* * *
Аббат Тритемий, создатель одной из таких "проклятых" книг, родился в 1462 году в Тритенгейме, в Германии. Он учился в Гейдельберге и там вместе с двумя товарищами основал общество по изучению астрологии, магии чисел - нумерологии, древних и мертвых языков и математики, которая в те времена рассматривалась как ключ ко многим магическим тайнам. В частности, предполагалось, что "музыку сфер" - гармоническое взаимодействие небесных тел, планет и звезд, можно вычислить с помощью математических формул.
Это знание завораживало, опьяняло. В жизни больше ничего не хотелось - только узнавать и узнавать, все больше и больше…
Друзья назвали свое общество "Кельтским братством". В возрасте двадцати лет Тритемий - это было не настоящее его имя, а псевдоним, точно так же, как псевдонимом был "Тенебрикус" - поступил в бенедиктинский монастырь Святого Мартина. С годами он стал настоятелем этого монастыря, и его христианское благочестие заслужило ему всеобщее уважение.
Именно твердость веры помогла Тритемию удержаться от многочисленных искушений, когда он увлекся алхимией и магией. Он не стремился ни к обогащению, ни к власти. Дьявол почти не имел лазейки к его душе. Только любопытство, "праздные фантазии", отворяли ему дверь во "внутреннюю клеть" аббата.
В монастыре Святого Мартина Тритемий собрал самую богатую в Германии библиотеку рукописей. Он не любил недавно изобретенного книгопечатания. В этом Тритемий был не одинок: даже в начале XVII века богатые аристократы, славящиеся своим изысканным вкусом, предпочитали рукописные книги "этому плебейскому нововведению". Книга должна быть единичной, неповторимой. Книга должна быть создана от руки, она должна дышать дыханием мастера-писца, художника. Тритемий заплатил за библиотеку почти полторы тысячи золотых дукатов - он отдавал за книги собственные деньги, вкладывая в них каждый грош, который только попадал ему в руки.
Одновременно с тем Тритемий занимался весьма странными изысканиями. Например, он создавал способ, позволяющий гипнотизировать людей на расстоянии посредством телепатии и с помощью специального языка. В его трудах причудливо смешивались лингвистика и математика, каббалистика и парапсихология.
В результате многолетних трудов на свет появилась огромная книга, заключавшая в себе тайны беспредельной власти. Она называлась "Стеганография".
Об истории создания своей "Стеганографии" Тритемий сам рассказывает в письме человеку, которого считал своим другом. "Я так долго мечтал о том, что раскрою наконец неведомые тайны! - восклицал аббат в конфиденциальном послании. - Наконец я убедился в тщетности своих усилий и отправился спать, стыдясь своего безрассудства. Кто я такой, чтобы совершить невозможное?
Однако ночью, во сне, мне явился некий человек. Он назвал меня по имени. "Тритемий, - сказал он, - не считай все эти мысли безрассудством. Пусть, вещи, к которым ты стремишься, ни тебе, ни кому другому не удастся осуществить в полной мере, однако они возможны!" - "Так научите же меня! - отозвался я. - Как мне добиться этого?" И он открыл мне тайну и показал, что ничего не может быть проще…"
Первая книга из восьмитомника содержала описания более сотни способов тайнописи, не вызывающей ни малейших подозрений. Аббат учит, как зашифровывать сведения и мысли, причем пользуясь совершенно любым из известных языков. И все это можно сделать, не прибегая к иносказаниям и не испытывая страха или сомнения, что секрет когда-нибудь разгадает кто-либо, кроме того, кто владеет той же наукой. Поскольку все слова и выражения в этой тайнописи выглядели совершенно простыми, знакомыми, не вызывающими ни малейшего подозрения, то ни один человек не может собственными силами проникнуть в секрет Тритемия.
Во второй книге говорилось о способах надежно и точно передавать свою волю на расстоянии. Прочие тома были в том же роде. Все они были уничтожены. Сохранились только жалкие остатки. Но и эти клочки могли представлять серьезную опасность. Поэтому даже спустя полвека после смерти аббата Тритемия "орден Святой Марии Белого Меча" продолжал охотиться за ними.
* * *
Антверпен нравился Джону Ди. Прошло совсем немного времени после того, как его освободили из английской тюрьмы. Свобода не пьянила бывшего узника- она вносила в его душу странное успокоение. Когда он находился в Тауэре, сырые каменные стены не просто давили на него, они его тревожили, беспокоили, доводили до истерики. Теперь стены исчезли, кругом расстилались плоские ухоженные поля Нидерландов. Можно было протянуть руку и коснуться лишь влажного воздуха. Это успокаивало. Мир снова принял привычное положение.
Ди был в расцвете своей жизни. Тридцать три года. Тело, ставшее дряблым за время заключение, постепенно вновь обретало силу и ловкость.
Чем-то Антверпен напоминал Джону родной городок. Он родился в Челмсфорде, мирном торговом городке. Сразу за домами начинались зеленые луга, и спокойная равнинная река с коричневой водой текла через болота. Там тоже было тихо. Жители были такими же респектабельными. Они занимались очень почтенным делом - они наводили порядок в мире вещей. Каждый предмет, изготовленный руками человека, получал название и выражение в цифровом эквиваленте. Торговцы в коричневых и черных одеждах из добротного сукна умели пользоваться цифрами. Все имело цену.
Пытливому духу Джона Ди, сына небольшого чиновника при дворе английского короля Генриха Восьмого, эта атмосфера казалась наиболее подходящей. Он не буянил, не проказничал, не выделялся эксцентричностью. Он просто читал. Он обожал чтение.
Ему нравилось все красивое и таинственное, поэтому он, в отличие от благонамеренных господ в суконной одежде, не стал протестантом. Протестантизм идеален для тех, кто умеет считать деньги, для тех, кто для любой вещи находит ее цифровое выражение.
Для того, кто стремится погрузиться в невыразимые тайны мироздания, лучше подходит католицизм. И Джон Ди стал католиком. Он был очарован богослужением так же, как и старинными манускриптами, которые читал беспорядочно, какие только попадались ему в руки.
В пятнадцать лет он отправился в университет Кембриджа, где жадно набросился на знания. Джон поглощал их без разбору - все, стремясь утолить снедающий его интеллектуальный голод. Он сам себе напоминал персонажа античных мифов, который в подземном царстве Аида невыносимо алчет и жаждет, но никак не может насытиться - и обречет страдать вечно. Джон Ди изучал греческий и астрономию, и в девятнадцать лет уже сделался помощником профессоров. Затем он оставил Кембридж. Впоследствии Джон Ди утверждал, что ему стало "душно" и "тесно" в стенах маленького университета, расположенного в центре маленькой, провинциальной Англии; что на острове он ощущал себя как в заточении; что в Кембридже просто-напросто плохое преподавание…
- Как бы не так! - охотно разглагольствовал мистер Николас Мэйден, преподаватель греческого, у которого Ди служил помощником.
Собеседник мистера Николаса Мэйдена был, если вдуматься, довольно странным типом. Он был высок, худ, его лицо избороздили морщины - и все же, несмотря на все это, он не был стар. Скорее, потрепан жизнью, да - но отнюдь не долгими годами.
Он обладал качеством, которое господин Мэйден ценил в людях превыше всех остальных - он умел слушать. Он задал вопрос именно для того, чтобы узнать ответ. Не для того, чтобы продемонстрировать свою осведомленность или собственные светские манеры. Нет. Он хотел знать.
И Мэйден не устоял.
Невысокий, полный человечек, немного тщеславный и очень болтливый, он нуждался в собеседнике, чтобы выговориться. Исчезновение из университета Джона Ди глубоко задело его. Глубже, чем мистер Мэйден был готов признать. Потому что Ди был… как бы это выразиться? Да, сэр, он был чудом! Он спал по четыре часа в сутки. Он по-настоящему увлекался греческим, можете мне поверить…
Выговорив это, маленький профессор даже всхлипнул и смахнул с глаз слезинку.
Собеседник слушал, не перебивая. Морщины вокруг его рта шевелились, точно змеи.
- Но что я мог поделать? Да, мои студенты по преимуществу занимаются тем, что пьянствуют, бродят по улицам, бьют окна в домах горожан, орут непристойные песни и портят местных служанок… А для чего им учиться? Они все - джентльмены. У них у всех есть поместья. Маленькие, захудалые, но поместья. Мой дом - моя крепость и все такое…
Профессор от души плюнул.
- Ну вот скажите на милость, сэр, для чего землевладельцу логика, греческий, латынь, математика - даже география! - если в дальнейшем он намерен просто выращивать лен или овес?
- Вы правы, - тихо проговорил незнакомец. - Однако расскажите мне, как вы решились расстаться с Джоном Ди. Насколько я понял, у Ди нет поместья и он не намерен в дальнейшем выращивать лен и овес…
Профессор махнул пухлой рукой.
- Именно! Ему всего было мало. Знаний, я хочу сказать… И он увлекся… - Тут профессор наклонился вперед и жутким шепотом заключил: -…магией. Слухи дошли до ректора - и Ди выгнали.
- Скажите, - заговорил незнакомец глуховатым спокойным голосом, - достиг ли он успехов в своем деле?
Профессор пожал плечами.
- Откуда мне знать? Я не интересуюсь такими вещами. Мое дело - греческий. Факт остается фактом - его выгнали. Но он своего добьется, помяните мое слово, потому что он чрезвычайно одаренный и трудолюбивый человек, а такое сочетание встречается исключительно редко.
Незнакомец молча поклонился и исчез. Во всяком случае, так показалось профессору греческого языка в Кембридже, господину Николасу Мэйдену. Впоследствии он даже не мог вспомнить хорошенько, состоялся ли вышеописанный разговор в действительности или же он был плодом его расстроенного воображения.
Изгнанный из Кембриджа за занятия магией, Ди отправился в один из лучших университетов в Европе - Левей, или Лоувиану, как называли этот город. Там его ожидало сразу два знакомства - с человеком и книгой. И, в полном соответствии с постулатами "Ордена Святой Марии Белого Меча", книга оказалась гораздо опаснее человека, а ее влияние стало гораздо сильнее.
Человека звали Меркатор, и он был создателем географических карт.
Мир, в котором жил Джон Ди, представлял собой постоянно расширяющуюся вселенную. Корабли отплывали от берегов Англии, Испании, Португалии. Все новые и новые страны распахивали свои двери перед европейцами, и изумленные христиане начали знакомиться с поразительными чужими культурами и верованиями. Мир оказался более просторным и менее обжитым, чем это представлялось прежде.
Географ был не просто человеком, который рисует карты. Географ владел тайной. Неизведанные берега, таинственные материки, извилистые реки, таящие в себе богатство и лихорадку, оживали под их пером. Географ владел землей, по которой будут ходить другие люди, он владел морем, по которому поплывут корабли.
И Меркатор был среди них революционером. Его карты были поразительно точны. Некоторое время Ди не мог расстаться с этим человеком и рассматривал его искусство как часть великой Науки (как называлась магия).
Но затем знакомство с книгой перевернуло в жизни Ди если не все, то очень многое. Поэт встретился с магией лицом к лицу.
Магия жестоко преследовалась в Англии - в чем Ди имел случай убедиться на собственной шкуре, когда его попросили удалиться из Кембриджа и не смущать студентов и преподавателей своими странными интересами. Протестанты с их рационализмом ненавидели магию едва ли не больше, чем мистически настроенные католики. Левей хранил в своих стенах рукопись "Оккультной философии", и Ди прочел эту книгу, как проглатывал любое написанное слово. Он был очарован окончательно и бесповоротно. Алхимия, астрономия, доказывалось в "Оккультной философии", - не просто дьявольские измышления, но самые обыкновенные науки, которые помогают человеку в его мистических поисках. Они не более связаны с дьяволом, чем математика, которая также является своего рода магическим учением, особенно - школа Пифагора. Так Джон Ди стал тем, кем оставался всю жизнь, - виргилианином. Это слово характеризовало его точнее, чем любое другое.
Сделавшись "виргилианином", Ди наконец обрел то, к чему так стремился, - он обрел безграничное поле познания. Поле без видимых границ. Такое же открытое, как залитые водой поля Нидерландов.
Спустя годы странствий по континенту в поисках знаний и истины Джон Ди вернулся в Англию. Король Генрих Восьмой умер. Шесть раз он был женат, этот неистовый и мощный король, и после стольких усилий оставил лишь троих детей - смертельно больного мальчика Эдуарда и двух дочерей. Эдуард взошел на престол, окруженный советниками, прихлебателями, интриганами. Юный король милостиво отнесся к Джону Ди и удостоил знаменитого ученого королевского пособия - впрочем, совсем небольшого.
Вскоре Ди познакомился с человеком, который перевернул его жизнь. Его звали Джером Кардан, и он был колдуном.
Не ученым, не мистиком, не исследователем тайн природы, а просто колдуном.
Кардан завораживал. Он находился в постоянной истерике. Он говорил, брызгая слюной. Он часто обижал людей и делал это сознательно. Но уйти от Кардана было невозможно, потому что он умел делать поразительные вещи - выходить за пределы своего тела, видеть скрытое, предсказывать с невероятной точностью. У него имелись знакомые духи, и в мире бесплотных сущностей он был своим.
Ди ощутил знакомую жгучую жажду нового познания. Возможность общаться с миром духов открывала перед ним совершенно новые горизонты.
Ты думаешь, я смогу встречаться с душами умерших мудрецов? - спрашивал он своего нового друга.
Кардан хохотал, разбрызгивая слюну.
- Ты - дурак! - кричал он. - Все знают умерших мудрецов, но разве эти мудрецы знают нынешних глупцов?
- Я мог бы их принудить, - сказал Ди. - Или приманить.
Тебе нужен знакомый дух… А для чего тебе умершие мудрецы? - спрашивал Кардан.
- Я спросил бы Пифагора кое-что о его теории чисел… Кое-что из того, что осталось неизвестным. Возможно, создатель этой теории мог бы объяснить…
Неожиданно Кардан замер и затрясся. Глаза его закатились и побелели.
- Он здесь! - прошептал он сквозь стиснутые зубы.
- Пифагор? - изумился Ди.
- Выпить…
Ди влил в судорожно сведенный рот приятеля несколько капель вина. Кардан перевел дыхание, обтерся ладонью и сердито уставился на своего собеседника.
- Ты разозлил моего духа! - выговорил он с укоризной. - Ты просто дурак! Пифагор не станет с тобой разговаривать! - Кардан сжал кулак и поднес его к своему носу, внимательно рассмотрел, а затем без предупреждения двинул Ди по скуле. - Вот тебе!
Он встал и быстро побежал к выходу, но у порога остановился и крикнул:
- Составь гороскоп Мэри! Понял? Мэри!
И выскочил вон под проливной дождь. В Лондоне в те дни часто шли дожди.
И Ди вернулся к себе, чтобы поразмыслить над увиденным и услышанным.
Он научился пропускать мимо ушей бессвязные угрозы и оскорбления, отпускаемые Карданом. В этом потоке неприятных речей всегда проскальзывала нотка рационального, и Ди ухватывался за нее как за кончик нити и начинал тянуть, разматывая длинный сложный клубок.
"Мэри", сказал Кардан. Что он имел в виду?
Что сообщил ему дух? Почему Кардан так разозлился?
Неожиданно Ди понял, что Кардан вовсе не был зол. Его друг-колдун испугался. Знакомый дух открыл ему нечто, от чего у Кардана мороз пробежал по коже.
Сообразив это, Ди покрылся испариной. Несомненно, Кардан намекал ему на какую-то грядущую неприятность. И "Мэри" была ключом ко всему.
Есть только одна Мэри, подумал Ди. Это - Мария Тюдор, старшая дочь Генриха Восьмого, сестра правящего короля-подростка Эдуарда.
Мария была дочерью первой жены Генриха. Наполовину испанка. Ревностная католичка. Некрасивая, стареющая. Джон Ди видел ее несколько раз, когда бывал при дворе, навещая своего знатного покровителя, герцога Нортумберлендского, одного из главных советников юного короля Эдуарда.
И Ди стал думать о Марии. У нее странное лицо. Он закрыл глаза и начал вызывать в памяти облик старшей дочери Генриха. Он умел так делать. Постепенно Мария появилась перед его внутренним взором как живая. И неожиданно Ди понял, что странного было в ее лице.
У смертельно больных людей в чертах появляется обреченность. Эта обреченность остается незаметной для тех, кто наблюдает их каждый день - для слуг, родственников, близких друзей. Незаметно ее и за блеском королевского величия. Но для зоркого взора стороннего наблюдателя - особенно если этот сторонний наблюдатель занимается магией, - все открыто.
И Ди занялся гороскопом Марии Тюдор.
А потом сделал собственные выводы… и отправился с ними к младшей сестре, Елизавете.
Юная дочь Анны Болейн, знаменитой королевы, которую Генрих Восьмой казнил за несуществующую супружескую измену, жила в Вудстоке под стражей.
Это была рыжеволосая худенькая девушка, которая предпочитала чтение любому другому занятию. Ее считали странной и, в принципе, не очень опасной. Во всяком случае, не способной сплести серьезную интригу. Однако она была дочерью Анны Болейн, которая в своей время вынудила короля жениться на себе, разведясь с примерной супругой-католичкой (матерью Марии Тюдор). И еще у Анны Болейн была шестипалая рука, а это что-нибудь да значит. Многие всерьез полагали, что королева Анна была ведьмой. Поговаривали, будто после казни шестипалая рука Анны Болейн пропала…
В общем, Елизавету следовало держать под надзором. И принцесса жила почти как узница, однако внешне все выглядело так, будто она ничуть этим не тяготилась.
Ей разрешили принять астролога Джона Ди. Елизавете было любопытно. Ди предстал перед ней - молодой, с блуждающим от волнения взглядом, одетый бедно и небрежно (за учеными занятиями ему всегда было недосуг заняться собственной внешностью). Елизавета в те годы тоже не была щеголихой, одевалась скромно, почти монашески. Никто не подозревал, какое железное терпение скрывается под маской смиренницы, какая тяга к роскоши и развлечениям таится в плоской, затянутой в строгую одежду груди. И уж мало кто мог предположить, что маленькая Бет превратится в самую умную, самую хитрую, самую дальновидную и великолепную королеву в истории Англии - и пройдет еще много лет, прежде чем родится ей подобная.
Возможно, только один человек увидел это еще в годы правления Эдуарда Шестого. И этот человек пал к хорошеньким ножкам принцессы и протянул ей гороскоп.
Елизавета с интересом взяла, развернула, вчиталась в цифры и значки. Она немного разбиралась в этом, однако не слишком. Магия не входила в сферу ее интересов. В отличие от Джона Ди, принцесса Елизавета Тюдор изучала только те вещи, которые, как она знала, были ей необходимы. Беспорядочное чтение никогда не отличало ее интеллектуальные поиски.
- Поясните, - велела принцесса и тряхнула великолепными рыжими волосами.
Ди даже зажмурился на миг. Елизавета заметила это и чуть улыбнулась - благосклонно.
- Мадам, - пробормотал Джон Ди, - из составленного мною гороскопа явствует, что ваша сестра… простите, мадам… но леди Мария скоро умрет…
- На троне, если я не ошибаюсь, до сих пор мой брат, Эдуард, - напомнила Елизавета.
Ди заплакал.
- Мой покровитель, мой добрый патрон и государь его величество король Эдуард тоже скоро умрет, - сказал он, не вставая с колен.
Елизавету тронуло это искреннее горе.