Первый пленник – местный житель, стройная девушка лет шестнадцати с миловидным личиком. Густые чёрные волосы на голове спутались и облеплены грязью, а умные карие глазёнки испуганно и в то же время очень внимательно осматривают всё вокруг. Одета девчонка в камуфляж, на ногах ладные кожаные сапожки, при себе она имела огнестрел, потёртый, видавший виды автомат АК-74 при двух снаряженных рожках в стандартном армейском подсумке. Второй язык из туляков. Крупный бородатый мужик лет сорока. Всё лицо в мелких оспинах, держится спокойно, и моё личное мнение, что это кадровый вояка, в чине сержанта или прапорщика. На нём чёрная горка, кепка с христианским крестиком вместо звёздочки, из снаряжения – чёрный бронежилет и набитая рожками и гранатами разгрузка, вооружён новеньким автоматом АН-94 "Абакан", таким же, какой у меня.
Пленников пока оставили в покое, для начала я решил выслушать командира разведывательной группы. Присев на пенёк возле дерева, под которым собрались все командиры отряда, Серый начал доклад:
– В районе форпоста месиво страшное. Орешек – место для обороны хорошее, там и стены имеются, и колючая проволока, и доты, и дзоты, и подземные укрепления, но христиане его всё же взяли. Девчонку из местных жителей на берегу нашли. После минометного обстрела брела к парому, а её тульский воин догонял. Взяли обоих.
– А может, не стоило пленников брать? – спросил Кум. – Как бы неприятностей не было.
– Нормально всё будет. – Губы Серого искривила недобрая усмешка. – Мы тихо пришли и тихо ушли, никто нас не видел. Пока от Орешка двигались, спасённая девчонка мне рассказала, как христиане с людьми, кто к ним в плен попадает, обращаются, да и сам кое-что в бинокль разглядел. И я так скажу: по поведению со своими врагами между крестоносцами, "зверьками" и сектантами никакой разницы. Жизнь человеческую они ни во что не ставят.
– Ладно, – прервал я разошедшегося лейтенанта, – давай дальше говори, что видел. Сколько там Христовых солдат и какое у них вооружение?
Серый кивнул и продолжил:
– Воинов патриарха около полутора тысяч, и к ним в помощь – около полутысячи носильщиков, по виду добровольцы, имеют холодное оружие и двигаются без охраны. У бойцов однообразное обмундирование, чёрные горки, кепки и бронежилеты. Вооружены всерьёз. Много автоматического оружия, видел ручные одноразовые гранатомёты, АГСы, четыре батареи крупнокалиберных миномётов и три полевых орудия в конной упряжке. Автомашин замечено не было. Отряды разбиты на сотни, дисциплина хорошая, офицеры грамотные, настроение личного состава бодрое. В общем, хорошая армия, с такой воевать сложно.
– Хорошо сходил, Серый. Позже всё подробней расскажешь, а пока позови сюда девчонку.
– Угу.
Лейтенант коротко кивнул, встал с пенька, и спустя минуту на его месте сидела спасённая им девушка, которая с опаской покосилась на нас, но, увидев Лиду, которая мягко, по-доброму улыбнулась ей, немного успокоилась.
– Ты нас не бойся, зла тебе не сделаем и вреда не причиним, – заметив, что она всё ещё зажимается, сказал я. – Мы люди прохожие, наёмники. Идём из Новграда на юг. Глядим, у вас тут война, вот и интересно стало, из-за чего такой кровавый кавардак с применением артиллерии. Как тебя зовут?
– Наталья Светлова.
– Что у вас здесь происходит?
Девушка шмыгнула носом, ещё раз оглядела командиров отряда, молча наблюдавших за нашим разговором, и ответила:
– Рыцари Христовы опять с огнём и мечом пришли. Две недели назад появились их послы и начали что-то про сектантов возле какого-то Харькова говорить. Стали наших мужиков в своё войско звать. Но у нас за ними никто не пошёл, да и христиан в городе почти нет. Они покрутились пару дней и ушли, а сегодня с утра родственник мой, Тиша Северянин, в набат ударил. Люди на круг сбежались, думали, пожар или ещё что, а оказалось, что рыцари Христовы уже к Орешку подходят. Всем миром, кто только оружие в руках мог держать, на защиту форпоста кинулись. Через реку переправились, а в крепости уже ворота открыты и гарнизон почти весь перебит. Видимо, за стенами предатели сыскались. Авторитеты наши, кто общинами городскими руководит, приказали отступать, а наш отряд последним шёл и должен был паромную переправу прикрыть. Мы в лесах вдоль берега затаились, а тут миномётный обстрел и атака. Меня немного контузило и землёй чуток присыпало. Глаза открыла – и к переправе, а за мной враги. Думала, что всё, не уйти, а тут ваши, спасли меня, так что с меня причитается.
– Э-э-эх, пичуга! – посмотрев в глаза девчонки, вздохнул я. – Чего с тебя возьмёшь? Сама мала, боец не очень, а родители, если ещё живы, наверняка люди не богатые.
– Зато меня народ знает и уважает. Ты не смотри, что я одета неказисто и из оружия только "калаш". Я писать умею, книги старые читала, а батя мой покойный треть города держал и с двух деревенек неподалеку дань собирал. Многие про это не забыли, и если вам в наших краях будет нужна поддержка, то я могу поспособствовать.
– Ладно, благодарности сейчас – не самое важное. Ты мне вот что скажи. Как думаешь, что у вас здесь дальше будет? Удержат ваши воины город?
Наталья задумалась, всхлипнула, а затем, как мне показалось, несколько наигранно нахмурилась и отрицательно помотала головой:
– Нет, не удержат. Нам бы ещё часов двенадцать в запасе, и подойдёт помощь из лесных деревень. Но времени нет, а христиан больше, вооружены они лучше, и наши предатели им всю схему обороны сдали. На этом берегу много лодок осталось, в ночь туляки к Перемышлю переправятся, так что с утра город падёт, и жителей на костры потянут.
– Неужели сразу на костры?
– Ну да, у них это первым делом, а у нас так вообще случай особый. Мы первые, кто Константиновой власти не покорился и войско его кровью умыл, так что они нас люто ненавидят. Если получится, наши женщины и дети успеют в леса спрятаться, а мужикам одна забота – драться за свои дома до самого конца.
– Хорошо, Наташа. Пока поешь и отдохни.
Девушка встала, молча ушла к одному из маленьких бездымных костерков неподалеку, а ей на смену на всё тот же пенёк посадили туляка.
– Имя, фамилия, звание, должность? – строгим, не терпящим возражений голосом спросил я и тут же добавил: – Молчание и обман будут наказаны.
В своих догадках я оказался прав: туляк действительно был кадровым военным. Он выпрямил спину и ответил:
– Исаак Протасов, десятник 5-й сотни Рыцарей Христовых, приписанных к Успенскому собору.
– Что здесь происходит? Почему патриарх своё слово о мире нарушил?
– Готовится Великий Крестовый поход, необходимо обезопасить тылы, а слово, данное еретикам, отлучённым от святой нашей матери церкви, ничего не значит. У нас в Перемышле верные люди были, и, когда святым отцам, пришедшим в городок с посланием патриарха, отказали в помощи, настал черёд воинов.
Вопросы – ответы. Воин Христова войска ничего не скрывает и сохранить какую-либо военную тайну не пытается. Через полчаса Протасова уводят, а я, оглядев своих офицеров, спросил:
– У кого и какие предложения?
Первым высказался Игнач:
– Смеркается. В ночь надо обойти поле боя и до утра оказаться подальше от этих мест. После этого переправимся на другой берег Оки и продолжим путь.
– Поддерживаю, – вторым был Кум.
– Я не против, – своё слово сказал Крепыш.
На мгновение тишина, и голос Лиды:
– Уходим. Это не наша война. Игнач прав.
Последним своё мнение высказал Серый, перед этим посмотревший назад, на спасённую им девчонку, которая, судя по его поведению, ему приглянулась:
– Согласен, но есть дополнительное предложение.
– Какое? – спросил я.
– Мы уйдём, но перед этим предлагаю по тылам воинов патриарха пройтись. В войну ввязываться не надо, а пошуметь, чего-нибудь поджечь и важного языка из высшего комсостава для допроса взять было бы полезно.
– Хочешь армию от Перемышля отвлечь?
– Да. Жалко местных граждан. Нам-то что? Сделаем всё красиво и уйдём. А местным жителям выигрыш по времени и возможность из лесов помощь получить.
– Нет, Серый.
– Но почему?
– Во-первых, у христиан регулярное войско, а не ополчение, и просто так, если мы совершим лихой налёт, спокойно уйти нам не дадут. Во-вторых, ты исходишь в своём предложении из того, что туляки плохие, а люди из Перемышля хорошие. Но это, дружище, не совсем правильно. Ты знаешь, чем живёт местный анклав?
– Нет.
– А я в курсе. В большинстве своём они бандиты и мародёры. Вольные художники, которые пригибают под себя окрестных жителей и собирают с них дань. В своё время отцы и деды горожан не одно селище в радиусе двухсот километров от своего городка дотла за непокорность выжгли. Так что местные люди ничуть не лучше христианских карателей, и здесь нам никто не друг и не враг.
– А как же мирные жители, женщины и дети, которые могут пострадать? – поморщившись, спросил Серый. – Надо помочь им эвакуироваться.
Сообразив, откуда такие мысли в голове лейтенанта, я ухмыльнулся и сказал:
– То, что девчонка говорит, дели на три. У гражданских людей для того, чтобы в леса отступить, весь световой день в запасе был. Соображаешь?
– Понял. Она умная, а я дурак. Девчонка меня на жалость разводила, а я чуть было не повёлся.
– Правильно. Поэтому уходим тихо, не привлекая к себе внимания. Всё ясно?
Как только стемнело, в сопровождении нашего проводника, отпустив на волю симпатичную умную девушку Наташу и вернув ей автомат, мы двинулись дальше. По широкой дуге отряд спокойно обогнул боевые порядки тульских крестоносцев, которые начали переправу на левый берег. А после этого мы отпустили Протасова. Он поклонился в пояс, пробурчал слова благодарности, повесил своё оружие на шею и, немного отойдя от нас, сначала прибавил шагу, а затем и побежал. Видимо, десятник до последнего момента думал, что его убьют.
Прошагав всю ночь, к следующему утру мы уже были в двадцати километрах выше по реке. Здесь обнаружили небольшую рыбацкую деревушку, с тихими, незлобивыми жителями. При их помощи отряд переправился на левый берег, передохнул и, держась как ориентира реки Жиздры, снова пустился в дорогу.
Идём день, второй, на третий отряд прошёл окраину покинутого людьми Козельска, и километрах в восьми от него случилось очередное дорожное происшествие.
Вокруг нас всё те же леса, попадаются засеянные пшеницей и овсом небольшие возделанные поля. По левую руку – река и пара впопыхах брошенных лодок. А перед нами ничем не примечательная, огороженная кирпичными стенами деревушка, человек на триста жителей. Местные люди нас боятся. Они заметили передовой дозор, который ни от кого не скрывался, и над окрестностями прокатился тревожный звук металлического била. Деревянные ворота поселения захлопнулись, а на стенах появились вооружённые огнестрельным и холодным оружием мужчины.
Мы решили не нервировать мирных аграриев и, не вступая с ними в контакт, пройти мимо. Припасы у нас имеются, люди не устали, и отдых отряду пока не требуется.
Удобная для продвижения дорога пролегала метрах в четырёхстах от стены. Обходить поселение по дебрям – потеря времени. Тяжёлого оружия в посёлке не замечено, так что, разбившись на группы и вытянувшись в длинные походные шеренги, отряд мирно идёт мимо деревушки и никого не трогает.
И вот, когда стены уже остались в нашем тылу и даже конченый дебил должен был понять, что от нас беды ждать не стоит, от поселения прозвучал одинокий выстрел. Пуля местного снайпера, стрелявшего непонятно из чего с расстояния в пятьсот метров, насмерть уложила идущего крайним в тыловом дозоре наёмника, который пристал к нашему отряду ещё в Турции и, скорее всего, был шпионом трабзонского разведчика доктора Галима Талата. Турок был хорошим бойцом, многое с нами прошёл, но смерть всё же нашла его.
Воины рассыпались по лесу, на опушку которого мы уже вышли. И на скором военном совете было решено ситуацию на самотёк не бросать. Гибель одного из наших людей должна быть отомщена. Для нас это неписаный закон и руководство к действию. Дождавшись темноты, через картофельные поля мы подошли к посёлку, в котором никто не спал. За стенами были слышны приглушённые голоса местных жителей, лаяли дворовые псы и где-то плакали дети. Напряжение, царящее внутри, чувствовалось всеми, и эту смесь страха и волнения можно было ощутить даже без помощи Лихого. Один выстрел, одна смерть – и наказание для всего поселения.
Группы вышли на исходные позиции. Оставалось только отдать команду на штурм, и начнётся работа. Наши снайперы выбьют людей на стене, автоматчики обстреляют из ГП-25 деревянные ворота, и, пока местные жители сосредоточат своё внимание на защите пролома, пластуны перелезут через стену и атакуют их с тыла. Я взял в руки рацию и приготовился вызвать на связь лейтенантов. Но настороженную ночную тишину разорвал сильный, уверенный голос из-за стены:
– Эй, воины, вы здесь?!
На стене, не таясь, держа в руке факел, появился человек, лицо которого разглядеть нельзя, а силуэт был идеальной мишенью для наших стрелков.
– Да, мы здесь! – отозвался я сельскому жителю.
Переговорщик, или кто он там, прокашлялся и сказал:
– Мы не знаем, кто вы, и знать не хотим. Смерть вашего человека случайность, у молодого охотника палец на спусковом крючке дрогнул. Мы приносим свои извинения.
– С полукилометра – и палец дрогнул? Эту хрень ты кому другому объясняй. Не верю тебе. А что касается ваших извинений, то засуньте их себе в задний проход. Погиб наш товарищ, и вы за это ответите.
– У нас есть чем вас встретить. – Голос мужика еле заметно дрогнул.
– Начхать! Сейчас вас гранатами закидаем, а стену вашу взорвём. Готовьтесь к смерти!
Парламентёр помедлил и снова заговорил:
– А если жизнь на жизнь обменяем?
Вариант был приемлемый, и я ответил не раздумывая:
– Нормально. Через двадцать минут вы спускаете со стены своего снайпера и его винтовку. Только учтите, если обманете и левого гражданина нам подсунете, мы вернёмся и спалим вашу деревню. Виру вашу примем, это дело святое. Но если что, то за обман ответите.
– Не будет обмана, воин. – Голос мужика сорвался, но он справился с собой и продолжил: – Сына своего тебе отдаю, и об одном только прошу: если будешь его убивать, то не мучай парня.
– Если он в самом деле такой хороший стрелок, каким себя сегодня показал, то в отряд его возьму. Боец убит, а место его пустует, так что твой сын в строй за него встанет, а там уж как судьба распорядится.
Молодого и растерянного парня, стрелка с древней винтовкой Мосина, непонятно как дожившей до наших дней, спустили со стены ровно через семнадцать минут. Наши воины подхватили его под руки, дали парочку крепких пинков, чтобы двигался быстрей, и вскоре вновь выстроившийся в походную колонну отряд продолжил своё движение на юг.
Глава 16
Орёл.
27.06.2065
От Козельска до Болхова, ещё одного вольного анклава, наш отряд всё так же двигался пешком. Не скажу, что это было так уж изнурительно, люди у нас ко всякому привычные, но идти по звериным тропам и разбитым автомагистралям удовольствия немного. Тяжёлый рюкзак на плечи, автомат в руки – и вперёд, и изо дня в день одно и то же. Летняя жара, форсирование рек и ручьёв, пот, грязь, пыль, небольшие болота, редкие поселения с угрюмыми крестьянами, ожидающими от нас зла, и множество назойливых насекомых. В общем, обычные будни путешественника или разведчика, который вздумал совершить дальний переход из точки А в точку Б, с поправками на то, что мир пережил чуму, слабозаселён и за пределами цивилизованных анклавов человек человеку – волк.
В Болхове по сходной цене у горожан удалось прикупить неплохих лошадок, так что дальше движение пошло веселей. К тому же до Орла, некогда областного центра Российской Федерации, шла вполне приличная грунтовая дорога. И вот сегодня отряд вошёл в вольный город Орёл. Точнее, в один из его пригородов в районе речки Орлик, впадающей в Оку.
В дороге мы неоднократно встречались с людьми, в большинстве своём торговцами, ведущими бизнес в Орле, и благодаря им, пока отряд продвигался к городу, я собрал некоторую информацию о местной власти, которая в этом поселении принадлежала группировке, называющей себя "медведи". Как и по всей планете, после чумы в Орловской области каждый выживал, как мог. Было всё в самом распространённом наборе: анархия и хаос, техногенные катастрофы и бандиты, мародёры и разбойники, насильники, маньяки и убийцы. И беспредел продолжался до тех пор, пока лет двадцать назад самый крутой местный бандит Папа Миша не выбил из города всех своих конкурентов и не объявил Орёл территорией мира.
Князем, герцогом или императором Папа Миша себя объявлять не стал, а представлялся всегда скромно – смотрящий за городом. Никто с ним не спорил, и то, что в областном центре появилась крепкая власть, так или иначе устраивало все районные анклавы и группировки.
Лихой народ повеселился в своё удовольствие и осознал, что с мирных граждан гораздо выгодней брать дань, чем грабить их каждый год, и так в Орловскую область пришёл неофеодализм в его начальной стадии.
Укрепив свою власть в областном центре, орловский смотрящий распространил на своей земле неписаные правила поведения, и для себя я эти законы раскидал по пунктам. Первый: все люди в Орле гости, и только "медведи" в нём хозяева. Второе: если хочешь пострелять или вырезать своему врагу сердце, иди за город. Третье: мордобой разрешён, однако в разумных пределах и без смертоубийства. Четвёртое: питейные заведения, бордели и мастерские являются собственностью "медведей", и всякое посягательство на них, а также неуплата за предоставленные услуги заранее оговоренной цены влечёт за собой кару, которая почти всегда одна – смерть. Такими были основные неписаные законы города Орла, а всё остальное мелочи, особого внимания и упоминания недостойные.
Стен вокруг владений "медведей" не было. Но на основной дороге от Болхова находится мощный блокпост, на нём полтора десятка плечистых амбалов в неплохо пошитой кожаной одежде, с парой автоматов АКСУ, ручным пулемётом РПКС и неизвестными мне самозарядными винтовками под патрон калибра 7,62 мм. Это всё понятно, ситуация знакомая. Однако была небольшая мелочь, которая поразила меня до глубины души. Над блокпостом развевался флаг: на красном полотнище орёл, сидящий на крепостной стене. Как правило, флаги имеют только серьёзные государства или крупные анклавы, которые могут позволить себе содержать регулярную армию или постоянную дружину, а тут городок тысяч на тридцать пять граждан и флаг. Круто!