Я скользнул влево, чтобы лучше рассмотреть, и вижу высокий стол внутри маленькой комнаты, рядом высокая книжная полка, уставленная томами и свернутыми пергаментами. Я слышу, как что-то скребется по полу, возможно, пытаясь спрятаться за столом. Я указываю пальцем вперед к сводчатому проходу, Фредерик кивает и начинает очень медленно, украдкой приближаться к нему, держа лазган около груди. На секунду я неглубоко дышу, все мое тело напряглось, готовясь к действию. Я слышу, как стучит мое сердце, кровь стучит в уши, словно шум водопада. Кажется, что проходит целая вечность, пока Фредерик пятится к комнате.
Снова показалось движение, и мы реагируем одновременно, внезапный ливень лазерных лучей заливает комнату через арку. Воздух наполняется треском энергий. Мое сердце молотом стучится в груди, радуясь внезапной разрядке, и я слышу, как рычу сквозь сжатые зубы. Из комнаты доносится пронзительный визг, и мы даем еще один залп, стреляя Дональсон выплевывает сквозь сжатые зубы какие-то несвязные ругательства, такие же вопли вылетают от меня, пока я быстро нажимаю на спусковой крючок лазпистолета.
- Да прокляни вас Император, хватит стрелять! - слышу я визгливый, напряженный вопль из прихожей. Вся наша троица пораженно переглядывается.
- Ты кто? - ору я в ответ, целясь из пистолета в отдаленную комнату на случай, если покажется мишень.
- Я лейтенант Хопкинс, - отзывается голос, и он, с поднятыми над головой руками и нетвердой походкой, появляется в поле зрения. Он чуть старше меня, щуплый на вид, с длинными волосами и беспорядочно торчащей растительностью на щеках и подбородке. На нем какая-то мятая униформа: темно-красный жилет с белыми бриджами в черных ботинках по колено. На его плече красуется тусклый эполет, кособоко висящий, на такой же изношенной и потертой форме. Я немного расслабляюсь и встаю, все еще целясь в него из лазпистолета. Он ухмыляется, когда видит нашу униформу, опускает руки и делает шаг вперед.
- Фрак тебя, стой, где стоишь! - ору я, шагнув в его сторону и нацелив лазпистолет в голову.
- Вы - Имперская Гвардия? Из какого вы полка? - дрожащим голосом спрашивает он.
Я вижу, как все его тело нервно трясется, очевидно, он обеспокоен тем, что его спасители все еще могут оказаться убийцами.
- Все в порядке, - говорю я ему, опуская лазпистолет, хотя и не ставлю на предохранитель и не убираю в кобуру, - мы из 13-го Штрафного Легиона. "Последний Шанс" Полковника Шеффера.
- Штрафного легиона? - нечетко произносит он, после чего снимает свою остроконечную фуражку и почесывает голову. - Какого черта вы здесь делаете?
- Я думаю, на этот вопрос стоит ответить вам, - говорю я.
ДОНАЛЬСОН под охраной приводит лейтенанта Хопкинса в административную комнату. Я сижу вместе с Полковником, сержантами Брокером и Розелендом в командном центре. Он с любопытством осматривается, видит терминалы, которые мы умудрились включить. Снаружи непроглядная темень; все, что я мог видеть через маленькое продольное окно, так это отражение нашей командной комнаты. Даже через толстые стены я слышу постоянный стрекот насекомых и редкие визгливые крики каких-то ночных птиц или кого-то там.
- Вы лейтенант Хопкинс из гарнизонной роты Ложной Надежды, - говорит Полковник, - я - полковник Шеффер, командующий 13-ым штрафным легионом. Хотелось бы получить объяснение произошедшему на Ложной Надежде.
Хопкинс быстро отдает честь, секунду пальцы его правой руки парят около кончика фуражки, потом он безвольно опускает руку.
- Хотел бы я, чтобы у меня был такое, полковник, - извиняющимся тоном произносит он, бросая долгий взгляд на пустующий стул рядом с Брокером. Он, кажется, почти валится с ног, под глазами виднеются темные круги, со щек свисает кожа. Полковник кивает на стул, и Хопкинс с благодарностью садится, с явным облегчением откидываясь на высокую спинку. Я отсылаю жестом Дональсона, и обращаю свое внимание на Полковника. Его ледяные, голубые глаза все еще смотрят на Хопкинса, казалось, проникая прямо в его душу, стараясь понять, что он за человек.
- Записи показывают, что по последним подсчетам на заставе Ложной Надежды находились семьдесят пять гвардейцев и сто сорок восемь гражданских, - говорит Полковник, глядя на инфопланшет в руках, - сейчас здесь только вы. Я думаю, вы согласитесь, что ситуация требует расследования.
Хопкинс беспомощно смотрит на Полковника и слабо пожимает плечами.
- Я не знаю, что произошло с остальными, - с несчастным видом отвечает он, - я был заперт здесь в одиночку на тридцать пять дней, пытаясь выяснить, как заставить работать коммуникационное оборудование.
- Тогда расскажите мне, что вы помните до этого, - сурово требует Полковник, вручая инфопланшет Розеленду.
- Я болел в лазарете, - рассказывает нам Хопкинс, глядя через проход на камеру, куда мы теперь благополучно перенесли Франкса и остальных. Мы разломали медицинский шкафчик, чтобы достать еще бинтов и стимм-игл. Среди нас не было медиков, так что на все была воля Императора, выживут они или нет.
- Я слег с отравлением крови, местная чума, которую мы назвали джунглевым гриппом.
Я возглавлял экспедицию через серное болото примерно в двадцати километрах на запад отсюда и схлопотал дозу. Бойцы принесли меня обратно, я помню, как лекарь Мюррей дал мне один из своих эликсиров и затем, я, должно быть, потерял сознание. Когда я очнулся, здесь все уже было так, как вы и застали.
- До экспедиции, - спрашивает Полковник, который ни разу не оторвал от него взгляда, - происходило ли что-нибудь неожиданное? Угрожало ли что-нибудь поселению?
- Наш командующий, капитан Непетин, вел себя немного странно, - нахмурившись, признается Хопкинс, - он с двадцатью бойцами вел какие-то раскопки у Сердца Джунглей, а вернулся один. Он сказал, что они нашли лучшее место для заставы, и что там не столь враждебное окружение, как здесь.
- Сердце Джунглей? - спрашиваю я, до того как успеваю остановиться, чем заслуживаю хмурый взгляд Полковника.
- Да, - говорит Хопкинс, не заметив раздражения Полковника, - самая густая часть джунглей на всей планете, около трех дней марша в сторону экваториального горного хребта. Это было нелепо, поскольку там никогда не было никаких более гостеприимных мест, чем это. Я имею в виду - вся планета фактически одни большие джунгли, прямо до полюсов. Каждый акр твердой поверхности покрыт деревьями и растениями, ужасными насекомыми, гигантскими хищниками и бессчетными отвратительными инфекциями. Я так и сказал, и другие офицеры, лейтенант Корл и Паксиман, согласились со мной.
- Вы думаете, что капитан Непетин, возможно, уговорил остальных уйти, пока вы были в коме? - спрашивает Полковник, с отсутствующим видом стуча пальцем по колену.
- Это маловероятно, сэр, - с сомнением отвечает Хопкинс, - они оба были всецело согласны со мной в последний раз, когда я говорил с ними.
Полковник машет рукой сержанту Брокеру, тот достает один из пустых стручков, из сумки под стулом и передает его Хопкинсу.
- Что это такое? - спрашивает Полковник, указывая на предмет в руках Хопкинса.
- Никогда не видел ничего такого прежде, - отвечает лейтенант, - я не био-магос, но он похож на стручки с семенами, которые некоторые местные деревья выращивают для размножения. Я боюсь, что лейтенант Паксиман был офицером связи с собратьями из Адептус Механикус, я мало что знаю по этой части. Хотя он намного больше, чем те, что я когда-либо видел, и я уверен, что запомнил бы образец таких размеров. Если это действительно стручок с семенами, дерево или куст, откуда он произошел, должны быть огроменными. Даже стручок с дерева выше тридцати метров всего лишь размером с мою ладонь, в четверть меньше этого.
- Он может быть с другого мира? - спрашивает Полковник, его выражение лица остается как всегда нейтральным. Я пристально смотрю на него, осознавая, что он думает, что это возможно какой-то организм тиранидов. Я ощущаю острое желание оглянуться, думая о том, что еще может рыскать в джунглях, помимо местных убийц Ложной Надежды.
- Полагаю, что да, но не могу сказать наверняка, - печально отвечает нам Хопкинс, - я не специалист по растениям или чего-то в том же духе, я просто управляющий, я имею в виду, управляющий лагерем.
- Вы можете отвести нас в Сердце Джунглей? - спрашивает Шеффер, после наконец-то встает и начинает мерить комнату шагами. Я задумался о том, сколько времени займет, когда будучи ограниченным стулом, сделает его слишком неугомонным. Он явно состряпал какой-то план, в противном случае он бы просто сидел и задавал вопросы.
- Я мог бы показать дорогу, - признается Хопкинс и в подтверждение кивает.
- Но? - добавляет Полковник.
- Все тяжелое оборудование для разведки исчезло, - скорчив гримасу, отвечает он, - я проверял раньше, думая о том же, что и вы, что мог бы пойти за ними. Но без этого оборудования, человек в одиночку не переживет и ночи среди деревьев.
- Что ж, - говорит Полковник, глядя в свою очередь на каждого из нас. Мое сердце замирает, я уже знаю, что он скажет дальше.
- Нас гораздо больше, чем один, так что я уверен - мы выживем.
- Сэр? - вклиниваюсь я. - А что насчет раненых? Они не переживут еще один поход через джунгли.
- Если к завтрашнему утру они смогут идти, то пойдут с нами, - он встречает мой взволнованный взгляд своими глазами, в них нет ни тени сострадания, - если нет, мы оставим их здесь.
Я НЕМНОГО поспал, после чего меня будят звуки мягких шагов по рокритовому полу.
Кто-то сильно кашляет на одной из кроватей дальше, рядом с камерой, где мы нашли Хопкинса. Я улегся спать в контрольной комнате вместе с Кронином и парой сержантов, готовых действовать, если придут хоть какие-нибудь новости с транспорта на орбите. В бледном сиянии лунного света, струящегося через узкие окна лазарета, я вижу осторожно шагающую ко мне тень. Думая, что это может быть жаждущий мести Роллис, я засовываю руку под подушку, мои пальцы сжимаются вокруг рукояти ножа. Когда фигура приближается, я вижу, что она выше Роллиса, и расслабляюсь.
- Кейдж! - слышу я шепот Гаппо, - Франкс очнулся.
Я скидываю свое одеяло в сторону и встаю. Я вижу Гаппо, босого и в полевой форме, склонившегося у двери и всматривающегося в темень контрольного центра. Внутри душно, рокрит хранит влажность и жар дня Ложной Надежды, и я покрыт легкой испариной. Я следую за Гаппо вдоль ряда кроватей, в сторону интенсивного кашля.
- Убей его, - я слышу, как кто-то бормочет в темноте, - из-за этого кашля, я уже целую вечность не могу заснуть.
- Удавись сам! - огрызаюсь я в ответ, жалея, что не могу опознать виновника, слишком темно.
Франкс выглядит как статуя, его лицо облито потом, его локоны прилипли к натянутой коже на лбу, а щеки впали. Даже лунный свет не может скрыть желтушный оттенок кожи. Его дыхание с хрипом прорывается через потрескавшиеся губы. Каждые несколько секунд он взрывается спазмом кашля, на губах появляются кровавые пятна. Но его глаза горят ярче, чем раньше, в них осознание, которое я не видел за последний день.
- Ты выглядишь хуже, чем задница орка, которого пучит, - говорю я ему, садясь на край кровати. Он ухмыляется, и я вижу красноватые пятна на зубах от выхарканной крови.
- Морда со шрамами, с тебя тоже никто не собирается рисовать портрет! - умудряется огрызнуться он, после чего его тело снова бьется в конвульсиях от мучительного кашля.
- Как ты думаешь, сможешь идти этим утром? - с беспокойством спрашивает Гаппо.
- Свежий воздух мне полезен. Ненавижу больнички; в них всегда полно больных, - шутит сержант. С обеспокоенным выражением лица Гаппо смотрит на меня. В сердце у него чуткая душа, я изумлен, как он умудрился так долго продержаться, но в бою он был столь же надежен, как и остальные.
- Конечно, ты сможешь пойти утром, - говорю я Франксу, - и если тебе нужно будет чуть-чуть помочь, тут те, кто протянут тебе руку. Он кивает, ничего не сказав, и откидывается на постели, закрыв глаза, его дыхание все еще остается неровным.
- Что насчет двух других? - я спрашиваю Гаппо, который назначил себя главным лекарем, как только услышал о декрете Полковника - оставить любого, кто не сможет идти.
- У Оклара осталось только левая нога. Как ты думаешь, как он поживает? - с горечью огрызается бывший проповедник. - С Иеремией все будет хорошо, у него просто сильное сотрясение мозга.
- Мы можем накачать Оклара стимуляторами перед уходом и соорудить ему какие-нибудь костыли? - спрашиваю я, стараясь придумать способ, чтобы лишить Полковника еще одного трупа.
- Может сработать, учитывая, что мы можем взять с собой целый мешок стимм-игл, чтобы держать его и Иеремию на ногах, - соглашается Гаппо, хотя и с некоторым сомнением.
- Тогда займись этим, - говорю я ему, - я обратно в постель.
ОКЛАР оградил Гаппо от хлопот, воткнув себе в глаз стимм-иглу, оставленную на его постели. Наконечник пробил ему мозг и мгновенно убил. Мы отправились сразу же после рассвета, следую за Хопкинсом и Полковником. Как только мы покинули заставу Ложной Надежды, то повернули на запад, карабкаясь на высокую горную гряду, которая как рассказал нам Хопкинс, тянулась вдоль всего экватора планеты. Мы шагали впереди - я, Кронин, Гаппо, Линскраг и отделение Фрейма, по очереди подставляя Франксу плечо. Он прекратил кашлять кровью, но непрерывно хрипел. Отделение Брокера приглядывало за Иеремией, сержант охранял десяток стиммов, утащенных из лазарета Гаппо.
Джунгли не были слишком густыми, слишком тяжело было расти на голом камне вулканической гряды. Воздух становился все горячее, и чем дальше мы продвигались, тем более удушливым он становился из-за серы и пепла. Мы не видели вулканы из-за навеса джунглей, но Хопкинс сказал, что есть два огромных в паре километров к югу, названные поселенцами Ложной Надежды из экипажа первого корабля - "Близнецами Кхорна", в честь какого-то жуткого и жестокого бога. Ересь и богохульство, но я полагаю, что у них оставалось очень мало веры в тот момент. Лейтенант уверил нас, что они в последнее время бездействовали, но зная нашу удачу, они могут взорваться в любой момент, только для того, чтобы нам жизнь медом не казалась. Моя голова забита этими мрачными мыслями, я ощущаю, что рядом со мной кто-то идет, и справа от себя обнаруживаю Хопкинса.
- Это сержант Франкс, верно? - спрашивает он, глядя, как спотыкается висящий на Поле сержант. Я киваю.
- Должно быть, у него конституция грокса, - добавляет Хопкинс, все еще глядя на полу-калеку Франкса.
- Он привык, - говорю я, просто не могу себя остановить, - но этот чертов нужник планеты все еще может его прикончить.
- Может, - печально произносит Хопкинс, - у него легочная гниль, и немногие ее пережили.
- Есть еще ободряющие новости? - грубо спрашиваю я, желая, чтобы он отвалил от меня и оставил в покое.
- Он все еще жив и это наполовину чудо, - отвечает тот с улыбкой, - большинство не переживали первую ночь. Он продержался две и обе после дней марша. Ему не стало лучше, но я не думаю, что стало хуже.
- Если бы ему стало хуже, он бы сдох, - отвечаю я, глядя на изнуренную фигуру, которая почти висит на опаленном солнцем плече Пола, - и глядя на него, я не уверен, что это было бы хуже.
- Не говори так! - восклицает Хопкинс.
- Как? - огрызаюсь я. - Ты думаешь, он долго протянет в "Последнем Шансе" в его состоянии? Если он и выберется из этой выгребной ямы, то следующий бой его прикончит, в этом я уверен.
- Сколько ему еще осталось в штрафном легионе? - спрашивает Хопкинс, доставая флягу с пояса и предлагая ее мне. Я раздраженно отмахиваюсь.
- Мы здесь пока не сдохнем или пока не получим прощение от Полковника, - грубо отвечаю я.
- И скольких он простил? - невинно спрашивает Хопкинс.
- Ни одного, - рыкнул я, ускоряя шаг, чтобы оставить раздражающего меня сержанта позади.
РАССВЕТ третьего дня марша застает нас на границе зоны, которую Хопкинс называл Сердцем Джунглей. Отсюда это место не казалось каким-то отличным от остальных, забытых Императором джунглей, но он уверил меня, что дальше подлесок намного гуще, деревья намного больше и ближе стоят друг к другу.
- Вот отсюда капитан вел свои исследования, - говорит он мне, пока мы стоим в оранжевом жаре восходящего солнца, и указывает на юг, на зону, которая, может быть, чуточку более темно-зеленого, чем окружающие деревья.
- Этот ваш капитан, он не был немного сдвинутым? - спрашиваю я, делая глоток зубочиста из фольгированного пакетика, споласкивая рот, после чего выплевываю пенистую жидкость в лужу у ног лейтенанта.
- Не совсем, - отвечает он, отходя назад от брызг и одаривая меня раздраженным взглядом, - насколько я знаю, он был в добром здравии.
Он замешкался на секунду, желая сказать что-то еще, но закрывает рот и отворачивается, чтобы полюбоваться на восход солнца.
- В чем дело? - спрашиваю я. Он разворачивается, снимает фуражку и чешет голову. Как я заметил, он делает так, когда, кажется, чем-то взволнован.
- Ты правда думаешь, что эти стручки могут быть каким-то оружием тиранидов? - спрашивает он, сминая руками макушку фуражки.
- Я видел много странных вещей, - говорю я ему, наклоняясь поближе, словно собираюсь поделиться с ним каким-то секретом, - на Ичаре-IV, техножрецы все еще уничтожали рой тиранидских жуков, которые сожрали с них всю органику. Я видел био-титанов, высотой в двадцать пять метров, огромных, четырехногих тварей, которые могли растоптать дом и разорвать боевой танк своими здоровенными когтями. Ты когда-нибудь видел тиранидов?
- Я видел рисунки, - нерешительно отвечает он, водружая помятую фуражку на место.
- Рисунки? - смеюсь я. - Рисунки - ничто! Вот когда перед тобой встанет четырехметровый воин тиранидов, вот тогда ты скажешь, что знаешь на что похожи тираниды. Их панцирь источает смазочную слизь, чтобы пластины не натирали, у них клыки размером с палец и четыре руки. От них воняет смертью, и когда они по-настоящему близко, ты почти задыхаешься от этого запаха. Они используют все виды симбиотического оружия, чтобы взрывать, рвать, резать и размалывать тебя на части. Я помню, когда увидел их впервые на Ичаре - IV. Три воина прыгнули на нас, когда мы проводили огневую зачистку каких-то старых руин. Я даже сейчас четко вижу их темно-синюю кожу и красно-черные костяные пластины, и как они мчатся вперед. Шок и страх заполонил нас, когда мы в первый раз увидели их, во всех смыслах они неестественные и жуткие. У них есть пушки, названные нами "пожирателями", плюющиеся градом питающихся плотью личинок, которые могут прогрызть тебя, что намного хуже любой пули. Наши выстрелы из лазганов отскакивали от них, и тем, кто не умер от "пожирателей", оторвали головы и конечности их мощные когти. Только Краггон с его плазменной пушкой спас нас, он сжег чужеродных чудовищ, пока те кромсали нас. И эти три тиранидских воина убили пятнадцать человек, прежде чем их уложили. Я помню, как Краггон умер позже на Ичаре-IV, его кровь впитал пепел, когда тиранидская горгулья обрушилась на него с небес и разорвала глотку.