Смешно слышать, когда всем моим теперешним имуществом были только потрепанная временем и длительными переходами одежда и ржавый кусок железа, который сейчас я называл своим оружием. Ну, и конечно часы, которые мне оставили грабители. Кстати который сейчас час. Я посмотрел на циферблат и обомлел. Что-то не так. Что-то точно не так. Я задрал голову и посмотрел на солнце; скоро полдень и проблема укрытия более чем актуальна, но часы показывают, что полдень давно минул. Более того, по их показаниям, сейчас вечер - девять часов с мелочью. Может быть часы встали? Да, нет. Секундная стрелка бодро, словно цирковая болонка описывала окружность. Для верности прижал часы к уху. Размеренное тиканье механизма лишний раз подтвердило, что всё в порядке.
Солнце медленно, но неуклонно становилось в зенит. Озадаченный происходящим я озабоченно стал крутить головой в поисках подходящего укрытия. Метрах в ста пятидесяти, вверх по улице, увидел кособокий бетонный бокс; ржавая металлическая створка двери была приоткрыта.
То, что надо!
В большое здание с обрезком арматуры не сунешься, к тому же, в подобном павильоне точно не будет прятаться на время нашей убийственной сиесты ни одна их тех тварей, что могла бы мной заинтересоваться, предпочтя прохладный полумрак подвала или собственную нору. Дело в том, что это облюбованное мною временное пристанище, бывшее, по всей видимости, в лучшие времена пристройкой к какому-нибудь зданию, о чём красноречиво свидетельствовали руины находящиеся в непосредственной близости с ним, без сомнения надёжно укроет от солнечной радиации, но не убережет от жары. Совершенно точно бетонная коробка раскалится добела и в ней будет душно и жарко как в преисподней, тем не менее, выбирать не приходилось, даже не смотря на то, что у меня не было с собой ни капли воды. Это конечно был риск получить тепловой удар. Однако всё же лучше чем получить пулю от миролюбивого, но насмерть перепуганного отшельника. Или быть съеденным кем-то, кто несколько поколений назад выглядел вполне по-человечески и запросто мог быть, например, твоим родственником по отцовской линии, или каким-нибудь четвероюродным дядей, только слегка одичавшим и немного потерявшим человеческое обличие из-за воздействия радиации. Поэтому прохлада подвала отменяется.
Да здравствует духота!
И если повезёт не зажариться заживо, то, новый вечер, длинная дорога до общины и попутно, продолжение поисков воды и припасов.
Увлечённый такими невесёлыми мыслями я шел к приглянувшемуся павильону, внутренне приготавливаясь к тяжелому, как минимум трех часовому испытанию. На то ты и егерь, подбадривал я себя. Это мало помогало, но ничего другого мне не оставалось.
Остановившись возле входа и держа перед собой арматуру, я осторожно заглянул в тёмную щель, внутрь павильона.
Там в полумраке, неясными нагромождениями вырисовывались проржавевшие остатки трансформатора. Белели на контактах катушек фарфоровые изоляторы. Было довольно тесно, но жаловаться не приходилось. Осторожно прикрыв дверь, с удивлением и нескрываемой радостью обнаружил на внутренней стороне две проушины петель для навесного замка, приваренные на уровне груди. Зачем они были нужны не ясно, но как я сказал раньше, меня этот факт, несказанно обрадовал. Несколько раз ударив железом по ближайшей катушке, и прислушавшись к ответу, убедился в безопасности помещения; никто не прячется в глубине.
Обследовав помещение основательнее, и не обнаружив ничего подозрительного, вернулся к входу, с трудом сомкнул створки дверей и протиснул прут в проушины. Скрежет, который вызвало трение изъеденного коррозией металла, вызвало внутренний трепет, я на секунду затаился. Прислушался к тому, что происходит на улице.
Тихо.
И сейчас тишина успокаивала.
Двери накалились, и казалось, вибрировали, издавая при этом глухой стон, как утроба древнего чудовища. Пришедшая на ум аллегория заставила содрогнуться, и я постарался выкинуть ненужные мысли из головы. Не хватало ещё чтобы расшалившееся воображение подорвало моё и без того непрочное положение. Я видел последствия паники и отчаяния много раз. Бывало, люди доводили себя до безумия и погибали, не дойдя до поселения всего нескольких километров.
Я вспомнил Стаса, опытного егеря. Сбившись с пути, он неделю бродил вокруг лагеря, порою находясь от него всего в сотне метров.
Он выстрелил себе под подбородок.
Мы услышали выстрел, и вышли на разведку.
Стас сидел, прислонившись спиной к полуразрушенной стене. Он усох как выветренный на солнце скелет. Отрезанные уши говорили о том, что он дошёл до последней стадии отчаяния, которое может причинить только иступляющий разум голод. Один ботинок он снял и вставил большой палец ноги в спусковую скобу своего карабина, плотно прижимая его к груди.
Всё хватит!
Жара на всех действует одинаково - сводит с ума. Я на секунду закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и очистил сознание.
Воздух с каждой секундой загустевал. Зная, что будет дальше, я внутренне напрягся, отошел от двери и забрался под одну из катушек. Расстегнул все пуговицы на куртке, лег животом на тёплый бетон и, уткнувшись носом в сгиб локтя, закрыл глаза.
Стараясь дышать как можно медленнее и глубже, очень скоро впал в своеобразный транс, словно забылся полусном-полуявью.
Мне виделся другой мир, незнакомый и родной одновременно.
Я видел свежий, ярко освещённый город; не тот к которому привык и в котором вырос. Не бесцветные покрытые пылью руины, а ровные опрятные улицы. Правда деревьев и тут не было. Несмотря на слепящий свет, было ясно, что он искусственного происхождения. Казалось город находиться глубоко под землёй. Мерно гудели работающие ещё глубже машины, генераторы и вытяжки вентиляции. Откуда я это знал?
Не представляю.
Навстречу мне шли люди, в их лицах не было ни страха, ни той особенной заботы, что и отличала нас между собой. Видимо, этим я и привлекал к себе внимание. Я спешил спрятаться от них, хотя они и не были враждебно настроены, скорее они излучали любопытство. Это-то и настораживало меня - привыкшего к уединению и умевшего рассчитывать только на себя.
Я спешил уйти из центра - стремился затеряться на окраине. И спустя некоторое время оказался в периферийных кварталах. За городом раскинулись длинные, теряющиеся вдали ряды теплиц, в которых выращивалось всё, что угодно. Картофель, огурцы, томаты, травы и даже цветы!
Прежде видевший после бессистемных и иногда затяжных дождей, только заросли крапивы, одуванчика и ещё чего-то, не имевшего для меня названия, растерялся от такого изобилия зелени.
Внезапно меня насторожил, а после и напугал сначала тихий, но всё нарастающий скрежет, идущий откуда-то сверху. Я загнанно поднял голову, ожидая, что сейчас на меня опустится прижимная плита огромного гидравлического пресса. И всё что я увидел, в очередной раз окажется обрывком чужого сна, подсмотренного мною по недоразумению. Или того хуже - это окажется реальностью: и меня, и теплицы, и всех тех людей, что смотрели с нескрываемым любопытством, и сам сказочный город раздавит в прах, и не останется ничего: ни пепла, ни запаха, ни послевкусия, ничего, даже памяти.
Скрежет перешел в металлический вой. Я присел на корточки и прижал голову руками, не забывая затравленно глядеть вверх, но кроме темноты ничего не видел. И тут меня овеяли знакомые с рождения запахи ночной пыльной прохлады. Проступили отчетливые, более светлые на фоне непроглядной черноты, круги ночного, подсвеченного звездами неба. Это открылись гигантские люки на бетонном куполе. Заработали ионизирующие фильтры. Высоко вверху, у самых люков закрутились радужные завихрения. Меня обдало ни с чем несравнимым потоком свежести.
Я понял, что солнце садится. Очередной полдень далеко позади. Начинается вечер.
Одежда пропиталась потом, противно прилипая к телу, рот обложило сухой коркой, губы спеклись. Выходя из забытья тяжело, словно с похмелья, соображал, как быть дальше. Кроме того, что второго полдня я не переживу, ничего в голову не шло. Посмотрел на часы: по-прежнему начало десятого, вечер в разгаре. Или время остановилось, или я сошел с ума, или то и другое вместе.
Тяжело поднявшись, борясь с приступами головокружения, я осторожно пошел к выходу из своего убежища. При этом сильно напрягая зрение в полумраке, чтобы не оступиться и не получить травму: не хотелось завершить свои дни, истекая кровью на грязном, бетонном полу. У двери остановился, коснулся её пальцами - железо ещё горячее, но не обжигающее; притих и прислушался.
Обычные звуки, ничего опасного. После, я ещё долго рассматривал окрестности через щель толщиною с мизинец между створками. Если кто и поджидал меня, то вволю навеселился, лицезря мой любопытный настороженный глаз в щели. Я ничего не заметил и решился на немедленную вылазку. Тем более, что ничего другого мне не оставалось. Чем быстрее начну действовать, тем больше у меня шансов на спасение, если они вообще есть. И уже тогда, если смогу выбраться, я вплотную займусь маленьким паршивцем Сеней и его мифической мамашей.
Мысль о возмездии оживила.
Насколько это возможно, стараясь не шуметь, выкрутил ставший уже чем-то вроде талисмана, кусок арматуры. Расклинив дверь, и покрепче сжав кусок железа в руке, надавил на свободную створку плечом. Дверь, так надёжно оберегавшая меня во время пика жары, предательски взвизгнув, отошла. Глухо ударившись о кусок бетона, она завибрировала и безжизненно повисла на тяжёлых петлях.
Даже на теневой стороне улицы дышалось с трудом. Оценив длину тени, я определил время: около половины седьмого. Ещё раз, взглянув на часы, увидел всё те же бесконечные пять минут десятого. Не забивая себе голову ерундой, вышел наружу.
По ощущениям, где-то пару часов, безрезультатно исследовал руины уцелевших зданий вокруг, не рискуя углубляться дальше сотни-другой метров. Меня уже мало увлекала мысль найти одно из древних хранилищ: понимал, насколько смехотворна надежда на чудо. Я не верил в чудеса, и последний день яркое тому подтверждение. Теперь только думал найти по особым знакам один из егерских схронов.
Есть в нашем клане одна очень практичная давняя традиция, спасшая не одну егерскую жизнь. Когда есть излишки припасов, припрятывать их в тайнике, на чёрный день, или для сбившегося с пути собрата. Тайники тщательно маскируются, и обозначаются условными знаками. Чаще всего, в схроне несколько горстей сухарей, с десяток патронов для "калаша", упаковка антисептика и, если повезёт, пластиковая бутылочка с водой. Я много раз делал подобные тайники и только дважды за всё время работы, нашел подобные сам.
Несколько раз во время поисков меня пронимало знакомое любому поисковику чувство постороннего наблюдения. Волосы словно стягиваются на затылке в тугой пучок и по наиболее чувствительным участкам кожи пробегают ледяные иглы. Тогда я забивался в ближайшую впадину или прятался за уступ стены и пережидал, когда ощущение тревоги уляжется, теряя при этом драгоценное время. В одну из таких вынужденных передышек я нечаянно для себя понял, что совершенно заблудился, и не знал куда идти.
Я не имел ни малейшего понятия, где находился: это был явно неизученный сектор вдали от проложенных егерских маршрутов.
Каким ветром меня сюда занесло?
Всё каким-то образом перемешалось, сошло с наезженной колеи после пресловутой встречи с грязным плаксой Сеней. Близился вечер, и мне мнилось, что хожу кругами. Хотя ландшафт не изобиловал разнообразием видов, повторов ориентиров я не заметил, однако ощущение кружения или скорее, топтания на одном месте, не покидало меня. Чёрт знает что такое!
Я сменил направление, и ощущение, что дорога поймала меня в ловушку, только усилилось. А то, что увидел в скором времени, просто выбило почву из-под ног.
Подробности дальше. Но уже теперь было абсолютно ясно, что решение продолжать движение ночью, в неизвестной местности, в непонятно каком направлении, будет фатальным для меня и, разумеется, для всей миссии в целом, что важнее - на тот момент не играло большой роли. В конце концов, и то и другое в равной степени ставило на мне крест.
Когда сумерки сгустились настолько, что поиск приюта на ночлег стал более жизненно важным, чем поиск воды и пропитания, я свернул в узкий проулок и, не поверил своим глазам: в полусотне шагов стояла всё та же трансформаторная будка, которую я нашел днём.
Не доверяя зрению, усиленно проморгался!
Павильон стоял, как стоял. И окрестности те же. Как я, опытный поисковик, мог дать такого крюка, просто в голове не укладывалось. Теперь, надежды выйти к общине или лагерю егерей, и без того весьма и весьма туманные, растворились вовсе. Оглушенный внезапно усугубившейся ситуацией, я потерянно оглянулся, опустил плечи как нашкодивший школьник и некого не скрываясь, пошел к павильону торчавшему посередине улице.
На входе инстинкты взяли своё. Я выставил вперёд арматурину и сделал шаг внутрь. И здесь вскоре, меня ждал настоящий шок.
Наскоро, по привычке, обследовав бывший трансформатор-распределитель, заперев дверь прутом и устроившись на старом месте под древними катушками, наткнулся на твёрдый предмет, которого точно не было, когда я покидал павильон. Рассеяно вытащив из-под бока странный свёрток, а это оказался именно свёрток из плотной обёрточной бумаги!
Слабо соображая, я стал рвать бумагу, слой за слоем. То, что выглянуло на свет, заставило меня открыть в недоумении рот.
В пакете оказалось два непрозрачных пластиковых пакета с крышкой дозатором на одном из углов и крупной надписью "Вода питьевая 500 мл", оставив на время дальнейшее исследование содержимого, я лихорадочно свернул предохранительное кольцо и припал к дозатору губами.
Утолив жажду половиной пакета, принялся перетряхивать, что там ещё в свёртке. Не густо, но подарки судьбы принимают с благодарностью, какими бы они не были. Тем более что шанс выбраться из передряги снова появился. Это с некоторой долей вероятности гарантировали упаковка концентрата и толстый ломоть кукурузного хлеба. Откуда всё это взялось, я не знал, и думать не хотелось.
Видимо есть у меня персональный ангел хранитель - с перьями, голубиным хвостом и блеском в глазах. И как знать испытывал он ко мне личное пристрастие или обычный академический интерес, вдруг он хотел лишь узнать, сколько я протяну на этих так необходимых в данный момент крохах. Вот я козёл, мелькнула мысль. Хотел сказать спасибо - мысленно - не додумал.
Съев концентрат и немного хлеба, позволил себе сделать ещё несколько глотков воды. Два полулитровых пакета, один из которых изрядно усох небольшое подспорье. Особенно если я так и буду бродить кругами. Несколько дней на такой жаре протянуть конечно можно, а что дальше? Будет ли мой ангел-хранитель так же ко мне благосклонен. Надо бы подумать на досуге кто он такой…
Мысли стали путаться. Я лёг на бок инстинктивно сжал рукой цевье несуществующего "калашникова" и моментально погрузился в сон.
Ночь прошла безмятежно. Во всяком случае, мне ничего не снилось, и я не просыпался. Это меня удивило ещё больше, когда я обнаружил, что дверь павильона почти у самой притолоки были словно вскрыты гигантским консервным ножом. Наученный долгим опытом службы я знал, что демаскированное убежище нужно покидать с максимальной поспешностью, снял с себя майку, сделал из неё узел, сложил в него свои нечаянно приобретённые припасы и приготовился выйти, в надежде, что уже никогда не вернусь в этот дававший мне приют каземат. Немного повозившись с прутом (дверь слегка перекосило, и кусок арматуры застрял) я открыл дверь и вышел на улицу.
В целом сегодняшняя вылазка мало чем отличалась от вчерашней. Но появилась уверенность в будущем и это вдохновляло. Однако, не смотря на то, что шел я вчерашним маршрутом мест я не узнавал. Это только неопытному новичку, да и то на первый взгляд кажется, что пейзажи в заброшенной части города похожи друг на друга как однояйцевые близнецы. На самом деле различия есть и их много, нужно только уметь увидеть. И я видел, что вчера мой путь пролегал в другой местности.
Странно.
Я поглядел на длину и направление своей тени и определил время. Минут двадцать восьмого утра. По привычке сверился с часами забыв, что они у меня последнее время совершенно точно не в себе. И ещё одна странность. Часы показывали тридцать пять минут восьмого.
Ладно, будет время подумаю об этом. Сейчас есть цель. Поиск припасов и дороги к обжитому сектору.
Около десяти я наскоро перекусил хлебом и выпил воды, отдохнул немного и двинулся дальше. Вскоре вид окрестностей стал приобретать менее диковатый вид. И через полчаса я вышел к почти не тронутому временем и стихией району.
Послышался отдалённый лай и скрежет тысячи когтей по остаткам асфальта. Я отбежал под защиту ближайшего здания и моментально скрылся под каменным навесом и затаился.
Я переждал, укрывшись под сводом арки проходного двора достаточное время, чтобы опала пыль, поднятая собачьей стаей, перебежавшей дорогу в каких-нибудь сорока пятидесяти метрах от меня. Неожиданная и не приятная встреча и самое не приятное что свора клыкастых тварей не обратила на меня никакого внимания, хотя без сомнения я был распознан за несколько кварталов от места рандеву. С другой стороны, что я мог противопоставить двум сотням слюнявых пастей - металлический прут и собственную отвагу? Сожрали бы вместе с арматуриной и отвагой и со всем прочим заодно. Что же заставило собак игнорировать лёгкую добычу? Лучше не думать об этом. Я и не стал, постоял под аркой ещё немного и пошел дальше.
Квартал, еще квартал. Люди редко заходят сюда, из опасений за свою жизнь, и не напрасных. Здания вокруг становились все выше и выше.
Цель близка! Вот она, вот!
Стали появляться уже порядком забытые мысли и я, впечатывая в поврежденную мостовую шаги, повторял их про себя под уверенную чеканную поступь.
- "…егерю, при перемещении ценного груза, запрещается: есть, спать, справлять естественные надобности, не убедившись в том, что ни кто и ни что не угрожает грузу и жизни егеря. В противном случае он несет полную ответственность за груз и вверенную ему амуницию…"
За груз и амуницию. Вот так-то!
И за жизнь свою тоже в ответе, но не перед собой. Помер брат егерь на задании, а вместо почестей и наград светит ему гражданская казнь в виде лишения всех посмертных благ и публичное сжигание папки с личными данными на костре презрения. Как и не было тебя, и даже памяти не останется.
Стоп!
Понесло тебя Алексей не в ту степь.
Так, незаметно для себя, подобрался к искомой точке.
Я даже обомлел насколько огромное, даже в полуразрушенном состоянии, здание из стекла и бетона предстало передо мной закрывая собой полнеба. К слову сказать - стекла в нем оставалось не так уж и много. Все оно, в основной своей массе, давно покоилось у подножья, устилая подходы в радиусе с десяток метров. Другого и не стоило ожидать: пожары и сильные ветры, при поддержке коррозии давно сделали своё дело, заставив здание попрощаться с былым блеском, как люди рано или поздно прощаются со своей молодостью и искрой в глазах. Местами, на этом ковре возникали резкие всполохи света. Солнечные зайчики слепили глаза, заставляя щуриться и для того чтобы хоть что-то рассмотреть впереди, приходилось прикрываться ладонью.
Добравшись до высокого крыльца, ступеней в двадцать-двадцать пять, я еще раз оглядел строение, высоко задрав голову.