Он досуга вытер меч о рукав рубашки и убрал оружие в ножны - лезвие скользнуло туда с лёгким, удовлетворённым шипением, словно насытившись боем и кровью. А на берегу почему-то стало очень тихо и, когда Олег обернулся, то увидел, что все стоят неподвижно - лишь четверо ребят, медленно шагая, несут кого-то на плаще. Разжатая рука расслабленно чертила по песку вялыми пальцами.
- Кто?! - спросил Олег, подбегая. Ему что-то ответили, но он не услышал: не было нужды. На плаще несли Воибора. Кто-то положил меч ему поперёк ног и закрыл лицо повязкой. Рубящий удар сабли пришёлся слева по рёбрам - наверное, в момент замаха - прорубил их и достал сердце…
- Так то, - виновато сказал Твердислав. - Мы-то и поделать ничего не поспели, Гоймир, Родом клянусь! Он по горячке гнал одного, замахнулся… а выжлок и рубани на повороте. Его-то мы срубили, - добавил он так, словно это могло что-то исправить,
Опустив плащ на песок, мальчишки молча закинули его краями труп и угрюмо шагнули в стороны…
Интерлюдия: "Поговори со мной, трава!"
Поговори со мной, трава!
Скажи, откуда взять мне силы?
Меня ведь тоже так косили,
Что отлетала голова…Скажи, подружка, как дела?
Какие снятся сердцу дали?
Меня ведь тоже поджигали,
И я, как ты, сгорал дотла…Откуда силы-то взялись?
Казалось - нет нас, только пепел…
Но мы из этих смертных петель
Как птица Феникс, вознеслись!Шепни мне нежные слова…
Нас ждут и праздники, и будни…
Я снова молод, весел, буен!
Поговори со мной, трава!
* * *
Смерть Воибора обрушилась на отряд, как удар сверхзвуковой ракеты. Никто ничего не ждёт и даже не слышит - и вдруг взрыв, падают люди, оставшиеся в живых в ужасе, непонимающе озираются… а через секунду слышат гул летящей ракет, и до них постепенно доходит, что произошло.
Если честно, Олег даже не ожидал, что это так подействует на горцев. Он сам ощущал что-то вроде тупой боли, какая бывает в заживающей ране… или при виде чужой беды, когда понимаешь, как всё страшно и дико, но понимаешь умом, а душа вообще-то молчит… Почему-то, когда убили Тверда, он забылся быстро. Может быть - потому что никто не видел, как он умер, и можно было уверить себя, что он не погиб в бою, а просто… ну, как люди умирают, и не так уж редко, горько, но естественно. А Воибор погиб на их глазах. Погиб в бою, от вражеской сабли, и друзья видели, как он упал…
Тело Воибора несли долго. Нельзя же было хоронить его на месте боя, куда неизбежно явятся враги…
…Чета вернулась к западному берегу Тёмного, где Горный Поток вновь вытекал из озера, разделяясь на два рукава, чтобы через два десятка вёрст влиться в Ан-Марья. Озеро от моря отделяли поросшие лесом холмы и невысокие скалы, в которых горцы прятались с тех пор как вырвались из ловушки в Сосенкином Яру. Квитко увёл своих Снежных Ястребов на восточный берег, Лисы Дрозаха, выбрав нового воеводу, двинулись куда-то севернее. Изредка включая трофейную рацию, Гоймир смог определить, что в Оленьей Долине действует чета старого знакомца Олега Вийдана из Орлов. На севере, в Кровавых Горах, сражались Белые Волки Ратислава, князя-воеводы немногочисленного местного племени. Чуть южнее, по Смеющейся, гулял Хайнц Хассе - как объяснили Олегу, доброволец с Земли (при мысли о том, что он тут всё-таки не один, становилось как-то спокойнее, хоть это и глупо.) Об остальных - весьма многочисленных - четах из эфира ничего выловить не удалось. Но успехи "украдного войска", судя по всему, были велики - восточнее Длинной Долины данванские рабы почти не пробирались, слишком занятые погоней за неуловимыми врагами…
…Лагерь четы располагался в пещере - в одной из скал примерно на высоте десяти саженей. К площадке перед пещерой вела узкая тропка, почти полностью скрытая кустами остролиста и каменной ивы - местного растения, не попадавшегося на Земле. Тропку для вящей безопасности подминировали, а с другой стороны скалы выдолбили ступеньки, по которым - с некоторым, правда, риском - можно было спуститься на речной берег, скрытый от взглядов сверху каменным козырьком; из-за этого казалось, что река вплотную подступает к подножью скалы.
В полном молчании все поднялись на площадку и, положив на камни тело Воибора, встали вокруг, опустив головы. Те, на ком были лёгкие шлемы, сняли их; стояла гнетущая тишина, только чирикали в кустах привыкшие к людям пичуги.
Глядя на белое, спокойное лицо Воибора, запрокинутое к небу, Олег пытался что-нибудь вспомнить об убитом. Что-нибудь… что-нибудь… И не мог вспомнить ничего конкретного. Обычный парень, не хуже и не лучше других. Не храбрей, не трусливей. Не певун, как Гостимир. Не такой жёсткий, как Гоймир, не такой умный, как Йерикка, не такой талантливый, как Одрин… А ведь есть у него семья, какие-то интересы были, и девчонка осталась, и она ждёт - значит, была какая-то жизнь! Интересная для Воибора. Неужели была лишь затем, чтобы сейчас Олег не мог даже ничего вспомнить о нём?!
И вот при мысли об этом Олега настигли боль и злость. Настоящие боль и злость! Какая, на фиг, разница, как жил Воибор!? Те, кому надо, об этом помнят. А для него, Олега Марычева. Вольга Марыча из племени Рыси, важно, что Воибор был его соратником. Соратником - в любом случае, защищавшим в этих горах свою родину. И те, кто его убил, заслуживают ответа - смерти!
Он вспомнил Антона, зарезанного им три дня назад. И - странно - не ощутил больше ни жалости, ни раскаянья. Словно нагнулся, жалея над убитым тобою человеком, а с его лица упала маска, и ты увидел злобную харю уводня.
"Нет, нет, нет, - в не до конца ему самому понятном ожесточении повторял Олег, - я не хочу больше этих мыслей о жалости, о раскаяньи… Во всём я был прав! Во всём! Их надо убивать, не жалея, убивать, как можно больше, всегда, везде… Клянусь тебе, Воибор - я их буду убивать! Я понял, я понял - это война, на ней не жалеют никого, кроме своих, не сочувствуют никому, кроме своих!.."
- Носы-то выше, - вдруг послышался голос Гоймира. - Пал друг наш, то верно. Так или стать бою без павших? Или стать войне без крови? Живы часом - одно думать нам о жизни, о живых. А павшим - будь слава вечная и продолжение в Верье бесконечной, неразрывной. Будь так!..
…В скалах нашли подходящую выемку и отнесли тело к ней, положив на плащ, разостланный на мечах. Установив мечи над выемкой, четверо ребят потянули их в стороны, одновременно наклоняя - и Воибор медленно и плавно соскользнул вниз, в своё последнее пристанище. Пронзительно и жутко завывали, плакали два рожка-кувикла. А потом, когда начали возводить над могилой холм из камней, Гостимир закрыл глаза и звонким, чистым голосом затянул:
- Славны преданья веками стояли!
Славная память славным героям,
Павшим за Верью, за веру славянства -
Славная память и веки, как часом!..
Олег увидел, что Ревок поменялся оружием с погибшим… "Наверное, она была друзьями, - подумал мальчик, - как мы с Эриком или Богданом…" Он вспомнил Богдана и улыбнулся вдруг при мысли, что тот сейчас в относительном спокойствии, у надёжных людей…
На камни могилы каждый положил веточку белого вереска. И Гоймир торжественно произнёс:
- Так не опоганят твоего тела враги наши, Воибор. Так не забудется могила твоя. Будь к нам в обрат из вир-рая - ждёт тебя племя… У кого есть слово?
Говорить, собственно, было нечего. Только когда все уже уходили. Ревок прикоснулся ладонью к камням и очень тихо сказал:
- Спи, Воиборко…
Он очень крепился, но всё-таки заплакал, и никто не сказал ему ни слова, когда он, обогнав всех и низко опустив голову, почти побежал к пещере.
Оттуда он не выходил до темноты. А остальные, словно сговорившись, старались не входить внутрь без крайней необходимости.
* * *
Олег лежал на плоской, прогретой солнцем скале над озером, поставив подбородок на руки и вытянувшись так, чтобы не потерять ни капли тепла - редкой вещи здешним летом. Одежду и оружие он положил рядом - так, чтобы в любой момент дотянуться до своих пушек. Впрочем, никакой опасности поблизости и в отдалении не наблюдалось. День был тихим, солнечным и тёплым.
Олега клонило в сон. Он лениво наблюдал за ребятами на берегу, по временам поднимая голову. Но делать это становилось всё более лень, и наконец он уткнулся носом в сложенные руки, почти уснув - во всяком случае, провалился в вялый, приятный полусон, расслабив все мышцы. Это было здорово - валяться на солнышке и по возможности ни о чём не думать. Оказывается, можно устать до такой степени, что единственным желанием будет не утруждать мозги. Недостойное, нелепое желание - мозги и даны для того, чтобы их утруждать… а вот поди.
"Ну, это просто стыдно, - вяло ворочались мысли в голове Олега, инертно валявшегося на скале, - что за скотство - лень даже думать!" Он попытался на чём-то сосредоточиться и… проснулся.
Вздохнув, мальчик перевернулся на спину. Сказал в пространство, в чистое, огромное небо над ним:
- Классно тут загорать. Не сгоришь.
Ему, соответственно, никто не ответил. Народ внизу спал, как только что спал сам Олег, только вот на верхотуру никто не забрался. Лень было, наверное…
Мальчишка потянулся, завывая во весь голос и растопырив пальцы. Потом вновь перевернулся на живот и, улёгшись поближе к краю, стал смотреть вниз.
Кажется, он опять уснул, потому что обнаружилось, что рядом сидит, скрестив ноги, Йерикка. Он читал, положив на загорелые коленки растрёпанную книжку с лохматыми жёлтыми страницами.
- Что читаешь? - спросил Олег, сглотнув неприятный привкус от сна на солнцепёке. Йерикка поднял взгляд от листов:
- Библию.
- Че-го?! - Олег, смотревший из-за плеча, повернулся на бок и замер, приподнявшись на локте и таращась, как на чудо. - Библию-у?!
- Её самую-у, - подтвердил Йерикка. - А че-го?!
- И охота? - поинтересовался Олег, не обратив внимания на поддразнивание, - Это же чушь.
- Уверен? - Иерикка перевернул несколько страниц и прочёл нараспев: - "Что пользы, братия моя, если кто говорит, что имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, А кто-нибудь из вас скажет им: "Идите с миром, грейтесь и питайтесь", но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе…" Соборное послание святого апостола Иакова, глава 2,14–17. Что теперь скажешь?
- Да ну… - махнул рукой Олег. - То же самое можно было оказать проще, красивее и короче.
- Например? - с интересом спросил Йерикка, не закрывая книжку.
- Например?.. - и Олег выпалил: - Кто бездействует - того нет!
Разница между замысловатой образностью восточной мудрости и чеканным, коротким афоризмом была до такой степени разительна, что Йерикка изумлённо хлопнул глазами. Потом протянул:
- А-а… Пословица народа моей матери? С тобой становится опасно спорить.
- Бездарная книжонка, - упрямо сказал Олег. - Писали её явно в разное время люди, свихнувшиеся на религиозном фанатизме. Я её, между прочим, ещё на Земле читал. А тут читал "Слово Однорукого"- вот это вещь!
- Васу тусимтонс
Динамас ханти
Мэну, кам сатэм
Карс курвис сам йугам,
- с удовольствием процитировал Йерикка и перевёл прозой: - Лучше в любой момент умереть человеком, чем вечно жить скотом… А ты знаешь, что данваны объявили эту книгу запрещённой к распространению в цивилизованном обществе из-за "натуралистичной жестокости"?
Олег сделал неприличный жест средним пальцем правой руки - Йерикка понял и засмеялся. Потом добавил:
- А Библию почитать всё-таки полезно.
- Да читай-читай, я не мешаю.
- Можно?
- Можно, - разрешил Олег.
- Спасибо, - Йерикка стукнулся лбом в камень. Когда поднял голову - то оказалось, что он улыбается. Встав одним гибким движением, он подошёл к краю и уселся, спустив ноги с обрыва - Олег дёрнул плечами:
- Смотреть на тебя страшно…
- Я часто думаю, что тут было до нас, - вдруг сказал Йерикка, не поворачиваясь.
- Ты о чём? - Олег лёг на живот, подперев голову руками и покачивая ногами в воздухе.
- О тех ребятах, которые были тогда, давно и совсем давно. Понимаешь?
- Ага, - Олег в самом деле понял. - А что ты думаешь?
- Ну-у… Вот например - они тут отдыхали?
- А что? - Олег пожал плечами. - Местечко классное, почему нет? Снимали доспехи - и в воду. А потом загорали на пляже. Или здесь, - он хлопнул по камню, - на скале.
- И верили в то, что победят… - задумчиво дополнил Йерикка. - Как верим и мы, так?
- Наверное, - согласился Олег. Йерикка повернулся, чуть нагнувшись назад:
- А если бы, Вольг, - тихо сказал он, - им показали бы, что вся их борьба - проигранное дело? Если бы им показали поля у Чёрных Ручьёв и сказали: "Вот ваша победа!"?
- Они не поверили бы, - решительно ответил Олег.
- Ну… а если бы их убедить? Что они сделали бы? Может, просто разбежались кто куда? Всё равно ведь нечего защищать… Как ты думаешь?
- Мой дед был в сто раз отважней меня, - ответил Олег. - А я не сбежал бы, даже узнай точно, что мы проиграем нашу войну. Просто потому, что не хочу… - Олег задумался и с лёгким удивлением продолжал: - Знаешь, я не хочу, чтобы эти гады хвастались, что взяли нас голыми руками. Там, на Земле, нас, русских, сплошь и рядом вот так берут на голубом глазу, на одной наглости. А тут - не хочу.
- Да, - согласился Йерикка, - настоящее поражение - это не гибель, а сдача. Я сейчас подумал - сколько было тех, кто сражался до последнего, даже когда ясно было, что всё проиграно!
- И они всегда побеждали, - дополнил Олег, - даже когда погибали…
- Смотри-ка! - Йерикка вдруг отложил Библию и поднялся в рост, приложив обе ладони к бровям, - Гоймир вернулся!
- Где? - Олег тоже вскочил. Гоймир вчера ещё ушёл на встречу с Квитко. - Э, а он на один. Кто это с ним?
- По-моему, Бойко, - неуверенно откликнулся Йерикка. - Ржут чего-то…
- Пошли, посмотрим? - предложил Олег, натягивая порядком обветшавшие от стирок трусы. Йерикка сделал то же, и они быстро сбежали по крутизне прямо навстречу неспешно идущим к лагерю Гоймиру и Бойко, который немедленно загорланил:
- Й-ой, а добро живёте! Лежи лежмя на солнышке…
- Вы что, хуже? - спросил Йерикка, обнявшись с ним. Гоймир почему-то заржал так, что Олег с испугом посмотрел на него. Тот ржать не перестал. Он задыхался и охал, потом попятился и сел на камень, продолжая икать и квакать.
- Описаешься, дружище. - Йерикка погладил Гоймира по голове. Тот завизжал. Тогда рыжий горец поглядел на Олега и торжественно-грустно сказал: - Ясно. Тяжкое бремя ответственности сломало его психику. Такова наша высокая дорога, великий долг солдата перед…
- Хватит, - поморщился Олег.
- Понял, - согласился Йерикка. - Бойко, мы ждём объяснений. Что вы сотворили с нашим князем, изверги? Мы вам его нормальным давали.
- Квитко женился, - неожиданно совершенно чётко ответил Гоймир. И снова захохотал.
- Прекрати, наконец, - предостерёг Йерикка, - ребята в лагере подумают, что это орёт коллективная Желя!
- Скорей сирин кричит, - со знанием дела поправил Бойко.
- Ты, сирин, - угрожающе сказал Олег, - колись, родной. Кто женился? Квитко? А на ком, на волчице, или на Дуньке Кулаковой? Или… э… на ком-нибудь из, так сказать, вас? Мать моя в кедах, неужели правда?! Ну интим! А целовались без трусов?! А как это - когда в попку?! Ну скажи, скажи, я прям горю от нетерпения… протии-и-и-и-ивны-ы-ый… - он потянулся к шарахнувшемуся в испуге Бойко губами "трубочкой".
- Не… на… до… - стонал Гоймир, - од… но… дыхнуть… не… мо… гу…
- Полить его водичкой, что ли? - Йерикка тряхнул Гоймира. - Й-ой-й-ой, очнись, а?
- Добро. Лады. - Гоймир перестал хохотать и сел, сложив руки на коленях. Потом вскочил: - Одно часом пойду, упрежу наших. А ты-то скажи им, скажи! - бросил он Бойко уже через плечо.
Йерикка и Олег, как по команде, повернулись к тому…
…Оказалось, что Квитко со своими развернулся вовсю возле веси Панково, рядом с которой квартировал. В Панково разместили склады горючего, при этом без церемоний потеснив саму весь - махом снесли полдюжины домов и повесили на всякий случай семью, решившую не выселяться. Склады охраняли хангары, на небольшую площадку за околицей базировались три вельбота.