Идут дни, я успокаиваюсь и восстанавливаю силы. Сотворить, пусть за несколько минут, параллельный мир для полдюжины человеческих интеллектов, используя предоставленные для такого типа операций резервы, действительно невозможно, так категорически заявляет наш Учебник с инструкциями. Последствия могут оказаться по определению непредсказуемыми.
Но я сумел создать "сеть прерываний" в глубинах их психики. Я навсегда расколол часть пространства-времени великолепной иллюзией, в которой я просто-напросто не существовал. Я смог исчезнуть у них на глазах, а они не заметили ни малейшего подозрительного движения: в некоторых нейронных структурах их мозга наверняка произошли разрушения. Должен признаться, я этому порадовался.
Эта процедура изменит их память, являющуюся врагом людей, ищущих правду, то есть людей, ищущих секреты. Память о недавних событиях у людей в темных костюмах оказалась в различной степени поражена. Они сбиты с толку, испытывают частичную амнезию, не помнят, почему они приехали в это странное место. Основные детали их расследования навсегда потеряны, они должны все начинать практически с самого начала.
С Нью-Йорк Сити.
С Нулевой Отметки.
Их амнезия, личная или коллективная, человеческая или кибернетическая, даже относительная, представляет собой время, выигранное мной, нами. Изменяя их память, их памяти, механически и органически, я обеспечивал себе реальную возможность исчезновения. Я не был Богом, не обладал метакосмическим могуществом для создания мира, одновременно неповторимого и бесконечного, не мог даже постоянно фальсифицировать реальность для обмана всех интеллектов этой планеты. Но я располагал достаточной силой, чтобы поразить мозг нескольких людей на расстоянии. Впервые за мое земное существование я пользовался этой своей способностью, испытывая странное, смешанное чувство удовлетворенности и какой-то зачарованности.
Я еще раз отреагировал адекватно, как тому научил меня тысячелетний опыт. Как тогда, когда я выбрался из пылающей башни, когда я принял ряд последовательных решений, которые привели меня вместе с маленькой девочкой с девяносто первого этажа сюда, к границе Соединенных Штатов и Канады.
Как тогда, когда я принял последовавшие затем еще более судьбоносные решения.
И последнее решение, которое я принял только что.
Хотя я и сумел отразить удар на этот раз, мы по-прежнему находимся под угрозой. На некоторое время я оторвался от них, но скоро они снова пойдут по нашему следу, вернутся рыскать по всей округе, опять будут гнаться за нами по пятам.
У меня просто нет выбора.
Да и был ли он когда-нибудь у меня?
Теперь Материнский Корабль дал мне зеленый свет, это будет ультразеленый код, это будет экспресс-переезд. До момента ухода нам остается максимум месяц. Это война. Мы тоже уйдем на фронт, мы – rapid deployment force. Я предупреждаю Люси. Говорю ей о том, чтобы в школе она делала вид, что ничего не происходит. Нужно снова быть иголками в куче иголок.
Я сообщаю Материнскому Кораблю о своем нынешнем положении и очень быстро получаю сообщение от Фальсификаторов с уточнением деталей будущей операции.
Это действительно война. Это план боевых действий. Это wargame, самая опасная из всех wargame в мире.
Я еще раз обыграю башню-мир при помощи скорости. Башню-мир и ее стражников, людей в темных костюмах, которые хотят помешать нам уйти.
Уйти на север.
Уйти в небо.
Да, я принимаю стратегическое решение в результате минутного, максимум пятиминутного размышления. Я играю блиц-партию против башни-мира. Я должен все время обгонять ее, опережать ее на шаг.
Я не должен ни в коем случае забывать о ней.
Выбор делается быстро: все необходимое уложено в "додж-караван", из которого я вытащил заднее сиденье, чтобы освободить максимум пространства. Багажник на крыше тоже не помешает. Моя портативная система перевоплощения. Миниатюрный радиотелескоп со встроенным GPS-навигатором. Запас одежды, особенно для малышки. Несколько книг, среди них четыре последних тома автобиографии, с описанием событий, начинающихся с 2001 года, один из них едва начат. Разные инструменты для починки и поделок, ружье "ремингтон", все документы, необходимые для пересечения границы (срочная посылка от Фальсификаторов), кухонная утварь, запас продуктов, полный набор оборудования для жизни в кемпинге.
Остальным Фальсификаторы займутся во время перепродажи дома. Они уничтожат все, что принадлежало мне на этой Земле, все, чем я был. Они распылят со скоростью света коллекцию предметов, принадлежавших странной личности, которая уже будет не совсем мной, которой уже не будет там, которой там никогда не было.
Уладив детали различных процедур с Материнским Кораблем, я назначаю отъезд через неделю. Фальсификаторам нужно время для изготовления документов, официально объясняющих наш стремительный отъезд в Канаду, в частности рукописного письма с моей подписью. Еще понадобится время на доставку бумаг по почте, время для того, чтобы различные службы получили нашу корреспонденцию.
Неделя. Семь дней, и ни днем больше.
У меня будет время отобрать все необходимое. У меня будет время тщательно подготовить путешествие на север Квебека, ознакомиться с картами дорог, выучить их наизусть, подготовить десятки запасных маршрутов. Я даю малышке немного времени для того, чтобы последний раз погрузиться в Красоту как дар Благодати, а сам работаю. Я даю ей время, необходимое для привыкания к мысли о неизбежном отъезде. Я свожу риск к минимуму, я снова успеваю убежать в нужный момент из мира-башни.
Мы покинули Аппалачи первого февраля, в самой середине североамериканской зимы.
Накануне нашего отъезда озеро покрылось тонким слоем льда.
Оно сверкало, мерцало золотом, лазурью, ртутью, словно чудо, явления которого мы ждали до последнего мгновенья. Оно сверкало позади нас, озаряя будущее, на которое мы променяли его сияющее соседство.
Оно сверкало, подтверждая, что мы выбрали правильное время, правильное направление, правильное решение.
Она сверкало, освещая нам дорогу.
Дорогу к северу неба.
12. Американада
Граница. Здесь она становится политической, здесь она всегда так ирреальна с точки зрения природных явлений, явлений истинного мира, и именно здесь она как раз ощутима, конкретна, вечна и опасна.
Здесь она человечна.
Офицер таможенной службы по отношению к нам выказывает не больше подозрения, чем по отношению к остальным машинам, стоящим гуськом у больших стеклянных кабинок. Он изначально подозрителен по отношению ко всему миру и абсолютно беспристрастен. Он делает свою работу. Он охраняет Крепость. Когда подходит наша очередь, я начинаю спокойно рассказывать тщательно выученный и давно отрепетированный сценарий.
Мы находимся в театре мира. Мы играем в одну из самых великих игр. Мы находимся там, где война прикидывается миром, а мир является просто одной из вариаций интенсивности текущей войны.
Все документы в порядке, естественно. Это же подделки, изготовленные Агентством Фальсификации Материнского Корабля. Можно сказать, что они более реальны, чем сами настоящие документы.
К ружью "ремингтон" прилагаются охотничий билет штата Нью-Йорк, его федеральные идентификационные документы и карточка члена Национальной стрелковой ассоциации, практически пропуск VIP, универсальный ausweis в стране Второй Поправки.
Водительские права проверены, паспорта тоже. Сведения о наших личностях тщательно сверены с компьютерными данными, срок действия наших формуляров канадских эмигрантов проверен. Нас спрашивают о причинах отъезда на север. Я показываю письмо, полученное из канадской школы, и письмо, написанное директором школы в Аппалачах, то есть оба сфабрикованных Фальсификаторами документа.
– Ее мать умерла одиннадцатого сентября во Всемирном торговом центре. Мой канадский друг-психотерапевт сможет помочь ей лучше, чем разные клиники, в которые мы обращались в Аппалачах, где мы жили.
– Куда именно вы едете? – бесцеремонно спрашивает таможенник.
– Это написано в документах. Школа находится в Валь-д‘Ор в Абитиби. Мы проведем несколько дней у друзей в Монреале, перед тем как переехать в наш новый дом.
Если люди в темных костюмах доберутся сюда, до пограничного пункта Ляколль, они узнают, что я отправился в большую метрополию на юг Квебека, а потом – на запад провинции.
Фермон находится рядом с Лабрадором. Строго на север и чуть-чуть на восток. Я рассыпаю по дороге за нами белые камешки, ведущие туда, куда мы не едем.
Моя рука, непроизвольно подчиняясь желанию защитить малышку, опускается на ее голову. Жест отца. Человеческий жест. Естественный жест. Жест человека, который не является человеком.
Таможенник тщательно осматривает машину и ее содержимое:
– Это все, что вы увозите с собой? Оборудование для кемпинга?
Я понимаю, что в нем проснулся инстинкт ищейки, он чувствует что-то неладное в мелочах, не так ли? В мелочах сидит черт, как говорят.
Может быть, это и так, но я все детали расстреливаю из огнемета. Это совершенно не смущает черта, а остальное (сомнения, возможные подозрения, вопросы, размышления, все ментальные формы поведения полицейского) должно сгореть за одну минуту.
Я улыбаюсь, стараясь не задеть самолюбия чиновника.
Никогда не нужно задевать самолюбие чиновника.
Тем более таможенника.
– Нет, конечно, я взял в машину, что смог, только самое необходимое. Оборудование для кемпинга – это на тот случай, если в дороге что-то случится, поломка или еще что-нибудь. А грузовик с вещами приедет в Абитиби через неделю.
Таможенник еще раз проверяет всю информацию. Он очень хотел бы, и это естественно, найти подозрительную машину, поддельный документ, какой-нибудь, пусть даже невинный, подлог, намеренное умалчивание.
Но он ничего не обнаружил, так же как и его канадский коллега по ту сторону символической линии. Фальсификаторы прекрасно выполнили свою миссию. Я думаю, если их попросить, они могут подделать всю планету целиком.
Вот.
Мы выезжаем из Соединенных Штатов, мы въезжаем в Канаду.
Мы выезжаем из Америки, мы въезжаем в Америку.
Мы выезжаем из мира, мы въезжаем в реальность.
Пусть Фермон находится в тысяче километров от границы. Пусть зима станет страной, которую мы проезжаем. Пусть "додж" перегружен до предела, пусть мы выбираем самые глухие дороги. Пусть мы останавливаемся каждую ночь в мотеле. Пусть у нас лопнут все шины, пусть машина серьезно сломается или даже попадет в аварию. Да, пусть все это случится одновременно, все равно у меня точно есть четыре месяца на преодоление расстояния. Как минимум, шестнадцать недель. Сто двадцать дней.
Сто двадцать дней – это ужасно много. Этого с лихвой хватило Республике Сало для того, чтобы совершить последние злодеяния, описанные режиссером Пазолини.
Сто двадцать дней – это слишком много, когда за тобой по следу идут ищейки из государственной службы.
Сто двадцать дней – этого, быть может, будет как раз достаточно, чтобы заново раствориться в пейзаже, чтобы снова стать двумя иголками в куче иголок.
Все карты разместились у меня в голове. Дороги, их нумерация, направления, объезды, географический рельеф, территориальное деление, местоположение городов и мотелей, заправочные станции.
Я – карта.
Карта, которая перемещается по местности. Карта, которая катится по дороге, уже заранее проложенной в моей памяти.
Я еду к нашему будущему, словно оно уже описано.
Я – карта. Я – поверхность, на которую наложена местность. Я, может быть, экран, излучающий настоящее для разума, который будет действовать в будущем. Я – машина, которая регистрирует то, что производит, машина, которая производит то, что регистрирует.
Я – код и сопровождающая его декодирующая машина.
Я – то, что едет, то, что путешествует, то, что проходит.
Уже тысячу лет я прохожу мимо вас.
Так что еще сто двадцать дней меня не испугают.
Мы живем как кочевники и к тому же находимся на полулегальном положении. Люси, которой почти десять лет, должна посещать школу, хотя бы где-нибудь. Но мы никогда уже не будем где-нибудь.
Фальсификаторы снабдили меня официальным удостоверением, дающим мне право, как отцу-опекуну, самому заниматься образованием девочки. В Канаде это разрешено, и этого документа хватит, чтобы обмануть любопытствующих.
Мы будем жить в дороге, бороздить Квебек, поднимаясь к Лабрадору.
Я рассыплю по дороге столько белых камешков, сколько смогу. Если людям из правительства удастся выйти на наш след в Канаде, их полностью удовлетворят запросы в Министерство по туризму.
Мы будем жить, как участники Сопротивления. Как партизаны. Несколько больших городов, чтобы отметиться в отелях, столько же ловушек для создания мнимого маршрута, неверного направления, неправильного пути. В остальное время – одинокие мотели, маленькие гостиницы, затерявшиеся на окраинах городков у берегов Святого Лаврентия. Потом, как только начнется весна, – кемпинги, свежий воздух, природа, уединенность полудикой жизни.
Мы заживем под северным небом, как никто, наверное, никогда не жил до нас.
Она – моя дочь, и я люблю ее.
Эта очевидность прочнее, чем стена из титана, ярче, чем атомная вспышка, яростнее, чем ненависть.
Ради нее я делаю все вот уже два с половиной года, рискую всем, включая Миссию, включая свою жизнь, последнюю из оставшихся.
Ради нее я вступил в единоборство с Северной башней. Ради нее я победил горящий самолет. Ради нее я прошел через ночь и туман.
Только для нее. Ни для кого больше. Ни из этого мира, ни из того, откуда я прибыл.
Ради нее, только ради нее.
И ни одно человеческое правительство, даже самое могучее в мире, не сумеет нас остановить. Потому что нас здесь уже нет.
Даже сама смерть не сможет ничего сделать. Потому что смерть – это дверь, через которую мы пройдем, чтобы воскреснуть там, у нас. Вдалеке от вашей планеты, от ваших войн, похожих на мир, от вашего мира, который оказывается хуже войны.
Нас уже здесь нет. Потому что мы уже не принадлежим этому миру.
Во время последних перевоплощений все наши природные способности к нам в основном возвращаются, организм быстро мутирует. Мы снова становимся примерно тем же, чем были. Окончательное перевоплощение, перевоплощение Ухода, в этом смысле сильно отличается от прежних, происходивших в предыдущих жизнях. Не только потому, что оно последнее, но еще и потому, что вызываемые им эволюционные мутации совершенно необратимы. Я уже не совсем в этом мире. Благодаря перевоплощению отныне я, путешествуя по заснеженной дороге по направлению к городу Монреалю, одновременно приближаюсь к Кольцу Астероидов.
Благодаря перевоплощению я смог передать эти свойства и телу малышки.
Благодаря перевоплощению в мое исходное состояние я смог сделать все это: спасти малышку из горящей башни, потом вывезти ее сюда, в Канаду, на место встречи.
Уже очень давно для нас не существует никаких сомнений.
Мы улетим.
Вместе.
Меняя мотели зимнего Квебека, я не раз объяснял ей механизм действия системы портативного эмбриогенеза.
Я объяснил ей, что располагаю процессором скоростной гиперсветовой телетранспортации, встроенным в мое новое тело. Я рассказал ей в общих чертах обо всей процедуре. Первого июня в Фермоне я получу последний сигнал. Мне назовут дату и точные координаты проведения телетранспортации. Ракета-челнок прибудет на место встречи. Она будет играть роль световой антенны для наших тел, перемещающихся к Материнскому Кораблю.
Мы улетим как раз перед началом лета, перед третьей годовщиной взрывов.
Мы улетим как раз в тот момент, когда этот мир начнет действительно расщепляться на атомы.
Мой план обрел форму.
Мой план требует самой высокой степени риска.
Мой план – победа над смертью.
Более того, мой план состоит в том, чтобы использовать смерть в своих интересах. Заставить ее действовать против себя самой.
Смерть на этой Земле обязательно имеет лицо мужчины.
В некий подходящий момент она появится. В некий момент появятся мужчины, и это будет подходящий момент.
В некий момент они начнут действовать, как обычно, – не ведая, что творят. Это и станет идеальным моментом.
13. Карта и местность
В Монреале я выбрал "Хаятт Редженси", большой отель международной сети в самом центре города, который гарантирует анонимность.
Одновременно с этим я оставляю след, который подтвердит то, что я говорил американскому таможеннику. Настоящий след. То есть мнимый.
Мы остаемся в отеле на сорок восемь часов – на промежуток времени, предусмотренный сценарием.
Я взял большую сумму наличными в нескольких банках города, а потом поехал по северному берегу Святого Лаврентия, по сто тридцать восьмой дороге, ведущей в Квебек. С этого мгновения я следовал в направлении, противоположном тому, которое сознательно указал.
С этого мгновения я переходил на нелегальное положение, вступал в мир постоянной фальсификации, вступал в мир, находящийся на ярком свету и от этого лишь более подпольный.
Ехать по трансканадскому шоссе было бы быстрее, но мне совершенно не нужна скорость.
Мне опять нужна дорога, тающая в небе, являющаяся протетическим расширением земли. Мне нужны белые пейзажи, словно вырезанные ортоскопическим объективом, мне все еще немного нужна Красота как земное эхо Благодати.
В Квебеке я начал с "Хилтона". Я легко убедил парня за стойкой в том, что мои карты случайно размагнитились, но, к счастью, я могу заплатить наличными. У меня нашлись американские доллары, максимально разрешенная сумма, которую я заготовил как раз перед пересечением границы.
Американские доллары. Даже в Канаде они остаются международным сезамом. Они ценятся в любых условиях, на любых широтах. Я подумал, что составлю серьезную конкуренцию туристам из Бостона или Майами.
Выехав из Квебека, мы остаемся в его окрестностях. Я устроил для Люси экскурсию в резервацию гуронов в Лореттвилле. Мы сразу же находим убежище в одном из расположенных неподалеку мотелей. Американские доллары еще раз выручают нас. Здесь даже более, чем где бы то ни было.
Мы продолжаем ехать. Оставив Квебек позади себя, я переправляюсь на остров Орлеан, мы выбираем гостиницу с просторным номером. Я сбиваю цену за три полных недели. С помощью американских долларов и мертвого сезона я добиваюсь своего, произнеся буквально пару слов.