Ребенки пленных не берут - Михаил Гвор 22 стр.


Олег Юринов

Как в старые добрые времена… Работаем перевал со страшной силой. Правда, в старые времена не было на рюкзаках тщательно притороченных винтовок, и не стояла задача за день добежать от Казнока до Большого Алло. Впрочем, последнее могло понадобиться на "спасах". А вот снайперок точно никогда не было в списке необходимой снаряги.

Жаль, что не удалось напугать баши до такой степени, чтобы он просто сложил оружие. Но на подобное счастье никто всерьез не рассчитывал. Надеялись, но так, проформы ради. Слишком много врагов нажил Ахмадов, чтобы прожить хоть день без своей армии. Да никто и не собирался оставлять Бодхани живым. Лгал я ему? Конечно, лгал. Если на одной чаше весов лежит хотя бы одна жизнь, а на другой необходимость соврать…

Я имею в виду наши жизни. На ахмадовцев - наплевать.

Но эффект от переговоров был. И немаленький. Всю ту чушь, что я нес в эфир, слышал не только баши. Слишком скученно они там стояли. Слухи разлетятся по армии со скоростью лесного пожара. А появление "ребенков" с собаками - закрепит их намертво, достав до самой подкорки. Джигиты почти поголовно религиозны и очень суеверны. Сказывается наша многолетняя работа, но еще больше влияет недостаток образования. Точнее, полное отсутствие, там даже писать не все умеют. Если чему их и учили, то обращению с оружием. И то плохо.

Так или иначе, а джигиты побоялись атаковать "ребенков" в попытке прорваться вниз. Этого варианта я опасался больше всего. В лобовом столкновении на открытой местности большие потери неизбежны. Но Ахмадов не стал даже обороняться. Маршевым темпом начал отходить вверх по ущелью, в сторону Двойного. Убегали горе-вояки на удивление быстро и дисциплинированно.

"Ребенки" контролируют его отход, издалека попугивая видом собачек, ждут Дивизию, аккуратно вылавливают отставших и зазевавшихся.

Идем вчетвером: я, Леха, Олим и Витас. Самые выносливые из остававшихся в каньоне. Задача проста и понятна. Оказаться на Большом Алло быстрее, чем там появятся джигиты Бодхани.

Основная наша задача - остановить Ахмадова на озере. Тем более что именно туда была отправлена четырнадцатая группа. Сам же и сплавил, чтобы дети не путалась под ногами. Тогда идея казалась хорошей. Теперь - не очень.

Впрочем, местность там к обороне приспособлена изумительно, оружие у детей есть, и пользоваться им умеют. Патронов с запасом. Если еще и мы успеем вовремя - будет совсем замечательно. Очень не хотелось пачкать детские руки в крови, но пример Саньки доказал - они готовы. А когда именно перережут первое горло или всадят первую пулю в голову - непринципиально. Раньше или позже, но воевать придется все равно. Надо быть наивным дураком, чтобы надеяться, что после уничтожения Ахмадова у нас кончатся враги. Это такая вещь, которая всегда находится. Те же афганцы, к примеру.

Так что пусть начинают сегодня. Когда есть запас патронов, местность подходящая, и мы рядом.

Мы, конечно, здорово рискуем. Тащим только оружие: мне и Лехе - две "драгуновки", и автоматы ребятам. Ни палаток, ни спальников, ни примусов. Даже элементарных "поджопников" нет. Лишний вес. Лучше взять десяток патронов.

Вот и получается, что до Алло надо добежать, кровь из носу, именно сегодня. В "каменоломне" есть аварийное укрытие со всем необходимым. Добежать-то реально. Если пургень не накроет. В этом риск, но пургень только кончился, столь часто они не бывают.

Конечно, если идти через Мутные, то за день не дойти. Но мы рванули вниз с Западного. Технически сложнее, но короче. До озер спускаться не надо, с перевального взлета сразу уходим на боковую морену. Часа три экономим.

Еще один плюс - всё засыпано снегом. Первый жопслей закладываем на Западном. В связках, в нижней части есть бергшрунд - такая смешная трещина на изгибе ледника, расширяющаяся внутри. Сейчас эта прелесть засыпана снегом и не видна, но ухнуть в нее - только так. Потому в середине склона тормозим, и едем медленно, высматривая нашу радость. Наконец замечаю границы, показываю Лехе. Он останавливается и организует страховку. Самую простую, через ледоруб. Разгоняюсь и прыгаю через опасный участок. Ниже берга рублюсь и оттуда страхую напарника. Отходим в сторону и смотрим на прохождение опасного участка второй связкой. Готово. Едем дальше.

На выполаживании встаем. Дальше подъем, самая протяженная часть маршрута. Вспоминаю, как в день Большого Писца вел сюда "спецов". Ребятам тогда было под сорок. Сейчас под сороковник мне. Двенадцать лет здесь… Кстати, тогда ругался, что Чимтарга меня не любит. Теперь всё не так. Местный я. Это наши горы. Вот сегодня перевал завален снегом по уши. И на подъеме снег уже слежавшийся, твердый. Прем, как танки: под ногами ничего не едет, ступени держат изумительно, акклиматизация у нас такая, о какой в альпинизме и не мечтали. Двенадцать лет - не месяц, а мы эти годы прожили на трех тысячах. Да и выше поднимаемся регулярно. На крутяках, где приходится бить ступени, меняемся через полсотни шагов, чтобы не ронять темп. Привалы не через тридцать минут, как в две тысячи двенадцатом, а через час-полтора. В итоге на перевале оказываемся часа за два до темноты.

Подхожу к туру. Надо же, жив.

- Витас, я тебе обещал, что сниму вашу записку отсюда? Держи.

- Когда обещал? - пытается вспомнить литовец.

- В две тысячи двенадцатом. На моем дне рожденья.

- Долго же ждать пришлось.

- Ну извини…

Смеемся.

Леха сквозь смех выдыхает:

- Опять писать будешь?

- Буду. Пока дышим. Вот ты тогда возражал на Казноке, а Андрей говорит, те записки ему жизнь спасли.

- Ну, тогда я покурю!

- Что???

Во время давнего рейда в долину, мы набрали и сигарет. Но тех запасов хватило всего на два года. А дальше… Изредка разведчики притаскивали снизу. Немного. Большинство в Лагере вынужденно бросило курить. Да что большинство, считай - все. И Леха - тоже.

Сейчас он с ехидной усмешкой смотрит на наши офигевшие лица и достает пачку "Кэмела". По-пижонски вытряхивает сигарету, прикуривает, довольно выдыхает клуб дыма и убирает помятую желтую пачку, украшенную полустертым верблюдом, назад в разгрузку.

- Десять лет берег. Именно на этот случай. Одна осталась. Выкурю на первом перевале, который пойду как турист. Ты пиши, пиши… - подгоняет меня. - Время дорого.

И всё, как двенадцать лет назад: я пишу записку на перевале, Леха курит, впереди спуск. Все как тогда. Только в рюкзаках у нас не шоколадная колбаса, а пачки патронов. Только в Лагере нас ждет не маленькая Санечка, а Надюша… Санька Бешеная сейчас в одиночку идет ВАА, чтобы забрать "ценный груз": Борьку, совершившего невозможное. Брата, которого я не видел двенадцать лет, и который вряд ли похож на себя самого. Того, прежнего, из жизни, оборвавшейся так неожиданно… Только нет бабушки и Руфины Григорьевны, у папы семь лет, как кончился его изокет, и он держится на самодельном лекарстве, которое варит из травок Мирали, дед жены Бахреддина… Леха женат на литовской снайперше… Мама все реже выходит из лагеря… И неизвестно, где и что мы будем делать завтра…

А я пишу записку на перевале. Точно так, как мы их писали в том, туристском прошлом: "Группа… под руководством… вышла на перевал…". А в голове крутятся слова из песни времен Великой войны. Не третьей, оставившей нас здесь, а второй, которую тот мир сумел пережить. Песни тех, кто воевал в других горах: "Помнишь гранату и записку в ней…". Ту записку в гранате потом, в мирное время, нашли. Может, и мою кто-нибудь снимет, просто проходя маршрут… У кого будет лето, отпуск и поездка в Фанские горы…

Всё. Записка дописана и убрана в тур. Не в гранате, а в полиэтиленовом мешке и консервной банке. И рефлексия убрана вместе с запиской. Пять минут расслабухи прошли, и мы валим вниз. Воевать.

А вниз - не вверх. Особенно, если учесть, что снег с этой стороны рыхлее, и лежит на всем видимом пространстве, а это минимум километр по высоте и километров шесть по расстоянию, которые мы пролетаем за десять минут. В этот раз Чимтарга меня бережет.

Следующие два часа валимся вниз по тропе, которая видна даже под слоем снега. Через час снег совсем кончается. Вот и Большое Алло.

Что мы успели раньше Ахмадовских - зуб даю, как говорит Санька. Но движемся аккуратно и осторожно. Мало ли кого могло сюда занести. Но всё тихо. До темноты успеваем в наше убежище. Общение с детьми, ужин, расстановка постов, и спать.

Таджикистан, окрестности Айни, чайхана

- Аллейкум ассалам, уважаемые!

- Ваалейкум ассалам, Мустафа!

- Что интересного происходит в мире, Абдулла? Или ты, Вагиз, поделишься свежими новостями?

- Ты всегда так торопишься, Мустафа, как будто боишься опоздать родиться на свет, - степенно ответил Вагиз, - присядь с нами за один дастархан, выпей чаю, посмотри на мир спокойно и с достоинством, присущим старости. Что спешишь, словно пылкий юнец?

- Как можно спокойно пить чай, - разволновался старик, - когда вокруг творятся такие дела?!

Тем не менее, к совету прислушался и с кряхтением присел на вытертый ковер. Но молчал недолго.

- Вот ответьте мне, уважаемые, куда пропал наш баши, да пошлет Аллах ему здоровья? И куда делся младший сын уважаемого правителя, несравненный Мутарбек? Почему в Айни хозяйничают дехкане из Матчи, а мост через Зеравшан наводят урусы из Душанбе?

- Не горячись так, Мустафа! Я скажу даже больше! Вчера вернулся домой мой горячо любимый племянник Саид. Ну, тот самый, который служил на Шахристане. Высокий такой, со шрамом от мотыги через все лицо. Да-да, тот, что когда-то подрался под чайханой с твоими внуками, почтенный Абдулла. Так вот! Саид рассказывал, будто к ним на заставу пришли люди Амонатова и сменили их на посту.

- Что значит "сменили", Вагиз?! - Абдулла даже привстал от удивления. - Ты хочешь сказать, доблестные воины нашего великолепного баши оставили свои позиции пенджикентцам? Но ведь они наши враги!

- А что им оставалось делать? С одной стороны Саттах-бек, с другой согдийцы. И наш баши куда-то пропал… - развел руками старик.

- Кстати, куда?

- Насколько я понимаю, баши пошел в Пасруд. А потом этот страшный сель!..

- Да, Абдулла, наверное, ты прав. Это было храброе решение, достойное истинного смельчака! Но скажите, уважаемые, разве не глупость - лезть в логово Аджахи. Тем более сейчас, когда оросы проснулись, и дни армии Джанахама сочтены?

- Не знаю, Мустафа, не знаю… - задумчиво протянул Мустафа. - Возможно, баши хотел помочь оросам в этой битве.

- Скорее, помешать, - Вагиз аккуратно нацедил полную пиалу чая и продолжил, - всё последнее время баши только и делал, что враждовал с оросами, а его джигиты путались под ногами то у старого Шамси, то у того уруса.

- Что ты такое говоришь, Вагиз! - всплеснул руками Абдулла, - не думаешь же ты, что наш баши - слуга Аджахи?!

- Именно это я и думаю, уважаемый! Смотри сам: троих людей баши убил Шамси. Плюс капитан оросов положил кучу народа. А под Сангистаном многих джигитов загрызли чуру. Мы думали, что там оросы защищали воинов баши. Но может быть, всё было наоборот? Джигитам помогали демоны! Тогда понятно, как удалось за один день разбить укрепления. Но пришли оросы и прогнали злых духов. Без союза с нечистью баши не смог одолеть матчинцев.

- Ты говоришь страшные вещи, Вагиз!

- Он прав, Абдулла! - подскочил с насиженного места Мустафа. - Все становится понятным! Баши со всем семейством продался Иблису! Потому и угнетал правоверных! И потому его считали врагом все вокруг! А теперь, когда чудовищный сель оборвал его неправедную жизнь… Одного боюсь, как бы нам не пришлось отвечать за дела Ахмадова. Надо бы спросить "железного" Шамси. Он должен знать правду.

- Как ты его спросишь, если уже третий день никто не видел ни старика, ни его правнука? Перед тем, как сошел сель, домулло уехал на ишаке в сторону Сарвады! И все, больше Шамси никто не видел.

- Не скажи, Вагиз, не скажи! Вот тут ты совсем не прав, - Мустафа улыбнулся. - У меня есть знакомая вдова, которая подрабатывает в казармах джигитов в Сарваде. Так она уже вторую ночь убирает для урусов…

- И что? - скривился Абдулла, - знаешь, Мустафа, твоя любовь к подобным источникам начинает раздражать! Мы хотим установить истину или хвастаемся, чьи сплетни грязнее?!

- Сплетни? - аксакал обиделся. - Может, и сплетни! Только она своими глазами видела Шамси! Он сейчас у урусов! И окружен заботой и уважением, достойным шахиншаха!

- Какой-то ты сегодня слишком подозрительный, Абдулла, - поддержал Вагиз, - во дворе Абазаровых Дилором гоняет матчинских солдат, как своих слуг! Неужели ты этого не видел? А ведь они союзники урусов!

Абдулла задумался. Ладони задумчиво поглаживали пиалу, отмечая каждое полустершееся ребрышко.

- Да, пожалуй, я был не прав, - наконец сказал он. - Прости, Мустафа! Что тогда получается? Шамси - Ирбис, это мы знаем?

- Так! - хором подтвердили собеседники. - Знаем!

- Кроме того, он орос!

- Безусловно!

- Матча и урусы оказывают бедному старику почести, достойные шаха шахов?

- Именно!

- И только наш покойный баши был против всех, кого мы упомянули. Вагиз прав!

Названный довольно улыбнулся, неторопливо наполнил пиалу и закрепил свой успех:

- Наконец-то ты научился признавать свои ошибки, Абдулла! Это признак мудрости. Но ты опять немного поторопился. Наш вероломный баши жив. Того, кто под защитой Иблиса и Аджахи, трудно убить. Убедить меня в его гибели сможет разве что отрезанная голова посреди нашего дастархана.

- И кто, - ядовито спросил Мустафа, - должен принести голову, чтобы такой недоверчивый ишак, как ты, поверил в смерть Ахмадова?!

- Думаю, из уважения к нам домулло мог бы сделать это и лично. Но, скорее всего, он пошлет своих воинов. Всё-таки время неумолимо! И даже спину ороса сгибает безжалостный гнёт прожитых лет.

- Ты прав, Вагиз! Стареет "железный" Шамси, - тихо произнес Абдулла, - раньше мы никогда не могли понять ход мыслей старика.

- Ну так у него за плечами уже больше ста лет. Или меньше? А, Мустафа?

- Кто считает чужие годы, уважаемые… Но Шамси воевал еще с немцами, а та война окончилась очень давно. Думаю, что орос, которому повинуются матчинцы и урусы из Душанбе, будет жить долго. Понять бы еще, где старик прячет своего верного чуру…

Таджикистан, Фанские горы, перевал ВАА

Санька

Я их всех поубиваю! Ни одна сволочь даже слова не сказала! "Приведи ценного человека"! Ну, папа, ладно, он со своей разведкой совсем засекретился! Но Андрей-то, а? Я ему, понимаешь, два дня баночку подставляла, чтобы спальник не изгадил, а он, гад, делает вид, что ни фига не помнит, и молчит, как партизан! Ни полсловечка! Как распинался! И "красавица", и "у тебя глаза"! А про дядю сказать?! Нет, ну не урод разве, а?! Все военные такие, точно говорю!!! Погоди, я до тебя доберусь, капитан! Отведу дядю Борю вниз, а потом приду на Казнок! Хотя нет, на Казноке к тому времени закончат… Шаки, конечно, не сдадутся, но… Всё равно закончат. И приведут тебя в Лагерь, мне на растерзание!

Я тебе всё припомню, конспиратор хренов! Ты у меня попрыгаешь!

А ведь мы в Лагерь сегодня не успеем. Одна бы добежала, а вдвоем - до Мутных бы дойти. Чего-то дядя Боря совсем не идет. Вот, оказывается, как горняшка выглядит… Никогда не видела, у нас все давно акклиматизированные. А мелкие сразу такими рождаются. Или слабый? Но Гюль говорила, он за ними с самого Искандеркуля держался! Не будет же она врать.

Может потому и идет так хреново. Подсдох немного. То есть, до полного изнеможения.

Тогда, тем более, только до коша надо идти. Выспится, поест, утром как огурчик будет! По крайней мере, до Лагеря живым дойдет, вниз не вверх.

А пока что пойдем потише. Хорошо, догадалась рюкзак отобрать. Надо бы и автомат, только не дает! Солдат! Смешно. И папа, и дед говорили, что дядя Боря шахматист и мирный человек. Ничего себе - мирный! На Андрея чуть-чуть похож. И на папу немного. И кто из них мирный? Впрочем, двенадцать лет прошло. Меня он двухлетней помнит. Говорит, очень нежная и ласковая была…

Смешно. Я - нежная и ласковая! Нет, конечно, я такая и есть! А кто не верит, тот сам виноват! Но всё равно смешно.

И называет меня Санечкой всё время. Я только маме с папой позволяю себя так называть! Ну и бабушке с дедом, конечно. Но папа чаще как все кличет! А с этим что делать? Ладно, пусть пока зовет, как хочет, всё-таки столько лет шел из своего Новосибирска. Надо будет как-нибудь туда сходить! Вот закончим с Ахмадовым, возьму Коно и сгоняю…

Какая только муть в голову не лезет, когда еле плетешься! Ну что, спрашивается, я забыла в этом Новосибирске? Если оттуда все уехать хотят? Лучше в Астрахань с дядей Борей схожу, приведем его невесту. Заодно присмотрю, чтобы их никто не обидел. Кто там по дороге? Узб и Каз? Первые, значит, теперь друзья! Ну, а казов не жалко!

Что? Я же уже говорила! Ну ладно, повторю еще, мне не трудно. Бабушка себя хорошо чувствует. По горам ходит, продуктами занимается. А деда у нас самый главный! Потому что самый умный! А кто сомневается, мигом у меня в глаз получит.

Дядь Борь, ты держись, ладно? На вот кусочек сахара, поможет. Тут уже совсем немного осталось. Это последний подъем. А дальше только вниз! А то я тебя замучаюсь тащить. Ты хоть и полегче Андрея, но со мной и Коно сейчас нет. Или придется зарываться. Оно, конечно, можно, но так не хочется! Чуть-чуть осталось. Только на эту седловинку залезем, и всё. Ну, почти всё! Там вниз недолго, а на Мутных кош, можно поспать хорошо. Я тебе шурпу сварю. Не из двухвосток! Из мяса. У меня собачатины немного припрятано! Держись, дядь Борь, держись… Ты сможешь, я знаю! Ты всё можешь! Ты же Юринов!

Назад Дальше