Сколько лет вас знаю, Александр Александрович, все не перестаю удивляться вашей памяти. Да, та самая операция с якобы "Кольчугами". Украинцы продавали их в Ирак. А мы взялись обеспечить их исчезновение в пути и последующую доставку Ливии. Вина в любом случае падала на Киев, Джамахирия получала оружие против янки, Ирак бы купил "Кольчуги" у нас… Но операция не удалась. Хасан, работавший на ливийцев и на нас, был убит…
– Якобы убит, – поправил его Крутов.
– Якобы убит, – согласился Бидструп. – Груз уничтожен. Вся игра пошла наперекосяк. С нашей стороны в игре присутствовал еще один человек, бывший оперативник, которого тогда тоже играли "втемную". Действуя по своему разумению, он и устроил весь этот кавардак, и, как мы тогда полагали, уничтожил Хасана.
– И груз.
– Да. И груз. Он действовал в рамках разработки аналитического отдела. Но очень успешно! Гораздо успешнее, чем нам было нужно! И вместо того, чтобы обозначить присутствие в сделке третьей силы, на которую и должны были потом "перевести стрелки", полностью изменил ситуацию. Так вот, Александр Александрович, оперативный псевдоним этого человека – Умка. А зовут его…