Гражданские не поддались на провокацию. Они спешно покидали подвал. Им никто не помогал. Они пыхтели под тяжестью оборудования.
– Тоже мне, миклухи-маклаи! – презрительно высказался капитан, в глазах его искрилось то ли гусарское ухарство, то ли бандитский кураж.
Розовощекий сержант осуждающе шмыгнул носом.
– Что-то хочешь сказать?! – резко спросил капитан.
– Миклухо-Маклай – путешественник, – несмело заметил розовощекий сержант и снова потупился.
– Ну пусть будут Ломоносовыми, – великодушно согласился капитан. – Какая разница? Главное, что эффект нулевой!
– Главное… – кивнул розовощекий сержант.
– Дармоеды! – с веселой наглостью сказал капитан. – Пишут диссертации, статьи в научные журналы, сайты набивают всякой заумной ерундой, а руками делать ничего не умеют. Дармоеды!
– Ага, – поддакнул розовощекий сержант, покидая подвал.
Напоследок капитан еще раз весело оглядел подвал, махнул рукой, словно беседуя с сами собой, и быстро вышел.
– Ну что? – тотчас очнулся Бараско.
– Уходят, – удовлетворенно отозвался Костя.
– А-а-а… ну я же говорил… – произнес Ред и застонал, потрогав плечо. – Стену долбали?
– Долбали. А как ты догадался?
– Они всегда долбят. – Он снова застонал. – Болит, аж дергает за пятку. Сейчас уйдут, и мы пойдем.
– А куда? – не удержался Костя.
Ему хотелось заскочить на второй этаж, в хирургию, и хоть одним глазком глянуть на медсестру Леру, может быть даже поговорить с ней.
– Потом узнаешь, – ответил Бараско, и Костя подумал, что Ред очень похож на злого капитана – такой же нервный и дерганый, только выглядит моложе.
Вдруг в кармане у Бараско зазвонил мобильник. Бараско послушал, убрал аппарат и сказал равнодушным тоном:
– Беспокоится… звонит… Говорит, что рана может открыться.
– Кто?
– Да эта, как ее?.. Медсестра…
– Лера?! – удивился он. – Дай поговорить!
– Еще чего! Не положено!
– Ну дай!
– Нет!
Костя обиделся, но спросил:
– А она тебе не показалась?..
– Нет, – рассеянно ответил Ред, думая о своем. – А тебе показалась?
– Я не знаю, – признался Костя и покраснел.
Была у него такая привычка краснеть к месту и не к месту.
– Ты что, влюбился?!
– Да вроде нет… – окончательно смутился Костя.
– Врешь! – воскликнул Ред. – Ха-ха-ха! Я в этом деле спец! Влюбился! Точно влюбился!
– Да не знаю я! – Костя отвернулся и стал почему-то думать о Лере с точки зрения влюбленности.
Это было как неизбывная тоска сталкера, к которой он уже привык, но все-таки влюбленность, а не хвост собачий.
Глава 2
Тройная проверка
Они быстро шли вдоль стены, заросшей поверху темно-зеленым плющом, под ногами шуршала густая трава. За стеной жила промзона. Там гудели трубы и чихали паровозы, а еще гидромолот забивал сваи с ужасно громкими звуками: "Бабах-х-х! Ба-бах-х-х! Бабах-х-х!"
Откуда здесь плющ в начале весны? – думал Костя, стараясь абстрагироваться от шума промзоны. Наверняка проделки Бараско, опять таскает по временам и пространству. И косился на него. Ред шел с таким видом, словно ничего не замечал. Его бейсболка была надвинута на глаза. Это придавало ему угрюмый вид. Даже красный шейный платок не оживлял его лица. Зато широкая куртка и черно-красный галстук, переброшенный через шею, делали его широким и большим. Должно быть, он очень силен, думал Костя, я никогда не видел, как он дерется кулаками. Наверное, впечатляющее зрелище.
– Пистолет у тебя? – спросил Бараско.
– Да.
– Дай мне его.
– Куда мы идем?
– Здесь недалеко дом моего отца. Там отлежимся.
– У тебя есть отец? – удивился Костя.
– А что в этом удивительного? У всех есть отцы. У меня тоже.
– Но я думал, что ты…
– Что?..
– Что ты… в общем, что у тебя отец остался в другом времени.
– Ха! – покосился на него Бараско. – Не остался. Никто не остался, все здесь.
Костя не стал уточнять, кто все. Это показалось ему нетактичным. Захочет, сам расскажет, подумал он и, чтобы изменить реальность, прикоснулся правым кулаком к стене. Он закрыл глаза, содрал кожу на костяшках, но стена не пропала. Напротив, она сделалась объективней, потому что появилась кровь, и Костя слизнул ее. Кровь была теплой и чуть-чуть соленой на вкус.
– Кто там так звонит? – воскликнул Бараско, достав смартфон и взглянув на экран. – Между прочим, – хихикнул он, – опять сестричка твоя. О тебе беспокоится. Прислала эсэмэску. Говорит, что ты ей понравился.
– Врешь… – равнодушно отреагировал Костя, подозревая Реда в розыгрыше.
– А это что?! – Он сунул под нос Косте смартфон, на экране которого Костя успел прочитать лишь подпись "Лера".
– Дай поговорить! – невольно среагировал Костя.
– Еще чего? Засветишь нас, – произнес Бараско, пряча аппарат в карман.
Они как раз переходили дорогу. Из распахнутых ворот вылетела и с визгом затормозила машина – "фольксваген" с таким ржавым капотом, что сквозь него был виден мотор, а крыша, казалось, вот-вот сядет на головы пассажиров. Костя от неожиданности ткнулся в заднее крыло коленом и предпочел обойти машину со стороны багажника, потому что заметил в зеркале белые от ярости глаза водилы.
– Слышь, чел… я чего-то не пойму-у-у?..
Открылась задняя дверь, и появилась лохматая голова.
Костя почему-то вспомнил, что патлы снова в моде. Сам он предпочитал короткую, спортивную стрижку. "За такую стрижку не уцепишься", – говорил он приятелям на работе.
– Чего сделается твоей развалине? – ответил Костя и предпочел поспешить вслед за Бараско, который был на десять шагов впереди.
– Эй-й-й!..
Окрик заставил его оглянуться. Их было трое. Все в черной коже, в сапогах с металлическими вставками и в "железе" с головы до ног. Третий, который вылез последним, курил длинную, тонкую сигарету и носил темные очки "капля" в золотой оправе. Вид у него был, словно он вчера прибыл из какой-нибудь Тувы и нацепил на себя модные шмотки. А еще в руке тонкий нейтрализатор в виде шила.
– Ты чего, не видишь, куда прешь?! – Тот, который нагонял Костю явно с дурными намерениями, был выше всех, и взгляд у него был мутный, как у молодого бычка, откушавшего перебродившей пшеницы.
Костя оглянулся. Бараско уходил, не оглядываясь.
– Да это сталкеры! – воскликнул длинный, разглядев Бараско. – Повеселимся?!
В следующее мгновение он нагнал Костю, а его спутники стали заходить с двух сторон, только тот, который с сигаретой, приотстал. Костя не стал дожидаться, когда длинный приблизится, а подловил его на шаге, схватил за лацканы куртки, притянул к себе и, закрываясь им от водителя с яростными глазами, ударил правой снизу вверх с загибом, туда, откуда на него смотрели мутные глаза и торчал незащищенный подбородок. Мутные глаза очень удивились и исчезли. Больше Костя с ними не стал разбираться, а, каким-то звериным чутьем ощущая время, отпущенное ему на каждого нападающего, очутился рядом с водилой и ударил его не кулаком, как тот ожидал, а, для быстроты дела, плечом. Был у него такой коронный удар – резкий и сильный тычок в грудь. От такого тычка ломались ребра и останавливалось сердце. Водила рухнул, как мешок с костями. Все это время Костя не упускал из поля зрения третьего и повернулся к нему в тот момент, когда тот замахнулся ногой. Но то ли асфальт оказался скользким, то ли короткая и резкая подсечка, которую провел Костя, послужили причиной, только третий потерял равновесие и так грохнулся на спину, что сразу стал похож на покойника. Нейтрализатор отлетел в траву.
– Отлично! – воскликнул Бараско, подходя вразвалочку, и, наверное, похлопал бы в ладоши, если бы мог. – Так ты говоришь, что "анцитаур" внутри тебя? – На лице у него бродила самая гнусная ухмылка, какая может быть только у смайлика.
Для него все то, что он увидел, выглядело так, словно Костя опережал нападавших. Но это еще не было поводом, чтобы поверить в "анцитаур" – камень судьбы. Их всего-то нашли в Чернобыльской Зоне три штуки. Один их них Бараско долго и нудно таскал с собой, но это не спасало его от хождения с фашистами по петле времени. Когда же Бараско представился случай изменить судьбу, он без сожаления обменял "анцитаур" на современное оружие. Но вышло так, что "анцитаур" сам нашел себе хозяина – Костю Сабурова. "Прилип" к нему, как банный лист. Некоторые виды хабара высшего порядка "прилипали" к людям – никто не знал почему. Все это Ред Бараско вспомнил в мгновение ока.
– Конечно, а где ему еще быть? – пробурчал Костя, глядя на лежащих.
Водила кашлял, как сумасшедший. На губах у него пузырилась кровь.
– Лежать! Лежать! – закричал Бараско, выхватывая пистолет и направляя его на водилу, который норовил вскочить.
Но водила не понял и все же вскочил, и Бараско выстрелил. Пуля попала водиле точно в затылок. Водила упал, словно его со всей силой ударили палкой. После этого не было смысла кого-либо оставлять в живых. Район промышленный, народа – ноль, пронеслось в голове у Кости, перестреляет всех к черту!
Как только Бараско стал стрелять, Костя упал навзничь, и пули пронеслись над ним, как разъяренные шершни. Но когда Бараско направил ствол непосредственно на него – Костю, когда Костя увидел поверх мушки неживые, мертвые глаза Бараско, он все понял. Момент был слишком удобным: одним махом решить все проблемы. Первая пуля, которая вылетела из ствола, должна была ударить его в грудь, и Костя словно ощутил удар и за мгновение до него будто умер, и вторая пуля, направленная в живот, впилась в асфальт рядом с рукой и улетела, визжа, третья черканула так близко, что Костя дернулся. Он ощутил, что лишился уха, и схватился за голову.
– И правда… – почти восторженно пробормотал Бараско, убирая пистолет. – "Анцитаур" у тебя! Не соврал! Поздравляю! – Бараско подошел и протянул руку. – Вставай, нам еще далеко идти.
Костя ошалело поднялся, держась за правое ухо.
– Нет там у тебя ничего, – успокоил его Бараско. – Промазал я. Сегодня не твой день смерти. Судьба у тебя другая. Так что, похоже, убить тебя в ближайшие лет двадцать никто не сможет.
– Ну да… – тупо согласился Костя и убрал руку от уха.
Он и сам знал, что он бессмертен. Было у него такое ощущение – с самого детства, даже без экзотического "анцитаура".
Бараско посмотрел на его ухо и сказал:
– Я же говорю, ничего нет. Даже не покраснело.
– Жжет… – произнес Костя капризным тоном.
– Естественно, ты же его трешь.
– Я его не тру, мне больно.
– Ну нет у тебя крови, нет! На! – Бараско сунул Косте платок не первой свежести.
Костя приложил его к уху, потом убрал и посмотрел, платок был чист, как может быть чист платок после месяца употребления.
– Мне кажется, что ты мне его отстрелил, – пожаловался Костя.
– Ерунда, до свадьбы заживет, – прокомментировал Бараско. – К сожалению, ты бессмертен. Извини, у меня просто не было времени проверять тебя. А здесь такой случай. Судьба-а-а… судьба!
Он подошел к убитым, потрогал их ногой и взял себе темные очки в золотой оправе. Привычка потрошить мертвых осталась у него после Чернобыля. Сейчас полезет искать патроны, подумал Костя, но Бараско поднялся, хотя его руки так и тянулись пошарить по карманам. Тоже оттуда – из Зоны, но тогда это нужно было для выживания. А теперь зачем? Бараско поискал бы в траве еще и нейтрализатор, да времени не было. К тому же Костя пригрозил:
– А вот я сейчас развернусь и уйду!
– Никуда ты не уйдешь. Нас сейчас разыскивают все службы: ГСБЗ, полиция, ФСБ, СК и еще бог весть кто. Только ленивый не сдаст тебя с потрохами. "Анцитаур" от тюрьмы не защитит. В камере тоже можно жить. Недельку непрерывного допроса, и ты расскажешь все, что от тебя хотят услышать, и сдашь всех своих друзей.
– А я пойду и сдамся! – упрямо сказал Костя.
– У тебя сбиты костяшки на руке, – сказал Бараско. – Будешь доказывать, что не ты сначала избил бедняг, а потом застрелил с целью завладения автомобилем? Они, – Бараско мотнул головой туда, где предположительно был центр города, – тебя с удовольствием упрячут лет на двадцать, и не потому, что ты этих убил, а потому что общался и помогал черному сталкеру. А при нынешнем положении дел с Зонами – это почти что государственная измена.
Действительно, времена были тяжелыми. Великий кризис, который тянулся сорок лет кряду и все никак не заканчивался, плюс Зоны, которые возникали как грибы после дождя, плюс напряженная международная обстановка. Президент назвал это эпохой Пятизонья, потому что каждая из пяти Зон влияла на экономику и политику страны. Вначале влияние незаметно, но когда возникла самая главная Зона страны – Кремлевская, игнорировать их стало бессмысленно и даже опасно.
* * *
Они свернули направо и пошли вниз. Мокрая дорога блестела под тусклым солнцем. На горизонте маячили высотки. Костя оглянулся: снова наступила ранняя весна, и после ночного снегопада в щелях асфальта и между камнями лежал мокрый снег. Плюща как не бывало, а трава только-только показалась на газонах. Чудеса с этим Бараско да и только, думал, Костя, никак не привыкну, но с временем он лихо управляется.
– Сюда, – буркнул Ред, отпирая неприметную калитку.
Они очутились на территории заброшенного завода ЖБИ. Стопки железобетонных плит, как вафельные пачки, заполняли территорию. Арки прятались под купами серого плюща и зарослями прошлогодней травы. Клены, клонившиеся до земли, создавали непроходимые дебри. Ветви боярышника и репейники цеплялись за одежду. Под ногами звенели битые бутылки.
Дороги видно не было. Ярко-бурая куртка Бараско служила для Кости ориентиром. Ред пробирался сквозь чащу, как носорог через буш, оберегая, однако, правое плечо, но ничуть не заботясь о Косте, которого пару раз стегнули по лицу ветки деревьев. Он уже начал отставать, когда дорогу им перегородила глубокая осыпавшаяся канава. Ред нырнул куда-то вбок, Костя – следом, едва не съехав вниз, но вот они уже стояли внутри железобетонных арок. Пахло мочой, калом и кострищем, валялись пластиковые бутылки, подозрительного вида мешки и старые матрасы. Должно быть, здесь ночевали бомжи.
– Быстрее, – оглянулся Бараско, уверенно перешагивая через хлам.
Костя невольно зажал рукой нос. В одном месте ему даже показалось, что под мешками лежит труп, да и вонища стояла невыносимая, но Бараско тащил его дальше и дальше, и они, свернув пару раз в боковые ходы, вдруг очутились перед стальной дверью, на которой кирпичом было накарябано матерное слово. Бараско позвонил. Дверь мгновенно открылась, словно их ждали, и тут же с гудением закрылась за их спинами. И снова они плутали по бесконечным коридорам и лестницам, то поднимаясь верх, то опускаясь в глубокие подвалы. Костя вначале еще пытался запомнить дорогу, а потом махнул рукой, полностью положившись на Бараско. Наконец тот так его запутал, что Костя взмолился:
– Когда мы придем-то?
– А уже пришли, – отозвался Бараско и пнул ничем не примечательную рассохшуюся дверь, а за ней еще одну, но уже стальную, массивную.
И снова она загудела, и снова отодвинулась в сторону.
За дверью началась "цивилизация": чистые коридоры, занавески на окнах. Но без единого человека. Однако Костя, несмотря на то что спешил, приметил пару видеокамер. В большой, длинной, как аэродром, комнате с чистыми, вымытыми окнами и глубокими кожаными диванами их уже ждали.
Костя выпучил глаза. Перед ним сидел не кто иной, как генерал-полковник Эдуард Берлинский.
Сказать, что генерал Берлинский был генералом во всех отношениях, – значит ничего не сказать. Он был монументальным, как памятник. Большое, властное лицо с резкими чертами наводило на мысль о грубости его обладателя. Огромные сухопарые руки с рыжими волосами торчали из рукавов кителя, как вилы, и казались лишними для этого и без того огромного человека.
– Садитесь, садитесь… – сказал он, пряча ухмылку. – Разговор долгим будет.
Костя бухнулся на диван и стал ждать, когда его арестуют. Только зачем Бараско так старался, подумал он, можно было сдаться еще в больнице.
Бараско пожал руку генералу:
– Здравствуйте, Эдуард Петрович! – сел рядом и принялся как ни в чем не бывало попивать горячий чай с печеньем и конфетами.
На что генерал со своим монументальным лицом отреагировал на удивление благосклонно и, подождав, как понял Костя, для приличия, пока Ред не насытится, сказал, обращаясь к Косте:
– Сейчас его осмотрит врач, а мы с вами побеседуем.
Ред рассмеялся и снял бейсболку. По-моему, ему вовсе не больно, решил Костя. Действительно, пришел врач в звании майора и санитар с биксом в руках, и они занялись плечом Бараско. Ред постанывал и, кажется, в какое-то мгновение вскрикнул от удовольствия.
– Ну, не будем мешать нашим эскулапам… – поднялся генерал Берлинский.
Красные лампасы на его брюках притягивали взгляд. Костя вообще общался с генералом впервые. Они отошли по мягким коврам в затемненную часть помещения, где вокруг низкого стола тоже стояли кожаные диваны.
– Мы выбрали вас, – сказал Берлинский, усаживаясь напротив, – потому что логика событий диктует нам пойти по пути сотрудничества с бывалыми людьми.
Костя промолчал. Он не считал себя бывалым. Бывалее, чем Бараско, никого не бывало. Генерал словно прочитал его мысли:
– Нам известны ваши приключения в Чернобыльской Зоне и то обстоятельство, что "анцитаур" у вас. Он ведь у вас? – спросил генерал и внимательно посмотрел на Костю.
Взгляд у него был требовательным и не терпел возражений, словно генерал решал сложную задачу и заранее знал результат.
– У меня, – разлепил сухие губы Костя.
Он незаметно боролся с особенно цепким репейником, который умудрился зацепиться за рукав свитера и никак не хотел отцепляться. А еще ему хотелось коньяка, который стоял на столе, но он стеснялся попросить.
– У него, у него, я проверил! – раздался голос Бараско с другой стороны комнаты.
Костя вспомнил недавнюю проверку, и ему стало обидно. Друг называется, подумал он с горечью. Я к нему всей душой, а он… Ему вдруг захотелось пожаловаться на Бараско. Рассказать, как они плутали в Чернобыле, как погибали их друзья, но он сдержался. Генерал был не тот человек, которому можно было поплакаться. Официальное лицо. Чин, наделенный властью. С такими людьми Костя предпочитал держаться официально, хотя с Котовым, директором студии 9DVS, дружил не один год. Но это была совсем другая ситуация – Славик Котов был сугубо гражданским человеком, своим мужиком, с которым можно было и порыбачить, и водку попить, и решить если не все, то, по крайней мере, половину жизненных вопросов.