Я уж было собрался подниматься на ноги, чтобы навсегда покинуть заседание так называемой "комиссии по морали и наградам", члены которой в беседе со мной должны были лишь определиться по вопросу, достоин или не достоин я награды, на которую представило меня командование полка. Почувствовав, что запахло жареным, в беседу, вернее сказать, в перекрестный допрос, вмешался командир полка. Подполковник Цигевартен своим мягким баритоном сообщил членам комиссии о том, что командующий Люфтваффе фельдмаршал Герман Геринг был лично проинформирован о бое, в ходе которого противник безвозвратно потерял двадцать семь бомбардировщиков "Ланкастер" и около двадцати пяти "Спитфайеров" и "Тайфунов". Фельдмаршал попросил подготовить ему информацию о том, какими именно наградами был награжден каждый участник этого боя. Члены комиссии молча выслушали информацию подполковника, так же молча подписали какие-то бумаги, лежавшие перед ними на столе, молча поднялись на ноги и молча покинули помещение штаба. А я стал понимать, что такое недоброжелатели и как с ними трудно бороться.
5
Я уже начал забывать Лизу, девушку, с которой познакомился на ужине в родном доме, когда заезжал туда по пути на новое место службы. Но она не забыла этой встречи и решила сама напомнить мне о ней и о начавшихся между нами взаимоотношениях. В этот день полк не планировал вылетов на боевые задания, и наши инженеры и техники занимались мелким ремонтом истребителей, устранением всякой мелочевки, а пилоты, с удобством расположившись под крыльями своих BF109E, сладко подремывали подальше от командирских глаз.
После сытного обеда в полковой столовой дремать стало вдвое приятнее. Правда, меня несколько насторожил звонок майора Киммеля и его странные слова. Мне, как командиру эскадрильи, на стоянке истребителя установили выносной телефонный аппарат для передачи и получения важных сообщений. Вот по этому аппарату и позвонил Киммель, который вначале произнес несколько ничего не значащих слов, а потом с хитрецой поинтересовался, почему это я все еще дремлю под крылом истребителя, а не несусь на крыльях любви в общежитие. На что, особо не задумываясь, я отшутился, что у меня нормальная ориентация, а с любовью в офицерское общежитие можно стремиться только к мужику. Тут майор Киммель как-то странно захихикал, потом сказал, что что-то не в порядке с телефонным аппаратом и повесил трубку. Знал бы я, что, разговаривая со мной, майор в бинокль рассматривал и одновременно наслаждался женскими формами атлетической фигурки Лизы, которая, не сгибаясь, тащила на себе два громадных чемодана. Тащить эти чемоданы ей пытался помочь штабной вестовой, выделенный, чтобы проводить девушку до моей комнаты в общежитии, но не смог оторвать их от земли.
Когда Лиза появилась в штабе, то она, разумеется, нос к носу столкнулась с подполковником Цигевартеном, которому и заявила, что приехала навестить Зигфрида, который наверняка соскучился по ней, и что пора ее ребенку обрести настоящего отца. Все штабные офицеры внимательно выслушали это заявление дамочки и тут же демонстративно начали затыкать уши пальцами, мол, ничего не слышу, ничего не знаю. Но через пять минут весь полк знал, что у капитана Ругге имеется внебрачный ребенок и что горе-папаша не хочет платить алименты. Но от подобных заявлений Лизы больше всего пострадала голова Арнольда Цигевартена, чтобы окончательно ее не потерять, он срочно и самолично разыскал дубликат ключа от моей комнаты в общежитии, выделил вестового, чтобы он проводил Лизу до комнаты, где и назначил ей проживание, от греха подальше.
После этого весь офицерский состав полка прилип к окнам и через бинокли наблюдал, как слабая женщина тащила свои чемоданы ко мне в комнату в офицерское общежитие. К этому времени во всем полку только один-единственный офицер не знал, что к нему на побывку приехала гражданская жена с еще не рожденным сыном. Разумеется, этим офицером был я, капитан Зигфрид Ругге.
Прибыв на место, Лиза первым делом выставила на улицу мою солдатскую койку с ее убогим постельным бельишком. К койке тут же подкрался каптер полка и осторожненько, хотя и у всех на виду, поволок ее в свою каморку, ведь когда-нибудь кому-нибудь пригодится и эта койка. А Лиза решила устроить демонстрацию военного дефицита: на базу стали прибывать гражданские грузовики, доставляя множество вещей непонятного назначения. Один из грузовиков доставил нечто громадное и неразборное, которое специальными талями протаскивали через окно в мою комнату на втором этаже. Пока я спокойно дремал под крылом своего истребителя, офицерский состав полка с напряжением через бинокли наблюдал за работой грузчиков, которые перетаскивали доставленные вещи на второй этаж. Некоторые офицеры даже спорили между собой, смогут или не смогут они перетащить на второй этаж все эти вещи. Смогли, но повредили подъездные стены. Лиза вызвала бригаду строителей-ремонтников, которая провела косметический блиц-ремонт комнаты капитана, а также быстро и культурно заделала все прорехи в подъезде.
Первая эскадрилья в жилом секторе авиабазы появилась под самый вечер, они шли спаянной ватагой - молодые, полные здоровья и физической силы парни. Всем им было чуть больше двадцати лет, но каждый из них уже провел немало времени в небе и не раз смотрел в глаза смерти, а сейчас эти парни шли по пешеходным дорожкам, и им казалось, что весь мир лежит у их ног. Они шли плечом к плечу, громко шутили, смеялись и чуть свысока посматривали на встречающийся им народ - офицеров и рядовых авиабазы, которые уступали им дорогу, прижимаясь к бордюру дорожки. Я, как командир эскадрильи, протягивал нити товарищества и братства, которые объединяли всех летчиков-истребителей.
Мы под крыльями истребителей провели немало часов, продрыхли завтрак и обед, а некоторые из парней не хотели идти на ужин. Вчерашний вечер нас сильно измотал, но чуть более пятидесяти сожженных на земле и в воздухе вражеских самолетов легким адреналином будоражили наши сердца и души. Поэтому мы не сговариваясь, а с улыбками и шутками, единым механизмом изменили направление нашего движения: теперь первая эскадрилья шла не в полковую столовую, а в офицерский бар, который недавно открылся на территории авиабазы и где можно было за деньги немного выпить и перекусить. Когда мы переступили порог бара, там находилось немного народу, поэтому мы могли сохранить единство и усесться все вместе, сдвинув три маленьких столика. Мы настолько были заняты своими мыслями, что не сразу обратили внимание на молодую особу, которая расположилась в дальнем углу бара, курила папиросы и пила какой-то незатейливый коктейль. Но первые появившиеся на общем столике коктейли разогрели воображение молодых парней, и вот тогда они первыми обратили внимание на следующие обстоятельства: женщина была привлекательна и одета в гражданское платье. Первым к ее столу рванул, разумеется, обер-лейтенант Динго, который думал и принимал решения быстрее многих людей, но был остановлен мною, так как я уловил что-то знакомое в силуэте ее фигуры.
Я приподнялся со стула и решительно направился к столику женщины. Через пару шагов я уже знал, кто именно расположился за дальним столиком. Если говорить честно, положа руку на сердце, то первое знакомство с Лизой не оставило в моей душе и памяти глубоких следов. Как любому самовлюбленному самцу, мне было приятно, что такая красивая женщина, как Лиза, обратила на меня внимание и в первую же ночь отдалась мне. А сейчас я даже не знал, почему эта женщина оказалась в нашем баре, и не имел ни малейшего представления, как мне вести себя в сложившихся обстоятельствах.
Лиза давно заметила появление нашей компании, но ничем не выдала, что ожидает какого-то человека, она не переставая курила и время от времени делала небольшие глотки коктейля "Маргарита". Когда мне оставалось сделать всего один шаг до ее столика, то она медленно поднялась на ноги и, устремив на меня взор своих зеленоватых глаз, протянула ко мне руки. Мы обнялись и поцеловались. Офицеры, собравшиеся в баре, встретили этот наш первый поцелуй негромкой овацией, потом многие из них говорили, что в этот момент на их глазах происходила романтическая встреча Ромео и Джульетты.
Ромео долго целовал Джульетту, затем оторвался от нее и, подхватив девушку на руки, вместе с ней покинул бар и помчался в офицерское общежитие, которое располагалось в этом же доме, но на втором этаже, и вход был с другого торца здания. Я почувствовал такое неистовое желание обладать этой женщиной, что забыл обо всем на свете и моим единственным желанием стало стремление как можно быстрее добежать до своей комнаты в общежитии, подальше от любопытных глаз. Во время этого бешеного бега несомая на руках Джульетта внезапно почувствовала возникшее неудобство, какой-то твердый предмет уперся в ее бок и начал тереть его. Чтобы избавиться от этого неудобства, Джульетте пришлось разомкнуть объятия на шее Ромео, освободить одну руку, чтобы убрать или отодвинуть в сторону этот твердый предмет. Проверка рукой показала, что женщинам следует с особой осторожностью относиться к подобному неудобству с мужской стороны, постоянно холить его и лелеять. Чем рука Лизы немедленно и занялась, доставляя массу удовольствия и Ромео, и самой Джульетте.
Это был настоящий взрыв адреналина, всю ночь мы не отрывались друг от друга, обнимались, ласкались, целовались и незабвенно любили друг друга. Иногда мне казалось, что целый мир непознанного сосредоточился в Лизе, я ни на секунду не мог оторваться от нее. Мы занимались любовью на широком и мягком пространстве, каждый по-своему упиваясь нашей объединенной любовью. То мы стояли на коленях, когда Лиза предпринимала немалые усилия, чтобы полностью лишить меня мужской силы и семени. То я нежно сжимал в объятиях эту прекрасную женщину, поражаясь мягкости, женственности и красоте ее тела, в душе удивляясь ее силе и настойчивости в стремлении объединить наш род и продлить на века его существование. Время от времени мне требовалась передышка, чтобы восстановиться и набраться новых сил для продолжения ласк женщины. Эти передышки Лиза использовала, она нежила и лелеяла меня, стараясь добиться, чтобы я быстрее восстановился и снова набрасывался бы на нее.
В какой-то момент нервное напряжение этой ночи любви превысило человеческие возможности, и память Лизы полностью раскрылась передо мной. Я внутренне содрогнулся от оглушающей новости: оказывается, Лиза не любила меня в истинном понимании этого слова, а рассматривала меня в качестве быка-производителя. Нет, у Лизы не было другого любовника, она вся от кончиков пальцев на ногах и до кончиков волос на голове принадлежала только мне. Она была готова забыть о своей собственной жизни, стать моей официальной женой или жить со мной в гражданском браке - ей это было абсолютно безразлично. Лиза была готова на все это, если я приму или усыновлю ее еще не рожденного сына, которого она вынашивала в своем чреве. Я не знал, кто был истинным отцом этого нерожденного парня, но твердо знал, что в свое время он появится на свет и Лиза станет ему хорошей матерью и вырастит из него настоящего немецкого мужчину.
Лиза уже знала мой ответ на это ее предложение: мне требовалось время подумать, я не мог сразу принимать положительное или отрицательное решение, но все равно она приехала ко мне, чтобы попрощаться и со мной, и со своей юностью. В глубине души она к тому же надеялась и на то, что я смогу каким-либо образом обеспечить ее настоящее и будущее, тогда она сможет не работать и заниматься только своим сыном. Разумеется, Лиза глубоко ошибалась в этом своем предположении: знакомый нам обоим Зигфрид Ругге, который сейчас находился в другой вселенной, не имел достаточно средств, чтобы взять на себя содержание Лизы и ее сына. Но я, новый Зигфрид Ругге, обладал средствами, чтобы помочь Лизе.
До конца ночи мы с Лизой не сомкнули глаз, несколько раз по телефону переговорили с ее агентом по недвижимости в Швейцарии, подписали с ним соглашение о покупке небольшого особнячка в Женеве и перевели на его счет соответствующую сумму рейхсмарок, и к утру Лиза стала обладательницей этого особнячка в Швейцарии с прилегающей территорией в один гектар.
Рано утром, когда большинство рядовых и офицеров авиабазы досматривали утренние сны, от дверей офицерского общежития отъехало старое такси и помчало Лизу на городской вокзал Оснаабрюкке, откуда в шесть часов утра в Женеву отходил экспресс, который должен был доставить ее в нейтральную Швейцарию.
Глава 3
1
После уничтожения такого большого количества британских бомбардировщиков и истребителей на аэродромах о летчиках нашего полка и, в частности, о летчиках первой эскадрильи много заговорили в прессе рейха. Имена летчиков, их фотографии и интервью с ними стали постоянно мелькать на страницах периодической печати. О них снимались киносюжеты для показа в выпусках новостей, которые можно было посмотреть в кинотеатрах рейха. Несколько раз журналисты пытались переговорить и со мной, чтобы подготовить материал о летчике-истребителе, чей личный счет сбитых самолетов противника поднялся до цифры более чем в сотню самолетов, таких летчиков в Люфтваффе насчитывалось около десятка. Но все эти попытки ограничивались первоначальным разговором, и ни одного интересного материала обо мне так и не было подготовлено. Может быть, это происходило потому, что, со своей стороны, я не проявлял особого желания рассказывать о своих подвигах, или потому, что вышестоящее командование особо не жаловало меня и всячески тормозило популяризацию моего имени. Зато лицо моего ведомого, обер-лейтенанта Динго, не сходило со страниц газет и журналов. Иногда сидишь себе в туалете и от нечего делать разворачиваешь газету или журнал, чтобы вскользь просмотреть последние новости с фронта или из рейха и… вот, нате вам - фотография обер-лейтенанта во весь разворот. Его улыбка стала хорошо знакома многим немецким женщинам и девушкам, они завалили беднягу письмами с выражением желания подарить ему ребенка, так что если бы он согласился, то стал бы отцом половины всего рейха будущего.
Что касается меня, то за время своего пребывания на этой Земле мне удалось более или менее акклиматизироваться, и я неплохо себя чувствовал на ней. Только это ведущаяся война рейха с другими державами мира несколько ограничивала мои возможности в передвижении между государствами, так как для пересечения границ требовались специальные штампы в паспортах. Я уже говорил, что перенос сознания из одного тела в другое произошел с некоторой потерей моих магических возможностей, но мне все-таки удалось сохранить кое-какие знания в этой области. Поэтому было не проблемой сфабриковать любое количество паспортов, чтобы я более или менее свободно путешествовал по этому миру и наслаждался жизнью. Но я привязался к людям, окружавшим Зигфрида Ругге, его жизнь стала моей жизнью, а его друзья стали и моими друзьями, поэтому я не мог бросить маму и сестру и навсегда исчезнуть из их жизни. Я не мог бросить обер-лейтенанта Динго, к которому сильно привязался и сам. Я воевал с британцами и североамериканцами, хотя мне до них не было дела, и я не хотел убивать их, я только защищал жизнь Зигфрида Ругге, а следовательно, и свою собственную. Я позволил событиям на этой Земле развиваться естественным образом, хотя был способен привнести в этот мир столько новинок вооружения, что рейх мог победить своих противников в течение последующего полугода. Но я не делал этого, потому что не был уверен в том, будет ли это справедливо и принесет ли счастье людям этой Земли. Я всегда придерживался мнения, что каждый человек выбирает свою собственную судьбу.
По ночам, когда тело Зигфрида Ругге отдыхало после очередного тяжелого дня, мое сознание бродило по миру. Время от времени оно соединялось с сознаниями других людей, и я в симбиозе с этими людьми предпринимал определенные действия. Таким образом, мне удалось познакомиться или, вернее сказать, близко сойтись с одним миллионером в Североамериканских Штатах, с политиком в Британии и одним виноградарем во Франции. Эти личные и деловые отношения позволили мне открыть счета в крупнейших банках ведущих стран мира и на этих счетах аккумулировать крупные финансовые средства. Деньги не просто хранились на счетах, а работали, я вкладывал их в развитие ракетной техники, которая со временем превратится в космонавтику, а также - в связь и телекоммуникации, будучи уверенным, что со временем они обернутся миллиардами. Я начал подумывать и о своем возможном возвращении в бескрайние просторы вселенной, но пока не мог этого сделать. Чтобы вернуться, скажем, обратно в звездную систему Желтого Карлика, мне требовались точные координаты этой системы в привязке к этой Земле, но где во вселенной располагалась эта звездная система, земные астрономы не имели понятия. Целую ночь по этому вопросу я общался с дежурным астрономом обсерватории в Гринвиче, но мы так и не поняли друг друга, этот парень никогда не слышал о звездной системе Желтого Карлика. Этот так называемый британский астроном ничего не слышал и о теории множественности миров, согласно которой во вселенной могут существовать миры, в которых развитие гуманоидных цивилизаций повторяется, но с определенными вариациями.
Так, что о возвращении домой мне было пока еще рано думать! Да и куда я должен был вернуться, где находился мой настоящий родной дом? Ведь я родился не в системе Желтого Карлика, а на Земле. Правда, не на этой Земле, где я сейчас нахожусь в облике Зигфрида Ругге. Хотя более сорока лет я не был на родной планете, но память моя сохранила, что на той Земле я родился после войны с Германией, которая началась в 1939 году и окончилась страшным поражением немцев в 1945 году. На этой Земле война началась только год назад, в 1942 году, войска и флот рейха практически блокировали Остров, иными словами, Британию. Люфтваффе давала прикурить британцам и, если бы не Североамериканские Штаты, то Остров давно был бы оккупирован рейхом.
Основным истребителем Люфтваффе был BF109, который обеспечил успех рейху и помог завоевать Польшу, Скандинавские страны и страны Северо-западной Европы. BF109 имел отличные характеристики, но и некоторые недостатки, которые выявились, когда этим самолетам пришлось совершать дальние рейды против британских истребителей в Битве за Остров в 1942 году. На смену ему пришел BF109E ("Эмиль"), модернизированный вариант BF109, но с более сильным двигателем и пушечным вооружением. По своей конструкции двигатель BF109E почти вплотную приблизился к разрабатываемым в то время двигателями для реактивных истребителей, имел непосредственный впрыск топлива, степень сжатия увеличили с 6,5 до 6,9, усиленный турбонаддув, а нагнетатель получил автоматическую систему регулирования. Непосредственный впрыск снижал расход топлива, позволял использовать бензин с меньшим октановым числом, а мотор мог работать даже при отрицательных перегрузках. Из ранних вариантов этого самолета основными были BF109E-1 со 1075-сильным двигателем DB-601A-1, BF109E-3 - с более мощным двигателем, улучшенным бронированием и местом для размещения 20-мм орудия в развале цилиндров двигателя, а также BF109E-4 без мотор-пушки.