Не слышит.
Что мне с того, если ее продырявят стрелки?
- Не хочешь идти - оставайся.
Я выкарабкался из укрытия. Вертушки кружили в отдалении, едва не задевая кроны деревьев ржавыми подбрюшьями.
Пригнувшись к земле, я побежал и скоро уперся в овраг, на дне которого в разноцветных водах речушки сгрудились вагоны, а вокруг - тела игроков. Черт подери! Придется спускаться - идти вдоль провала нельзя: стрелки не прикончат, так растерзает тварь. Держаться железки - единственный шанс уцелеть.
Сидя в приовражных кустах, я наблюдал за вертушками. Из лесу показалась рыжая, осмотрелась (в глазах - ужас), заметила меня.
- Пригнись.
От нее теперь не избавишься…
С вертушек сбросили тросы. Маленькие фигурки заспешили вниз - пауки. Все, началась зачистка.
- Спускайся следом за мной, - сказал я и, хватаясь за траву и кусты, полез вниз по склону. Сверху на меня посыпались мелкие камешки из-под ботинок самки.
Мы достигли дна, когда наверху, в лесу, захлопали выстрелы. Значит, кроме нас есть уцелевшие: работенка для стрелков.
В мутной воде речушки лежала большая часть пассажиров Последнего Поезда. Черные от копоти тела, неестественно вывернутые руки и ноги, стеклянные глаза, оскаленные зубы. Приехали, блин. Как здорово, что меня среди них нет.
- Ложись, - шепнула рыжая.
Дьявол! Я, должно быть, свихнулся: "Как здорово, что меня среди них нет!".
Вертушка зависла над нами. Я лежал на спине и видел, как из нутра машины показалась голова стрелка в желтом шлеме.
Я замер, я не дышал, я стал мертвецом.
Ветер колыхнул седые волосы на голове лежащего неподалеку от меня игрока. Тут же раздался звук, похожий на клацанье зубов, и череп трупа взорвался. В лицо мне брызнул кровавый дождь, но я не пошевелился.
- Артур, здесь одни дохлые.
Вертушка, круто взяв влево, скрылась из виду.
Я не сразу пришел в себя, некоторое время лежал неподвижно: по крайней мере, один раз мы с рыжей квиты. Самка уже оклемалась и стояла у кромки воды. Взглянула хмуро:
- Умойся.
И то дело.
Я спустился к речушке, разогнал радужную пленку. Зачерпнул пригоршню зеленоватой влаги, смыл с лица мозги и кровь.
В поисках брода мы двинулись вниз по течению.
На излучине река расширялась, бежала споро и шумно. Из воды торчали камни.
- Попробуем здесь, - обернулся я.
Рыжая кивнула.
Осторожно ступая по скользким, обросшим водорослями камням, мы направились к противоположному берегу. Зеленоватая вода булькала под ногами, пенилась, шевелила водоросли.
Каждое мгновение я ожидал стрекота вертушки.
- Скорей.
- Да иду я.
Она еще и огрызается.
Мы преодолели речку, начали карабкаться по склону. Эта сторона оврага поросла матерым кустарником, поэтому подъем не занял много времени.
Я бросил взгляд на изломанный Поезд. Еще пару часов езды - и я мог бы завладеть местом у печи. Рука уже достаточно послушна…
Перебежками - к лесу.
Только когда кроны деревьев соединились над головой, стало легче.
Рыжая, тяжело дыша, прислонилась к дереву. Ее лицо раскраснелось, а глаза блестели. Да ей весело! Мало досталось? Ничего, стрелки и твари наверстают…
- Абдулла, дикие!
Стрелки! Легки на помине…
Я прыгнул за дерево, уткнувшись носом в сырую, пахнущую прелью, землю. Рыжая рухнула рядом.
Раздались выстрелы, на голову посыпалась кора.
- Обходи!
Мозг обливался расплавленным свинцом, а сердце билось где-то в горле.
- Доставай заточку, - прошипела рыжая. Ее взгляд - почти безумный - вернул мне рассудок.
Я выхватил клинок. Черт возьми, так просто не сдохну. Кувыркнувшись, перебрался за другое дерево. Два стрелка: один слева, другой справа. Особо не спешат: знают, что мы в ловушке. Пусть приблизятся…
Один, два, три, четыре… На пятом ударе сердца, я выскочил из-за дерева, и, швырнув заточку, отпрыгнул в сторону, за ствол дуба. Все слилось - и крик стрелка, и продолжительная пальба второго…
- Абдулла, ты как?
Абдулла не ответил напарнику.
- Сука! - выругался стрелок. С дерева, под которым я укрылся, брызнула кора. - Тварь! Я завалю тебя.
А у меня теперь нет заточки.
Стрельба внезапно оборвалась.
- У него кончились патроны, - крикнула рыжая и вдруг приподнялась, точно желая смерти. Я лежал ничком, ничего не соображая.
- Идиот! Он не может стрелять.
Злые глаза самки, расширенные от страха, вновь сказали мне больше, чем ее крик. Вскочив, я ринулся вперед, к маячившей меж деревьями неуклюжей фигуре в желтом обмундировании.
Стрелок лихорадочно терзал свое оружие. Увидев меня, он отбросил автомат в сторону, потянулся к ножнам. Не дав вытащить заточку, я сшиб его с ног. Мы упали в неглубокую ложбинку, полную гнилой воды.
Барахтаясь, я попытался встать. Куда там! Из-под такой туши не выскочишь. Моя голова очутилась под водой. Пытаясь разжать железные пальцы, я извивался, как уж.
Радужные круги поплыли перед глазами. "Каждый охотник желает знать, где сидит фазан". Что такое "фазан"? Воздуха!
Вместо воздуха - вода.
Но вот - воздух. Тело стрелка обмякло.
Кое-как я выбрался из-под туши в камуфляжной форме. Отплевываясь и кашляя, прислонился к дереву. Со всхлипами, жадно - воздух. Пить воздух, вдыхать. Пытаясь избавиться от звона в ушах, затряс головой. Рыжая стояла у трупа стрелка. Наклонилась, сорвала пучок пожухлой травы, вытерла окровавленную заточку.
Силы возвращались медленно. Здорово помял… Никогда прежде я не вступал врукопашную со стрелками. Как и большинство игроков, которым дорога Теплая Птица, убегал, словно кролик, лишь только в воздухе показывалась вертушка. Стрелки - самые сильные в Джунглях, и лучше не стоять у них на пути.
А вот теперь один из них лежит передо мной, другой валяется неподалеку.
Глядя на распластанное в ложбинке тело, я впервые подумал, что иногда игрокам полезно действовать сообща. Рыжая перехватила мой взгляд и ухмыльнулась - на щеках возникли ямочки.
- Не благодари.
- Что? - удивился я.
- Ничего.
- Верни заточку.
Пожала плечами.
- Держи.
- Надо отчаливать, - сказал я, пряча заточку. - В лесу могут быть еще стрелки.
- И ты не возьмешь это?
Рыжая пнула лежащий на земле автомат. А ведь и в самом деле, это законная добыча.
- Пойди-ка ошмонай второго.
Самка кивнула и скрылась за деревьями.
Я приблизился к телу, наклонился, снял с мертвеца шлем. Черные волосы, выпученные глаза, перекошенный, облепленный розовой пеной, рот. В общем, человек без Теплой Птицы.
Рюкзак. Зубами и слегка дрожащими пальцами, я развязал веревку. Ого! Похоже, жратва. А это, видимо, патроны. Отлично. Отставил рюкзак в сторону.
Подумав мгновение, стащил с мертвеца ботинки. Куртка, шлем - издали стрелки примут за своего, и трижды подумают, прежде чем стрелять, а игроки… Игроки бросятся наутек.
Вернулась рыжая. Быстро управилась! Прислонилась к дереву, выставив вперед ногу в толстом ботинке стрелка. Кроме ботинок, она прихватила автомат, рюкзак, куртку и шлем. Молодец.
Кленовый лист, кружась, опустился на глаза раздетого мертвеца.
Неспешно двинулись в сторону железнодорожных путей через заросли терна.
- Эй! - окликнула рыжая.
Я обернулся.
- Скажи, как тебя зовут?
- Что?
- Как тебя зовут?
- Нет у меня имени.
Эта самка чересчур любопытна. Имена… Зачем в Джунглях имена? Я уже и не помню, когда меня называли по имени… Нечто смутное, настолько далекое, что даже не верится: было ли?
И вдруг - всполох; да, было, раннее утро на светлой террасе, полноватая женщина с завитыми волосами разливает в чашки чай, светлоголовый мальчик, едва удерживая большую чашку в пухлых ручонках, протягивает ее матери…
- Как знаешь, - сказала рыжая. - Но, даже если тебе не интересно, мое имя - Марина.
Марина! Полноватую женщину тоже звали Мариной.
- Ну, я - Андрей.
- Здравствуй, Андрей, - Марина почему-то засмеялась. - Ты из этих мест?
Вот опять…
- Не знаю.
Я и вправду не знал. Однажды очнулся в овраге, опаленный оранжевым ветром, и знал только одно - надо выжить любой ценой. Только светлая терраса порой вспыхивала в сознании, но совсем не так ярко, как мгновение назад.
- Как страшно - быть лишенным родины.
Она бредит?
- А ты не лишенная?
- У меня есть родина. Быть может, я тебе ее покажу, Андрей.
- Очень рад, - усмехнулся я. - Вот наша родина. Мы все рождены в Джунглях.
- Джунгли когда-нибудь кончатся, их время пройдет.
Что она городит? Кто она?
- Странная ты…
- Странная? Андрей, посмотри вокруг - железная дорога, поезда, разрушенные города… Ты был когда-нибудь в разрушенном городе?
- Нет, - буркнул я. Однажды набрел на какие-то развалины, но подойти к ним не рискнул.
- А о бывших ты знаешь? - Марина раскраснелась.
- Кто же о них не знает? Они были до Джунглей, а затем взорвали все к ебаной матери. Дебилы, короче.
Марина нахмурилась и примолкла. А мне теперь отчего-то хотелось, чтобы она продолжала. Месяцами я не говорил ни с кем и думал, что это правильно, так требуют Джунгли. Я не слышал ничего, кроме коротких фраз на Полянах, предсмертных воплей игроков и рычания дерущихся за Теплую Птицу. Теперь мне хотелось слышать человеческий голос, но Марина молчала.
- Ты прав, - наконец, заговорила она, отстраняя от лица ветку. - Бывшие были дебилами. Как можно было разрушать такой мир?
- А ты знаешь, каким он был?
- Уж точно - не Джунглями.
- А вдруг - хуже?
Марина взглянула на меня и опять замолчала.
Дебри кончились; мы вышли к железной дороге. Я помог Марине вскарабкаться на насыпь по гравию. Ржавые рельсы, извиваясь, ползли к горизонту.
Свечерело. Пошел снег. Спасибо стрелкам за куртки. Надо найти укрытие, пока совсем не стемнело. Твари скоро выйдут на охоту.
На небе вырисовалось бледное пятно луны. Мы шагали по едва видным из-под свежего снега шпалам. Марина начала прихрамывать - ботинки стрелка натерли ногу. Она перехватила мой взгляд:
- Все нормально.
Долго она так не протянет, нужно укрытие и как можно скорее. Вот и луна стала ярче.
Я оглядывался по сторонам. Надежда обнаружить будку с едва различимыми буквами на голубоватой стене - "КТСМ" - "Когда Тяжело Спасительное Место" - становилась все более призрачной.
Марина вскрикнула.
Дорогу преградила крупная тварь. Вскинув автомат, я надавил на крючок - ни хрена! И как только стрелки пользуются этими штуками? Потянулся к ножнам. Тварь прыгнула. Короткий сухой клекот, и животное тяжело рухнуло на дорогу вблизи от меня. Марина опустила дымящееся оружие.
- Прежде чем стрелять, нажми вот это.
Она указала на небольшой рычажок на автомате.
- Откуда ты все знаешь?
- Жизнь научила.
Марина подошла к твари, дотронулась до оскаленной морды носком ботинка.
- Не стоит, - предостерег я. - Они живучи.
Рыжая отстранилась.
Стало понятно, что на эту ночь такого удобного и надежного убежища, как КТСМ, нам не найти.
Я приметил неподалеку от дороги разлапистое дерево и потянул Марину за рукав:
- Скорей.
Мы съехали с насыпи по гремучему гравию и побежали к дереву. Три твари уже спешили наперерез. На бегу я нажал рычажок автомата, как учила Марина, выстрелил, но не попал. И снова за дело взялась Марина. Одна из тварей упала на бок, другие остановились, обнюхивая мертвого сородича.
- Скорее.
Еще две твари выскочили из дебрей. Я полоснул свинцом и на этот раз - о, чудо! - завалил сразу обеих. Черт подери, неплохая вещичка.
У комля и выше ствол дерева оказался гладким - не на что наступить ногой, не за что уцепиться. Хотя… до ближайшего сука я мог бы допрыгнуть… А вот Марина…
- Ну-ка.
Я присел. Она сразу поняла. Подошвы ботинок больно впились мне в плечи, но Марина, поднятая вверх, ухватилась за сук, вскарабкалась на дерево.
- Андрей.
Я оглянулся. Не меньше десяти крупных тварей бежали сюда по свежему снегу.
Подпрыгнув, уцепился двумя руками за сук. Теперь надо подтянуться… О, дьявол! Ну почему на крыше вагона я не съел хотя бы три крысы? Где мои силы?
- Чего ты, слабак?
Что-то странное колыхнулось у меня в груди и, сжав зубы, я сделал подъем-переворот.
Твари запрыгали внизу, разевая пасти. Я прицелился было, но Марина схватила меня за руку:
- Не трать попусту заряды.
Ну вот, она опять права.
Твари повизгивали, кидаясь на ствол дерева.
- Давай повыше залезем, - предложила Марина.
Мы вскарабкались почти на самую вершину.
Туча наползла на луну. Снег усилился. К утру наметет сугробы - это плохо.
Тем временем, привлеченные запахом крови, на поляну спешили все новые и новые твари. Марина с отвращением следила за пиршеством. Эти создания пожирали сородичей.
- Лучше не смотри, - посоветовал я.
Но она не могла оторваться - жутковатые зрелища привлекают.
Визг тварей, словно чем-то шершавым, тер мозг. Скорее всего, пиршество продлится до утра…
Но что произошло со мной пару минут назад? Почему от окрика Марины, от этого слова слабак я нашел в себе силы влезть на дерево? Не связано ли это с болтовней о бывших - странных людях, сожравших самих себя, как твари на поляне? Неужели что-то связывает меня с ними? Меня, игрока?
Голова гудела. Надо бы ухитриться поспать, иначе завтра мы не пройдем и пары километров. Я принялся развешивать автоматы и рюкзаки по веткам, прочно накручивая лямки. Марине надоело смотреть на тварей. Повернувшись, она сонно следила за мной.
- Сними ботинок, - приказал я.
Марина послушно стащила обувь, сморщившись от боли. Нога маленькая, узкая и удивительно белая - ну, не игрок она! Мозоль не очень большая, но прорвавшаяся - клочок кожи над красной ранкой.
- Помажь.
Я протянул пузырек с желтоватой водой: однажды мне пришлось вброд переходить ручей, я был бос, как раз из-за мозолей, и заметил, что эта вода облегчает боль.
- Все не выливай.
Пока Марина врачевалась, я осмотрел ботинок. На пятке топорщился кусок коричневой кожи.
С помощью заточки я выправил ботинок и повесил его на ветку рядом с автоматами.
Снял куртку, протянул Марине.
- Обмотай-ка ногу.
- Не надо.
- Завтра не сможешь идти.
Она капризно изогнула губы и, взяв куртку, обмотала вокруг ноги, связав рукава. Ну вот. Теперь нога не будет мерзнуть, а к утру мозоль должна затвердеть.
Пора устраиваться на ночлег. Мне уже приходилось спать на деревьях, и я давно усвоил, что главное - не свалиться спросонья. Достал из внутреннего кармана веревку - только бы ее длины хватило на двоих.
Держа один конец в правой руке, другой перекинул через ствол дерева и схватился за него левой рукой.
- Лезь сюда.
Марина полезла ко мне сквозь ветви.
- Осторожно, - крикнул я, когда она покачнулась, едва не сорвавшись с дерева.
Прямо у ствола ветви толстые, удобные для спанья.
- Обмотайся веревкой.
Марина послушалась.
Я связал оба конца веревки суровым узлом.
Несмотря на впивающуюся в спину кору, затекающие руки-ноги, Марина скоро уснула, свесив голову на грудь. Рыжие пряди из-под шлема закрыли ее лицо, и я не мог видеть, как она дышит.
Я посмотрел вверх. За ветками чернело небо. Денек выдался суетливый, но удачный. Я жив, и это несмотря на то, что много раз плюнул в лицо Джунглей. Вернее, жив благодаря тому, что плюнул.
Джунгли полны одиночек…
Я еще раз посмотрел на спящую девушку ("девушка" - надо же, вспомнил это слово!) и прикрыл глаза.
2. Утро на светлой террасе
- Андрюша, сахар класть?
Посреди террасы - солнечная лужа. На столе - широком, самодельном - небольшая круглая ваза с печеньем, пара бумажных салфеток, и больше ничего.
- Конечно, клади. Когда ты, наконец, изучишь привычки моего сына?
Женщина в застиранном синем платье вышла из дому на террасу, неся в руках дымящуюся чашку.
- Я уже изучила, Марина Львовна, - сказала она, ставя чашку на стол.
Старуха в инвалидном кресле, стоящем в тени акации, нервно повела плечами, накрытыми красным пледом, и промолчала, не повернув головы.
Женщина взяла из вазочки печенье и, надкусив, положила на стол. Стала смотреть в сад, подперев голову костлявой веснушчатой рукой. На вид ей можно было дать тридцать лет, можно и все сорок. Карие, с зеленоватыми крапинками глаза смотрели тускло; светлые волосы, собранные на затылке в тугой пучок, казалось, прикрывали глубокие залысины. Она постоянно вздрагивала, будто опасаясь чего-то.
- Андрей, кофе стынет, - неуверенно сказала женщина, повернув голову в сторону двери, ведущей с террасы в дом.
- Что он там делает? - глухо произнесла старуха.
- Бреется.
Женщина поднялась и, подойдя к краю террасы, оперлась на деревянную перегородку. Сразу перед домом располагался сливовый сад - деревца слабые, с большим количеством отмерших веток и лишайниками на стволах. Сад перерезала тропинка, ведущая к калитке. За калиткой стелилась пыльная дорога.
Старуха покосилась на женщину. У нее были маленькие, глубоко посаженные глаза. На щеки накинуты красные сеточки капилляров. Она казалась грузной, даже толстой, но ноги в приспущенных вязаных чулках, торчащие из-под махрового халата, были тонкие и синеватые.
- Хоть бы сад в порядок привела, - кашлянув, заговорила старуха. - Перед людьми стыдно.
Плечи женщины дрогнули, но она промолчала.
- Ничего по дому не делаешь, все на Андрюшку спихнула.
- Мама.
Худощавый высокий мужчина с полотенцем на плече вышел на террасу. Он только что побрился, но кожа на лице не посвежела, осталась землистой.
Андрей присел к столу, взял чашку, сделал глоток. Поморщился.
- Возьми печенье.
Женщина вернулась к столу.
- Ты что, порезался?
Дотронулась до щеки Андрея.
- Пустяк, - тот отстранился. - Почему печенье в нашем магазине всегда краской пахнет?
- На рынке надо брать, - подала голос старуха.
Андрей допил кофе и поставил чашку на стол.
- Все, побежал.
Он исчез в доме и через пару минут вернулся, одетый в похожую на пальто светлую куртку, в левой руке - кожаный портфель.
- Возвращайся поскорей.
В глазах женщины промелькнула тоска.
Андрей кивнул и, спустившись по ступенькам с террасы, зашагал по тропе к калитке. Приподнявшись, женщина следила, как он, ссутулившись, прошел по дороге и исчез за поворотом.
Через некоторое время в воздухе раздался шум электрички, замер, потом раздался вновь.
- Все, поехал Андрюшка, - проговорила старуха и закашляла: в горле у нее захрипело и забулькало. Откашлявшись, вытерла рот подолом халата.
- Галя. Слышишь, Галя.
- Что? - встрепенулась женщина.
- В туалет…