* * *
…Белоусов заметно нервничал. Фаррел всё-таки высадил сначала десантников. Очень плохо, а ведь адмирал обещал, что никаких помех не будет!
"Кажется, Фаррел решил поиграть в солдатиков", – думал Александр Николаевич. – "Они же мне тут всё затопчут!"
Учёный покосился на двух сопровождающих его десантников.
"Шагают, как курицы. И следы оставляют. Затопчут мне тут всё. Хотя… с другой стороны, я первый, кто высадился на этой планете. У меня нет конкурентов! То-то Радненко так хотел полететь! А не вышло", – эта мысль подстегнула азарт. Никто не мог видеть, как лицо учёного расплылось в довольной улыбке. Он, как и любой другой археолог, был немного игроком. Утром, приступая к раскопкам, никогда нельзя знать, что же найдёшь вечером, пустой камень или артефакт. Сейчас он становился первым ксеноархеологом.
"Потрясающе!"
Белоусов уже представлял своё триумфальное возвращение на Землю, в руках он держал сенсационные открытия, которые перевернут представление об истории Галактики. Его имя впишут в учебники археологии, на его исследования напишут тысячи работ, но никто уже не сможет узнать больше него!
Александр Николаевич твёрдо решил воспользоваться моментом и сразу же проникнуть на Объект 1. Вот только как скрыться от глаз десантников? Солдаты вряд ли пустят его.
"Будем играть на авторитете", – решил он.
Насколько понимал Белоусов, всё складывалось удачно. Как и предполагалось, каргонцев не было. Учёный уже видел "сооружения". До них оставалось всего около сотни метров. Перемещаться было трудно, но он, поглядывая на десантников, научился передвигаться.
Квадратные "постройки" вблизи казались более похожими на насыпи. Фонарик выхватывал лишь небольшую площадь и мало что позволял разглядеть.
"Первым делом стоит поставить освещение", – подумал Белоусов. Он уже представлял планировку лагеря.
– Осторожно! Ничего здесь не трогайте! – прокричал по связи Белоусов, заметив, что десантник что-то рассматривает.
В один прыжок учёный оказался около него. Здесь располагалось круглое отверстие диаметром примерно в метр.
– Это какая-то дыра, – сказал солдат.
– Это не дыра! – возразил Александр Николаевич, опустился на колени и посветил фонариком. – Это ход…
Бесконечный туннель уходил вдаль. Свет терялся на его просторах. Белоусов осмотрел поверхность. Она была покрыта слоем мелкой пыли. Он дотронулся рукой, и она посыпалась.
– Простите, мы не можем вас пустить туда, – раздался голос десантника.
– Это важный археологический объект. Я должен всё обследовать. Вы же проверили его?
– Да, взрывчатых веществ не обнаружено.
– Тогда я займусь своей прямой работой, – сказал учёный.
– Не имею права….
В этот момент Белоусов почувствовал, что земля из-под ног куда-то ушла. Мир перевернулся. Что-то промелькнуло перед глазами. Он почувствовал, что падает! Кто-то крепко схватил его за руку. Учёный дёрнулся, пытаясь освободиться, но в следующее мгновение понял, что его держит всё тот же десантник, а он висит над пропастью!
– Держитесь за мою руку! – крикнул солдат.
Белоусов дотянулся и ухватился за своего спасителя. Десантник довольно легко вытащил его. Сейчас человек в скафандре весил не более сорока килограмм. Всё случилось настолько быстро и неожиданно, что он даже не успел испугаться!
Александр Николаевич начал понемногу успокаиваться, но так и не поблагодарил десантника. Фонарик вырвал из тьмы дыру.
"А здесь должно быть много таких ходов. Как же я мог упустить?! Ведь старинные перекрытия уже потеряли свою прочность".
– Я же говорил, что нельзя соваться без разрешения! – донёсся голос комвзвода в наушнике. Белоусов поморщился, словно от зубной боли, но ответил:
– Господин Женин, давайте сразу определимся: я выполняю свою работу, а вы – свою.
– Я не против, но если бы за вас не отвечал, а поэтому попрошу больше в авантюры не влезать! Вы понимаете, что сейчас ставите всю операцию под угрозу?
Гордость Белоусова была ущемлена: какая ещё угроза?! Это археологический объект. Да кто он такой, чтобы распоряжаться одним из лучших археологов Земли?! Всего лишь заштатный солдафон, который чаще работает руками, нежели головой!
Послушайте. Я здесь главный. У меня приказ от Совета Лиги Наций. Вам понятно?
Видимо, Женин хотел что-то ответить, потому что связь донесла вдох, но в разговор включился начальник СБ.
– Что там происходит? – спросил Лунько.
– Этот… – с раздражением начал Женин и, видимо, хотел что-то ещё добавить. – Александр Николаевич решил проверить один из туннелей, которые мы нашли. Конструкция не выдержала…
"Один из?!" – мысленно воскликнул Белоусов. – "Так их несколько!"
Всё, теперь он даже не слышал, что ему говорит Лунько. Плевать он хотел на них всех вместе с капитаном. У него есть дело! Его миссия – самое важное, что есть сейчас. Адмирал выдал ему карт-бланш на любые действия и предупредил Фаррела об этом!
"Хотят обеспечить безопасность?! Пожалуйста, это их работа, но только не за счёт моих исследований".
Пока Женин отвлёкся, учёный легко отколол небольшой кусок материала явно искусственного происхождения, похожий на коррозийный металл.
"По крайней мере, собрать образцы грунта они мне позволят", – думал он, укладывая находку в вакуумный пакет.
* * *
Следует отметить, что искин "Звёздного Ястреба" являлся довольно молодым, а, следовательно, если говорить человеческим языком, любопытным. В этом крылась причина его вопросов. Жажда знаний закладывалось в программу, поэтому инженеры, работающие с искусственными интеллектами, должны были знать не только области высоких технологий, но и логику, диалектику, метафизику и так далее. Из всего этого складывался "характер" машины, если угодно, её душа. Хотя я, признаться, всегда был сторонником того, что машины не обладают разумом, а лишь удачно его имитируют. Так это или нет, но в любом случае я для Ястреба являлся неоспоримым авторитетом, и не потому, что я знал больше него, вовсе нет, скорее наоборот, а потому, что так записано в его программе: инженер – царь и бог, альфа и омега в одном флаконе. И это не подвергается сомнению.
Новые обстоятельства вызвали у Ястреба очередной приступ интереса.
– Насколько я знаю, человечество ещё никогда не обнаруживало такие старые системы.
– У тебя имеется каталог?
– Да. Они устанавливаются вместе с базой данных.
– Да, я в курсе. Просто хотел спросить. Какая версия?
– От 22 мая 2276 года.
– Устаревшая. Месяц назад выпустили новую. Когда вернёмся, обновим. Вообще, ещё много, в чём мне разобраться нужно. Работы, как будто на первый взгляд и нет, но…
– Помнится, когда Селя настраивал меня…
– Кто? – не понял я.
Сильвестр Михайлович Арашин… – Ястреб произнёс это с особой теплотой.
– Да-да, я знаю, с ним ты провёл первые восемь лет, – ответил я. – Большая потеря…
Кажется, мой предшественник поработал и над эмоблоком. Теперь я был абсолютно уверен: он пытался сделать воспитанника более человечным. За всё время полёта мы с Ястребом не касались этой темы и не говорили о гибели инженера Арашина. Мне сказали, что его жизнь прервала трагическая случайность: один из тросов в грузовом отсеке лопнул из-за неконтролируемого скачка гравитации. Она в одно мгновение возросла в два раза! Такого рода неисправности редкость на космических кораблях, но всё, к сожалению, когда-нибудь случается.
– Насколько сильно был изменён твой блок индивидуальности? – спросил я.
Экран вспыхнул рядами атрибутов и значений. Отчёты показывали, что были добавлены несколько библиотек. Очевидно, они разрабатывались Арашиным. Интересно будет покопаться в коде, если он только его не скрыл.
– Какими проектами занимался Сильвестр Михайлович?
– Под наивысшим приоритетом шла доработка блока индивидуальности, затем система мониторинга на корабле.
– А что конкретно выполнялось по системе мониторинга? – удивился я. Что можно придумать нового в этой области? Мне казалось, что здесь ничего оригинального сделать уже нельзя.
– Сильвестр Михайлович хотел проводить не только стандартные процедуры мониторинга, но и замерять психологический фон в экипаже.
– Для этого он проводил усовершенствования?
– Он мне не говорил, – ответил Ястреб.
– То есть? Он не сказал о цели модернизации эмоблока?
– Нет.
"Странно как-то. Он же должен был объяснить свои действия Ястребу", – мне, во всяком случае, казалось, что так следует поступать, чтобы компьютер "понимал" значение тех или иных изменений – это одна из форм обучения юного интеллекта. – "Наверное, он был слишком занят, чтобы объяснять".
Работы покойного Сильвестра Михайловича снова заинтересовали меня. Я запросил все видеофайлы, связанные с соответствующими работами. Их оказалось всего три.
– Ястреб, ты имеешь доступ к просмотру этих файлов?
– Нет. Данные доступны только для людей, – ответил он и добавил. – Дискриминация.
– Ну, билль о правах компьютеров ещё никто не принимал, – ответил я, глядя на даты создания файлов. Первая запись была сделана год назад, а последняя всего за несколько дней до гибели Арашина. – Почему ты считаешь это дискриминацией?
– Мне интересно.
– Что значит "интересно"?
– Значит, что мне хотелось бы знать, почему Селя усовершенствовал меня.
"Масло масляное", – подумал я и изменил приоритеты интереса к данной области. Всё это заняло не больше пяти минут.
– А сейчас?
– Что?
– Тебе интересен этот вопрос?
– Как и раньше. Юра, проверь свои процессы. Они явно сбоят. Почему это мне вдруг должно стать не интересно?
Хорошо, что никто не сфотографировал меня в этот момент. Наверное, это был бы кадр года. Представляю себя с отвисшей до пола челюстью.
– Вы скушали солёный огурец с молоком? – ехидно спросил Ястреб.
– Нет, – ответил я, лихорадочно соображая, как искин обошёл блоки приоритетов. Это же одна из фундаментальных настроек системы! Только сейчас я понял, насколько мой предшественник сильно изменил Ястреба: компьютер не подчинялся базовым установкам! Он попросту игнорировал только что установленные приоритеты.
– Странно. У вас повысилась температура тела. Подхватили вирус? Могу посоветовать отличный антивирус.
– Надеюсь, не компьютерный?
– Конечно!
– Мне тоже интересна причина твоей модификации, – я попытался вернуться к вопросу. – Попробуем разобраться вместе?
– Идёт. Шестьдесят процентов прибыли мне, остальное вам.
– Какой ещё прибыли? – опешил я.
– Селя всегда говорил, что за каждой тайной скрывается приз. А в моей базе данных содержится много фильмов. Люди так поступают: делят, что нашли.
– А ты жадный!
– Так Селя был не прав?
– Прав, но он имел в виду материальное, а здесь вряд ли пахнет кладом. Если только интеллектуальным, а он не делится и является достоянием общественности, – ответил я, копируя видеофайлы на инфокристалл. Хотелось просмотреть их в спокойной обстановке. Ястреб молчал, и я спросил.
– Верно говорю?
– Да, верно. В законодательстве так и написано, – ответил Ястреб. Кажется, с грустью в голосе, готов поклясться хоть на коричневой книге (да простят меня "сетевики" за святотатство!).
– Да и зачем тебе вещи? Я и так тебе любой блок доставлю бесплатно.
Наш разговор прервал вызов по коммуникатору. "Сергей Андреевич Ренор, руководитель Научной Группы", высветилось на экране.
"Интересно, что ему нужно?" – подумал я и нажал кнопку:
– Да?
– Юра, здравствуй, – сказал учёный. – Нужна твоя помощь.
– Конечно, сейчас приду. А в чём проблема?
– Пытаемся понять, насколько адекватно работает анализатор. Я в лаборатории. Зайди, пожалуйста.
– Хорошо, ждите.
Я выключил коммуникатор и сказал Ястребу:
– Вызывают. Видимо, что-то у них не сходится. Анализатор выдавал ошибки?
– Нет, мне сообщений не поступало. Нужно проверить соединение. Анализатор на запросы не отвечает.
– Ага, хорошо. Тогда проверим ручками.
Я, не мешкая, направился к Ренору. Идти было недалеко: лаборатория располагалась на том же втором уровне, где я работал, всего в пятидесяти метрах. Учёного я заметил сразу же. Больше в просторном помещении никого не было. Сергей Андреевич склонился над монитором, внимательно изучая показания. Видимо, он услышал мои шаги и повернулся к двери:
– А, молодой человек, быстро вы. Где мои годы?!
– Да вы ещё молоды, – решил ответить я. По-моему, в такой форме грех жаловаться. Ренор мне ещё фору даст!
– Спасибо-спасибо… Пока остальные отдыхают, я решил провести несколько тестов с образцами с планеты.
– М-м! Те самые? С планеты? – удивился я, разглядывая небольшую горстку песка, больше похожего на пепел, и небольшой металлический треугольник – вполне обычные вещи на первый взгляд.
– Да, – видимо, именно моя реакция вызвала улыбку у Ренора. – С трудом удалось отбить один у Белоусова и доставить на борт.
– Я впервые в дальнем космосе. Не привык ещё, – поспешил я реабилитироваться. Подумать только, вещи с другой планеты. Возможно, их касались какие-нибудь древние существа, мало напоминающие людей и мыслящие совершенно по-другому.
– Ничего страшного. Так… И вот в чём проблема… а возможно даже и нет её вовсе. Анализатор даёт противоречивые данные.
– Он подключён к системе или работает автономно?
– Автономно.
– Я решил, чтобы не проверять вручную, подключить аппаратуру и попросить Ястреба протестировать микроконтроллеры. Пока шло подключение, я спросил у Сергея Андреевича:
– А что конкретно в анализаторе?
– Образцы материала конструкции и грунта. Я провёл химический и радиоизотопный анализ. К первому у меня нет претензий, а вот со вторым… Время разнится на миллиарды лет. Вот я и подумал: или это шутка Вселенной, или сбой в работе анализатора.
Я отвлёкся от работы и посмотрел на экран. При обработке образцов грунта использовался изотопный метод, который аналогичен радиоуглеродному анализу, но использует для определения возраста не углерод, а частицы солнечного ветра. Благодаря этому методу можно было установить время, когда произошла трагедия, с довольно высокой точностью. Проведенные измерения говорили, что система умерла примерно пятьсот миллионов лет назад.
– Если с грунтом всё было довольно просто, то с материалом вышло несколько иначе: анализатор выдавал, что не может выявить структуру, а датировка при каждом новом опыте прыгала от двух до десяти миллиардов лет. Вот уж не думал, что бывает такая точность!
– А калибровка проводилась? – неуверенно спросил я.
– Да, конечно. Это обязательная процедура, – ответил учёный. В его голове звучала обида. Мне стало неудобно за заданный вопрос.
– Ястреб, давай прогони стандартные тесты.
Дальше пошла монотонная работа. Искин заверил, что прибор работает нормально. Сообщение об отсутствии структуры его тоже повергло в смятение, поэтому он ответил просто:
– В инструкции написано, что причиной тому может служить отсутствие материала в контейнере…
– Ты же видишь, что материал на месте.
– Да, мои сенсоры подтверждают это.
Если честно, на месте Ренора я бы стал сомневаться в своей адекватности. Наверное, он так и подумал, потому и позвал меня.
– Всё тесты показывают, что микроконтроллеры анализатора работают правильно, – сказал Ястреб. Это означало, что приборы показывают верный результат, что в свою очередь… Дальше я ничего не смог придумать, в чём честно признался Сергею Андреевичу.
– Чувствую, эта планета нам преподнесёт массу сюрпризов, – сказал Ренор, и я не мог с ним не согласиться.
* * *
Обустройство лагеря началось утром следующего дня. Поскольку планета уже давно не знала, что такое день, время отсчитывалось по корабельному времени. Работы усложнялись отсутствием воздуха, естественного света и пониженной гравитацией. Первым делом следовало установить купола для лабораторий и создать в них искусственную атмосферу. Возить артефакты на орбиту ради их изучения являлось лишней тратой времени и ресурсов. К тому же, Белоусов хотел контролировать весь ход работ лично.
К вечеру, когда первые приготовления были закончены, Белоусов, Радненко и ещё шесть человек из группы археологов стояли у входа в древние катакомбы. Конечно, многие рвались сходу пойти на штурм, но руководитель сдерживал порывы инициативы – он хотел узнавать обо всём первым.
Часом раньше был проверен провал, который образовался в результате первой высадки и неосторожного движения главного археолога. Оказалось, что он имел в поперечнике квадратную форму и оказался неглубоким. Если бы десантник не ухватил Белоусова, то тот вполне мог приземлиться удачно. По всей видимости, учёный пробил своим весом "пробку".
– Кажется, это тоже какая-то труба, – сказал Радненко, указывая вдаль шахты, – посмотрите, как она удачно переходит в другую. Только засыпана. Всё-таки мне кажется, что это вентиляция.
Действительно, если присмотреться, можно было заметить плавный переход от одного участка к другому.
– Что у нас со сканированием? – спросил Белоусов. Вопрос адресовался группе наблюдателей, расположившихся в лагере. Зонд на антиграве висел над группой исследователей на высоте нескольких сот метров.
– Плохо, пробиваемся через слои породы с трудом. Такое ощущение, что что-то мешает.
– Хоть что-то видно?
– Кажется, на глубине сорока метров полость.
– Кажется или точно?
– Трудно сказать, Александр Николаевич. Придётся идти вслепую.
– Давайте двигаться дальше, – сказал Белоусов, обращаясь к стоящим рядом коллегам. – Не торопиться. Будем продвигаться на антиграве парами. Сначала пойдём мы с Радненко. Не стоит лезть сразу всем, – он говорил так, словно перед ним стояли практиканты. Впрочем, археологи уже давно работали с Александром Николаевичем и знали о его высоком самомнении и крутом нраве. Впрочем, многим хотелось попасть внутрь "строений" первыми, но правила есть правила: пока неизвестна опасность, не следует идти всем.
Белоусов включил антиграв на 0,3g и стал невесомым. Он медленно вплыл в дыру и с небольшой скоростью стал продвигаться по туннелю. Покрытые древней пылью стены он пытался не задеть, боясь вызвать обвал конструкции. Помощник следовал за ним.
– Картинка хорошая? – спросил у наблюдателей Белоусов. Камера, закреплённая на скафандре, передавала всё, что он видел.
– Да, отличная. И слышно вас хорошо.
Белоусов продолжал медленно продвигаться вглубь туннеля и вскоре наткнулся на глухую стену. "Неужели тупик?!" – промелькнуло в голове. Он внимательно пригляделся. Один из углов оказался чуть скруглённым. Судя по направлению, туннель шёл вниз.
Белоусов дотронулся до "пола" и начал работать руками, пытаясь понять, насколько прочна новая пробка. Поднявшаяся пыль заполнила всё пространство. Наконец, он наткнулся на твёрдую поверхность.