ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Питер
Глава 5
В дорогу Варнак отправился ранним утром, когда "клиент" еще сладко посапывал в кроватке. Семьсот верст - это, если не давить на всю гашетку, часов восемь пути. Плюс - возможные накладки, плюс - покушать-отдохнуть. Вот и получалось, что, если поезд должен прибыть в семь вечера, то мотоциклисту, для гарантии, нужно отчалить хотя бы в восемь утра. Правда, уже в час дня, в Новгороде, выяснилось, что Еремей очень сильно перестраховался. Ведь для "Урала" проблем с пробками не существовало в принципе, обгонять медленные машины тоже ничего не мешало. Посему, как он выжал сто километров на Ленинградском проспекте - так больше скорости и не сбрасывал.
Зато отставной лейтенант получил возможность побродить по одному из самых древних городов, полюбоваться на могучий кремль, на собранные за торговыми рядами храмы, появившиеся еще во времена язычества и ныне глубоко утонувшие в земле, погулять по крохотной вечевой площади, на которой века назад принимались судьбоносные для всего мира решения. Хорошенько подкрепившись и прихватив бутылочку минералки, в четыре часа Варнак снова поднялся в седло - и без пятнадцати семь затормозил у Московского вокзала, пристроившись рядом с потрепанной синей "Окой", что совершенно тонула между двумя джипами. Почти сразу в кармане пискнула рация.
- Я на месте, - коротко ответил он, нажав копку вызова.
- И мы подъезжаем, - сообщил Игорь.
- Здесь платная парковка, - обошел "Оку" одетый в ватник и оранжевую жилетку паренек. - Триста рублей в час.
- А я и не паркуюсь, - спрятал рацию Варнак. - Видишь, не слезаю? А ты чего тут шляешься? Тебе, по возрасту, в армии быть положено, а ты тут дурака валяешь.
- Ага, а там бы я чем другим занимался… - буркнул себе под нос вымогатель, но предпочел уйти подальше от подобных вопросов.
Прошло минут десять, и рация снова подала голос:
- Его встретили, Рома. Идут с седым стариком к главному входу. Если у них там машина, перезвони, куда поедут.
- Понял… - Еремей завелся, медленно покатился по Литовскому проспекту, вывернул на площадь и притормозил у крайней машины на стоянке.
Чиновник был уже здесь - укладывал сумку в багажник сверкающей от воска черной "Волги". Уселся на заднее сиденье, машина сдала назад, покатила вокруг стелы. Следом за ней Варнак развернулся, выехал обратно на Литовский и помчался в сторону Москвы. Поток машин был довольно плотным, поэтому далеко он не отставал, держась примерно в пяти машинах, рядом с потрепанным синим "гольфом".
"Волга" промчалась под железнодорожным мостом, развернулась напротив завода с рекламой "Аиста", вырулила на Витебский проспект. Здесь дорога стала свободнее, и мотоциклист отстал на полторы сотни метров. К его удивлению, "гольф" поступил точно так же, и маячил всего в десяти метрах впереди.
"Неужели хвост?" - усмехнулся про себя Варнак.
Впрочем, они двигались в одном из самых оживленных транспортных потоков, и не было ничего удивительного, что кто-то выкатывается из центра в Московский район тем же путем, что и они.
За Благодатной улицей "Волга" по стрелке повернула вправо. "Гольф" последовал за ней, потом за ней же свернул на проспект Гагарина. Опять совпадение?
Еще несколько светофоров, машина "клиента" медленно уходит в узкий проулок. За ней туда же ныряет "Гольф", следом поворачивает "Урал".
Две сотни метров - засаженная деревьями разделительная полоса заканчивается, "Волга" сворачивает влево и тормозит перед широким крыльцом. Синий потрепанный "немец" тоже уходит влево и тормозит за крыльцом, на парковке.
Варнак остался на своей стороне, нажал кнопку рации:
- Игорь? Они выгружаются у гостиницы "Турист". Возможно, мне мерещится, но за клиентом, кажется, хвост.
- Сходи за ним, - попросил Игорь. - Мало ли в гостинице чего случится? Ну, и номер узнай. Попытаемся поселиться рядом.
- Понял, сделаю… - Варнак опустил подножку, повесил шлем на руль, прихватил его велосипедным замком, оттянул вниз молнию куртки, открывая для окружающих тонкий кожаный галстук и безупречно отглаженную бежевую рубашку. Сразу видно приличного человека, а не зачуханного байкера.
Он пересек дорогу, поднялся по ступеням - тут навстречу распахнулась дверь, и на крыльцо вышел чинуша вместе с седовласым мужчиной. Еремей отвернул, остановился перед рекламным плакатом конно-спортивной школы, заинтересованно покачал головой.
- Проще всего до нас от метро "Звездная" на двести девяносто шестом автобусе добраться. У него аккурат напротив проходной остановка. Тут рядом. Ну, а коли на такси, то просто "Ижорский завод" скажите. Нас в Питере все знают.
- Вас, Иван Федорович, во всем мире знают, - ответил чиновник. - Завтра к десяти буду.
Варнак увидел, как у "гольфа" открылась пассажирская дверца, наружу вышел плюгавый горбоносый паренек в расстегнутой почти до пояса свободной кожаной куртке. Мальчишка с глубоко посаженными глазами и морщинами вокруг рта. Он глянул Еремею за спину, стремительно огляделся и захлопнул дверцу. Сунул руку за пазуху и тут же вынул обратно. Снова глянул Варнаку за спину. Нехорошо, оценивающе.
"Зачем вылез, чего хочешь? - в душе бывшего спецназовца шелохнулось скверное предчувствие. - Почему никуда не уходишь?".
- Может быть, все-таки машину прислать, Константин Викторович?
- Спасибо, не нужно. Авось, получится в незнакомом месте выспаться. - В голосе "клиента" чувствовалась улыбка.
- А-а… Ну, тогда доброго отдыха. До завтра.
- До завтра, Иван Федорович.
Мальчишка снова быстро стрельнул глазами по сторонам, повернулся, стремительно сунул руку за пазуху.
- Ч-черт! - Варнак прыгнул назад, опрокинул чинушу. Тут же послышались два почти одновременных стеклянных звяка. - Дуплетами бьет, сволочь!
- Вы с ума сошли?! - "Клиент" попытался спихнуть с себя незваного телохранителя. - Какого черта?!
Бывшему лейтенанту было не до него. Он видел как паренек, держа пистолет с глушителем в вытянутой руке, обошел "Гольф", приблизившись на несколько шагов. Варнак толкнул приподнявшегося чиновника, накрыл его своим телом. Донеслись легкие хлопки, и Еремея словно ударили по спине молотком четыре раза подряд. Слева под ребрами возникло ощущение сильнейшего ожога, молодой человек вдруг понял, что больше уже не дышит - не может сделать вдоха. На лестнице слышались частые шаги.
"Сейчас подойдет, - понял Варнак, - откинет меня в сторону и пристрелит обоих в упор".
Собрав волю в кулак, он сунул руку под куртку, нащупал рукоять ножа и, когда пинком его перевернули на спину, со всей силы ударил врага снизу вверх, в пах и выше, насколько хватило руки, а потом хорошенько провернул лезвие. Мальчишка выпучил глаза, выронил пистолет, свалился набок и покатился вниз по ступеням. Розовые искры, что скакали в глазах от нехватки воздуха, слились для Еремея в единую яркую радугу, и он перестал что-либо различать вокруг.
Потом был только полумрак. Серая комната, железная дуга над головой с пузырьками для капельницы, равномерное попискивание каких-то приборов и воткнутая в горло толстая холодная трубка. Сумрак, невероятная слабость, из-за которой он не мог шевельнуть даже пальцем, редкое появление медсестры, втыкающей что-то в левое бедро, мерный шелест непонятного ящика у стены. Он не заметил, в какой миг ему причудился Игорь, в белом халате и матерчатой шапочке на голове. Рядом с бывшим десантником шевелилось нечто невообразимое, похожее на вставшую на дыбы бетонную скамейку с головой на боку и торчащими сверху и снизу осьминожьими щупальцами.
- Рома, ты как? - тихо спросил Игорь. - Ты меня слышишь?
Варнак не к месту вспомнил, что все это случилось с ним из-за жалких полутора тысяч долларов. Полторы тысячи зеленых фантиков, которые он к тому же принял за подозрительно большие деньги! Ему стало смешно - но трубка не позволила издать ни звука, и только тело слегка задрожало.
- Я не хочу, чтобы он умирал, Укрон, - прошептал Игорь. - Ты должен его спасти! Неправильно, когда умирают такие хорошие парни. Сделай что-нибудь, Укрон. Ты же можешь, я знаю! Верни ему жизнь!
- В этом мире нет моей власти, сын мой, - с низким хрипом ответило чудище. - У него совсем нет сил. Его должен выкармливать медведь, лось или хотя бы волк. Где я найду ему брата в этом одичавшем каменном лесу? Здесь меня не слышат ни люди, ни твари.
- Попробуй. Попробуй сделать хоть что-нибудь, Укрон! Мы же не можем бросить его таким!
- Хорошо, сын мой, я попытаюсь призвать ему брата. Но откликнется ли на зов хоть кто-нибудь?
Щупальца чудища зашевелились, какое-то из них жгучим холодом опоясало лоб Варнака. Серый полумрак начал сгущаться в его глазах, сгущаться в непроглядную кладбищенскую тьму. Нечто тихое и покойное, разрываемое только резким, кисло-горьким запахом крадущейся перед норой крысы. Подобной наглости он вынести не смог и одним быстрым движением метнулся вперед, щелкнул клыками и скрылся назад в нору. Перемолотая могучими клыками серая добыча не успела даже пискнуть, как уже отправилась к нему в желудок. В бок ткнулись теплыми тупыми мордами щенята, но Вывей лишь покатал их с боку на бок, тихо зашипел, предупреждая об осторожности. Потом выбрался из-за темной коробки, пахнущей плесенью и старыми перегнившими костями, и потрусил по трубе к ослепительному кругу света. Здесь, у выхода из укрытия, он остановился, пережидая.
Сверху доносились семенящие шаги женщин, широкие и размашистые - молодых мужчин, протяжный шелест велосипедных колес, мелкий топот детей, неспешная уверенная поступь мужчин взрослых. Наконец шуршание песка над головой ненадолго стихло - Вывей выскользнул из трубы, вдоль самой воды, скрываясь за прибрежными камышами, пробрался до ивовых зарослей и уже за ними вышел на газон, низко опустил голову и повесил хвост, труся по густой и сочной, пахнущей дождем и прелостью, молодой траве. Слабый ветерок доносил от тропинки сладковато-конфетные ароматы гуляющих дам, слабо перебитый мускусом и сиренью пот их кавалеров, вонь обувной смазки и острую резь горелого пластика, который многие из людей зачем-то вдыхали из подожженных палочек. Однако всех двуногих объединяло одно: им были глубоко безразличны хлопоты зверя, бегущего в безопасном удалении и смотрящего в другую сторону. Не поднимай голову, не гляди, не издавай лишних звуков - и ты останешься невидимкой. Вот и вся тайна выживания в здешних странных каменных лесах.
Поначалу Вывею было очень трудно привыкнуть к близости такого количества людей у своей норы и охотничьих троп. Но, увы, у него не оказалось выбора. Всего зиму назад он жил в прекрасном чистом, тихом и спокойном осиннике, полном зайцев, лис и других мелких жирных зверьков. Правда, попал он туда вместе со своей Белошейкой не по своей воле, а спасаясь от облавы, учиненной на родную стаю, жившую еще дальше, в лесах сухих и сосновых. Вдвоем с молодой волчицей они смогли прокрасться совсем рядом с толстым, пахнущим смолой и дымом, тяжело дышащим человеком, до пота в ладонях сжимающим ружье и слепо уставившимся на подрагивающие от ветра заросли лещины. Двуногий их не заметил, хотя, отступи на пару шагов, мог бы отдавить им лапы.
Потом они с Белошейкой долго кружили, дожидаясь остальную стаю - но больше никто за пределы бора, к густому от молодой лозы, безопасному болоту, так и не вышел. Они тоже не рискнули возвращаться к разоренному двуногими логову и ушли в свободную сторону, через несколько дней осев в роще, в которой люди пока не оставили ни следов, ни запаха. Пара старательно искала место, где будет безопасно, где пережитый ужас не повторится больше уже никогда. И вот поди же ты, как оно вышло…
Обогнув вдоль воды куцый прудик, по которому люди катались кругами, как посаженные на цепь псы, Вывей замедлил шаг, принюхиваясь к ничем не приметной кочке, повел ушами. Шаги, шаги, шелест велосипедных колес, слабо пахнущих болотной слизью, и едкий спиртовой дух… Дождавшись промежутка, он вышел на дорожку, по ней перемахнул по пологому мосту через небольшую влажную канаву, повернул вдоль сетки, за которой обильно воняющие потом люди с громкими хлопками метали друг в друга мячиком, и через густой бурьян пробрался к человеческой трапезной. Она шумела всегда - и днем и ночью; пахла горелым мясом, травяной кислятиной, дымом, паром и спиртом, здесь всегда сидели люди и ели, ели, ели, сменяя друг друга. Но Вывей направлялся, разумеется, не за столик. Он осторожно подкрался к двум длинным мусорным бакам, за которыми шла плотная стена высокой полыни и крапивы. Шорохи между бачками слышны были издалека, доказывая, что людей рядом нет, а добыча - есть, и Вывей без задержки прыгнул на дичь, одну из крыс сцапав клыками, другую же попытавшись достать лапой. Увы, вторая оказалась слишком увертливой и, оставляя кровавую полосу, шустро забилась в узкую щель под баком.
Над помойкой повисла мертвая тишина. Ни шороха, ни дыхания, ни писка. Вывей неспешно обежал баки, принюхиваясь. Здесь явно прятался кто-то еще - но парной запах свежей крови дразнил нюх и сбивал со следа. Смирившись с неудачей, он нырнул обратно в бурьян, протрусил вдоль сетки, свернул к скамейкам, возле которых люди часто подкармливали птиц. А когда двуногие уходили - здесь же нередко появлялся и кое-кто еще, покрупнее и поинтереснее, охотясь уже на самих птичек. Однако сегодня ему не повезло: на траве играл с мелкой собачкой какой-то пахнущий молоком малыш в шелестящих штанах. Приближаться к нему Вывей не стал, сразу повернул к дальним прудам, окружающим несколько высоких холмов. За ними тоже стояло несколько странных сооружений, в которых люди прыгали, потели, дымили и питались, разбрасывая вокруг всякий съедобный мусор, привлекающий птиц, крыс и бездомных собак.
Он привычно отвернул на траву, вяло труся за кустами и развалинами непонятных строений, быстро перескочил поперечную дорожку, остановился перед высокой стеной колючего барбариса, прислушался, пропуская двух пахнущих гуталином и конфетами медлительных старушенций, приподнялся, выглядывая из-за бетонного основания памятника. Вслед за женщинами грустно брела с коляской маленькая девочка, пахнущая точно так же, как и они. Ее понурый взгляд подсказал Вывею, что опасности можно не ждать, и он, привычно опустив морду, направился через аллею к кустам напротив.
- Смотрите! Да это же волк! Настоящий волк! - крикнул кто-то очень, очень далеко, Вывей еле расслышал.
На таком удалении даже люди при всей их опасности вреда причинить не способны - однако тон возгласа, сам голос все же вызвали у опытного зверя тревогу, и он, так и не поднимая головы, несколько ускорил шаг, чтобы быстрее скрыться за спасительной стеной кустарника. Здесь Вывей перешел на бег, повернул влево и, описав широкую дугу вокруг площадки с весело гомонящей человеческой малышней, снова вышел к аллее, но уже в другом месте, ближе к фонтану. Прилег, приглядываясь и прислушиваясь из-под ножек скамейки.
- Я вам клянусь, это был волк! - торопясь мимо с легким пришаркиванием, слабо задевая землю подошвой на середине шага, громко говорил уже знакомым голосом мужчина, пахнущий терпким, с легкой горчинкой, потом.
- Да брось, Сергей, откуда здесь? - не верил ему другой, воняющий мокрой кожей и чабрецом. - Центр города, считай!
- Но ведь я видел! - упрямо повторял первый.
Так вместе они и прошли дальше к каруселям. Вывей же, убедившись в безопасности, перебежал аллею в обратном направлении и свернул к павильону на берегу озера. Помойки возле него не было, но людей там кормили, а потому и добыча поблизости попадалась. И хотя бы здесь волку повезло: он застал под корнями крупную храбрую крысу, которая решила защищаться! Видимо-в своей стае считалась самой сильной. И это было хорошо: ее не понадобилось ловить.
Вывей отнес добычу домой, отдав в норке щенятам, положил морду на лапы и прикрыл глаза, погружаясь в дремоту. До сумерек высовываться наружу не стоило. Вот когда люди разойдутся, а парк опустеет - тогда можно будет выбраться с малышами на прогулку. А пока…
Волк не видел, как щенята испуганно шарахнулись от него, подрагивающего и повизгивающего во сне, подергивающего лапами, словно в попытке спастись бегством. Ведь в это время мысленно он снова находился там, в осиновой роще, что совсем ненадолго стала прибежищем для беглой молодой пары. Не успели они толком отъесться и привыкнуть к покою и безопасности - как вдруг в один из дней через их лесок поползли громадные железные чудовища, дышащие сажей и дымом, воняющие соляркой и маслом, оглушительно ревущие и лязгающие. Чудовищ не смогли остановить ни ямы, ни деревья, ни ручьи, ни болота. Широкими гусеницами они перемалывали в грязь все, что попадалось на их пути, заливали вонючим маслом, опрокидывали и распихивали по сторонам. А позади или даже вперемежку с этими чудищами шли все те же люди, спокойные и даже веселые, пахнущие дымом и потом, солярой и дегтем. Они что-то громко обсуждали, указывали чудищам, куда ползти и что ломать и затаптывать. Следом же подъезжали другие монстры, которые засыпали перемолотую гусеницами грязь песком и мелкими камнями, топили в глубине следы своего разбоя, трамбовали колесами.
Вывей и Белошейка по наивности сперва хотели затаиться и переждать - но чудища никуда не уходили с захваченных мест. Наоборот - наступали дальше и дальше, и в один из дней волкам пришлось выскакивать из-под самых гусениц и спасаться со всех ног, улепетывая под веселое улюлюканье двуногих.
Путь назад был отрезан железными монстрами, и поэтому пара повернула от опасности еще дальше в неизвестные земли, перескакивая асфальтовые ленты и перебегая железные дороги, пробираясь между бетонными коробками и гниющим среди склизких луж мусором. Спасало бездомную пару только обилие крыс. Чем реже среди травы встречались следы зайцев или лис - тем чаще попадались голохвостые крысиные выводки.
После нескольких дней, проведенных в поисках спокойного приюта, Вывей и Белошейка оказались и вовсе в невероятном лесу, в котором деревья стояли лишь изредка и далеко друг от друга, а вместо них высились огромные скалы, пестрящие норами двуногих - светящимися, шумящими, изрыгающими самые невероятные запахи. Под лапы теперь чаще попадал серый камень, чем мягкая сырая земля; здесь люди встречались так часто, что прятаться от них стало некогда и некуда, а между скалами постоянно носились железные чудища - пусть и не такие страшные, как напавшие на осиновую рощу бульдозеры.
Беглецы продвигались вперед и вперед в надежде на то, что это ужасающее место все же где-то закончится, уступив землю лесам, рощам и болотам - но чем дальше, тем страшнее был мир вокруг, теснее стояли каменные скалы, уже становились дороги, меньше встречалось деревьев. И когда, наконец, впереди показался небольшой уголок зелени, хоть немного похожий на родные чащи - Вывей и Белошейка тут же кинулись к нему, пролезли в узкую щель под забором, напились из прудика освежающей воды и быстро нашли укрытие для отдыха: длинную, темную и почти сухую бетонную трубу, в которой был навален всякий хлам, закрывая происходящее в глубине от посторонних взглядов.