По бригаде всё. Дальше только привлеченные части типа прибывшего сегодня оногурского саперного батальона и заранее затихарившихся в окрестных лесах двух армейских драгунских полков. Ждут времени "Ч", чтобы в случае успеха присоединиться к моей бригаде в оперативную конно-механизированную группу прорыва. И еще полк имперской линейной пехоты также на лесной "даче" загорает – занимать захваченные у врага позиции.
Сквозь наши расположения всё тянулись и тянулись усталые, голодные саперы, которым с завтрашнего утра нам мосты строить. Дядьки все в летах. Призывники второй очереди. Жалко на людей смотреть, до чего их довел Тортфорт. Но как только солдаты въезжали, что ароматная каша с мясом готовится в этом лесу для них, заметно веселели. И откуда только у них силы брались ускорить шаг.
– Савва, ты, что ли, это, змей каленый? – окликнули меня с фуры, запряженной двумя исхудалыми стирхами.
– Гоц? Живой! Демон подземный… – обрадовался я знакомому лицу.
– А то? – соскочил он с облучка и полез обниматься. – Меня ничто не берет. Что мне сделается?
– А как ты у оногуров оказался?
– И не говори. Я от нашего барона сбежал в унтерскую школу почти сразу за тобой. Попал к оногурам по распределению – теперь кузнецов в каждом саперном батальоне полувзвод. И надо же – ты не поверишь… Новым комбатом приходит опять этот индюк надутый, Тортфорт. Что такое не везет и как с этим бороться? Закурить есть?
– Ты же знаешь, что я не курю. Вот выпить есть, – отцепил я от пояса флягу с водкой и протянул ему.
– Ну ты настоящий друг, Савва. – Гоц с удовольствием отпил глоток.
– Гони свою колымагу вот к тому бронеходу с номером 001, – указал я направление. – Я скоро подойду. Табачка только тебе позычу у народа.
– А пожрать есть? – Гоц поглядел на меня с выражением уличного пса.
– Найду. Для друга всегда найду, – заверил я его.
Надо же… Просто день встречи выпускников какой-то.
Ну и гнилое же это место – Вакалония. Вроде как минус за бортом, а сыро и промозгло. Да еще похмелье…
Хорошо вчера с Гоцем накатили. Душевно. А главное, он так и не понял, с кем пил. Точнее, догадался, но не полностью. По Рыцарскому кресту (куда его с шеи спрячешь?) унтер решил, что я выбился в офицеры, но он даже представить себе не мог, что я поднялся выше лейтенанта. Я не стал его разубеждать, иначе рисковал потерять очень важный для меня источник информации.
Ягр по моему приказу заворачивал всех с любым вопросом от командирской машины к Вальду. Комбриг занят. Так что под тентом, натянутым за бронеходом между вековых елей, нам с унтером было комфортно у аккуратного костерка, на котором мы жарили хлеб на прутиках и мазали эти тосты тушенкой. А что? Хорошая закусь. С такой не развезет. Особенно после плотного ужина.
Вспомнили, как водится, всех знакомых по стройбату. Я ему про Зверзза и Вахрумку, что знал, рассказал. Он мне – как Страшлипка погиб по глупости. В болоте утоп, там же, где Зверзз ногу себе отдавил. И вообще как они на тех болотах загибались "павками корчагиными".
Я припомнил, как воевал со снайперами на нами же построенном укрепрайоне и как меня там ранило в руку. А Гоц мне про штурм Щеттинпорта поведал. Он вообще счастливчик – за всю войну ни царапинки, хотя под артобстрел попадал раз девять или десять.
Но главное в этой беседе для меня не столько приятное общение со старым приятелем, хотя и это тоже; главное, я вживую прощупал настроение солдат на фронте. Кто же из солдат майору, а тем паче полковнику все расскажет как есть? И сведения эти были для меня неутешительными. Фронт потихонечку разлагался… Пока еще незаметно.
– Война, Савва, всем надоела хуже горькой редьки, – вещал мне унтер, пыхтя папиросами, которые я походя отнял у Вальда, поймав его у полевой кухни. – Ладно мы, саперы, нас часто с места на место перебрасывают, хоть какое-никакое да разнообразие. Тоже не сахар. Сам видел. А ты представь, как это месяцами в окопах в грязи сидеть? Чуть отпустило, когда стали всех подряд в отпуска отправлять домой. Но теперь и это не греет. Что там того отпуска? Некоторым лучше вообще было бы в отпуск не ездить… Там оказалось такое…
– Он был за отчизну ответчик, а гад спал с евою женой… Так, что ли? – усмехнулся я.
– И так… и даже хуже… По-разному. Мой напарник, уже после унтерской школы, с отпуска вообще не вернулся. И жену порешил, и любовника ее тылового… теперь на каторге кукует… Не имел бы он Солдатского креста, вообще бы повесили.
– А что враг? Каков он здесь?
Гоц на мгновение задумался.
– Враг? Как сказать? Республиканцы, они, конечно, пожиже будут царцев. Но тоже храбры, не отнять. Только дурость это в атаку на пулеметы в полный рост бегать. Сам увидишь, точнее, учуешь, как трупным запахом несет с нейтральной полосы. От этой вони порой с ума сходишь. А тут еще крыс расплодилось немерено… Главное, никто уже понять не может, за каким таким подземным демоном он воюет? Ни мы, ни они, – махнул Гоц рукой в сторону фронта. – Война только Тортфортам мила. И то офицеры в своих блиндажах поголовно пьянствуют и в трикото играют. Солдаты в атаку уже только по приказу идут, да и то с неохотой. Когда только эта бойня кончится? Я вот тебе как на духу скажу: лучших на этой войне поубивают, а на племя останутся только худшие, те, кто по щелям в тылу попрятался. Вот тогда и настанут для нас плохие времена.
– Спасибо. Успокоил. Мне на днях в бой идти. Как с таким настроением?
– Есть еще выпить? – Гоц пристально смотрел, как играет огонек костерка, слизывая подбрасываемые мною веточки. И сполохи огня отражались в его влажных глазах.
– А не попалишься? – проявил я заботу о товарище.
– С чего тут палиться? – закурил унтер последнюю папиросу и бросил пустую картонную пачку в огонь. – Все офицеры в батальоне уже сами крепко поддали, так что запаха от меня не учуют. Вот то, что я с тобой, не заметив, весь табак отсмолил, – вот это беда.
Я встал, подозвал Ягра и попросил его найти еще табаку. Денщик мой сам не курил, как и я.
Из рубки "артштурма" достал еще фляжку с водкой. Из НЗ.
– Я слышал о каких-то братаниях на фронте… – протянул я флягу унтеру. – Что это за зверь такой?
Гоц сделал хороший глоток, занюхал его рукавом бушлата. Оглянулся по сторонам и рассказал, понизив голос:
– Бывает такое… особенно по общим праздникам… выходят разом на нейтралку без оружия и с той и с другой стороны… говорят о том, что войну надо кончать, песни хором поют… Сначала начальники растерялись, не знали, что с этим делать, а потом полковники сами встали у пулеметов и долбанули и по своим, и по чужим без разбора. Что с той, что с этой стороны. Братания пока попритихли, но офицерам в траншеях, особенно тем, кто драконствовать над солдатами любит, надо теперь с опаской ходить. Учти это. До того дошло, что полевая жандармерия по каждому случаю смерти офицера в бою теперь следствие проводит. Свои его убили или чужие? Листовки еще появились от этой Лиги. Многие верят тому, что там написано. Но это от отчаяния, от того, что жить в окопной грязи надоело до смерти. Потница, чесотка, грибок на ногах… Скука. А тут еще в ближнем тылу солдатский бордель расстреляли в полном составе. С месяц назад.
– За что? – искренне удивился я.
– За сифилис.
М-да… Вот она война во всей своей красе. Заразили девчат постыдной болезнью и их же за нее и порешили. Нет тела – нет дела.
– Ладно, – поднялся Гоц с бревнышка. – Хорошо с тобой, однако пора и честь знать. Смеркается скоро, а мне еще место искать, где приткнуться.
– Я распоряжусь, тебя проводят.
– Хороший ты мужик, Савва. Настоящий горец. В офицера́ выбился, а человеком остался.
– Увидимся еще, – пообещал я. – Флягу с собой забери. Пригодится.
На следующее утро лес огласился стуком топоров по деревьям. Саперы начали валить лес для мостов.
Приказал выдать им трелёвочник из нашего обоза, чтоб "в страданьях облегчения была". Заодно и проверим эту конструкцию в реальном деле.
Началось…
В душе сцыкотно как-то… А ну как все пойдет не так?
Не так, как мы планировали с фельдмаршалом и Моласом, когда специально выбрали не самый слабый участок республиканской обороны, но и не сильный, а самый глухой. Самая сильная оборона у них возле линий железных дорог, где уже отметились наши бронепоезда, проведя разведку боем. Молас клялся и "зуб давал", что основная масса артиллерии у врага именно там, где они ждут нашего наступления по анализу действий Аршфорта на Восточном фронте – по ниткам железных дорог.
– Дурных там нема́, – закончил тогда Молас свою страстную речь. – Но и пушки у них небесконечны. А вот пулеметов на выбранном участке у врага даже избыток. И станки их они у них предельно облегчили. Насколько я понял, кустарным образом.
Ягр подвел мне коня, я отвлекся от воспоминаний и в сопровождении своей охраны и денщика поскакал к реке. На этот раз я был одет по-кавалерийски. В длинной шинели с полевыми полковничьими погонами и в меховой шапке с кожаным козырьком.
На берегу неширокой, но глубокой лесной речушки с топкими берегами проверил батальонного инженера приданных саперов на предмет предельных углов выходов с мостов. Посоветовал в одном месте срыть увал взрывчаткой. Иначе бронеходы там не пройдут.
– Услышат же такой взрыв на переднем крае, ваша милость, – возразил он мне. – Вся секретность побоку.
Вот Тортфорт жук, всех у себя приучил титуловать не по чину, а по титулу, сноб проклятый. Но перевоспитывать чужой личный состав неблагодарное занятие.
– Не страшно, капитан. Сейчас там артиллерия голосить начнет, – заверил его я и поскакал искать комбата.
А саперы по колено в студеной зимней воде уже забивали под мост первые сваи примитивными ручными бабами.
– Капитан, – сказал я напоследок, – не забудьте мне составить особый список тех солдат, кто работал в воде.
А про себя подумал, что обязательно выбью для них у Аршфорта медали. Саперу – труженику войны часто доставалась самая тяжелая работа и почти никаких наград. Вчера от Гоца я узнал, что совершившие подвиг саперы, создавшие гать в непроходимых болотах Огемии и облегчившие этим нам победу над группировкой Куявски, не были вообще ничем награждены. Никто. Ничем.
Тортфорта нашел минут через двадцать в соседнем лесочке, наблюдающего за валкой леса. Рядом на костре его денщик варил кофе. Запах шел просто одуряющий. Захотелось напроситься на чашечку, но задача, стоящая передо мной, была важнее.
– Майор, вы всегда находитесь вдалеке от основного фронта работ? – поддел я его.
– Мое дело обеспечить работу, господин барон, а для непосредственного руководства ею в батальоне есть инженер, – гордо вскинул он подбородок.
– Ну как скажете… – примирительным тоном отозвался я. – Тогда пусть мои повара займутся чем-нибудь другим, если вы своих саперов сами всем прекрасно обеспечиваете.
И повернул коня.
– Господин барон, вы меня не так поняли, – торопливо крикнул Тортфорт мне в спину.
Я повернулся вместе с конем, натягивая повод влево, и вопросительно посмотрел на комбата.
– Наш обоз еще полностью не подтянулся… – начал он оправдываться, разведя руками.
Но я его перебил:
– Ясно-понятно. Плохо обеспечиваете, майор. Любой мой комбат, – сделал я акцент на слове "мой", – давно бы уже получил за такое обеспечение неполное служебное соответствие. Ну да ладно. Так и быть. Сегодня мы ваших саперов кормим – пусть только работают в полную силу. Но только сегодня.
Попался мне на этом объезде и Гоц, развернувший со своими кузнецами походную кузню. Ковали большие скобы. Бревенчатые мосты потребуют их много. Я не стал его отвлекать от работы, проскакал мимо.
Саперы тягали бревна, матерясь по-оногурски. Иногда слышалась и имперская речь с диким акцентом.
– Куда тягай? Туда тягай! Совсем туда тягай. Бревно силой не взять. Хытрость нада, хытрость.
Улыбнуло. Даже подняло настроение.
Объехал все батареи, принял рапорты о состоянии техники. Ничего экстраординарного. Марш прошел, как на полигоне, без поломок. Это обрадовало и даже обнадежило на будущее. Все же пока каждую машину собирали вручную и доводили до кондиции напильником.
Только к обеду добрался до расположения штаба своей бригады. Там меня ждал с докладом начальник разведки капитан Гарос, сосватанный мне Моласом. Это я привык его обзывать начальником разведки, а официально он титуловался вторым квартирмейстером бригады.
На мой молчаливый вопрос он ответил кратко:
– Пока ничего нового, господин гвардии майор. Поиск вражеская фронтовая разведка ведет в обычном режиме. Никаких признаков особости.
Я склонен ему верить. Он на этом участке уже две недели торчит. А мы только подъехали.
Тут грянул громкий взрыв от реки. Саперный инженер явно перестарался с закладкой.
– Вот теперь, капитан, гляди в оба, – напутствовал я своего главного разведчика и пошел к ближайшей полевой кухне. Обедать.
Я уже приучил всех поваров в бригаде, что могу вот так вот неожиданно появиться и подкормиться из солдатского котла. А по результатам или похвалить или выписать суровых пилюлей. Эффективная метода. Главное, чтобы в ней не было системы, к которой можно привыкнуть.
13
Разведчики уходили в поиск. Рецкие горные егеря, прошедшие не только войну в горах с Винетией, но и Восточный фронт, обвыкшиеся к болотам и равнинным лесам. Девять групп. Кроме снайперских пар все вооружены ППГС и парой ручных гранат, биноклями и перископами разведчика. Одеты в камуфлированные маскхалаты двойные – с одной стороны белые, с другой – пестрые с белыми пятнами, как раз под сезон снегопада с оттепелями.
Вышел я к ним вместе с капитаном Гаросом из штабной палатки.
Осмотрел. Заставил попрыгать. Все в порядке, ничего не звякнуло.
– Еще раз повторяю, бойцы, никакой самодеятельности, – выдал последние ценные указания. – Только наблюдать. Режим тишины. Языка брать, если только сам в руки полезет. Нам нужна полная картина их огневых точек и командных пунктов на всем маршруте.
– Задача нам ясна. Разреши идти, вождь? – спросил командир первой шестерки по-рецки.
– Идите, – разрешил я на том же языке. – И помните: начало активных действий только тогда, когда в небе появится дирижабль.
– Да хранят вас ушедшие боги, – только и добавил Гарос тоже по-рецки, хотя горцем не был.
Егеря тихо по одному растворились среди леса. Только чуть колышущиеся еловые ветви напоминали о том, что они здесь были.
– Что нового у нас? – повернулся я к капитану.
– На удивление тихо, господин гвардии майор, – ответил второй квартирмейстер штаба бригады. – Так, помаячили две поисковые группы с интервалом в четыре часа. Все на строительство мостов пялились. Взрыв их привлек, переусердствовал саперный инженер. Ничего неожиданного и экстраординарного. Рутина.
– Но все же вторую группу они выслали для подтверждения, – утвердил я очевидный факт.
– Это обычная практика. Когда командование хочет в чем-то убедиться, оно высылает контрольную группу.
– Ну да… Всегда лучше перебдеть, чем недобдеть, – улыбнулся я. – Как оцениваешь подготовку их фронтовых разведчиков?
– Как высокую, господин комбриг.
– Не спугнули их, случаем?
– Никак нет. Я даже жандармов в тыловое охранение услал. От греха подальше. Полазили они на брюхе, все осмотрели с краешков и обратно ушли.
– С краешков… Что соседи?
– Думаю, командир… Нет, уверен, что драгун и пехоту в соседних лесах их разведка срисовала еще раньше, чем нас. А траншейное усиление по-любому сразу заметно.
– Что ж… Ждем, – только и ответил я. – Время еще есть.
– А?..
– А вот этого как раз и не надо. Рано еще, – перебил я капитана и снова посмотрел на часы, щелкнув крышкой.
Эти часы, подаренные мне Вахрумкой, напомнили те первые мои часы в этом мире. Трофейные, которые отобрал у меня этот сучий Тортфорт. Да еще обвинил меня в мародерстве…
Сидели в штабной палатке, в который раз измеряя карту циркулем и подсчитывая ресурсы. Большая палатка. Если такую под казарму отдать, то целый взвод в ней разместится. Правда, в некоторой тесноте.
Небо пасмурное. Под брезентом сумрачно. Так что над столом горели четыре подвешенные к стропилам керосиновые "летучие мыши". Помещение занимали только я, начальник штаба, начальник оперативного отдела и оба квартирмейстера.
Вокруг палатки на расстоянии двадцати метров стоит моя личная охрана. Так можем не беспокоиться, что нас кто-то подслушает. Но все равно офицеры нет-нет, да и прибегали к эзопову языку.
Начальник штаба протер покрасневшие от недосыпа глаза и промолвил устало:
– Ничего нового мы уже не придумаем, комбриг. Лег бы ты да поспал часа четыре. Нельзя так себя выматывать перед боем. На сам бой ничего не останется.
– После победы отдохнем, – отмахнулся я. – Что жандармы? – поднял я взгляд на начальника разведки.
– Отловили около временного расположения пяток каких-то совсем левых людей. Вроде как местные. Но до войны это республиканская территория была, так что… – сделал он непонятную фигуру правой кистью руки.
– Допросили? – не отставал я.
– Как водится. Одно талдычат: "Знать ничего не знаем, хворост собирали". А бить их вы запретили.
– Изолировали?
– Так точно. Специально блиндаж особый заранее выкопали. Там и сидят.
– Завтра с утра отпусти их с извинениями.
– Но… – Второй квартирмейстер хотел еще что-то добавить, но я его прервал:
– Вот именно… Даже накорми, прежде чем отпустить, – ответил я. – Где зампотех?
– Простите? – переспросил начальник штаба.
– Бригадный инженер где? – поправился я.
– Фары проверяет на наличие карбида, – ответил его непосредственный начальник, первый квартирмейстер штаба.
– Что у нас с закладками?
– Все по плану, командир. Все заранее исполнено, – доложил первый квартирмейстер, отвечающий за снабжение и вообще тыловые службы.
– Так что? Лес закрываем, комбриг? – Это опять начальник штаба голос подал.
– Рано. Рано. Рано… – пробормотал я. – Нет еще нужной активности противника. Как там мосты?
– Судя по тому, как работают приданные нам саперы, то к указанному сроку мосты будут готовы, – ответил первый квартирмейстер.
– Вот и солнышко появилось, – обрадовался начальник штаба и стал гасить керосинки. – Зовите телефонистов обратно.
– Солнышко – это хорошо. Это вовремя, – улыбнулся я.
Как же быстро может надоесть хмурое небо.
Паролет стоял на лугу, сливаясь своим осенним камуфляжем с ближайшей рощицей. Снизу его покрасили в "голубое небо". Точная копия моей первой модели, только двухместная. Биплан с толкающим винтом на высоком четырехколесном шасси.
– Ну что, мичман, птичка к полету готова? – спросил я, не сходя с коня, летчика, который ходил и пинал сапогом гусматик на высоких спицованных колесах.
Слез с седла и отдал повод денщику.
– Так точно, командир, только что по второму разу все проверил. Можно лететь.
Паровая машина уже работала, периодически спуская с шипением тонкие струйки избыточного пара. От самого парогенератора никакого шума слышно не было.