Ну ладно, думал он, словно уговаривая "анцитаур", посмотрим на эту башню, что с нами сделается? "Анцитаур" надрывался: "К черту! К черту! К черту!" Но в Косте проснулось непонятное упрямство. А потом, если что, сходим к той, уговаривал он камень судьбы. Он только совсем забыл, что времени-то осталось всего ничего – до рассвета. Ну, может, чуть больше. А потом здесь будет атомный ад. Гнездилов отлепился от куста и поплелся по синусоиде следом за ними. Дуська залезла на Веркино плечо и шипела оттуда на него. Оказывается, все объяснялось тем, что она не любила пьяных.
– Тятя всегда ей на хвост наступал, когда напивался.
Дуська орала на всю окрестность:
– Мяу-у-у!!!
Несомненно, у нее были неоцененные вокальные данные. Верка едва удерживала ее.
– Боязно мне, Костя, боязно…
– А зачем шла? Сидела бы дома.
В сумерках ее глаза стали бездонно-синими озерами. Костя на мгновение усомнился, правильно ли он делает, рискуя ее жизнью, а с другой стороны, он помнил, какой она была в чулане – нежная и желанная. Запутался я окончательно, тяжело думал он, страдая прежде всего от собственного душевного дискомфорта. Оказался бы рядом Бараско, он подсказал бы, что делать. Ред сказал бы: "Да пошли ты этих женщин сам знаешь куда и живи спокойно". И был бы прав.
– Тятю жалко, – шмыгнула Верка носом, – отымут у него Серко… Отымут…
– Почему сразу отымут?
– Потому что подрался… а Илья Дмитриевич запорют до смерти!
Ага, вот в чем дело, сообразил Костя. У нас бы просто лишили премии.
– Не отымут! – уверенно сказал он. – Мы не дадим.
Она снова шмыгала носом и жалобно смотрела на него:
– А где это мы, Костя?.. Места совсем не такие, как у нас. Вроде бы похожие, но другие…
– В настоящем, – ответил он нехотя, – в две тысячи пятьдесят втором году. А места те же самые – Московский Кремль. Самый что ни на есть настоящий.
– Дома я чего-то не вижу…
– Да… – согласился Костя, – твоего дома здесь нет.
– А разве так бывает?..
Костя подумал, что, если он расскажет Верке, что на месте Царев-Борис дворца построили нелепое сооружение, никак не вписывающееся в средневековую архитектуру Кремля, если он расскажет, что действительно здесь происходит, расскажет о Зоне, о Полосе отчуждения, о современном городе-мегаполисе, который лежит в таинственной темноте, она испугается до смерти, а кошка Дуська снова сбежит. Лови ее тогда!
– Знаешь что? – сказал он, вдруг поняв, как ему надо поступить. – Мы твоего батю найдем, и вы вернетесь домой. Я тебе обещаю.
Не надо делать жизнь сложнее, чем она есть, подумал он, мрачнея от собственной решимости, потому что все равно ничего хорошего не получится. Пусть там счастлива, там она все понимает. А здесь? Здесь я сам не все всегда понимаю. Здесь тоскливо, скучно и печально, а еще – опасно. От этого решения он сделался еще мрачнее.
– Все равно страшно, и тятя пропал…
– Да здесь он! – радостно закричал Базлов, ухватившись за ручку ворот. – Здесь! Куда ему деться?!
– Что ж ты кричишь на всю вселенную? – с возмущение обернулся Костя.
Но ворота, словно живые, сами дернулись – раз-два, поддались со скрипом. Костя потянул левую створку. Базлов – правую.
Верка рванулась:
– Тятя!..
Пьяный Гнездилов заорал в тот последний момент, который отделяет живых от мертвых:
– Засада!
Костя, который мало что мог различить из-за створки, все понял. Экзокомбез "титан" за мгновение до этого опустил шлем, и на его поверхности Костя увидел тени "протеиновых матриксов", затаившихся в глубине башни.
– Куда?.. Куда?.. – успел он воскликнуть вслед Верке и, схватив ее в последний момент за подол сарафана, дернул что есть силы.
Дуська истерично мяукнула. Верка своевременно улетела в кусты.
Что произошло затем, как-то вывалилось из его памяти. Остались только фрагменты событий, которые он потом собирал по кусочкам, складывал один к другому, как пазлы, и наконец у него получилась более-менее целостная картина.
Базлов! Он первым потерял ориентацию. Эх майор, майор… Но у Базлова был пистолет и какой-никакой опыт Зоны, недаром же мы болтались в ней все это время, с горечью думал Костя, пытаясь оправдаться хотя бы в собственных глазах. А я ведь на него полагался, как на самого себя, я же не думал, что он так глупо побежит навстречу смерти! Не похоже это было на него.
Верка! Верку он, считай, вырвал из когтей гребнистых "песиголовцев", то бишь "протеиновых матриксов".
Серега Гнездилов! А вот его спасти не успел! Но Сереге, собственно, помощь и не понадобилась, потому что, оказалось, гипноз на пьяных не действует. Везет пьяницам и дуракам, думал Костя после всех перипетий, когда они втроем, не считая кошки, обсуждали события.
Остался только он сам. Шлем-самосборка на расстоянии пистолетного выстрела оказался почти что недейственен. Не оберегал он от гипноза. Гипноз проникал под шлем и в мозг. Косте вдруг страшно захотелось обняться с гребнистыми "песиголовцами", побрататься, узнать, чем они живут и дышат и почему ожидают его здесь, в Благовещенской башне. Пусть расскажут! Пусть объяснят этот мир, чтобы не было вопросов. Ведь неспроста они сулили всепонимание?! Неспроста! Ошибся Базлов, а Гнездилов оказался прав. Не в ту башню они попали. Не в ту!
Костя послушно, как во сне, шагнул навстречу "песиголовцам", не в силах противостоять их воздействию. В голове не было ни одной мысли. Они же нашептывали: "Иди же сюда… иди же… У нас так хорошо, спокойно и вольготно, с нами не почувствуешь ничего, кроме радости и душевного комфорта. Забудь генерала Берлинского… Забудь Реда Бараско… Забудь свое задание… стань одним из нас – вечным, могучим, счастливым… и ты обретешь вселенскую мудрость… тебе откроются истины, которых ты раньше не понимал… ты сможешь сопоставлять вещи, которые раньше казались тебе несопоставимыми… ты увидишь миры, которых еще никто из землян не видел…"
Какая-то часть его засыпающего мозга била во все колокола, но с каждым мгновением все тише и тише, а голоса "песиголовцев", напротив, звучали все громче, и настойчивей, и, главное, роднее. Они уже не уговаривали, не воспитывали, а требовали, и когда Костя готов был окончательно уверовать, что счастье его целиком и полностью зависит от гребнистых "песиголовцев", когда ему осталось сделать последний шаг, чтобы обрести блаженство, "анцитаур" включился на всю мощь. Он так дернулся внутри, что Костя почувствовал, как у него встрепенулись все внутренности, а чары "песиголовцев", то бишь "протеиновых матриксов", напротив, разлетелись мелкими, никчемными осколками, и Костя вначале неуверенно, а потом все быстрее и быстрее отступил назад. Ему даже показалось, что в темноте башни на него с изумлением смотрит не кто иной, как сам майор Базлов Олег Павлович. Не может быть, подумал Костя.
В следующее мгновение он уже стоял в воротах, а "протеиновые матриксы" предприняли попытку схватить его. Они "выскочили" из ультрафиолетового спектра и, превратившись из теней в реальные живые существа, ринулись на Костю. Лучше бы они этого не делали. Сдернуть с плеча дробовик АА-24 было для него делом одной секунды, тем более, что в затвор был дослан патрон. Они даже не успели и крылом взмахнуть, как первый заряд дроби отбросил их вглубь башни, а второй – лишил всех надежд на победу. Напрасно они закрывались когтистыми лапами, напрасно надеялись на стальные кирасы, напрасно выталкивали впереди себя наиболее сильных и могучих – картечь пробивала доспехи, ломала кости и крылья. Напрасно они швыряли в Костю свои молнии, экзокомбез "титан", оказывается, отражал их с превеликой легкостью.
Смертельно испугались "протеиновые матриксы", пали духом и, гортанно крича, ломая друг другу крылья и теряя перья, ринулись куда-то вверх, под башенные своды. Костя же не стал искушать судьбу. Он выскочил наружу, правда, хотел напоследок отбить майора, да тот куда-то сгинул в этой кутерьме.
Оказывается, Верка все это время криком изошлась, чтобы вызволить его из чар "протеиновых матриксов".
– Ты теперь мне как брат… – произнесла она, пока они захлопывал тяжелые ворота, а потом бежали по косогору вверх с единственной надеждой оказаться как можно дальше от Благовещенской башни.
– Почему как брат? – удивился Костя, окунаясь в омут ее бездонных глаз.
Господи, ну почему я такой влюбчивый? – мучился он. Почему я не могу управлять своими чувствами. Это как ярмо, от которого невозможно избавиться. Она все поняла и все сама уже решила, грустно думал он. Нет, не потащу я ее в настоящее, это опасно. Еще неизвестно, что с ним произошло. Может, настоящего уже нет, а осталось одна Кремлевская Зона, а за ней – бескрайняя пустыня. Нельзя исключать и такую вероятность развития событий.
– Ну а как еще?.. – спросила она. – Как? – И вопросительно уставилась на него.
Ничего он не мог ей ответить. Слов не было. Да это и не объяснишь…
Вечерело, но было еще светло, только свет исходил не с запада, где обычно садилось солнце, а сверху – через белое кольцо с завихрениями. С наружной же стороны кольца по-прежнему было темно и мрачно, и вся Москва лежала без единого огонька.
Они взбежали почти на самый косогор, спрятались под какой-то куст рядом с махиной Ми-68 и, дрожа от пережитого, стали вспоминать, кто что сказал и кто что сделал.
– А я ж!.. – кричал и захлебывался от восторга Серега Гнездилов. – Я ж ничего, ничего не понял!.. Вот ей-богу! Скажи, Костя, скажи!
– Да, – сказал Костя, – тебе повезло.
Он все еще переживал состояние униженности, которое бывает после глубокого гипноза.
– А я напужалась, сердце в пятках так и трясется, так и трясется. Костя, а ты?
– Я тоже перетрусил, – мрачно ответил Костя, но не признался, что ему стыдно за свою слабость. Теперь меня просто так гипнозом не возьмешь, думал он и сказал: – Майора мы потеряли. Да… Плохо… Отбить я его не смог, не успел. Никогда себе этого не прощу!
От столкновения с гребнистыми "песиголовцами" остались стыд в душе и тупая боль в затылке, да страшно болели пальцы, которыми Костя сжимал АА-24.
– Да что ты?! – закричали они хором. – Что ты!!! Ты настоящий герой!
– Не прощу! – упрямился он.
– А мое мнение, это майор завел нас в ловушку! – брякнул Гнездилов и испуганно взглянул на Костю, проверяя его реакцию.
– И мне тоже так кажется… – согласилась с ним Верка, держа кошку, которая от пережитого спала мертвецким сном. – Чего он туда поволокся? Открыл ворота и сиганул, будто его ждали.
– Ну знаете! – возмутился Костя. – Может, он спешил в этот самый "третий мир"? Может, человек спасти своих хотел. Батя твой, кстати, тоже там.
Он в двух словах, соблюдая, конечно, режим ОПС, рассказал, что пришлось пережить майору в плену, рассказал о том, что "жабаки" едят людей, что Кремль захвачен неизвестно кем и что он, Костя, пытается во всем этом разобраться. К его удивлению, лицо Гнездилова осталось невозмутимым, как звезды на небе.
– Так ты из спецслужб?.. – уточнил он.
Костя хотел рассказать о черных сталкерах, что их привлекли к работе, но никто из них не смог проникнуть в Зону, что все погибли, как погибла и Софринская особая бригада оперативного назначения, но внимательно посмотрел на Серегу Гнездилова и ограничился коротким ответом:
– В общем-то, да.
– Так бы сразу и сказал, а то я подозревал тебя в чем угодно.
– В чем же? – удивился Костя.
– Да хотя бы в дружбе с майором.
– А что в этом плохого?
– Ничего, только… м-м-м…
– Что?!
– Непонятный он, с кем-то разговаривал за печкой.
– Майоры тоже не каменные люди, – заметил Костя. – У них есть свои слабости.
– Ничего это не слабости!
– А что?
– Я не знаю… – пожал плечами Гнездилов. – Такое ощущение, что он докладывал кому-то.
– Может, и докладывал, – допустил Костя. – Теперь уже ничего не поделаешь. – Но все еще до конца не верил, что майор Олег Павлович Базлов – предатель.
Странным было лицо у Сереги, словно он завидовал чему-то, и, честно говоря, Костя его не понял. Он лишь в очередной раз подумал, что "фрактал" "фракталу", видать, рознь. Одни враждебны человечеству, другие, как Гнездилов, живут рядом и в ус не дуют. Не поймешь их. Вечные люди что ли?
Верка тоже не удивилась, словно была готова к чудесам.
– Да?.. – задумалась она, поглаживая утихомирившуюся Дусю. – А я даже не подозревала… – И оглянулась туда, откуда шел гул. – А где эти пленники сидят?
Костя пожал плечами.
– Я Базлова давно знаю… – заверил их он, а сам подумал, как давно? Всего-то двое суток, а кажется, что всю жизнь. Половину из этих двух суток Базлов где-то шлялся один-одинешенек и что-то делал. Если с Базлова сотворили копию "нитридо-платиноида", то я не виноват. Может, в этом вся проблема? Ведь с Базловым должны были работать? Как это я раньше не задумывался? Нет, не может быть, чепуха, так не бывает. Майор не может быть предателем. А какие речи он говорил! Как красиво изъяснялся! И каким правильным и мужественным казался. Один баритон его чего стоил!
Первые робкие сомнения появились в Костиной душе: но ведь майор бежал из плена, и мы ходили по подземелью, а потом пьянствовали с "фракталами", надеясь с их помощью разузнать что-нибудь о Зоне. У майора было сто десять возможностей убить меня одним махом. Я бы даже пикнуть не успел. Почему же не убил, если он на стороне "фракталов" и "жабаков"? На этот вопрос у Кости не было ответа. Значит, Базлов свой и пропал он, как герой. Я когда выйду отсюда, всем так и сообщу: Базлов Олег Павлович – герой, каких еще поискать надо.
В общем, тяжело было Косте, и ничего он с этим поделать не мог. Он уже поглядывал в сторону Тайницких ворот и собирался с духом, чтобы отправиться туда, прислушиваясь между делом к трепу Сереги Гнездилова и Верки, но тут в ухе раздался усталый голос генерала Берлинского и шлем-самосборка накрыл голову.
– Что-то ты, сынок, пропал! Не рано ли?
– Здравствуйте, Эдуард Петрович! – завопил Костя. – Сто лет с вами не разговаривал! – Он даже подскочил от радости, словно услышал голос любимой девушки.
Генерал Берлинский молчал целую минуту, потом прочистил горло:
– Ты меня в краску-то не вгоняй на старости лет! Мы тебя здесь вызываем тридцать часов кряду! Как твои дела, сынок?
Костя подмигнул Верке и Гнездилову, которые, открыв рты, пялились на него.
– Вот сижу и думаю, – радостно ответил Костя, – как в "третий мир" попасть.
– А что это такое? – Голос у генерала был очень и очень усталым.
– Да понимаете, я из семнадцатого века собираюсь шагнуть еще куда-то, то есть в этот самый "третий мир", подозреваю, что оттуда гул и идет, а что это такое, сам не знаю. Вот с приятелями треплемся и гадаем на кофейной гуще, как туда проскользнуть незаметнее.
Он хотел рассказать, что они едва не угодили в лапы "протеиновым матриксам", но, пока говорил о "третьем мире", понял, что это делать необязательно, не дай бог связь оборвется.
– Я хочу напомнить, что у тебя осталось очень мало времени. – Генерал шумно вздохнул, чтобы передать всю тяжесть ситуации. – Меня наверху уже никто не слушает. Хорошо, если… если… м-м-м… в общем, если вышестоящее руководство не нарушит своего слова. Сам понимаешь, что поставлено на карту. Быть может, судьба всей страны. Никто не может предсказать развитие ситуации. За сутки Зона скачком расширилась на сто пятьдесят метров. Есть потери среди наблюдателей. Так что будешь выходить по Устьинскому мосту. Нащупали мы проход, который то открывается, то закрывается. А кто у тебя приятели? – Голос генерала уже звучал глуше, словно кто-то невидимый крутил настройку.
– Девушка Вера и Сергей Гнездилов… – ухмыляясь, сказал Костя, ему почему-то стало весело, должно быть оттого, что он представил, как вытянулось бы лицо у генерала, если бы он увидел Верку и Гнездилова.
– Гнездилов, Гнездилов… – задумчиво повторил генерал. – Что-то знакомое… Дай вспомнить… Наведем справки. А что за девушка? Ты не можешь удержаться, чтобы не завести подружку?
– Подружка, – согласился Костя, – но не та подружка, что вы подумали. Совсем другая подружка, из семнадцатого века…
Казалось, генерала должно было насторожить это сообщение, но он устало среагировал:
– Из семнадцатого, говоришь? – Похоже, у него не было сил даже удивляться. – Ну ладно, – снова вздохнул он. – Мне все равно, откуда она. Главное – задание выполни… я очень… прошу…
– Да я из кожи вон лезу! – расстроенно воскликнул Костя. – Я проникся ответственностью! Я все понимаю!..
Черт, как же ему дать понять, что я и так стараюсь, в отчаянии подумал Костя. А с другой стороны, сколько времени зря упущено, потрачено на какие-то пьянки, ненужные разговоры. Косте стало стыдно, словно он был самым никчемным сталкером в мире.
– Времени… мало… – казалось, Берлинский его уже не слышит, – все еще надеемся… ждем… очень… времени…
– Я все сделаю! – закричал Костя. – Ей-богу! Эдуард Петрович! Вы можете на меня положиться!
Но генерал, похоже, его не слышал, а бубнил свое:
– Мы все здесь… молимся… за… тебя… не подведи… сынок…
Казалось, звуки безмерно растянуты по времени и долетают из далекого-далекого космоса. Связь окончательно оборвалась.
Костя еще некоторое время послушал эфир, но он был пуст. Тогда он "снял" шлем, и Гнездилов, глядя на его расстроенное лицо, спросил:
– Чего, влетело?
– Не в том дело… – вздохнул Костя. – Я так ничего толкового и не узнал, а главное, ничего не сделал. Мелочь всякая. Вот ты, например, кто?
– Как кто?.. – удивился Гнездилов и даже поперхнулся, словно ему что-то попало в горло.
– Человек или "фрактал"? – Костя напрягся, вспомнив, как Гнездилов играючи ворочал чугунную крышку люка.
Дробовик висел на плече и был, что называется, под рукой. Только Костя забыл, дослан ли патрон в ствол. В ближнем бою такая ошибка могла стоить жизни.
– Человек, конечно! – хмыкнул Гнездилов и обиженно заморгал белесыми ресницами. – Если только это?
– А что еще?
– Ничего, – буркнул Гнездилов.
Кошка Дуся проснулась и зашипела на него. Серега расстроился еще больше:
– А я думаю, чего ты на меня все время косишься? Кирилл Васильевич – это одно, я другое. Я же не виноват, что он у меня начальником был?
– Не виноват, – согласился Костя и подумал, может, оно и так, но у меня просто нет времени все проверить. Может, вы были засланными казачками на Земле. А здесь такое дело! Оно и открылось. Кто на вас в ультрафиолете смотрел? Никто. И получается, что к Зоне вы не имеете никакого отношения, а сами по себе, стало быть, вы пришельцы с Марса! Во… куда загнул! – удивился он сам себе. Но Сереге Гнездилову о своих сомнениях ничего не сказал. Пусть генерал Берлинский разбирается и все его службы, вместе взятые, а мое дело маленькое – разобраться хотя бы с Кремлевской Зоной.
С этой мыслью он приподнялся, оглядывая местность из-за куста, и сказал:
– Двигаем к башне. Вера, ты за мной. Сережа, ты замыкающий. И ни слова!
Он снова "накинул" шлем и огляделся вокруг через ультрафиолетовый детектор. "Протеиновых матриксов" нигде не наблюдалось. Индикатор опасности был зеленого цвета, а детектор движения показывал, что в ближайших двухстах метрах справа и слева никого нет. Разве что кто-то притаился за гребнем косогора? Но это было маловероятно, да и далековато.