* * *
Странно - почти ничего не изменилось с тех пор, когда Колька был тут последний раз. Верней - так ему показалось, что не изменилось, потому что он, честно говоря, помнил лишь самое общее расположение мебели, да огромный плакат с героями "Библиотеки приключений".
Но не было вот этой полки с учебниками - уже не для школы. Не было аккуратного оружейного шкафа. И не было фотографий над кроватью. Слева - дядя Саша, то есть, отец. А справа…
Справа - Лариска. Лариса Демченко. Колька застыл, натолкнувшись на взгляд её смеющихся глаз.
- Это я в тот день… - Райко сделал над собой отчётливое усилие. - В тот день снимал, утром. На Медео, ты помнишь…
- Помню, - кивнул Колька. Несколько секунд смотрел на снимок, потом отвернулся: - Слушай, накормишь? Я голодный. В госпитале режииииим, - он протянул это слово с таким отвращением, что тёзка его понимающе кивнул:
- Ага, пошли… Куртку вешай вот туда.
Они неспешно вышли в столовую, странно поглядывая друг на друга. Там Райко ткнул в сторону табуретов:
- Садись, - и открыл холодильник. - Бутерброды будешь?
- Давай, конечно, - кивнул Колька, по своей привычке вытягивая ноги. Вспомнил снимок в спальне, вспомнил улицу села - и вздрогнул, представив, что сейчас уже мог бы не быть. Всё осталось бы. А он - нет.
Райко межу тем бормотал:
- Есть паштет… ветчина есть… рыба. Яйца есть ещё. Есть…
- Слушай, - Колька поднялся, - а есть у тебя сырая говяжья вырезка, лук, соль и перец?
- Есть. А что?
- Давай сюда. И яйца давай. Ты сам есть хочешь?
- Угу, очень.
- Ну тогда держись, - усмехнулся Колька. Он быстро отрезал шесть кусков хлеба, на каждый отхватил тонкую пластинку мороженой сырой вырезки, нарезал колечками лук, ловко разбил на каждый бутерброд яйцо, круто посолил и поперчил. - Вот. Три мне, три тебе.
- А? - Райко неуверенно покосился на придвинутые ему бутерброды. Потом посмотрел на Кольку, который уже с явным удовольствием поедал один из своих. - Сырое же…
- А ветчина не сырая? - Колька активно жевал. - Ешь, не помрёшь.
Райко всё ещё неуверенно поднёс странноватый бутерброд ко рту и, покачав головой в сомнении, всё же откусил.
- Что, нравится? - не без ехидства спросил Колька. Райко, энергично жуя, закивал. - Ну вот то-то же.
- Слу-ушай! - Райко проглотил кусок. - А кто тебя научил это делать-то?!
- А, это там, - Колька махнул рукой, - за Балхашем… Попить налей чего-нибудь, а?
Хозяин дома, не переставая жевать, достал из холодильника и открыл бутылку тархуна. Разлил её в кружки, снова удивился:
- Вкусно. На самом деле вкусно…
- Вырезка покупная? - осведомился Колька.
- Ага…
- Давно на охоте не был?
- Да полгода уже. Не получалось никак.
Мальчишки были заядлыми охотниками, как и большинство их сверстников. Впервые и тот и другой побывали на настоящей охоте в неполных двенадцать лет, с Райко-старшим, тоже большим любителем охоты. Колька больше любил стрелять крупную дичь, а его тёзка предпочитал пернатую.
- Ну, ты возьмёшься? - спросил он, берясь за третий - последний - бутерброд. Колька не стал делать вид, будто не понимает, о чём идёт речь.
- Подчиняться никому не стану. Только отчитываться, - тут же поставил он условие. Словно не было последних десяти дней с того разговора, когда он вёл себя, как… впрочем, Райко - не лучше.
- И не надо подчиняться, - в голосе Райко прозвучало отчётливое облегчение. - Будешь работать по своему усмотрению для совета дружины. Вот, - жуя, он достал из кармана форменной рубашки тонкую пачку - это были аккредитивы на предъявителя, выданные Министерством Образования, судя по всему - на немалую сумму, - держи. Пользуйся, как и когда сочтёшь нужным - в интересах дела. У тебя документы-то в порядке?
- В полном… - Колька посчитал сумму - глаза его не обманули, и в самом деле много. Он посмотрел на Райко: - И что, отчёта не нужно?
- Не нужно, - подтвердил тот. - Дела нужны.
- Хорошо, - полностью решился наконец Колька. - Людей дашь?
- Дам. Из нашего отряда. Выбирай - Варяги, Бронзовки…
- Кто ими командует? - перебил Колька, отпив зеленоватый напиток. - Бронзовками?
- Гошка Климко.
- А… - Колька повёл щекой. - И всё?
- Городские Тени, - предложил Райко ещё одно звено. - С Живко Коробовым.
- Беру их, - кивнул Колька. - Живко я помню.
Райко вздохнул:
- Бери… Вы с ним два сапога пара… - и внезапно спросил с какой-то робостью: - Послушай, Коль… у тебя есть зарисовки Элли?
- Да, - ответил Колька коротко, вспомнив свои наброски. "Я напишу ту картину!" - подумал он и остро ощутил радость жизни. Чтобы не дать себе нелепо и стыдно расчувствоваться, спросил нарочито безразлично: - А что?
- Отдай мне какой-нибудь, - тихо попросил Райко.
- У тебя же фото есть, - удивился Колька.
- Фото… - Райко покачал головой. - Фото - это не то. Совсем не то, - грустно пояснил он. - Я знаю, что ты здорово рисуешь…
- Послушай, - Колька задумался, вертя кружку. - А хочешь, я с набросков нарисую тебе её портрет? Настоящий?
- Портрет?! Слушай, это было бы здорово! - оживился Райко. - Но тебе же, наверное, не очень охота? Если только для меня - то не надо…
- Мне всегда нравится рисовать, - искренне сказал Колька. - Я сделаю это. Портрет, в смысле.
Райко поднялся и отошёл к окну. Дождь разошёлся, по стеклу стекали струи, и за ними всё снаружи казалось смазанным, небрежно нарисованным акварелью. Колька так и подумал - про акварель. И снова вспомнил про картину, про недоразобранные наброски - захотелось даже зажмуриться от прихлынувшего снова ужаса: а если бы?!. Он даже не сразу услышал, что говорит Райко. А когда услышал - застыл за столом.
- Я её любил, - не поворачиваясь, сказал он, прислоняя к стеклу ладонь с растопыренными пальцами. - Честное слово, я её очень любил. И… люблю.
Колька не знал, что ответить. И не стал говорить ничего.
* * *
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ:
ОЛЕГ МЕДВЕДЕВ.
ГЕРОЙ.
Ну, вот ты и стал героем,
ты весь - как сплошной прочерк,
тебя позабыли всюду,
а ежели где вспомнят - булавками колют фото.
Но ты уже стал героем,
тебе не страшна порча,
тебя не берет вуду,
твой след теряют собаки, когда узнают, кто ты.Полный привет уходящим в ночь, взмах полушалка,
прошлая жизнь - расписной сундук с ветхим тряпьём…
Как в поговорке - таскать невмочь, выбросить жалко…
Ветки колышутся за окном, скоро подъем…Завтрак, зарядка, поёт труба в сумрачном гетто,
чёток аллюр ворона коня по мостовой.
Жизнь лишь вон до того столба - дальше легенда.
Только легенда - да Млечный Путь над головой…Вокруг все твердят, как спелись,
что, если ты стал героем,
то должен быть строг и строен -
на каждую лажу мира клинок вынимать из ножен.
Но в этом-то вся и прелесть,
что, если ты стал героем,
(а ты уже стал героем) -
то никому на свете ты ничего не должен…Ветер забрался во все углы, стёр отпечатки
с ручек дверных и с чужих голов - кто ты теперь?
Школьный задира, гроза урлы, рыцарь с Камчатки,
Некто, смещающий ось Земли шагом за дверь…Счастья не будет, он чёрств и груб, хлеб инсургента -
Воду-огонь миновав, шагнуть в сизую мглу…
Жизнь лишь только до медных труб, дальше - легенда,
луч на паркете, чужой портрет в красном углу…Ты весь - как сплошной прочерк,
никем из живых не понят,
ты вовсе исчезнешь вскоре.
Включить дурака - не шутка, не каждый сумеет это…
Так сделай лицо попроще,
и люди тебе припомнят
хождение за три моря,
двенадцать прыжков за борт,
семнадцать мгновений лета…
РАССКАЗ ТРЕТИЙ
ВОЙНА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
…Тяжёлые рукояти
Качаются у бедра…
…И ты никого не слушай -
Никто не собьёт нас с ног.
Бывает сильнее пушек
Характер -
стальной, как клинок.
Мы встанем упрямо и строго -
Все сразу - за одного.
Не трогай,
не трогай,
не трогай
Товарища моего.
В.П.Крапивин. Испанская песня.
1.
Первая половина августа в окрестностях Верного была, как и обычно, тёплой. Осень уже скоро, но природа этого словно бы и не замечает, и в листве деревьев лишь кое-где мелькают первые жёлтые листья. Впрочем, и осень будет долгой и тёплой - лишь в начале декабря наступит короткая, до конца февраля, но снежная и жестокая, зима. Говорят, раньше, до Безвременья, в этих местах была иная погода - лето жаркое и сухое, весна и осень короткие, а зима длинней, чем сейчас, но зато почти без снега… А за Хребтом Голодный - совсем рядом! - и сейчас другая погода: там и зима-то - сплошные дожди и почти так же тепло, как и летом.
Только-только рассвело, и на улице было совершенно пусто, лишь иногда цокали копыта конных казачьих патрулей. Элли Харзина проснулась, чтобы попить воды. С вечера её мучила обида на Кольку Стрелкова - обещал зайти и не зашёл, даже позвонить не удосужился. Обида была неожиданно глубокой, хотя Элли убеждала себя, что пара поцелуев в госпитальной палате и регулярные дружеские встречи ни к чему не обязывают. Ни его, ни её. А значит, и она тоже свободна, только… только вот ей не очень-то хотелось быть свободной от Кольки…
Вернувшись в постель, она улеглась поверх одеяла и, вздохнув, стала смотреть в окно, за которым, в сущности, начался новый день. Пятница…
А если с ним опять что-то случилось? Да нет, конечно, просто он наверняка заночевал у Славки или Стопа, а то и вообще в штабе отряда. Нет, в штабе - вряд ли. Может, он и изменился, но к пионерским реалиям относился по-прежнему с насмешливым пренебрежением. Отказался петь на концерте на Праздник воинов…
Элли усмехнулась в потолок. Отказался, и был в тот момент похож на принявшего боевую стойку боксёра, атакуемого со всех сторон, хотя никто на него особо и не наседал. А потом принёс Стопу картину, страшно смущаясь при этом. О небо, как этим мальчишками хочется, чтобы их считали железными, и как часто им не удаётся такими остаться…
Взгляд девушки - рассеянный, холодноватый - вперился в окно. И вдруг Элли вскочила с постели, протянув руку к столу, на котором лежал небольшой "байкал-441".
В окно стучалась человеческая рука.
- Элли, открой! - послышался знакомый голос, и Элли, оставив пистолет, распахнула створки. За ними - подбородком на уровне подоконника - маячило улыбающееся колькино лицо.
- Не ждала? - шёпотом просил он.
- Ой! - Элли оглянулась, словно сзади кто-то мог быть. - Четыре утра, ты почему не спишь?!
- У тебя сегодня срочные дела есть? - проигнорировал вопрос Колька.
- Нет, - пожала плечами девушка, становясь коленками на стул и заинтересованно нагибаясь вперёд.
- Никаких? - уточнил Колька.
- Никаких.
- Совсем никаких? - продолжал допытываться юноша, удобно устроившись за окном.
- Да нет же! - уже сердито сказала она.
- Фу! - картинно-облегчённо выдохнул юноша, опираясь сложенными руками на подоконник. - Собирайся, оставляй сообщение и поехали!
- Куда?! - ошарашенно спросила Элли.
- О. А разве я не сказал?! - поразился Колька. Элли испытала сильнейшее желание укокошить его на месте.
- Прекрати издеваться! - она стукнула парня кулаком по плечу.
- Ладно, ладно… - Колька скривился, потёр ушибленное место. - Дерётся ещё… Через полчаса отходит струнник, за час будем в порту Балхаша, а там два с половиной часа экранопланом - и мы на юго-западном побережье! А в воскресенье вечером или в понедельник утром вернёмся! Там сейчас здорово, и потом, - Колька прищурился не без ехидства, - это же уже Империя, на родине побываешь…
- Сейчас, - Элли соскочила в комнату. - Оденусь и деньги с документами возьму.
- Стой, дурочка, - Колька легко оседлал подоконник. - Насчёт денег. Деньги у меня есть свои. Ну, то есть… - он вдруг смутился. - Ну, на нас хватит. На всё.
- Из наших больше никто не едет? Отвернись, - приказала Элли.
- Человек двадцать собираются на трёхчасовой, на совете долго думали, кого коротким отдыхом-с премировать-с. В Империи. С. Да мы там раньше будем, не хочу со всеми толочься, - Колька говорил это, честно стоя спиной к окну. Элли между тем прыгала по комнате, влезая в белые шорты-юбку.
- Я сандалии надену?
- Лучше кеды. Вдруг по скалам полазать захочешь.
Элли засмеялась. Выдвинула из обувной полочки золотисто-алые кеды, весело сказала:
- А знаешь, ведь это первый раз, когда я соглашаюсь вот так куда-то ехать с парнем… ну, индивидуально. Не организованной группой.
Колька хмыкнул. Он считал имперские деньги, разложив их на подоконнике: четвертной, две десятки, пятёрка, шесть рублёвок, три рублёвых монеты, золотой червонец, кучка мелочи рублей на пятнадцать. Мысль о поездке с Элли стукнула ему в голову внезапно, и сейчас он весело думал, что после неё останется с почти пустыми карманами на полмесяца как минимум. Не брать же из "казённых сумм"… А, ерунда. Элли между тем затянула шнуровку и развила мысль о поездке:
- И от тебя зависит, насколько удачным будет этот мой первый опыт.
- Я постараюсь, - Колька сгрёб финансы и побарабанил ладонями по подоконнику. - Идёшь ты, или нет?!
- Вот, всё, - Элли магнитом прищёлкнула к спинке стула листок из блокнота с запиской, забросила на плечо сумку для теннисных ракеток, набитую разной мелочью. - Р-разойдись! - и она выпрыгнула в окно мимо отшатнувшегося Кольки. Он сразу же спрыгнул в сад следом за ней, захлопнув за собой окно. Спросил:
- Ничего не забыла? - он глянул на небо.
- Враньё, что девушки всегда и всё забывают, - Элли тоже посмотрела туда же. - Что, бомбёжка ожидается?
Колька опустил взгляд и оценивающе окинул им Элли. Медные волосы девчонки оттягивала за спину белая лента, там они рушились искристым водопадом до лопаток. Чёрная майка с алой надписью "ВРЕМЯ ЛЕТЕТЬ!" плотно облегала бюст и была подкатана под самую грудь, открывая плоский загорелый живот. Белые широкие шорты и лёгкие кеды дополняли весьма симпатичную картину, и Колька одобрительно кивнул. Элли погрозила ему пальцем:
- Ты на меня не смотри. Ты вези, куда обещал, и помни - я сейчас разъярённая девушка на выходных и мои ожидания обманывать опасно!
- Ну, побежали, - Колька подхватил с земли чёрную сумку с эмблемой дорожного корпуса Империи - чёрно-золотая кабина старинного грузовика "в лоб" с надписью золотом "ВСЕГДА В ПУТИ". Он сегодня тоже изменил своей обычной "коже", одевшись в жёлтую лёгкую рубашку навыпуск, бледно-голубые джинсовые шорты и белые кеды на босу ногу. Так он выглядел совсем мальчишкой, без "автоматной" угловатости, которую ему придавала кожаная "униформа". А то, что он улыбался - весело и немного смущённо - довершало это впечатление.
Они перескочили ограду, словно соревнуясь друг с другом - и также "соревновательно" побежали по улице плечо в плечо, перебрасываясь ничего не значащими короткими фразами. Солнце ещё только всходило, было прохладно. Очевидно, только что проехала "поливалка", асфальт зеркально поблёскивал и пахнул свежей водой и - немного - извёсткой.
- А почему ты решил пригласить именно меня?
- А у меня больше нет подружек. Ты ж знаешь, я одиночка.
- Я думала, я этим покончено. И вообще, хватит всё время это повторять. Забыть боишься?
- С одиночеством, если оно в крови, невозможно покончить.
- Великий философ Би?
- Я сам. Честно.
- И это единственная причина, по которой ты меня пригласил?
Колька удлинил шаг. Снова замедлил. Не оглядываясь на Элли, сказал:
- Не единственная. Мне с тобой хорошо. Спокойно… не знаю я, честное слово! Но когда я с тобой, у меня мысли только приятные… и солнце ярче светит…
Девушка фыркнула - громко, но, кажется, довольно. Ни она, ни Колька не сбились с дыхания, не отдувались, не покраснели - бежали, словно бегать для них было так же привычно, как ходить. Элли привыкла думать, что ребята из Империи сильней и выносливей тех, кто рождён и рос в других местах - но по Кольке этого было нельзя сказать. Кроме того, у неё на языке вертелся один вопрос - и она его, наконец, задала:
- Слушай, ты спортом занимаешься?
- Многим и понемногу, - ответил он.
- Лавров не пожинал, как я понимаю?
- Почему? - не обиделся Колька.
- Я не видела у тебя ни медалей, ни грамот, ни кубков…
- Если хочешь посмотреть - я тебе потом покажу. Достану, хоть обсмотрись.
Элли посмотрела поражённо и заинтригованно. Ну и парень! То, что его ровесники ставят на самое видное место и о чём постоянно говорят, он запрятал куда-то в шкафы… То ли это тоже такое своеобразное "напоказ", то ли он до такой степени лишён тщеславия, то ли ему конкретно это не интересно…