Так Егор Чепухалин превратился в Федора Дмитриевича Березина и отбыл из Зоны восвояси, потому как ни хабар, ни Зона, а одна лишь Дыра волновала его. Решил он собрать информацию для нового романа, сотворить трехтомную… нет, даже лучше шеститомную эпопею о Зоне, о Дыре, будь она неладна.
* * *
Красноводск представлял собой сплошные заводы и домостроительные комбинаты. За трубами виднелась полоска моря. Над морем плыли белые облака и летел белый-белый самолет.
Для того чтобы попасть в "Дом мух", им пришлось пройти между холмом, свалкой и домостроительным комбинатом. Где-то там, за его воротами, постреливали из АКМов, да за пустырем в зарослях татарника притаилась радиация. Об этом сказал Бараско.
– Как ты узнал? – удивился Костя.
– Походишь с мое, тоже будешь чувствовать. Самое безопасное место – это дорога. Но и на ней подстрелить могут.
Страшно и неуютно было идти по дороге. Костя только и делал, что вертел головой, пока Бараско не сказал:
– Успокойся. Они же не дураки. Сидят в местах, где нет радиации, и вылезать им не резон. Вот если б ты к ним в гости пожаловал, тогда бы они еще посмотрели, что с тобой делать.
Только он это произнес, как пуля, посланная издалека, срезала тополиную ветку у него над головой, и Бараско присел.
– О, бля… – удивился он. – Поприветствовали.
Потом они передвигались только перебежками, и Бараско уже не философствовал на тему радиации и тех, кто прячется за ней. А выстрелили по ним из недостроенного дома на перекрестке. Бараско сказал, что не стоит с этим разбираться, потому что им сделали большое одолжение – напомнили, что это Дыра и что здесь ворон не ловят.
Потом они весьма спокойно миновали автовокзал, заправочную стацию и городской сквер с памятником Вождю.
– Все как у людей, – сказал довольный Бараско, и они взошли на крыльцо "Дома мух".
Вход был обложен мешками с землей, а из амбразуры торчал раструб ДШК, и дежурили три человека с АКМами.
Перед входом висела простреленная в нескольких местах табличка с надписью: "Аборигенам вход со двора".
К удивлению Кости, у них с Бараско даже не потребовали документы, не говоря об оружии, на которое никто не обратил внимания.
– А почему "Дом мух"? – спросил Костя, пока они поднимались на второй этаж.
– А это перевод с местного диалекта. При коммунизме все было для народа, и к мнению местного населения прислушивались. Это уже потом пытались переименовать в обком или райком партии. А когда развалился СССР, осталось одно старое название. Так и закрепилось "Дом мух". А что, почему и как, никто не знает.
В приемной было пусто. Секретарша – миловидная женщина лет тридцати, разукрашенная, как индеец, вышедший на тропу войны, расплылась в улыбке:
– Ред! Ты ли это?
– Я! Я! – важно надул щеки Бараско.
– Мы тебя уже и не чаяли увидеть. Поговаривали, будто ты погиб на Выселках.
– На Выселках не я погиб, а Тополь и Эльза.
– А-а-а… Точно! – подняла секретарша ухоженный палец с маникюром факельного цвета. – Я забыла! Он за мной еще так красиво ухаживал, не против был жениться, а потом эта Эльза… противная гадина! Кусака!
Костя с удивлением посмотрел на Бараско, потому что не заметил, когда он успел поменять грязный бинт на свой неизменный красный платок и даже пригладил непослушный ежик.
– У себя?..
– У себя, – радостно подпрыгнула секретарша. – Сейчас доложу.
– Рахиль Яковлевна, к вам Бараско!
– Бараско?! – безмерно удивился голое. – Секунду…
Ровно через секунду лакированная дверь в кабинет стремительно распахнулась и появилась старуха с фарфоровыми зубами. Костя ожидал увидеть кого угодно, но только не высокую костлявую женщину с плоской грудью, в пестром платье с глубоким декольте и связкой ярких, разноцветных бус, как у африканских дикарей. К тому же она была на высоченных каблуках. Благородная седина пробивалась в замысловатой прическе, и только глаза – одни глаза, темные, как вишни, и пронзительные, как свет фар в ночи, были азартными, молодыми и колючими.
– Ред! – воскликнула она. И даже, кажется, в тот момент, когда обняла Бараско, прослезилась. – Совсем не ожидала тебя увидеть. Совсем. Пойдем ко мне. А-а-а… Ты не один? – поймала она взгляд Бараско, брошенный в сторону Кости. – Пусть твой друг подождет. А мы поговорим тет-а-тет. Автоматик-то оставь. Здесь все свои.
Бараско не без замешательства отдал Косте "американца" и пропал за высокой двойной дверью с тамбуром метровой глубины. Такие двери Костя видел только в высококлассных телестудиях. Ни один звук не доносился из-за подобных стен.
Не успел Бараско исчезнуть, как в приемную вошел человек в костюме, с галстуком и в черных очках. Он сел рядом с секретаршей, которая назвала его Альбертом, и неотрывно уставился на Костю. Косте стало не по себе. "К чему такой прием? – удивился он. – И что это значит?"
Вначале из скромности он спрятал автомат за кадку с фикусом, но в пику новоявленному Альберту в черных очках, достал его и стал вытирать грязным платком ствол и проверять, сколько патронов осталось в рожке. Появление такого оружия в руках Кости привело Альберта в страшное волнение. В это время Рахиль Яковлевна попросила секретаршу найти какого-то Ноздрюхина. Секретарша долго разыскивала Ноздрюхина, пока не выяснила, что он "где-то на территории". Все это время Альберт следил за манипуляциями Кости с автоматом, не отрывая глаз. А Костя не стеснялся в своих действиях и периодически, как бы ненароком, направлял в сторону Альберта ствол автомата. Как только секретарша поднялась, чтобы идти на территорию, Альберт подскочил:
– Я с тобой!
Костя остался один. Ему становилось все тревожнее. Бараско не походил на словоохотливого человека. Ну, вспомнили общих знакомых, кто когда погиб, ну, выпили по рюмашке. Сколько можно?! Здесь человек дожидается! Поэтому Костя поднялся и держа под мышкой автомат стволом в сторону входной двери, левой рукой нажал кнопку селекторной связи. Из динамика донеслось:
– Ты командир бронепоезда? Потом сквозь стон:
– Нет…
Костя с удивлением различил звук удара.
– А фамилия твоя как?
– Березин…
– Значит, ты!
– Нет, не я…
– А ты?! Ты его знаешь? Костя узнал голос Бараско:
– Первый раз вижу!
– Врешь!
И снова раздался звук удара.
– А где твой "анцитаур"?
– Сидоровичу продал…
– Врешь!
В этот момент входная дверь открылась и на пороге появился Альберт с пистолетом руках. На пистолете был глушитель. За Альбертом стоял такой же человек в черных очках и тоже с пистолетом в руке, за ним – секретарша, а за секретаршей – вероятно, тот самый Ноздрюхин – звероподобный мужик, выше всех на голову, бритый под ноль, и, действительно, с вывернутыми вперед ноздрями.
Все это Костя Сабуров различил в мгновение ока. И наверное, не выстрелил бы, загипнотизированный зрачком глушителя, черного, как смерть. Он завораживал взгляд, он лишал воли, он принуждал подчиниться. Может, ничего и не случилось бы. Может быть, они поговорили бы, как приятели, и разошлись. Но в довершение ко всему Костя увидел еще и глаза Альберта, которые не сулили ничего хорошего, и не стал искушать судьбу, а просто нажал на курок, и очередь не меньше, чем в полрожка, выбросила вошедших в коридор и разнесла дверь в щепки.
Костя подхватил "американца", ударом ноги распахнул первую и вторую двери и, как Рембо, ворвался в кабинет, ожидая увидеть Бараско, море крови и куски мяса. Однако кабинет, обставленный книжными полками от пола до потолка, был пуст. Искрилась хрустальная люстра, и пахло дорогим табаком.
Слева Костя заметил еще одну дверь, приоткрытую, замаскированную под книжный шкаф. За ней тоже был тамбур, но уже не с такой хорошей звукоизоляцией, потому что были слышны голоса и тянуло табачным дымом.
Костя носком ботинка надавил на ручку и распахнул дверь, готовый ко всяческим неожиданностям.
На ближнем плане стояли двое: старуха с фарфоровыми зубами и красавчик в костюме цвета "металлик". Красавчик был высоким, подтянутым, с холодным и чуть брезгливым выражением лица. Таких в Москве было пруд пруди. Они сидели по шикарным офисам и воображали, что крепко держат судьбу за хвост. Костя их не любил, и не потому что завидовал, а потому в глазах у них тикал счетчик: одни рубль, два рубля, три рубля, а больше они ничего не умели и ничего из себя не представляли.
Оба оглянулись. Старуха, которая курила длинные тонкие сигареты, воскликнула:
– Наконец-то, Ноздрюхин! Красавчик в "металлике" выдал короткое:
– Эх!
И умер, потому что Костя застрелил его первым. А так как опасался попасть в Бараско, который сидел напротив в глубине комнаты под прожекторами, и еще в одного человека, который тоже был привязан к креслу, то выстрелил красавчику в лицо. Красавчик тут же исчез из поля зрения. А Костя, выбрав самую важную цель, стал стрелять из "американца" в здоровяка в подтяжках, в белой рубахе и галифе. Здоровяк наклонился над Бараско и вовсю орудовал огромными кулачищами. Пули входили ему в бок и подмышку, а он все стоял и стоял. Костя успел подумать: "Господи, почему же он не падает?" И тут же повернулся влево, опасаясь старухи на каблуках, но ее уже и след простыл. Только хлопнула еще одна тайная дверь. Костя, не раздумывая, пустил в нее очередь из АК-74М и стал смещаться к стене, потому что краем глаза заметил какое-то шевеление в углу, за креслом, а стрелять было нельзя, потому что можно было попасть в того, кто сидел в кресле со звездой Героя России на груди. Судя по всему, тот, кто прятался за ним, был врачом, потому что шприц, белый халат и очки не оставляли сомнения в его профессии.
– Не убивай его! – крикнул Бараско. – Я сам!
Человек скулил, как собака. Он ползал вдоль стены и, как завороженный, следил за каждым движением Кости.
– Что ж так долго? Я все ждал, когда ты явишься, – укорил Бараско. – Должен же был твой "анцитаур" сработать! Из-за него они и старались. Но я им ничего не сказал. Они ввели в меня какую-то гадость, чтобы развязать язык… А этот!., сволочь, подонок, старухин прихвостень! – рассказывал Бараско, пока Костя разрезал его путы. – Дай! – Бараско схватил своего "американца" и шагнул в угол.
Костя не стал смотреть. Он вдруг ощутил тяжелый запах крови, и его едва не стошнило. Только после того, как развязал второго человека, он заставил себя посмотреть в угол.
– Кто? Кто нас предал?! Говори, сволочь? – твердил Бараско и превращал пальцы человека в халате в отбивные.
– Я не знаю! Я не знаю! – выл человек, дергаясь, как паралитик.
– Кто?! Кто?!
– Да этот самый, – вдруг сказал человек в кресле.
Костя уже освободил его, и он разминал руки.
– Кто?
– Сидорович. По крайней мере, они несколько раз упоминали этого человека.
– Ага! – многозначительно сказал Бараско. – Все сходится. А ты значит, эскулап, на подхвате?
– Ага… – пискляво выдавил из себя человек в белом халате.
– Все! Уходим! Время! – напомнил Костя. Бараско и сам сообразил.
– Капитан уходим!
Капитан подошел и пнул мертвого здоровяка.
– Здорово он мне морду попортил, – прошепелявил капитан, ковыряясь во рту и выплевывая раскрошенные зубы. – Садист! Один не справлялся.
Позвали другого.
Бараско собирал свои вещи, разбросанные по комнате. Через пять секунд он уже был готов. Впрочем, кажется, капитан, тоже не отставал. Он наклонился над трупом красавчика и вытащил из наплечной кобуры огромный "вальтер" Р-99 и две обоймы.
Напоследок, когда Костя шагнул туда, где скрылась старуха, Бараско развернулся и расстрелял угол, где сидел человек в белом халате, потом помедлил мгновение и с удовольствием разнес вдребезги оба прожектора, и комната погрузилась во мрак.
Костя вбежал в следующую комнату в надежде увидеть труп старухи, но кроме ее туфель, ничего не обнаружил.
– Ох, и Рахиль Яковлевна! – изумился Бараско, пнув туфли. – Ох, и Рахиль Яковлевна! Старая лиса. Вспомнила прежние годы!
– Какие годы? – спросил Костя.
– Запахло деньгами. Большими деньгами. В прежние времена она возглавляла спецкомитет по чистоте партийных рядов. Так что ей не надо было даже переквалифицироваться. Ведь это старая-старая допросная еще времен Брежнева.
– А какие деньги? – удивился Костя.
– Денег в Дыре много. Здесь хабара лопатой греби. Один твой "анцитаур" стоит миллионы.
– Ну и что? – удивился Костя, втайне возгордясь. – Деньги – это пыль!
– "Анцитаур" твой – это бессмертие! – в сердцах объяснил Бараско ошарашенному Косте.
На выходе из тайной комнаты их уже ждали. Не успел Костя пошевелить дверную ручку, как во все стороны полетели щепки, и капитан Березин отдернул руку, как от провода под напряжением.
– Ну, как тебе, капитан?! – крикнул Бараско, прижимаясь к стене и сияя от восторга.
– Бегите сюда! – отозвался капитан. – Здесь еще одна дверь!
Но из-за этой двери их тоже обстреляли и даже предложили сдаваться.
– Гранату бы, – прошепелявил капитан.
– Держи! – Бараско бросил "лимонку".
Капитан ловко ее поймал, вырвал чеку и, нагнувшись, швырнул под дверь. Она покатилась по гулкому коридору от стенки к стенке: "Бум-бум…" Потом дверь выбило вместе с лудкой. Бараско выстрелил в глубь коридора из подствольника, и они побежали, поливая свинцом все вокруг.
Глава 8
НЕУДАЧИ КАЛИТЫ
Должно быть, это был не самый удачный день.
Отряд Калиты вошел в Дыру не вместе со всеми, а, можно сказать, с черного входа: не через Саркофаг, а по старым туннелям вентиляционной системы. Этот путь знал только тот, кто строил и эксплуатировал ее. Так что Калите были все карты в руки. Но и он ошибся. Подвела память. За тридцать с лишним лет много воды утекло, и Калита уже был не тем Калитой, который водил отряды военных сталкеров по Зоне.
Честно говоря, Калита этот путь оставил для себя. А открыл он его совсем случайно. Во время восстановительных работ часть стены вдруг стала прозрачной, и Калита на свой страх и риск вошел в Дыру. Пробыл он там всего минут десять, но за это время понял ее значение.
В общем, когда Калита вывел свой отряд к знакомой стене, на которой мелом был нарисован крест, оказалось, что это не то место. Потом он уже путем анализа и размышлений пришел к выводу, что крест нарисовали конкуренты, быть может, Сидорович приказал или черный сталкер постарался. Не суть важно. Важно, что кто-то разнюхал о тайном проходе, но не знал, где он конкретно, поэтому и поставил кресты на каждой стене.
Пришлось методично искать по всем туннелям, пока не пропал Жора Мамыра. Только что он, как обычно, плелся в хвосте и канючил о селедке, которую обожал, и вдруг исчез, испарился, растаял в темноте лабиринтов.
Дубасов зашептал так отчаянно:
– Жора! Где ты? – что у Калиты волосы встали дыбом.
Он страшно боялся потерять еще кого-нибудь и поэтому скомандовал:
– Стоп! Всем взяться за руки. А лучше обвязаться! И не приведи Господь – шастать в туннеле по одиночке.
– Да не шастал он, – объяснил Юра Венгловский. – Где-то здесь рядом!
– По-моему, он что-то нашел… – неопределенно сказал Александр Ген.
Он, как и Калита, был одет в мягкий "булат" и абсолютно не боялся Зоны. А это было плохо. "Такие в бою погибают первыми, – подумал Калита, – потому что лишены чувства опасности", и приказал Юре Венгловскому незаметно, но настойчиво опекать ученого.
– Тихо!
Все прислушались.
– Выключить фонари!
В темноте тишина стало еще явственней. Где-то скрипел, вращаясь, старый вентилятор. Гулял сквозняк. Пискнула крыса. И вдруг раздались шаги: "Бух-бух!"
Каждый из них умел стрелять на звук и каждый готов был тут же разрядить рожок. Блеснул луч фонаря, из-за поворота явился Жора.
– Вот вы где?! – удивился он. – А я вас там ищу. Идемте, я Дыру нашел!
Оказывается, они ее миновали, не заметив. И не мудрено: Дыра уже открылась, а за прозрачной стеной был всего лишь следующий коридор, который кончался обычной дверью.
– Как в общественном туалете, – удивился Дубасов и постучал. – Кто там?
Звук был глухим, словно Дубасов ломился в гроб. Калита в плохом предчувствии поморщился. Но на этом неприятности не закончились – дверь оказалась заваленной снаружи. "Видать, сегодня не наш день", – понял Калита. То, что казалось простым, на деле оказалось сложным, потому что взрывать в Зоне вообще не рекомендовалось. Но насчет Дыры вообще никто ничего не знал. Как и чем взрыв отзовется? Главным по этой части у них был Леонид Куоркис. Теперь же остался один Сергей Чачич.
– Надеюсь, взрыв не вызовет ответной реакции Дыры, – философски изрек Ген, прячась за трубы.
– Открыть рот! – крикнул Чачич, нажимая на кнопку детонатора.
Рванула словно маленькая ядерная бомба. Андрей Дубасов упал и сильно ударился локтем. Жора прикусил язык и глупо смеялся сам над собой. Калита же ко всему отнесся с мрачной философской позиции: чему бывать, того не миновать. У него долго звенело в голове, потому что он оказался ближе всех к взрыву. К тому же сказывалась предыдущая контузия. Один Ген, казалось, ничего не заметил. Еще не рассеялись пыль и дым от взрывчатки, а он уже устремился в Дыру.
Дверь сорвало с петель, часть коридора со стороны Дыры разворотило напрочь, почва осела, и они оказались в яме, но не там, где обычно начиналась Дыра, а в совершенно незнакомом месте, и карты "планшетника" оказались непригодными, потому что "планшетник" был земным и ничего не показывал.
Некоторое время они сидели, щурясь, потому что яркий солнечный свет наполнил яму, и удушающая жара вползла в нее огненным языком.
Калита высунулся, огляделся и спрятался назад.
– Все, мужики, – с испугом сказал он, – кажись, не туда вышли.
Яма находилась прямо по центру дороги. Справа над сухими деревьями торчали золоченые купола, слева – мост с разрушенными опорами, а под ним – обрамленная гранитной набережная и сухое русло реки. Там гуляли пылевые вихри. Все вокруг было засыпано песком и пылью.
– Дай посмотреть, – попросил Чачич и тоже выглянул.
Он долго, как показалось всем, озирался, а потом сел на корточки и в изумлении поведал:
– Город… старый… церковь…. и река. Народа нет.
– Была река, – поправил Калита.
– Там, где мы должны были выйти, города не должно быть, – убежденно сказал Ген. – Лес был и поле. За поле зайдешь – вот они, овраги, речка и "шар желаний".
– Значит, по реке дойдем, – сказал самый нетерпеливый из них, Жора.
– Согласен! – кивнул Калита. – У кого есть другие предложения?
Все молчали.
Самое плохое заключалось в том, что для леса, как ни странно, "планшетник" у них был, а для этого странного города не было. Это говорило только в пользу теории взаимопроникновения миров. Впервые теорию обосновал и высказал Александр Ген. По его мнению, Зоны – это место соприкосновения обычного и "зеркального" под действием гравитации миров, а Дыры – проходы между ними. Теорию так и назвали "Информационная теория Гена". Один из ее постулатов гласил: "Количество информации между мирами будет увеличиваться пропорционально увеличению гравитационных сил". Самое интересное, что его теория прекрасно согласовывалась с теориями Эйнштейна и других гениев мира.
– Ну что, идем или нет? – нетерпеливо спросил Жома Мамыра.