- Это не он, это Джунгли, - сказала она слабым голосом. - Не всем хватает силы…
Наверное, мое лицо приобрело весьма неприятное выражение, потому что Марине явно стало не по себе.
- Андрей, если тебе трудно…
Что-то екнуло у меня в груди, словно рычажок переключился. Что со мной сделала эта рыжая?
- Ладно, закопаю эту падаль, - сказал я. - Если ты так этого хочешь.
Лучи наискось пробили будку. Марина поправила волосы - они вспыхнули, и мне показалось, что на голове у девушки надета корона. Почему-то вспомнилась Анюта из всполоха - ее нарисованные глаза и губы, жидкие волосы.
Марина улыбнулась, перехватив мой взгляд.
Я раскидал заграждение. Снег, добавившийся ночью, ровно укрыл следы вчерашних страстей.
- Ну что, пошли?
Я подвинул к Марине свой рюкзак и автомат, а сам взвалил на плечи мертвого игрока. Тяжелый, гад. Любитель поэзии.
Согнувшись, побрел к лесу, не задумываясь о том, что делаю и зачем. Увидел бы меня тот "я", что ждал на поляне Последний Поезд!
Виновница моего "преображения" ковыляла позади, таща два рюкзака и два автомата. Ничего, пусть поработает, пока я исполняю ее блажь.
Найдя ложбинку, с силой швырнул туда труп - эта затея мне нравилась все меньше. Голова игрока ударилась о торчащую из-под снега корягу. Пока я стрелковой лопаткой ковырял подмороженную землю, Марина зачем-то протирала игроку снегом лицо.
- Можно подумать, что ты его знала.
- Я и тебя не знала.
Я хмыкнул: сравнила тоже, одно дело - я, совсем другое - какой-то игрок.
- Этот гад убить меня хотел. А потом и тебя.
- Не он, а Джунгли.
Я заткнулся: ее не переспоришь.
Яма получилась неглубокой.
Игрок таращился из нее остекленевшими глазами. Я поспешил забросать землей его голову, а затем - лопата за лопатой - все остальное.
Джунгли шумели. Еще бы - ведь они никогда не видали ничего подобного…
Утирая пот со лба, я подошел к Марине.
- Что ты делаешь?
Она возилась с короткой бечевкой и двумя неравными палками. Не ответила, быстро сделала узел, стянула зубами - получился крест. Подойдя к могиле, Марина воткнула его в землю.
- Так делали бывшие.
- Ясно.
Вскинув на спину рюкзак, повесив на плечо автомат, я приготовился продолжать путь.
Марина стояла у могилы.
- Ну, чего ты?
Она едва заметно вздрогнула и, дотронувшись до креста, сказала:
- Спи спокойно, человек.
Джунгли снова зашумели, заколыхались.
Мы вышли из лесу, вскарабкались на насыпь. Глядя, как передо мной стелется железная дорога, я подумал: если умру, - мне хотелось бы, чтобы с моим телом кто-то поступил так же, как мы с мертвым игроком.
Насыпь понемногу истончилась, и скоро рельсы побежали по земле, лишь слегка присыпанной гравием.
- Сегодня ночью ты разговаривал во сне, - сказала Марина, тяжело дыша от ходьбы, - Звал какую-то Анюту. Кто это?
- Анюта? Никто.
Мне стало не по себе. Надо же, и не догадывался, что разговариваю во сне.
- Она - игрок?
Где-то в высоте запел ветер.
- Чего молчишь, Андрей?
- Анюта - это всполох, - признался я.
- А, понятно, - протянула девушка и замолчала. Я не ожидал, что она так легко отстанет - почему-то стало досадно.
Когда за поворотом железной дороги перед нами возник занесенный снегом город, уютно разлегшийся на дне широкой долины, дыхание у меня перехватило.
- Калуга, - сказала Марина, вытирая рукавом вспотевшее лицо.
Отсюда, с возвышенности, город казался пирогом, разрезанным на две части широкой рекой. Виднелись припорошенные снегом развалины домов, большие ямы с зеленой водой, поставленные на дыбы машины.
- Пошли, - бросила Марина, поправляя на плече лямку автомата. - Может, к ночи дойдем.
Она двинулась вперед, стуча подметками по шпалам. Я остался на месте: город внушил мне, нет, не страх, а некоторую нерешительность. Чем-то грозным веяло из долины.
- Ты идешь?
Я догнал девушку.
- Слушай, может, нам не стоит туда соваться?
- Почему? Ночлега нам не найти, а спать на дереве ну совсем неохота.
Марина улыбнулась, сверкнув мокрыми зубами.
Глядя на нее, я решился: Калуга так Калуга.
Мы вошли в город, когда сумерки вонзили в воздух морозную хрусткость. На улицах ни души. Пустые глазницы окон.
- Красивый, наверное, был город, - сказала Марина. - Посмотри, какое интересное здание.
Я взглянул на каменных ангелов, целящихся в нас из луков. Огляделся настороженно.
- Э-ге-гей!
- Что ты творишь? - накинулся я на девушку.
- Да не бойся, - беззаботно отозвалась она. - Здесь никого нет. Ого, посмотри, троллейбус!
Марина исчезла в разинутой гармошке дверей, и через секунду из чрева машины послышался ее испуганный вскрик. Сдернув с плеча автомат, я поспешил к ней.
Марина, бледная, стояла посреди салона. Прямо перед ней, оскалив золотые зубы, сидел одетый в кожаную куртку скелет.
Еще с десяток пассажиров мертво таращились на нас из глубины салона.
Я выругался, опуская автомат.
- Извини, Андрей.
- Марина, к чему эта глупость?
- Я же сказала, извини.
Она прошлась по троллейбусу, держась за поручень. Приблизилась к одному из пассажиров:
- Ваш билет?
Скелет щелкнул зубами и предпочел ехать зайцем. Марина засмеялась. Я не выдержал и улыбнулся.
- Андрей, не хочешь одолжить вон у того кожанку?
- Мне своя куртка нравится.
- Я думаю, тебе бы подошла кожа. Ты был бы похож на комиссара.
- На кого?
- Потом расскажу.
Мы вышли из троллейбусa.
Б-ррр! Холодно-то как. Лед, кругом лед. А на небе - звезды, эти странные, маленькие огоньки.
Марина больше не веселилась, задумалась и погрустнела.
Чутьем, вероятно, оставшимся во мне от бывших, я понял причину этой перемены. Там, в троллейбусе, среди прочих пассажиров, ехал в никуда скелет ребенка, и девушка, должно быть, представила ту силу, что смела и этого ребенка, и троллейбус, и людей в нем, и этот город, и еще тысячи городов. Но - что поделать, никто не виноват…
Среди развалин дул колючий ветер, какого не бывает в Джунглях.
Мы вышли на площадь. Здесь возвышался каменный человек с лысиной и бородкой. Он протянул к нам руку, словно просил чего-то.
- Ленин, - едва слышно сказала Марина.
- Что?
- Это памятник Ленину. Был такой человек.
- Но зачем памятник?
- Я тебе расскажу… потом, - Марина поежилась. - Давай найдем ночлег, мне холодно.
Ленин смотрел на полуразрушенный дом из красного кирпича с множеством окон. Над широким проемом входа - позеленевшая табличка.
- "Администрация города Калуги", - прочла Марина.
Мы вошли.
Мне не приходилось бывать в таких местах, и я замер в изумлении.
Просторный зал распадался на несколько коридоров. С высоченного, украшенного лепниной, потолка, свешивались спутанные провода. Наверх вела широкая каменная лестница, укрытая полуистлевшим ковром.
По ковру пробежала крыса.
Мы поднялись по лестнице до самого верха. Здесь тоже бесконечная паутина коридоров.
- Андрей, давай сюда.
И правда, отличная комната для ночлега! Письменный стол, черный и трухлявый, - это дрова. Из стен торчат разноцветные провода, под потолком - разбитая люстра.
За столом на вертящемся кресле сидел хозяин кабинета, брат-близнец пассажиров троллейбуса.
- Вы по какому вопросу?
Это сказала Марина. Засмеялась.
- Наверное, среди бывших он был большим начальником, - она кивнула в сторону скелета, положив на пол рюкзак.
Я подошел к окну. Над площадью кружился снег, несколько острых снежинок впилось в щеки. Каменный человек насмешливо смотрел на меня.
Марина распаковала концентрат и, поморщившись, съела щепотку.
- Погоди, я сейчас поймаю крысу.
- Не надо, - испугалась она.
Ясно - пока не готова. Но рано или поздно придется заставить себя есть все, что посылают Джунгли.
Я не настаивал, тем более, что сильно устал и гоняться за крысами мне не хотелось. Но без костра нам будет тяжело - подмораживает. Подойдя к скелету, я отодвинул его в сторону вместе со стулом. Скелет застучал костями и уронил голову, сердито клацнув челюстями.
Разломать трухлявый стол не составило труда, а вот соорудить костер из его обломков оказалось сложнее.
Клубы сизого дыма устремлялись к потолку, зависали, словно в раздумье, нехотя подтягивались к окну и исчезали где-то за крышей.
Наконец, вспыхнул огонь.
Я сел у костра, и, как и прошлой ночью, стал смотреть на склоненное красивое лицо Марины. Красивое? Никогда не употреблял это слово. Какая, к черту, в Джунглях красота? А вот Марина восхищалась заснеженным лесом… Выходит, красота была и есть, но я не видел ее - не умел видеть?
- Марина?
Девушка подняла голову - она заматывала тряпицей ногу.
- Расскажи о Ленине.
- Интересно? - засмеялась. - Погоди, закончу…
- Как мозоль?
- Намного лучше.
Она обулась, протянула ноги к огню.
- В книгах бывших не только про Ленина написано. Оказывается, у них было много разных героев, плохих или хороших… Ленин, кстати, скорее плохой, - я так поняла.
- Почему же его вырезали из камня?
- Не знаю, - Марина кашлянула. - Книг бывших осталось мало, да и то они все повреждены огнем и водой. Ты будешь слушать, не перебивая?
- Буду. Рассказывай.
И она рассказала. Но не о Ленине. Замерев, я слушал, что когда-то на месте Джунглей была страна под названием Россия, в которой жили и трудились люди. Им было горько и радостно, холодно и тепло, они голодали и были сыты, воевали и мирились, занимались науками, литературой, искусством, сеяли хлеб и летали к звездам. Не знаю, так ли хорошо рассказывала Марина, или что-то от бывших осталось во мне, но я вдруг увидел Россию - увидел ее всю - величественную, холодную. Ее города, села, ее леса, озера и реки, ее фабрики и заводы. Ее народ.
Не дослушав до конца, я вскочил и подошел к окну. Марина умолкла. Снежные вихри носились над площадью, внизу хлопала сорванная с петель дверь.
- Андрей?
Я скрипнул зубами.
- Когда я узнала, мне тоже было тяжело…
Украдкой стерши рукавом влажную полоску, появившуюся на щеке, я прилег у костра лицом к стене.
6. Полет над джунглями
Я проснулся в полутьме.
Замер, прислушиваясь. Ровное дыхание Марины, как шелест травы…
Ага, вот опять! Похоже на стон.
Что это?
Нащупав автомат, я поднялся. Осколок штукатурки пискнул под ногой. Марина пошевелилась, задышала чаще.
Ночь и погасший костер, а в комнате почти светло: луна. У окна намело сугроб.
Осторожно ступая, я обогнул Марину и вышел в коридор.
Снова этот звук. Прямо из соседнего кабинета…
Подняв автомат, я двинулся по трухлявому ковру.
Заглянув в дверной проем, увидел кучу пепла посреди комнаты, окно, сугроб, а слева, в углу, - что-то длинное, черное, похожее на сверток. Сверток пошевелился. Держа автомат наизготовку, я приблизился.
На полу лежала старуха: седые космы разметались вокруг головы, глаза ввалились, кожа высохла.
Рот, напоминающий пещеру, дрогнул, искривился; за хрипами и стонами я расслышал:
- Пить.
Этот игрок проиграл. Ему не уберечь свою Теплую Птицу. Приученный за последние дни к состраданию, я опустил автомат и вытащил из ножен заточку, собираясь прекратить муки старухи.
- Только попробуй.
Я обернулся: Марина. В глазах - зеленые огоньки. Она подошла вплотную, и вдруг, коротко размахнувшись, ударила меня по щеке. Я перехватил руку, до хруста сжал: зверь взвился на дыбы. Марина не поморщилась, спокойно и твердо глядя на меня. Из ее глаз исходила сила, - и испуганный зверь спрятался в Джунглях. Я отпустил ее руку.
- Скотина, - негромко сказала девушка, растирая запястье.
Присела на корточки перед старухой, погладила седые волосы.
- Пи-ить.
- Я хотел прикончить ее, чтоб не мучилась, - пробормотал я: щека горела.
- Принеси воды.
Вернувшись в кабинет, я развел костер и стал растапливать снег. Мне было досадно, что причинил Марине боль и, вместе с тем, почему-то приятно. Казалось: минуту назад я что-то доказал ей, хотя что именно, не знал.
Вода в шлеме-котелке забурлила.
Марина все так же сидела над старухой, поглаживала похожую на корень старого дерева руку:
- Не надо бояться - это совсем не больно, - шептала девушка. - Глаза закроются - и все.
Старуха, похоже, слушала, приоткрыв белесые глаза.
- Принес воду?
Я подал шлем.
- Еще горячее не мог? Подай, что ли, снега.
Растворив свежий снег в кипятке, Марина принялась аккуратно смачивать рот старухи, та зашлепала губами.
- Пей, мама, пей.
Мама?
Марина поила старуху, придерживая ее голову рукой.
"Опять заставит хоронить", - пришло в голову, но раздражения я не почувствовал. Ну, заставит, да, она такая…
Тем временем со старухой начало происходить то, что должно: Теплая Птица оставляла ее. Дыхание участилось, руки-ноги мелко дрожали.
Едва прикрытая тряпьем, грудь старухи поднялась и стала медленно опускаться. Из открытого рта шумно и долго выходил воздух, казалось, что сейчас она вздохнет и поднимется, но, сделав несколько судорожных движений, старуха замерла.
Марина поднялась. Я подумал - сейчас заговорит о похоронах, но девушка молчала, глядя перед собой.
- Андрей, еще раз позволишь себе подобное, - произнесла она, так и не взглянув на меня, - я уйду.
И снова мне стало не по себе:
- Я не хотел хватать тебя за руку…
- Да я не о том, - отмахнулась Марина, - Кто дал тебе право распоряжаться чужими жизнями?
- Но…
- Не надо! Я думаю, ты все понял. Пошли.
Она подхватила котелок, выплеснула на пол остатки воды и вышла из кабинета. Я последовал за ней.
Старуха осталась одна в темноте.
Пока мы отсутствовали, в мой рюкзак забралась крыса, изловчившись, я поймал ее за хвост. Зверек завертелся, щекоча задубелую руку острыми зубками.
- Прекрати, - поморщилась Марина, застегивая куртку.
Я ухмыльнулся, отшвырнул запищавшую крысу.
И тут же на улице застрекотал вертолет. В окно ворвался слепящий свет и крики:
- Рассредоточились!
- Трое сюда, трое туда!
Стрелки. Зачистка!
Я схватил Марину за руку.
- Тише.
- Барух, Семен! - заорал грубый голос так близко, что сердце у меня заныло. - Вы че, уснули там, б… дь?
По лестнице застучали ботинки.
- Рассредоточились, мать вашу!
Похоже, мы влипли по-настоящему.
- К стене, - я оттолкнул побледневшую Марину. Она будто вжалась в камень, расширенными глазами глядя на меня.
Бросившись к двери, я встал за отворотом, держа наготове автомат. Тут же в кабинет ворвался стрелок. Я выстрелил: стрелок завалился вперед, головой в пепел нашего костра.
- Эй, они здесь, - завопил кто-то в коридоре. Секунда промедления - и мы погибли.
Согнувшись, я выскочил из-за двери. Раздался сухой перещелк выстрелов, резкая боль ожгла плечо. Позабыв про автомат, я с разбегу ударил стрелка ногой в грудь. Он отлетел к стене и, ударившись спиной, съехал на пол. Не теряя времени, прошил его пулями.
- Скорее, - заорал я, услышав шаги бегущих по лестнице стрелков. Марина выскочила из кабинета. Автомат в ее в руках дрожал.
Мы бросились по темному коридору. Проклятая западня. Кабинеты выходили окнами на площадь.
Рой пуль разорвал ковер под ногами. Марина взвизгнула. Ранена? Я упал на пол и, повернувшись, выстрелил в ответ.
- Сюда.
Я на четвереньках добрался до ближайшего кабинета. Марина ввалилась следом - вроде цела. Кинувшись к окну, я глянул вниз. По площади сновали стрелки, стаскивая в кучу трупы. Оказывается, в Калуге не так и мало было народу.
Западня… В коридоре шаги, шепот - знают, суки, что мы теперь никуда не денемся.
- Сколько там? - голос снизу, хриплый, властный.
- Двое, конунг, - отозвался кто-то, находящийся в коридоре рядом с нами. - Мужик и баба.
- Бабу постарайтесь живьем взять. Позабавимся.
Каменный Ленин, улыбаясь, указывал рукою на крышу. Я лег спиной на подоконник и посмотрел вверх.
- Марина.
Она приблизилась; в глазах даже не страх и отчаяние, а равнодушие, готовность принять то, что приготовила для нас судьба.
- Марина, - крикнул я: захотелось влепить ей пощечину, подобную той, что она влепила мне. Девушка встрепенулась.
- Забирайся мне на плечи и цепляйся за карниз.
- Уходят, суки, - заорали с площади, когда Марина, дрожа, как новорожденный олененок, отпустила руки с моей шеи и перенесла их на скользкий карниз крыши.
- Подтягивайся, ну же.
Пули с жадным лязгом врезывались в камень рядом со мной, плечо горело.
Марина, вскрикнув от напряжения, исчезла за отворотом крыши. Я остался в кабинете один. Чтобы стрелки из коридора не вздумали сунуться, пальнул в дверной проем, забрался на подоконник, и, подпрыгнув, ухватился за карниз. Снизу строчили без перерыва, но в полутьме не могли как следует прицелиться. Отчаянная веселость овладела мною: попробуйте, падлы, съешьте. Подтянувшись, я перебросил ногу на крышу. Марина вцепилась в куртку и помогла мне.
Оглядевшись, я замер: меж кирпичных труб и переломанных антенн торчал жирный зад вертолета. Как он смог опуститься прямо на крышу?
- Ты ранен?
- Тихо, - я дернул Марину за рукав, увлекая за одну из труб.
Тут и она увидела вертолет и в ее глазах блеснула радость. С чего бы это?
Но времени на расспросы не было.
- Всего один, - пробормотал я, различив через стекло кабины затылок пилота. - Эх, отсюда не достать… Стой здесь.
Я двинулся вперед, не сводя глаз с затылка. Достигнув вертолета, подлез под пахнущее машинным маслом брюхо…
- Какого хуя.
Пилот поперхнулся - он жрал концентрат из банки. Расширившимися глазами уставился на меня. Это был толстяк с широким бледным лицом.
- Н-не стреляй, - просипел он, как завороженный глядя на дуло автомата.
Почему-то мне и вправду не хотелось убивать толстяка. В его глазах проскользнуло что-то… детское. А может, мне показалось - я ни разу не видел в Джунглях детей.
Марина снова меня не послушалась. Она подскочила к вертолету и, едва глянув на пилота, заорала:
- Выметайся.
Толстяк стал выкарабкиваться из машины, разбрасывая во все стороны концентрат. Он был одет в чудные штаны из какой-то мягкой материи - спереди расплылось темное пятно.
- Скорее, ты! - от нетерпения у Марины сорвался голос.
Толстяк все-таки покинул вертолет, уставился на меня расширенными глазами. Нижняя челюсть дрожит, к высунувшемуся кончику языка прилипли кусочки концентрата.
- Лечь, - приказал я: толстяк тут же опустился на смоляное покрытие крыши, бормоча:
- Не стреляй, не надо.