7. Прольется вино
Серебристая Рыбка, взрезая плавничками голубоватую гладь, несется вверх по реке. Вот перед ней возникает что-то оранжевое, тонкое, подвижное. Червячок. Рыбка хватает червяка, и… резкая боль пронзает ее. Неодолимая сила выхватывает рыбку из воды. Чешуя блестит на солнце. И рыбка уже в руке у человека; бьется в твердой, как доска, ладони. Человек ухмыляется, встряхивает длинными седыми волосами. Это - Киркоров.
Бледный свет проникал в окно моей квартиры. На столе - пустая бутылка из-под зеленки, напоминающая о вчерашних визитах. Я поморщился: в висках глухая боль. Однако нужно собираться - сегодня важный день.
Подняться с кровати оказалось не так-то легко. Как быстро привыкаешь к теплой постели!
Давно ли я был игроком и проводил ночи на деревьях в Джунглях?
К черту! Я вскочил, несколько раз отжался от пола; подхватил свитер и куртку, оделся. Кровь быстрее побежала по жилам. Так-то лучше.
В банке, принесенной отцом Никодимом, осталось примерно треть тушенки. Вкусно пахнет, зараза! Ухмыльнувшись, я поставил банку на стол, так и не притронувшись к тушенке. Взял тварку, стал жевать, запивая холодной водой.
В дверь постучали.
- Открыто.
Высокий стрелок замер на пороге.
- Приказано явиться в Главк.
Значит, пора. Я поднялся с заскрипевшего стула, окинул взглядом свою квартиру. Увижу ли снова эту печку, стол и кровать? Кажется, недолго здесь прожил, а вот на тебе - взгрустнулось.
Стрелок привел меня к одному из административных зданий Второй Военной.
- Следуйте туда, - указал на массивные двери, охраняемые автоматчиками.
Я двинулся к дверям, но не успел войти в Главк. Мне навстречу, в сопровождении двух особистов, вышел отец Никодим.
- Долго дрыхнешь, Ахмат, - он хлопнул меня по плечу. - Так недолго продрыхнуть собственное провозглашение в конунги.
Особисты и караульные стрелки вежливо засмеялись.
- Сюрприз, ваш крест, был больно горяч, - сказал я. - С такой трудно уснуть.
По лицу отца Никодима разлилось самодовольство.
- Рад, что Вика тебе понравилась. Редкостная шлюха.
- Да, - я кашлянул. - Спасибо, ваш крест.
Блестя на солнце черной краской, к зданию подрулил автомобиль. Тот самый. На пулевые пробоины наложены жестяные заплатки, которые ремонтник, видимо, еще не успел закрасить.
- Ну, что ж, пора, - подал голос отец Никодим и пошел к машине.
Особист распахнул перед ним дверцу, затем несильно толкнул меня в плечо:
- Залезай.
Внутри все было, как раньше. Розовое сиденье, розовый мех на потолке и стенках, баба на коврике все так же раздвигает ноги.
- Садись, Ахмат.
Отец Никодим хлопнул рукой по сиденью, выбив тучу пыли. Я сел рядом с главой ОСОБи. Слева примостился особист со снайперской винтовкой - быстро они находят замену погибшим.
- Трогай, - бросил отец Никодим в спину шоферу (тоже, кстати, новичку).
Машина дернулась и поползла в сторону железнодорожного депо, юля на обледенелой дороге.
- Куда мы едем, ваш крест?
- Как куда? - отец Никодим взглянул на меня, как на полоумного. - На твое провозглашение, разумеется.
- Оно будет на базе?
- На базе.
Глава ОСОБи задумчиво посмотрел в окно, за которым тянулись бараки.
- Я понимаю, тебе хотелось бы стать конунгом в Цитадели. Собственно, там всегда и проходят провозглашения… Но, я решил…
- Не беспокойтесь, ваш крест, - воскликнул я. - Меня все равно, где именно меня провозгласят. Лишь бы поскорее!
В глазу отца Никодима блеснул чертик.
- Молодца, Ахмат. Так и надо.
- Подъезжаем, ваш крест, - подал голос особист.
Из-за широкой спины шофера я увидел выстроившихся в шеренги стрелков, как во время рождественских испытаний. Черт подери, да тут никак не меньше тысячи бойцов! И все они греются на морозе ради меня…
- А Лорд-мэр здесь? - ровным голосом поинтересовался я.
- Лорд-мэр? - приподнял бровь отец Никодим.
- Я думал…
- Не обижайся, Ахмат, но ты не такая большая птица, чтоб ради тебя на плацу появлялся Лорд-мэр…
Ну, конечно. Провозглашение в конунги - это, наверное, такая же обыденность в Армии, как, скажем, зачистка. Лорд-мэру недосуг заниматься подобными пустяками… А что, если бы он все-таки появился на плацу? Просто так, поглазеть. Неужели я убил бы его? И что бы это дало? Христо, зачем ты послал меня сюда? Я уже ничего не понимаю…
- Р - равняйсь! - рявкнул седобородый офицер, как только из машины появился отец Никодим. - Пр-риветствие!
Тысяча глоток послушно:
- Вторая-Военная - База - салютует - тебе - отец!
Офицер протянул отцу Никодиму мегафон.
- Возьмите, ваш крест.
Глава ОСОБи кивнул и, поднеся мегафон к губам, крикнул:
- Слава Лорд-мэру!
- Слава, слава, слава!
- Мы собрались здесь, чтобы почтить заслуженной наградой доблесть нашего брата…
Усиленный динамиком голос отца Никодима разносил по плацу слова о подвиге, о самопожертвовании, о славе. При всем желании я не мог принимать эти слова на свой счет и с нетерпением ждал, когда он закончит свою речь.
- Я желал бы, чтоб каждый стрелок в минуту опасности, грозящей начальству…
Да, опасность действительно была. В виде "шишки" Варяга, жаждавшей проникнуть в святая святых сущности его креста…
- Вел себя так же, как стрелок Ахмат, которого, милостью и волей Лорд-мэра мы провозглашаем сегодня конунгом Армии Московской резервации!
Шеренги встретили заключительную фразу отца Никодима нестройным славословьем Лорд-мэру. Был также и свист, и неодобрительные выкрики: весть о выскочке, пребывающем в Армии без году неделя, а уже дослужившемся до конунга, как червь, сосет сердце и мозг.
- Держи, - отец Никодим вернул мегафон офицеру и обратился ко мне. - Не обращай внимания на свистунов - отребье, говножуи. Знает, падла, что никогда и до младшего офицера не дослужится, вот и свистит. Не обращай.
- Не обращаю, ваш крест.
Глава ОСОБи ухмыльнулся, обнажив ряд неестественно-ровных зубов, и сказал офицеру:
- Начинайте обряд.
Обряд? Что еще за обряд? Я-то думал - провозглашение состоялось…
Стрелки возбужденно загудели, когда два бойца вывели на плац человека. Женщина неопределенного возраста, руки связаны за спиной. В глазах - животный страх. Мне хватило одного не цепкого взгляда, чтобы понять - это житель Джунглей. Дикарь. Игрок. Охотник за Теплой Птицей.
Но для чего ее привели на плац? Смутно различая контуры обряда, я надеялся, что предчувствие обманет меня. Не обмануло.
В руке отца Никодима появился самурайский меч (не тот ли, которым был убит Борис?).
Женщина задергалась в путах, расширенными глазами глядя на приближающегося главу ОСОБи. Она не проронила ни слова - такая стойкая или эти ублюдки заблаговременно вырезали ей язык?
Под одобрительные крики стрелков отец Никодим вонзил меч в грудь жертве.
- Ахмат, подойди.
Я приблизился. Женщина была уже мертва, но правый глаз непостижимым образом жил, и время от времени описывал полукруг во ввалившейся глазнице.
- Видишь мой меч, - громко сказал отец Никодим, обращаясь не столько ко мне, сколько к стрелкам. - Это пробочка. Вынуть пробочку - польется вино.
Вино? Что нужно от меня этому сумасшедшему?
К нам подошел офицер. Ухмыльнувшись, он подмигнул мне, одновременно протягивая отцу Никодиму жестяную кружку.
Глава ОСОБи взял кружку и резко вырвал меч из груди женщины. Кровь хлынула из отверстия тонкой дымящейся струей. Отец Никодим поспешил подставить кружку под струю. Звук - точь-в-точь, как если наливаешь себе воды. Кровь лилась недолго, но ее хватило, чтобы наполнить кружку.
- Уберите.
Бойцы поволокли труп женщины прочь. Отец Никодим повернулся ко мне.
- Властью Лорд-мэра ты, стрелок Ахмат, наделяешься…
Он окунул палец в кровь и провел им по моему лицу - ото лба до подбородка, сверху - вниз.
- Правами и обязанностями конунга Армии Московской Резервации…
Снова - палец в кровь. Поперек щек, по носу, от уха до уха… У меня не было возможности посмотреть в зеркало, но, судя по всему, на моем лице после манипуляций отца Никодима вспыхнул кровавый крест…
- Верно служи Лорд-мэру, конунг.
- Служу Лорд-мэру! - отозвался я.
- Пей.
Отец Никодим протянул мне кружку. Едва теплая. Пить человеческую кровь? В Джунглях я много раз слышал о каннибалах и всегда содрогался от омерзения… Что делать, черт подери? Выплеснуть содержимое кружки в рожу "попугая" - и бежать.
Я представил: тысяча стволов нацеливается на бегущего человека и начиняет его свинцом. Некрасивое зрелище, но не оно образумило меня. Я, как и прежде, вспомнил Христо, вспомнил Марину, вспомнил Снегиря. Как там выразился отец Никодим - "польется вино"?
Это было отвращение, это была тошнота. Я пил отвращение и тошноту. Вкус крови…
Сдерживая позыв на рвоту, я протянул главе ОСОБи пустую кружку.
- Ну, ты даешь, - удивленно проговорил тот. - Достаточно было сделать небольшой глоток…
Что ж ты раньше не сказал, гнида?
Ни на кого не глядя, я вытер губы рукавом - на рукаве остался широкий черный след. Шеренги стрелков стали редеть: представление закончилось. В воздухе замельтешили крупные снежинки.
- Конунг, - отец Никодим хлопнул меня по плечу. - Теперь - к Рустаму. Надо отпраздновать твое провозглашение. Тушенки пожрем.
Слово "тушенка" прорвало плотину. Перегнувшись в три погибели, я блевал. Блевал долго и мучительно, гораздо мучительнее, чем при отравлении зеленкой. Лишь после того, как во рту у меня не осталась даже слюны, а желудок зазвенел пустотой, я распрямился.
- Полегчало? - заботливо осведомился глава ОСОБи.
- Угу.
- Ну что ж, тогда едем.
На плацу, кроме меня, отца Никодима и двух особистов не было уже ни души. Стрелки разбрелись по теплым баракам - есть тварку, пить зеленку и, конечно, трепаться по поводу сегодняшнего провозглашения. Пусть треплются, говножуи.
В машине было тихо. Отец Никодим достал из кармана янтарные четки и задумчиво перебирал их, глядя на проплывающую за окном Вторую Военную Базу.
Взглянул на меня, щелкнул четками и, подбросив их на ладони, спрятал обратно в карман.
- Ахмат, давно хотел спросить у вашего брата, каково это - быть конунгом?
- Ваш крест, ведь вы знаете, что я лишь двадцать минут, как конунг.
- Да я не об этом, - досадливо отмахнулся отец Никодим. - Что ты чувствуешь? Эйфорию, мандраж?
Что я чувствую? Чувствую, что по уши в дерьме - вот что чувствую.
- Пожалуй, эйфорию. Легкую.
Отец Никодим засмеялся.
- Легкая эйфория - это прекрасно. Это что-то из чувственного арсенала бывших… Ты ведь знаешь о существовании бывших, Ахмат?
Странный, если не глупый, вопрос. Как можно не знать о бывших, если все кругом говорит о них?
- Знаю, ваш крест.
- Так вот, - глава ОСОБи потянулся, достав длинными ногами чуть ли не до спины шофера. - Я в свое время весьма увлекался бывшими, их, так сказать, культурой. Ты не поверишь, но легкой эйфории в этой культуре уделялось значительное место. Впрочем, бывшие предпочитали использовать термин "любовь" … Выходит, ты чувствуешь любовь, Ахмат.
Сидящий, как истукан, особист вдруг прыснул со смеху. Спина шофера пришла в движение. Отец Никодим, скаля зубы, хлопнул меня по плечу:
- Ну и рожа у тебя - камень! Ведь это шутка, Ахмат, всего лишь шутка. Я засмеялся через силу. Шутка?! Мне почудилось, что глава ОСОБи знает про меня и Марину…
- Ты спрашиваешь, куда мы едем? - вспомнил отец Никодим. - А мы уже приехали…
Перед нами - одноэтажное здание из серого кирпича с шиферной крышей и заколоченными окнами.
Внутри пахло табаком и зеленкой. За грубо сколоченными столами - люди. Шум жующих челюстей, стук кружек о дерево, разговоры, крики, смех. На нас - ноль внимания. По бетонным ступенькам мы спустились на заплеванный пол.
Только сейчас нас, наконец, заметили. Крики и смех смолкли. Глаза, глаза, глаза… Как я не плавлюсь под этими взглядами?
- Отец здесь, - словно шелест осенних листьев.
- Рустам! - крикнул особист из свиты отца Никодима.
Откуда-то (словно из-под бетонного пола) вынырнул желтолицый верткий мужичок с голым торсом: невысокий и костлявый. Он благоговейно склонился перед главой ОСОБи.
- Прошю, ваш крест. Столик свободна.
Рустам поспешил стереть со стола расплывшуюся лужу зеленки.
Мы, то есть Отец, шофер, два особиста и я, уселись на стулья. Кажется, стулья прибиты к полу: на случай, если накачанные зеленкой и кокаином стрелки вздумают вышибать друг из друга мозги. Я успел заметить: посетители имеют на рукавах нашивку в виде серпика луны - нашивку конунга АМР. Бар для высшего командования?
- Пожалюста, ваш крест.
Рустам поставил на стол горшок с чем-то дымящимся (запах - можно язык проглотить), бутылку зеленки.
- Рад услюжить… Это большой честь… Вам… И ваши друзья…
Голос Рустама заметно дрожал, и без того узкие щелки глаз превратились в едва заметные ниточки.
- Ладно, - миролюбиво произнес отец Никодим. - Накладывай жратву.
Рустам помешал половником в горшке и выложил на тарелку нечто коричневое, расплывающееся. Отец Никодим взял двумя пальцами тонкое, похожее на червя, волокно и отправил в рот. По лицу его расплылась блаженная улыбка.
- Что это? - проговорил я, когда Рустам опрокинул полный черпак в мою миску.
- Вареные глисты.
Вареные глисты? Это похуже крыс. Я совсем сник.
Отец Никодим засмеялся.
- Ну, я пошутил. Конечно, это тварка, томленая в горшке с сахарином и зеленкой. Фирменное блюдо Рустама.
Какой, однако, шутник глава ОСОБи.
Я с некоторой опаской выудил из миски "червя" … Вкусно.
Отец Никодим, улыбаясь, смотрел на меня.
- Нравится?
- Да, ваш крест, - вполне искренне отозвался я.
- Это хорошо.
Глава ОСОБи принялся задумчиво разглядывать свои ногти. Длинные, желтоватые.
- Это хорошо, - повторил он. - Как думаешь, для чего я привел тебя сюда?
- Вы оказали мне честь, празднуя со мной мое провозглашение, ваш крест.
Он невесело засмеялся.
- Да, разумеется, праздник… Но одновременно, это - поминки.
Поминки? Что он имеет в виду? По спине пробежал холодок…
- Это поминки по нашему знакомству, Ахмат, - сказал отец Никодим, выбивая пальцами дробь по столу. - Так уж вышло… Ты теперь конунг, а конунги редко пересекаются с особистами, и тем более с главой ОСОБи. У них своя жизнь, по большей части протекающая в Джунглях, - зачистки, марш-броски, учения… - он на секунду умолк. - А ведь жаль. Жаль, что Лорд-мэр определил тебя в конунги…
Кажется, я это уже слышал…
- Жаль, ваш крест.
А ведь мне и вправду жалко! Этот человек - ублюдок, он убил Бориса просто потому, что ему так захотелось, но… Но в отношении меня отец Никодим был добр. Пока… Люди, пожившие в Джунглях, падки на доброту.
Длинное ругательство огласило подвал. Я оглянулся. К нашему столу нетвердой походкой приблизился краснорожий конунг.
- Особисты, мать вашу! Мудаки е… ные!
Отец Никодим растянул губы в улыбке, отправляя в рот очередного "червя". Его адъютантам такая невозмутимость была не под силу.
- Ты чего кукарекаешь, петушок? - сквозь зубы процедил один из особистов. - Иди еще зеленки выпей.
- А ты не указывай, что мне делать, - конунг и вправду едва ворочал языком. - Вы, особисты, горазды указывать, сидя на базе или в Цитадели.
Он сплюнул на пол длинной зеленой лентой и обратился к своим собратьям, сидящим за столами.
- Кто-нибудь видел в Джунглях особиста? А?
Тишина. Настороженные взгляды. Судя по всему, другие посетители заведения еще не настолько упились, чтобы дать волю языкам.
- Вот и я не видел, - согласился с пустотой выпивоха. - Никогда, б… дь, не видел! Но на допрос в ОСОБь меня приводили, и не раз. По какому, спрашивается, праву?!
Конунг размахнулся. Собирался ли он ударить отца Никодима, либо просто стукнуть кулаком по нашему столу - осталось для меня загадкой. Через мгновение дебошир лежал на заплеванном полу. Я сидел у него на спине, локтем прижимая седоватую голову к полу. На столах зазвенели миски.
- Накиньте на него браслеты, - спокойно сказал отец Никодим.
Особист защелкнул наручники на запястьях дебошира.
- Рустам.
Повар приблизился. В глазах - паника.
- Мы уходим, Рустам. Прибери тут все.
Отец Никодим поднялся.
- Хорошего аппетита, - он кивнул посетителям, напрочь позабывшим о еде. - Пошли, ребята.
Особисты подняли с пола и повели к выходу дебошира. Он сразу обмяк и утихомирился - протрезвел, что ли?
У машины, в которую особисты запихнули выпивоху, я повернулся к отцу Никодиму.
- Ваш крест, я, пожалуй, пойду.
Он молча кивнул.
- Мне здесь близко, вы знаете.
- Я ничего не имею против, Ахмат, - глава ОСОБи протянул мне руку. - Ты конунг, а у конунга свои обязанности.
- О-о, биа-логия, анна-томия, изучи ее! - проорал из машины другой конунг.
- Да, - сказал отец Никодим. - Мы всегда и во всем согласны с Лорд-мэром… Но кое в чем я с ним категорически не согласен. Ты был бы прекрасным особистом. Ну что ж, прощай, конунг Ахмат. Удачи на новом поприще. Ни пуха.
Глава ОСОБи скрылся в машине. Глядя вслед исчезающему за начавшимся снегопадом автомобилю, я проговорил: "К черту". И побрел домой.
Темно. Но не холодно. Совсем не холодно.
Я дотронулся до пузатого бока печки. Черт! Горячая. Выходит, в мое отсутствие здесь кто-то был… А может быть, и сейчас…
- Вика?
Тишина. Я на ощупь нашел стол. На нем в банке из-под тушенки должна стоять свечка. Вот она.
Зажигалка вспыхнула не сразу - отсырела, что ли? Круг света осветил мой дом. Никого. И ничего. Хотя…
На постели - черный пакет. Что в нем?
Форма конунга - плотные, цвета хаки, штаны, зеленая куртка, и - нечто среднее между гимнастеркой и свитером.
Надеюсь, впору…
Я скинул грязную, рваную форму стрелка. Надел форму конунга…
Да, впору. Как влитая.
Подошел к зеркалу. Свечка освещала левую сторону моего тела, правая - оставалась в темноте. Но - именно на левом рукаве нашит серпик луны…
Я невесело улыбнулся.
Здравствуй, конунг Ахмат!