Еще днем раньше эта дорога была одним из самых оживленных шоссе. Мотоциклы. Грузовики. Велосипеды. Машины "скорой помощи" и полевые кухни. Легковые автомобили. Пушки на больших ребристых колесах. Лошади. Мулы. И люди, особенно - люди, такие же, как сам Ральф. Плотные колонны, маршировавшие со всей возможной скоростью - не хватало грузовиков. Дорога была переполнена. Переполнена людьми, орудиями и прочими атрибутами войны.
И на это шоссе обрушился огненный дождь. Скорей всего, газ не применяли. Немецкое командование приказало стереть в порошок этот участок дороги, и сотни, а может быть, и тысячи орудий, слившись в грохочущей яростной симфонии, выполнили приказ. Буквально. Тщательно. Педантично. Дороги больше не осталось: ни здания, ни дерева, ни поля, ни куста. Окровавленные куски плоти могли принадлежать человеку или мулу; металлические обломки не позволяли даже догадаться, чем они служили до начала обстрела.
Ральф бежал - вернее, пошатываясь, брел по этой кровавой ране на лике земли и, наконец, выбрался на более или менее сохранившийся отрезок. Тут дорога была перепахана воронками, но ее хотя бы можно было заметить. Он припомнил, что ферма с почтой и командным пунктом должна быть за следующим поворотом.
Должна быть… Или огонь был прицельным, или снарядов не жалели, но разрушения оказались максимальными. Вместо здания зиял огромный кратер; землю усеивали обломки мотоциклов и машин. Деревья без листьев, голые стволы, пни… С растущим ужасом Киннисон увидел на одной из ветвей, довольно высоко от земли, окровавленный торс мужчины.
Снаряды еще сыпались, но уже не так интенсивно. В нескольких сотнях ярдов появились две машины "скорой помощи"; объезжая воронки, они медленно двигались вперед. Первая из них остановилась.
- Эй, парень! Ложись!
Киннисон уже и сам расслышал незабываемый звук летящего снаряда и нырнул в ближайшую воронку. Раздался грохот, как будто земля разлетелась на части. Что-то ударило Ральфа в спину и он потерял сознание.
Когда Киннисон снова пришел в себя, он уже лежал на носилках, глядя на склонившиеся над ним лица двух мужчин.
- Что это было? - выдохнул Ральф. - Я?… - Он остановился, боясь спрашивать дальше, боясь шевельнуться, чтобы вдруг не ощутить отсутствие ног или рук.
- Колесо и часть кузова "скорой помощи". Их бросило на тебя взрывом, - успокоил один из мужчин. - Ничего страшного, скоро будешь в форме. Ну, еще ободрана рука, да пара-другая всяких мелочей…, может быть, шрапнель задела живот. Но мы тебя подлечим, успокойся…
Киннисон слабо кивнул. Проснувшаяся боль словно зубами вцепилась в живот.
- О'кей! Дел у нас еще куча, а пока тебя стоит показать доктору.
- Мне нужен телефон - и как можно скорее… - Киннисон говорил голосом, который казался ему самому полным силы и значительности, на самом деле звучал слабо и тихо. - У меня важное сообщение для генерала Везера.
- Скажи-ка это лучше нам. - "Скорая" маневрировала по остаткам дороги. - Телефон есть в госпитале, но ты можешь потерять сознание, пока мы туда доберемся.
Рассказывая, Ральф собрал все силы, чтобы сохранить сознание. Всю эту страшную дорогу он держался. Боль терзала его тело, но он сам смог поговорить с Везером - врачи, узнав, что Киннисон капитан авиации, решили, что его сообщение может быть очень важным, и помогли связаться с генералом.
Затем кто-то вонзил в него иглу, и он погрузился в глубокий обморок. Несколько недель он балансировал на грани между жизнью и смертью. Иногда он приходил в себя, но ни тогда, ни потом Ральф не мог понять, было ли происходившее вокруг него реальностью или страшным бредом, фантомом, непрерывно терзающим разум.
Он запомнил докторов, докторов, докторов - и операции, операции, операции. Были палатки, куда притаскивали на носилках стонавших людей и выносили уже затихших навсегда. Был большой госпиталь, обширное деревянное здание. Была жужжавшая аппаратура, и одетые в белое мужчины, просматривающие какие-то пленки и бумаги. Были обрывки разговоров.
- Ранения в живот всегда опасны, - звучал оглушительный бас. - И еще ушибы, множественные осколочные переломы. Прогноз неблагоприятный - но мы еще посмотрим, что можно сделать. Интересный случай…, исключительный, можно сказать. Какое же лечение вы выберете, коллега?
- Оставлю его в покое, - резко заявлял более молодой и чистый голос. - Перфорация, инфекция, отеки… Я просто наблюдаю, профессор, наблюдаю и учусь.
Забытье, снова и снова. Так длилось до тех пор, пока не раздались слова, которых Киннисон уже не мог слышать:
- Адреналин! Массаж! Массаж, разрази вас гром! Адская боль пронзала тело. Кто-то втыкал иглы в каждый дюйм его кожи; кто-то сжимал и крутил его мышцы, словно нарочно надавливая на самые болезненные точки. Ральф кричал и ругался. "Прекратите!.. Не надо!.." Его голос звучал очень слабо, но этого оказалось достаточно.
- Слава богу! - Киннисон услышал тревожный женский голос. Удивленный, он замолчал и открыл глаза. Видел он еще плохо, но смог разглядеть лицо пожилой сиделки; на глазах у нее были слезы. - Он будет жить!
Шло время. Постепенно кошмарное забытье сменялось нормальным сном. Он чувствовал голод; выздоравливавшему организму требовалось больше пищи, чем давали в госпитале. Киннисон был угрюмым, злым и недовольным.
Вскоре он поправился.
Так закончилась Первая Мировая Война для летчика Ральфа Киннисона.
Глава 5
1941 ГОД
Ральф Киннисон, еще мгновение назад спокойно лежавший на диване, в волнении заметался по комнате. Его жена, пышная брюнетка Сони Киннисон, мерно покачивалась в кресле-качалке и следила за мужем внимательными карими глазами. Вечер этой дружной любящей четы был испорчен только что прозвучавшим по радио сообщением.
- Пирл Харбор! - прорычал он. - Как! Как им позволили зайти так далеко!
- А наш Фрэнк! - всплеснула руками Сони. Она не слишком беспокоилась за мужа, ведь он был рядом с ней, а вот их сын Фрэнк… - Его призовут?
- Ни в коем случае. - Киннисон не размышлял, а говорил с полной уверенностью. - Инженер-изобретатель из Локвуда? Он, конечно, захочет повоевать, но всем, кто имеет отношение к аэронавтике, придется сидеть дома.
- Говорят, эта война долго не продлится. Да, милый?
- Я так не думаю. Пустые разговоры! По-моему, эта бойня затянется не меньше, чем на пять лет, если кого в этом мире интересует мое мнение. - Он резко взмахнул рукой, потом несколько раз прошелся по комнате. Дурное настроение не оставляло его.
- Я все понимаю, Ральф… Тебе ведь тоже хочется пойти, да? - Она мягко взяла его руку.
- Конечно! Вообще-то я надеялся, что Америка не будет втянута в эту войну, но что делать. - Киннисон посмотрел на жену. - Если ты против, то я останусь с тобой.
- Мое желание или нежелание ничего не изменят. Я позволила бы тебе уйти, если б опасность была действительно велика…
- Что ты хочешь сказать?
- Существуют определенные правила, дорогой. И ты на один год старше призывного возраста. - Последняя фраза прозвучала как-то слишком торжественно.
- Подумаешь! Технические эксперты нужны всегда, так что для меня сделают исключение. Неужели никому не нужен такой умница?
- Вполне вероятно… И ты станешь штабным офицером, а их не убивают и даже не ранят. Тем более, что дети наши выросли, заботу о кошках я поручу соседям, и вполне смогу поехать с тобой. Мы даже не будем разлучаться.
- Но, с другой стороны, деньги… - Киннисон покачал головой.
- Фу, ну кто сейчас об этом думает! Хотя для безработного химика такая забота о своем будущем - явление очень отрадное, - Сони рассмеялась так заразительно, что Ральф не устоял. Он перестал хмуриться и тоже улыбнулся.
- Ладно, ехидная девчонка, я пошлю телеграмму в военный департамент.
Телеграмма была послана. Киннисоны ждали. Ждали, ждали, ждали. Пока в середине февраля не начали поступать красиво оформленные письма.
"Военный департамент высоко оценивает ваш военный опыт и желание снова взять в руки оружие для защиты своей родины. Анкета ветерана…, аккуратно заполните… Форма 191А… Форма 170… В двух экземплярах… Не отчаивайтесь, что вашу помощь отвергли. К сожалению, военный департамент не может принять вас…"
- Черт подери, я уже закипаю! - сжав кулаки, Киннисон ходил по комнате, натыкаясь на стулья. - Что у этих идиотов в головах? Они уверены, что если мне пятьдесят один, то я стою одной ногой в могиле - а я ставлю четыре против одного, что нахожусь сейчас в лучшей форме, чем этот вонючий начальник департамента. - Ральф никогда не церемонился в выражениях.
- Конечно, конечно, дорогой, - успокаивала его Сони, облегченно улыбаясь. - Я тут нашла в газете объявление, может, оно тебя заинтересует?
- Так… Инженер-химик… Завод по производству снарядов… Семьдесят пять миль от Тонвиля, стаж работы более пяти лет… Органическая химия…, технология взрывчатых веществ…"
- Вот видишь, ты им нужен, - твердо сказала Сони - Степень доктора у меня есть, химиком-технологом я проработал более пяти лет, а если я не разбираюсь во взрывах, то в них вообще никто не разбирается. Пожалуй, я напишу им письмо. Он написал и ему прислали кучу анкет. И снова - ожидание. Ральф ужинал, когда оглушительно зазвенел телефон.
- Говорит Киннисон, - недовольно пробурчал он. - Да…, да…, доктор Самнер…, да…, конечно, очень приятно. Да…, на один год старше… О, это не важно, мы отнюдь не умираем от голода. Не можете платить сто пятьдесят, я согласен на сто… Семьдесят пять… Да, пятидесяти достаточно. О, я слишком известен в своей области, чтобы звание младшего химика меня оскорбило. Встретимся в час… Что? Да, наверное, смогу… До свидания.
Он повернулся к жене, пнул толстую рыжую кошку, подошедшую к нему приласкаться и возбужденно заговорил:
- Знаешь, они хотят, чтобы я приехал прямо сейчас и сразу взялся за работу!
- Конечно, милый, - Сони пыталась утешить обиженную кошку и обратила не слишком много внимания на слова мужа.
Киннисон сел за стол и, взяв вилку, продолжал разглагольствовать:
- Я очень рад, что вовремя объяснил старому придурку Хендриксу, куда надо было засунуть предложенный им контракт. Столько лет честно делились друг с другом, и вдруг он предлагает мне такое! Видите ли, опубликовать работу только с одним автором - с ним самим - достойно по отношению к старому другу!
- Конечно, милый, ты прав. Это совсем не по-джентльменски. Но, может быть, он поверил в то, что ты говоришь после любой драки - дескать, ты слабый и мягкий человек. - Сони усмехнулась. - К тому же, ты его достаточно наказал. Как ты думаешь, возьмут тебя обратно в фирму после окончания войны? Ведь свару-то затеял ты.
- Это все мелочи, детка. Я обязательно вернусь, - он сжал челюсти. - Нет такого начальства, которое разбрасывалось бы своими лучшими работниками. Пока они могут продавать уже разработанные технологии, я буду не нужен, а вот когда понадобятся мозги, они меня позовут обратно.
- Дай-то бог! - Сони ласково взяла мужа за руку. - Удивляюсь, что кто-то вообще может добровольно брать на работу такого забияку, как ты.
- Опять меня недооценивают, - шутливо посетовал Ральф. - Моя жена явно больше любит кошек, чем единственного мужа. Однако, несмотря на то, что я не кладезь добродетелей, я выбиваю людям зубы только после покушения на мои собственные.
* * *
Энтвилский артиллерийский завод раскинулся на площади более чем двадцать квадратных миль. Девяносто восемь процентов этой территории было огорожено высоким забором с рядами колючей проволоки, натянутой поверху. Редкие здания были разделены весьма значительными расстояниями - ведь взрывчатку здесь мерили тоннами, а значит, безопасность работавших требовала особой планировки. Вся огромная площадка была разделена на квадраты, и в каждом из них занимались определенным типом взрывчатки и снарядов.
"Снаружи" забора все было иначе. Царство администрации и благоустроенности. Дома, заполненные чистенькими, аккуратненькими профессионалами, отвечавшими за организацию труда двадцати тысяч мужчин и женщин. Но несмотря на тишину и уют, работавшие "внутри" предпочитали заглядывать сюда как можно реже.
Именно там, "внутри", подальше от администрации и на безопасном расстоянии от Первого квадрата, находилось длинное низкое здание, совершенно не правомерно называвшееся химической лабораторией. Не правомерно в том смысле, что главный химик - очень способный, но невероятно сварливый специалист-взрывник - набрал в свой химический сектор лучших инженеров, химиков, физиков и даже метеорологов.
Она из комнат лаборатории отделялась от прочих сплошной стеной из стали толщиной в шестнадцать дюймов. Это помещение было построено так, чтобы ни один из взрывов, которыми развлекались работавшие там парни, не мог повредить зданию и его персоналу.
Главные магистрали в Энтвиле были вымощены серым камнем, но в феврале 1942 года такие мелочи, как дорожки между корпусами существовали только на бумаге. Почва, богатая глиной, размякла и превратилась в сплошную лужу глубиной в шесть дюймов, полностью изолировав дальнюю лабораторию от внешнего мира. Редкое начальство рисковало пробираться по грязи, чтобы увидеть ехидные ухмылки и услышать советы купить лодку или построить мост. Недоступность и постоянные сквозняки, царившие в комнатах, дали повод одному из остряков-химиков назвать это "уютное" местечко Сибирью.
Прозвище прижилось. Более того, его подхватили и провозгласили официально. Так что когда грязь высохла и набеги начальства стали постоянными, сотрудники химической лаборатории остались сибиряками. В течение одного года сибиряки стали известны на всех артиллерийских заводах, а также в таких кругах, где никто не имел понятия, как зародилось это прозвище.
Киннисон превратился в "сибиряка" с тем же энтузиазмом, что и работавшие в лаборатории юнцы. По сравнению с ним все они были очень молоды, хотя у каждого уже имелся стаж самостоятельной работы, а "Кэп" Самнер старался подкинуть им еще и еще - побольше. Принимал он на работу с неподражаемой любезностью, а вот выгонял с беспардонной грубостью; впрочем, этот человек хорошо разбирался и во взрывах, и в людях. Конечно, так любви не завоюешь, но уж уважали Самнера все.
Будучи "стариком", младший химик Киннисон не был принят сразу за своего, но он даже не заметил пристального внимания к собственной персоне, сразу приступив к служебным обязанностям. Он был очень осторожен - но без малейшей примеси страха - с весьма опасными предметами своих исследований. Он проверял трассирующие и зажигательные снаряды, взрывчатые смеси, а если его просили, отправлялся в "квадраты" - на испытания.
Его экспериментальные образцы тетрила всегда подходили по размеру, а болванки для сорокамиллиметровых пушек Третьей квадрата получались плотными, без трещин и полостей. И тогда эти юные и довольно саркастические умы поняли, что он единственный среди всех них точно знает, что делает. Они начали советоваться с Киннисоном, и он не раз помогал молодым в решении их проблем. Его авторитет рос неуклонно.
Темноволосый и темнолицый "Таг" Тагвел - двести фунтов костей и мышц, бывший футболист, ныне отвечающий за разработку трассирующих пуль в на Седьмом квадрате, - называл его "дядюшка Ральф"; это меткое прозвище прижилось быстро, а вскоре прибавилось еще одно - "Летчик". Это произошло после того, как Киннисон, перелетев через всю комнату, вышиб спиной дверь из-за "небольшого" случайного взрыва зажигательной смеси в Восьмом квадрате. Затем последовало повышение до инженера-химика, но прошло оно без лишнего шума, так как касалось только титула и зарплаты.
Однако три недели спустя он стал старшим химиком, отвечавшим за взрывчатые вещества. По этому случаю было устроено пышное празднество, которым руководил "Блондин" Ваначек, занимавшийся тетрилом во Втором квадрате. Киннисон ожидал увидеть хотя бы тень зависти или неприязни, но, к его радости, ничего подобного не было и в помине. И уже в новом звании он взялся за работу в Шестом, пытаясь создать двадцатифунтовую разрывную бомбу. Помогали ему Таг и еще двое; одним был "Док" или "Барт" Бартон, которого, как гласила молва, Кэп хотел сделать своим помощником. Этот парень напоминал Рики-Тики-Тави - вечными метаниями и беготней, во время которых он успевал выяснить и продумать массу вещей. Он был очень неплохим химиком; ничуть не хуже зарекомендовал себя и второй помощник "Карли" Каривокс, седоволосый, но очень молодой эксперт, недавно влившийся в содружество сибиряков.
А еще через несколько месяцев Киннисона вызвал в свой офис сам Кэп Самнер. Ральф шел, размышляя, по какому поводу будет крик в этот раз, ведь все знали, что подобный вызов означал только одно - выволочку.
- Киннисон, мне нравится, как вы работаете, - начал главный химик, и его посетитель застыл с открытым ртом. - Вы получили степень в институте Монтроза, значит, вы знаете все о взрывах, а по данным ФБР у вас есть мозги, способности и невероятное упрямство. Эти качества полностью искупают вашу склонность решать конфликты с начальством при помощи кулаков. Мне интересно, как вы так легко управляетесь с этими чертовыми сибиряками. Я хочу сделать вас своим помощником, ответственным за всю лабораторию. Формально, я имею в виду, - на самом деле вы исполняли эти обязанности уже много месяцев.
- Да…, но я… А как насчет Бартона? Он слишком хороший парень, чтобы подставить ему ножку.
- Я уже это заметил. - Замечание шефа сильно удивило Киннисона. Он даже не думал, что такой самоуверенный и раздражительный человек как Самнер, способен признавать свои ошибки. Такого Кэпа он еще не знал. - Я обсудил с ним этот вопрос еще вчера. Он чертовски хороший парень, но я сомневаюсь, что в нем есть то, что заставило бы этих бандитов работать семьдесят два часа без отдыха, засыпая вповалку на скамьях, питаясь бутербродами и кофе - до тех пор, пока бомба не была создана.
Самнер не упомянул, что все это время с ними был сам Киннисон. Это было очевидно.
- Я, право, не знаю… - Киннисон покачал головой. - Сначала мне бы хотелось самому поговорить с Бартоном. Ладно?
- Я ждал этого. Хорошо.
Киннисон нашел Бартона и сразу отвел его в сторону.
- Барт, Кэп собирается сделать меня своим помощником, а ты, по его словам, одобряешь эту идею. Одно твое слово, и я скажу ему, куда засунуть это предложение и объясню, где этим стоит заниматься.
- Я ожидал от вас именно этого. Я невероятно рад, - Бартон улыбнулся и пожал Ральфу руку. - Я бы реагировал так же, если бы подобное предложили мне. Кое-что в этой истории мне не нравится, но поймите, в этой конторе я единственный независимый человек. Я могу уйти в любую минуту и ничего от этого не потеряю. Мне нравится работать с вами. Соглашайтесь, и я во всем вас поддержу. - Бартону незачем было добавлять, что он будет работать на совесть.
- Я согласен, - заявил Киннисон, вернувшись к Самнеру.
- Возможно, а теперь утрясите все вопросы со своими сибиряками.
- Это не будет слишком сложно.
И действительно, сложностей не было. Реакция сибиряков заставила Киннисона проглотить комок в горле.
- Ральф Первый! Царь Всея Сибири! - орали они. - Да здравствует его величество! Кланяйтесь, рабы, царю Ральфу Первому!
Щеки Киннисона все еще ярко пылали, когда он добрался к себе домой. Он никогда не забудет событий этого удивительного дня.
- Ну и банда! Ну и банда! Послушай, детка, они работают ради собственного, удовольствия! Этих парней просто нельзя вытащить из лаборатории. Ну как я могу отвечать за то, что они натворят?