Зряшная женщина - сразу понял Дан. Они с Калемом насмешливо переглянулись - тот заметил, куда смотрит Данислав, и еле заметно нахмурил брови, как бы говоря: ‘Ну так что? Я прав, а ты в женщинах ни черта не смыслишь, как и раньше’. Когда-то они с Калемом - тот еще не был колесничим - сильно на эту тему спорили. Калем говорил: ‘Это мы, мужики, грубые скоты, даже если интель какой-нибудь, начитанный сукин сын в очечках и с тонкими усиками, - все одно, питекантропия сидит где-то глубоко, никуда не деться от нее. Но женщины - они должны быть тонкими, воздушными - и телом, и мыслью, и чувствами. Приличными, светскими. Желательно - поэзию чтоб сочиняли.’ ‘Ерунда! - говорил в ответ Дан. - Тонкими - ну это еще ладно, но светскими... Знаешь, как вычислить бабу, с которой точно нельзя дел иметь?’ ‘Как? Ну как?!’ - распалялся Калем (они к началу таких разговоров обычно уже допивали вторую бутылку вина). ‘Угостить ее чем-то, шампанским или ликером каким. Если она держит бокал или рюмку, оттопырив мизинец: все, пиздец, сразу вскакивай и беги подальше, и не возвращайся.’ ‘Херню говоришь! - обижался однокашник, у которого, конечно же, в это время был роман с очередной воздушной, как хорошо взбитый крем грымзой с культурологического факультета, имевшей привычку отставлять мизинец, даже когда в руках ее был толстостенный пивной бокал. - Недоумок, ни черта в бабах не рубишь!’ ‘И вообще, я всегда предпочитал пивные ресторанам, - заключал Данислав. - Пивные, понимаешь? Там - жизнь, а в ресторанах сплошной этикет. Тоже и с женщинами. А ты, жаркий южный мужчина, дались тебе эти, которые поэзию сочиняют! Тебе положено любить знойных блондинок, страстных, разнузданных в постели. А эти, утонченные... поэтессы, блин! С такой если спишь, так вроде дохлая лягушка рядом, холодная...’ ‘Те, что утонченные, они как раз в постели и разнузданные. А вот селянки всякие, с виду - кровь с молоком, а в постели вялые да стеснительные... коровы’, - возражал Калем. Так они ни о чем никогда и не договаривались.
Принесли вино Нате и пиво Дану. Официант был роботом - просто цилиндр на колесиках, с подносом и пластиной кликоприемника. Дан заплатил, прозрачный колпак откинулся, и они взяли бокалы.
Тут же к ним подплыл голо-буек, напоминающий серебристый тазик, над которым вспучился полупрозрачный пузырь. Внутри находился проектор, а пузырь состоял из оргстекла, покрытого пленкой фотополимерной смолы в пятьдесят нанометров толщиной. Микроскопические призмы, вытравленные в полимере лазером, направляли изображения в глаза окружающих - иногда оно оставалось в фокусе, иногда расплывалось.
Данислав поспешно опустил руку под стол, нащупал сенсорную пластину в специальном кармашке на ремне и пробежал по ней пальцами, отключая антивирус: не хватало еще, чтобы тот расстроил буек, заставил его беспорядочно кружиться над столиками и показывать что-то непристойное на глазах у почтенной публики. Голо-буек покрутился рядом, но они старательно игнорировали его, и автомат улетел.
- Здесь теперь везде машины? - спросил Данислав, поглядывая на снующего от столика к столику официанта.
- Отчего же, заведения, где обслуживают люди, еще остались! - произнесла Турби.
Говорила она так, будто сначала тщательно формулировала фразу в уме, составляла слова в правильную последовательность, и оттого звучали они книжно и выспренно. Словно осознавая этот недостаток и желая привнести в свою речь больше живости, Турби делала ударение на последнем слове чуть ли не каждой фразы, как бы ставя интонациями восклицательный знак.
- Город, к сожалению, все больше становится техносферной областью, и официанты-роботы - один из признаков!
- Да-а? - Данислав, подняв брови, огляделся. Сквозь щели между керамическими плитами улицы нет-нет да и прорастала трава, за аркой во внутреннем дворике виднелись чахлые, по самые корни напитавшиеся атмосферным свинцом и цинком деревья.
- Вы из Западного Сознания? - догадалась Турби.
Дан кивнул.
- Вот именно. Понимаете, техно - это же не просто название. Это когда ноосфера полностью вытеснила естественную биосферу. Бесприродный Технический Мир. Живая природа внутри техносферы полностью контролируется. Здесь же... - он развел руками.
Турби оказалась патриоткой - она выпятила подбородок, нахмурила лобик под льняными кудрями и пошла в атаку:
- БТМ - это тупик!
- Вот так вот круто? - удивился Данислав. - Почему же? Природа в любом случае уже обречена, это еще Альтшуллер сформулировал. Тут вопрос просто в том, чтобы не разрушать, как происходило раньше, а перестраивать.
- Подминать под себя! - обвинила Турби.
- Перепроектировать, - возразил Данислав, отпивая пиво. - Да чем вам техно не угодило, собственно?
- Хотя бы тем, что натура обладает неисчерпаемыми запасами красоты, а у техно этого нет!
- Ну почему же. Видели новый туристический остров от ‘Турбо-Аэро-Гидро’? Когда на создание ушли такие суммы, и в нем принимали участие лучшие умы - получается очень эстетично. Он в самом деле красив.
Турби помолчала, формулируя очередную благоглупость, и заявила:
- Ничто искусственное, ничто, созданное человеком, не сравнится с закатом в горах или Ниагарой! Вы видели Ниагару?
- Видел, а как же. Вполне прилично. Но...
- Эта поэзия. И музыка!
- Музыка? Шум там - уши закладывает, - возразил Дан. - Но...
- Я говорю о гармонии!
- Так и я о ней. Несомненно, в водопаде присутствует своеобразная гармония. Но девятая симфония Баха не хуже. А музыки в природе нет, только случайные шумы, правда? Вот вам пример чего-то чисто искусственного, созданного людьми, но способного быть прекрасным, - музыка.
- Музыка природы чарующа! - возразила Турби. - Просто не всем дано ее услышать. А вы, Данислав... Серба? Я вспомнила, это ведь ваши родители Дана и Святослав?..
- Да, - сказал он несколько сухо, поскольку разговоров на эту тему не любил.
- Владельцы ‘Искусственных садов’, компании по организации техносферы! Ясно, почему вы техно защищаете...
Она поймала предостерегающий взгляд Калема, несколько мгновения непонимающе смотрела на него, затем тряхнула головой.
- Вы, Данислав, не обижайтесь, но ведь они погибли в катастрофе, когда Глобальный Мост обрушился в Коралловое море!
- Не весь Мост, а только одна секция, - поправил Дан.
- Это все равно! Я говорю о том, что они, - только не сердитесь - всю жизнь работавшие на техно, как раз и стали его жертвой!
- Нет, жертвой людей. Взрыв устроили гвинейцы из Нового Маданга. Люди делают техно злым или добрым, это же ясно.
Гвинейцы, облучившиеся прогрессом соседних народов, быстро и неожиданно для остальных превратились в техноварварское племя крайне агрессивного толка. Они оставались чуть ли не последней на планете народностью с четкой культурно-этнической идентификацией, в отличие от большинства других, сначала перемешавшихся, а после разбившихся на автономии, созданные вовсе не по национальному или расовому признаку.
Дан покосился на Нату - та сидела, будто палку проглотила, сжимая ножку бокала. Мизинец оттопырен не был.
- Дорогая, но ты же пишешь стихи, - вмешался Калем. - Поэзия, а? Суслики и бобры не сочиняют стихов, и ветер тоже...
- Я черпаю вдохновение из природы! - сказала Турби и, подумав, добавила: - Поэзия природы божественна! Бог создал жизнь, но дьявола в божественном плане не было - его создали люди. Техно лишено добра. Оно неодушевленно, безжизненно, а природа - одушевленна. Нет, одухотворенна!
- Ну, ИскИны тоже одушевленны, - не согласился Калем. - Да и в природе...
- Никаких ИскИнов нет!
- Ну что ты, Турби... Просто их совсем мало, меньше десятка, и работают они где-то в недрах самых крупных корпораций. А вот так, как Гэндзи, то есть чтоб случайно родившийся ИскИн... вообще единственный раз. Так вот, насчет природы - какое же там добро со злом? Там рациональность, выживание видов, смерть слабейших и больных. А мы о своих калеках заботимся - при помощи той же техники, кстати. Вот завтра поглядишь на Общежитие и решишь, прекрасно оно или нет. По-моему, классно у них получилось. Ну и, если уж твоей, э... твоей мысли следовать, Турби, то технологии Общежития как раз ‘добрые’ - потому что направлены на жизнеобеспечение и комфорт людей, которые там будут жить. Они освобождены почти от всех бытовых проблем, могут отдаться, гм... - он блеснул своими черными глазами на блондинку и быстро отвел взгляд, - отдаться творчеству. Науке. Поэзии, в конце концов. Натура такие условия жизни никогда бы не обеспечила, пещера какая-нибудь или там шалаш из веток... Природа лишена комфорта и негигиенична.
Турби, которой через взгляд передалось томительное волнение, овладевшее после второго бокала вина горячей натурой Калема, молчала. Мизинец был оттопырен.
- Кстати, ИскИны, - сказал Дан, обрадованный, что Калем сам подвел разговор к этой теме, и спеша завершить невразумительный спор. - Что тут у вас произошло с этим, как его... с Ганджи?
- Гэндзи, - поправила Турби.
- Да, Гэндзи. У нас в новостях про это говорили, но как-то смутно.
- Потому что оно и было все очень смутно, - откликнулся Калем. - Вячеслава Раппопорта помнишь? У него еще старший брат на Континентпол работает вроде бы.
- Конечно. Он у нас теорию информации читал.
- Во-во. Он создал этого Гэндзи на винте из бактерий. Не важно, главное, Гэндзи сначала был справочным центром, а после превратился в ИскИна. А потом обнаружил какую-то секретную группу, которая чем-то там занималась... не знаю. По заказу какой-то крупной конторы - не то ‘Майкрософта’, не то ‘Вмешательства’. Что они делали - так никто и не понял. Нет, ну может сам Проректор в курсе, но... В общем, Гэндзи ополоумел.
- Как ИскИн может сойти с ума? - удивился Данислав.
- Да кто его знает? Я только слышал, что Раппопорт в него прошил три закона, ну эти, банальные... В школе мы его учили, как его... Асимов! Только ‘роботов’ на ‘ИскИнов’ заменил. Мол, ИскИн не может причинить вреда человеку или своим бездействием... ну и так далее. В общем, Гэндзи сбрендил, а потом самое странное началось.
- Страшное! - вмешалась Турби.
- Ну или страшное. Ты ж Раппопорта помнишь - он всегда нервным был, холерик, короче, но веселый такой мужик, с чувством юмора, незлой. Так вот, Гэндзи ему что-то такое рассказал - после этого Раппорт пришел на лекцию и начал, по словам студентов, чушь нести. Заговариваться стал, потом вдруг заикаться начал сильно - ты ж помнишь, за ним раньше такого не водилось... На середине лекции похватал свои папки и убежал. И все, исчез. Мы его не видели больше, пропал человек.
- Он что, тоже с ума сошел?
- Нет, вроде нет. Просто нервный срыв. А вот другой человек - тот сошел с ума. В этой спецгруппе, материалы которой Гэндзи обнаружил, работало трое. Я их знал. Один, Миша Азберг, исчез - похоже на то, что его агенты той конторы, которая спецгруппу создала, и ликвидировали. Второй, Людвиг Ассасинов, застрелился. Вечером после лекции пришел домой и пальнул в рот из дробовика. Его отец охотником был в Псевдозоне, ружье в наследство оставил. А вот третий, Иван Кропоткин, - тот и вправду с ума сошел. Ему вроде как Гэндзи что-то такое показал, это бюрики потом, когда уже расследование проводилось, обнаружили. На домашний комп Кропоткина от Гэндзи поступил длинный видеоряд. Кропоткин, получается, его посмотрел - и сбрендил. Попытались дальше выяснить, что к чему, но файл не нашли, хотя вроде бы отследили, что к Гэндзи он попал... из космоса.
В отличие от других сведений, это действительно было нечто новое, и Дан переспросил удивленно:
- Из космоса? Что, прям...
- Нет, ну, может, не из дальнего. С орбиты, наверное.
Данислав кивнул. Ната, допившая вино, во-первых, скучала, во-вторых, злилась. Осоловевшая Турби бросала на Калема призывные взгляды.
- Идти пора, - решил Дан, вставая. - Вы куда сейчас?
Калем и Турби переглянулись.
- Куда-нибудь... - неопределенно сказал колесничий. - Прогуляемся... Хорошо, дорогой, завтра на открытии встретимся. Это, кстати, по поводу нашего предыдущего разговора, Турби. Поглядишь на Общежитие и решишь: может ли быть прекрасным продукт техносферы.
- Так, секундочку... - подняв указательный палец, Шунды другой рукой подкрутил эго-форминг в нужную позицию, и, очень быстро впав в ярость, завопил:
- Как он ушел?!
Магадан с Тишкой старались держаться подальше и выписывали круги вокруг бегающего по бункеру командира, будто два спутника вокруг материнской планеты.
- Как он ушел?!!
Крики звонко отскакивали от бетонных стен, словно шарики для пинг-понга, метались по помещению.
- Он же цепь на хер сломал! Она мне в двадцать тысяч обошлась!
У Магадана, как всегда, когда он попадал в бункер, начала чесаться татуировка. Терзая ногтями грудь, он подкатил к длинной яме под стеной. На середине лезвенной цепи лежало два тела, листья прорезали их.
- Он по трупам перебрался, - сказал Магадан.
- Так просто? - огорчился Тишка. - А я думал, че-то фантастическое...
От будки охранников к яме тянулась длинная полоса темной, слабо насыщенной кислородом крови. Двое солдат-дерекламистов были мертвы, колесничий уже рассмотрел тела: их словно голыми руками растерзали, а у одного еще и лицо выжжено. Где этот мужик взял горелку? Его же в микроавтобусе обыскали и просканировали тело на предмет имплантов...
Третий охранник, дрожа, прятался в будке, тихо подвывая от боли, - у него была сломана рука.
Шунды, подгоняя солдата пинками и руганью, принудил его выбраться наружу, поставил на колени спиной к яме, подобрал валяющийся на полу звуковой кастет и шмальнул в голову провинившегося с близкого расстояния. Всем показалось, что потолок бункера с глухим стуком просел на пару сантиметров - хотя такого не могло произойти в принципе. У присутствующих заложило уши, словно в помещении вдруг резко изменилось давление, а у солдата, конечно, сразу лопнули барабанные перепонки, он замычал, разинул рот и опрокинулся назад - прямо на цепь. Словно переспелое яблоко уронили на торчащие острием вверх гвозди. Дерекламист подергался и застыл, разбросав руки и ноги, концы листьев прорезали грудь и бока. Листья извивались в экстазе, впитывая кровь, сухо шелестели и постукивали алмазными прожилками, чуть не причмокивали от удовольствия.
- Зря он, - пробормотал Магадан, сглатывая. - Хоть узнали бы, как этот черт смог удрать...
- Тишка! - взревел Шунды из другого конца бункера. - Ты Машину в лабораторию поставил?!
- Да, командир, - поспешно откликнулся колесничий. - Она сетку нашу почти сожрала, представляешь?
- Как это - сожрала?
- Ну, вроде... впитала ее в себя. Только концы и торчат.
- Так выдерни обратно! И приведи туда старика, пусть занимается. Я позже приду. Магадан, сюда!
- Есть, командир!
Тишка с Магаданом переглянулись, и первый покатил к элеватору, а второй - к Одоме.
- Поставь новых охранников, - велел тот, когда колесничий остановился рядом. - Путь уберут здесь все.
В группе Шунды было полтора десятка человек, в основном - простые бойцы, которые несли охрану территории и выходили на задания, где требовалось большое количество участников. За всю историю существования группы одновременное присутствие всех ее членов понадобилось лишь единожды, когда ломанули инкассаторский фургон. С помощь Вомбата Шунды смог зажилить часть кликов, что лежали на счету Антирекламного фонда. Это было до того, как бизнесмены, организовавшие фонд - и все движение дерекламистов в Восточном Сотрудничестве, - добившись своего, прекратили финансирование и отозвали средства. А из фургона тогда добыли диски с новейшим софтом. Шунды разбогател. До главного ламы ‘Вмешательства’, директоров ‘Электрикум Арт’ или, к примеру, владельца ТАГ ему было далеко, но он стал одним из самых зажиточных людей в этой экономической области.
Солдаты жили в большом цехе кирпичного завода, перестроенном под общежитие, и Магадан покатил туда. У Шунды же была своя квартирка - несколько бывших кабинетов на третьем этаже заводской администрации. Он принял душ, переоделся, поел, передохнул немного, сидя на высоком стуле перед окном и глядя на поросшие бурьяном растрескавшиеся бетонные плиты, ржавые арматурные клети и горы грязного песка. В комнате стоял сейф, Одома раскрыл его, достал прямоугольный серебристый брусок с несколькими кнопками, задумчиво повертел и сунул обратно. Подкрутил эмошник в то положение, которое выставлял всегда, общаясь со стариком, и потопал в лабораторию.
‘Лаборатория’ - это, конечно, слишком сильно сказано. Просто бывшая мастерская, где когда-то обновляли электролит в заводских погрузочных карах. Теперь здесь было установлено несколько приборов, манипуляторы и плоские мониторы из натянутых на рамках квадратных кусков электронной бумаги.
- Что это с вами? - спросил Одома, увидев, что старик облеплен розовой жижей. - Где вы измазались?
Вячеслав Раппопорт повернулся к нему. Одетый в замызганный лабораторный халат и спортивные штаны, седой, с мелко трясущейся головой и морщинистым серым лицом, он выглядел лет на десять старше своего истинного возраста. На груди его висел небольшой компьютерный терминал черного цвета.
- Я залез в-внутрь, - прошамкал Раппопорт тусклым скорбным голосом, махнув худой рукой в сторону Машины, что стояла на широком железном поддоне в центре лаборатории.
Шунды был холоден и собран. Он встал рядом с поддоном, старик присоединился к нему.
Машина имела цвет свернувшейся крови, а форму... у нее не было формы в привычном понимании. Более всего это напоминало огромный ком пластилина, размятого гигантскими пальцами. Чуть ниже взрослого человека среднего роста, длиной примерно как обычный легковой токамобиль. Сбоку розовели две пухлые вертикальные складки - будто здоровенные половые губы.
- Вы забирались внутрь? Что вы можете рассказать мне по поводу этого устройства? - четко выговаривая слова, произнес Одома, чье сознание сейчас купалось в наведенном приставкой психормареве из разряда ‘холодная деловитость’.
- Фантастика, ма-а... мальчик, - прошамкал Раппопорт, тряся головой.
Если бы какой другой человек обозвал его ‘мальчиком’, Одома тут же на месте его бы убил, но старику приходилось прощать многое. Кроме него, спецов в распоряжении Шунды не было. К тому же Раппопорта не нужно охранять - он сам когда-то связался с Одомой и рассказал ему все, а после добровольно пришел к дерекламистам.
- Что вы имеете в виду?
Старик попятился, присел на корточки, упершись ладонями в пол между своих ступней, и сразу стал похож на больную задрипанную обезьянку, к тому же - голодную. Правый его глаз был обычным, а слегка выпученный левый - с высветленным мутно-молочным зрачком.
- М-мне бы стикерс... - попросил он, дергая веком.
Одома хлопнул по карману комбинезона.
- Получите, когда все расскажите.
- Рассказать... Трудно рассказать что-то к-конкретное. Я думаю, в-внутри вещество на основе перфтордекалина. - Он замолчал, темный зрачок правого глаза сдвинулся, глядя на Одому, а левый, светлый, так и пялился на Машину - бессмысленный, будто у олигофрена.
- Пер-фтор-дека-лин, - раздельно произнес Шунды. - Разъясните, будьте добры.