Ещё чуток подремали и не заметили как солнце скрылось за лесом, и на землю пал мрак. Машка потрясла в руках хитрую лампу, сделанную из обычной стеклянной банки, и повесила на крюк под потолком. Лампа плавно налилась холодным мерцающим светом, и Машка загремела железной посудой, намывая её в оцинкованной лохани. Дуэйн читал маленькую библию в чёрной кожаной обложке и благочестиво перебирал костяные чётки - если верить его рассказам, он к этому приучился в тюрьме. Толян осторожно приподнял половицу и вытащил из-под неё укутанный в тряпицу коротковолновый радиоприёмник.
Телевидение окончательно умерло во время второй волны Пандемии вместе с телеведущими, тележурналистами, артистами, шоуменами, операторами и инженерами. Умерли радиостанции и газеты, предприятия, школы и больницы, бары, рестораны и ночные клубы, киоски с дешёвой водкой и презервативами и роскошные сауны. Умерла наполняющая все эти места шумная, пёстрая, жадная до удовольствий городская толпа, к которой Толян с малых лет испытывал бесконечное презрение, какое вероятно испытывает сидящий в глубине паутины паук-крестовик к мотылькам и бабочкам, бесцельно порхающим по жизни на лёгких и нарядных но непрочных крыльях.
Перед Пандемией все оказались равны - и олигархи, и финансовые воротилы, и вконец обнаглевшие, не знающие себе ни в чём отказа чиновники, и не в меру расплодившийся офисный планктон, и узбекские дворники, и мальчики-мажоры, и метросексуалы, и скинхеды, и футбольные болельщики. Смертельная лихорадка не пощадила почти никого.
Немногие уцелевшие горожане оставили мёртвые города и перебрались в деревни и сёла, тоже сильно пострадавшие от Пандемии, но всё же сохранившие некоторую жизнеспособность. Поскольку средства массовой информации перестали существовать, никто из сельских жителей не знал сколько народу осталось в живых, кому принадлежит верховная власть в стране, да и есть ли она вообще.
Фактической властью на местах были военные, поскольку у них было оружие, боеприпасы, автомобильный транспорт и средства связи. Но военное начальство не только не просвещало уцелевшее население о ситуации в стране, но и напротив - под угрозой расстрела велело селянам сдать все коротковолновые радиоприёмники, а также все батарейки и аккумуляторы, даже не работающие. Делалось это якобы с целью недопущения распространения панических слухов. Длинноволновые приёмники и телевизоры у людей не отбирали - в стране не осталось действующих радиостанций, по телевизору можно было смотреть разве что фильмы и видеозаписи из прежней жизни, но поскольку электричество давно отошло в область предания, всё что включалось в розетку превратились в никому не нужный хлам.
Впрочем, древний Толянов коротковолновик, работающий от самопальной батареи, построенной из глиняных крынок, наполненных уксусом с помещёнными туда медными и железными пластинами, позаимствованными в развалинах автотракторной мастерской, тоже не мог ответить на самые животрепещущие вопросы: сколько в стране осталось живых людей в целом и по областям? кому принадлежит власть в стране? продолжают ли ещё где-то в мире умирать люди от лихорадки или после тотального опустошения Японии, Индии и Китая Пандемия закончилась?
Без ответа оставался самый главный вопрос - что же будет дальше? С постоянно растущей радиацией, с жуткими контейнерами, которые военные под дулами автоматов всучили селянам, обязав под страхом смерти охлаждать их водой днём и ночью, с облысевшими от радиации односельчанами, которые и вовсе повымрут, если не будут употреблять в пищу озёрную рыбу, превратившуюся от той же радиации в свирепого мутанта, который и сам норовит всех сожрать… Куда дальше повернёт теперешняя мутная жизнь, которую уже и жизнью назвать язык не поворачивается.
После второй волны Пандемии в коротковолновом эфире не было слышно ни слова по-русски. Безмолвствовали и европейские радиостанции. Судя по передачам, из всех стран уцелели только США с Канадой, Австралия и Бразилия, периодически прорывавшаяся в эфир на португальском языке. Понять обстановку в мире было невозможно. Американцы кое-как озвучивали местные новости, а о событиях за рубежом не говорили ни слова, как будто весь остальной мир умер и перестал существовать. Австралийцы были по горло заняты помощью соседям, сильно пострадавшим от Пандемии - Новой Зеландии. Бразильцы молились богу, танцевали босса-нову и играли в футбол - за отсутствием вымерших соперников - сами с собой.
Терпеливо собирая по крупицам картину событий из разрозненных передач, как учили на курсах в разведшколе, Толян весьма быстро обнаружил, что в США и в Канаде Пандемия повела себя совершенно по-иному. В то время как во всех прочих странах она выкашивала всё население без разбора, в Северной Америке она избирала свои жертвы весьма хитроумно и изощрённо.
Сперва огненная лихорадка оставила без работы большинство врачей, сведя со света всех хронически больных, стариков и инвалидов, уничтожила обитателей всяческих домов призрения и всех без исключения тюрем, где она убила и заключённых, и администрацию, и вольнонаёмный персонал. Не миновала она и криминалитет, разгуливающий на свободе.
Следующими сгорели традиционно не работающие потомственные получатели велфера и фудстемпов, в основном чернокожие. Обезлюдели городские гетто и даунтауны где жил весь этот весёлый, разгильдяйский, воровитый, громкоголосый, нагловатый и праздный народ.
До самой своей гибели эта маргинальная культура, разросшаяся как гигантский сорняк и нагло распустившаяся на социальных щедротах, предоставляемых в виде откупа могучей товарно-денежной цивилизацией белых людей, была в непрестанном конфликте с этой цивилизацией чуждой им по темпу, нерву, нраву, организации мыслей и порядку вещей.
С одной стороны, машинная цивилизация, созданная белыми людьми, материально обеспечивала эту социальную страту, делая её всё более многочисленной и наглой, а с другой - жёстко насаждала в ней порядок, искореняя присущую этому народу анархию и исправно сажая в тюрьмы чересчур своенравных и непокорных маргиналов, не желающих жить по закону белого человека.
По странной насмешке судьбы в этих чёрных кварталах уцелели лишь уличные музыканты и танцоры, навсегда потерявшие самых горячих своих поклонников. Они были истинным голосом этих людей потому что умели выражать в музыке и в танце вибрации их мятежных и раскрепощённых душ, не искалеченных офисными галерами капитализма, их гибкую текучую грацию, их мощную горячую экспрессию, какой не бывает у белых людей, раздавленных тяжким гнётом корпоративных правил и вечно страдающих от переутомления и стресса.
Как говорится, цирк уехал, а клоуны остались… Точнее, остались замечательные, редкие по красоте цветы, потерявшие свои корни и стебли и питательную почву, из которой они росли - самобытную культуру негритянского гетто.
В то время как уцелевшие афро-американцы, зарабатывавшие на жизнь своим трудом, пикетировали Белый дом и выходили на массовые демонстрации, требуя суда над тайными убийцами, заразившими смертельным вирусом их менее удачливых соплеменников, а мексиканцы и прочие латиноамериканцы тряслись в своих домах и беспрестанно молились, считая себя следующей жертвой, в Белом доме уже не было ни живого президента, ни вице-президента, ни членов Конгресса. Чтобы не создавать паники в стране, на пару недель до разработки плана действий их срочно заменили кого двойниками из арсенала спецслужб, а кого просто загримированными актёрами.
Вся высшая элита страны - профессиональные политики, магнаты, лоббисты, финансисты и воротилы, владельцы заводов, газет, пароходов - были скошены в одночасье. В живых остались лишь те кто действительно управлял реальными предприятиями, а не тянул одеяло на себя на финансовом рынке и не стриг купоны, доверив свой бизнес дорогостоящим менеджерам. Пострадавшие месяцем ранее афро-американцы открыто злорадствовали. Справедливости ради надо отметить, что и белое население, точнее, его наименее обеспеченная часть, злорадствовало ничуть не меньше.
Впрочем, злорадствовать никому долго не пришлось, потому что огненная лихорадка снова нанесла удар, на этот раз по латентным диабетикам - явных она скосила гораздо раньше. Все они заболели в один и тот же день, и через неделю никого из них не осталось в живых. Заболело множество людей, диабетом никогда не страдавших, но у всех кто успел пройти диабетические тесты в самом начале конца, когда смертельная лихорадка ещё не обессилила жертву, была найдена генетическая предрасположенность к этому заболеванию.
Женщинам стало очень опасно беременеть. Лишь безупречно здоровые самки человека разумного доживали до родов и рожали здоровых и красивых детей. Остальные сгорали в адском пламени неведомой лихорадки, не дожив и до второго триместра.
Газеты завопили о геноциде, неонацизме, фашиствующей евгенике, тайных сектах убийц, задумавших улучшить человеческую породу бесчеловечными методами, но тут Пандемия неожиданно ударила по работникам нефтеперерабатывающих предприятий, выкосив всех до одного. Нефтянка встала, автомобили и самолёты без топлива превратились в груду бесполезного металлолома, газетчики растерялись, не зная что и писать, но ничего придумать не успели, потому что следующая волна Пандемии выкосила все глянцевые журналы, жёлтую прессу, развлекательные и рекламные радиотелеканалы, нечестивых издателей книжной макулатуры, наживающихся на авторах, и писателей-подёнщиков, пишущих откровенный бред, пользующийся коммерческим спросом. Из всей писательской и журналистской братии огненная лихорадка пощадила только серьезных исследователей жизни, не разменивавшихся на сенсации и подённые мелочи. Не тронула она и научные издания.
Научные кадры почти не пострадали. Исключением оказались администраторы от науки, которые сами никакой научной деятельностью не занимались. Зато рекламные агентства всех мастей подверглись жесточайшему разгрому. Из личного состава огромной армии рекламщиков не уцелело ни одного бойца. Большинству из них неведомая напасть отказала даже в последнем праве - в праве умереть. Почти все они превратились в химер, и это было страшно. Впрочем, реклама всегда и повсюду занималась созданием химер и не изменила этому правилу до самого конца.
Затем Пандемия всерьёз принялась за духовенство, которое в большинстве своём объявило происходящий мор расплатой за грехи, призывало к всеобщему покаянию, молебнам, а более всего упирало на необходимость больше жертвовать на церковь, которая одна только может за всех заступиться перед Господом.
Но довольно скоро выяснилось, что ни духовные лица, ни просто верующие люди не могут защитить никого, и в первую очередь себя. Первыми в пламени Пандемии сгорели мусульмане всех мастей. Христиане, евреи, буддисты и беспартийные, похоже, в основном уцелели, но церковный клир и пейсатые еврейские ортодоксы последовали за мусульманами с интервалом в пару недель. В культовых учреждениях стало некому отправлять богослужения. Общество отреагировало на потерю рекламных агентов Всевышнего усилившимся страхом, гражданскими беспорядками, быстро и почти бескровно подавленными национальной гвардией, и суеверными приготовлениями к концу света.
Конца света не произошло, но огненная лихорадка не отступала и недели за три методично прибрала людишек, которые занимались профессиональным легальным отъёмом денег у населения, не производя при это сами какого либо осязаемого продукта - биржевых спекулянтов, ростовщиков, финансовых брокеров, организаторов лотерей и устроителей благотворительных фондов, владельцев и совладельцев доходных домов, казино и липовых университетов, торговавших дипломами за деньги, рантье всех мастей, руководство и персонал невероятно расплодившихся в стране лицензионных агентств, намертво закрывавших пришлым чужакам вход в прибыльные виды бизнеса, и много кого ещё.
От состава городских и окружных администраций и правительств штатов осталось не более четверти, а их лоббисты, адвокаты, менеджеры хедж-фондов и дружки-бизнесмены, кормившиеся на льготных бестендерных контрактах, полученных благодаря связям, и закреплявших своё исключительное положение щедрыми откатами, переселились на кладбище почти в полном составе, исключая лишь тех кто пополнил популяцию химер.
Если бы Пандемия свела со света только этих надувал, пиявок, прилипал и кровопийц, общество наверняка бы возрадовалось, но все предыдущие жертвы настолько обескровили и испугали народ, что из апатии его вывела только смерть знаменитого художника Дона Авентуры, умершего от огненной лихорадки, засвидетельствованной несколькими уважаемыми врачами.
Это было своего рода сенсацией. Людей искусства смертельная болезнь доселе не трогала. Однако вскоре после смерти художника выяснилось, что картины, уходившие в Сотбис за многие миллионы, создал не он, а нанятая им команда талантливых анонимных мастеров кисти и мольберта, писавшая слаженно и слитно как один человек. Сам Авентура был хорошим коммерсантом, не лишённым вкуса, но кистью не владел.
Скандал с подложным художником вспыхнул и через пару дней затих, смытый обильным потоком новых смертей. Нация стремительно уполовинивалась, и никто не мог сказать, по какому принципу неведомый снайпер выбирал очередных жертв. Ходили, правда, упорные слухи, что почти перед каждой крупной жатвой находился какой-то прорицатель, обычный человек из народа, предсказывающий когда и сколько людей, и из каких социальных групп, истребит болезнь, но это были всего лишь слухи.
Весьма важно отметить, что однажы уничтожив какую-либо таргет-группу - например, людей страдающих ожирением или близорукостью - Пандемия уже никогда про них не забывала и продолжала своевременно и точно выжигать вновь появляющихся носителей признаков, занесённых ей в чёрную книгу раз и навсегда.
Иногда эти признаки было довольно сложно определить и понять. Например, был случай когда десятки тысяч смертей, отношение которых к Пандемии было совершенно определённым, довольно долго не могли связать между собой. Неожиданную зацепку дала смерть кафедрального профессора из Гарварда, имени которого Толян не запомнил, после которой вся кафедра вздохнула с облегчением. Гарвадские учёные стали энергично раскручивать эту зацепку и пришли к выводу что Пандемия уничтожила весьма многочисленную когорту людей, стремившихся подняться по карьерной лестнице выше чем им позволял уровень их компетенции.
Когда Пандемия выкосила подчистую психических и раковых больных, аллергиков, дальтоников и гипертоников, геев, лесбиянок, алкоголиков, наркоманов, азартных игроков и компьютерных игроманов, практически весь криминалитет, оставшийся на свободе, а в довесок к нему весьма немалую часть полицейского корпуса и адвокатуры, американское общество уже никак не отреагировало, потому что всем было уже не до них. Поэтому никто уже не особо интересовался, чем страдали последующие жертвы - гемофилией, псориазом, слабоумием, клептоманией, лживостью, ленью, неряшливостью, остеопорозом или склонностью к детской порнографии.
Было очевидно, что кто-то или что-то, насылающее огненную лихорадку на определённые группы людей, выбирает их по какому-то весьма замысловатому алгоритму. Многие учёные и исследователи пытались подобрать ключи к этому алгоритму, используя все имеющиеся данные, но безрезультатно.
Несовершенный человеческий разум спасовал, но к счастью, выручила жопа. Умудрённая беспощадными ударами острого клюва птицы мудрости, коей, как известно, является жареный петух, заменивший на этом почётном посту сову Минервы, она довела почти до каждого гражданина неписанное сермяжное правило - сидеть на означенной жопе ровно, честно работать, стараться нигде не вылезать, ничем предосудительным или просто ненужным не заниматься, быть сугубым профессионалом в выбранном роде занятий, постоянно учиться чему-нибудь дельному, соблюдать режим труда и отдыха и ни в коем случае не болеть.
Разумеется, никто это правило специально не выписывал и не озвучивал, но тем не менее, все стали ему следовать, хотя и бессознательно, но неукоснительно. Жить стали аккуратно и осторожно, избегали всяческих двусмысленностей, излишеств, необдуманных действий, деньги тратили расчётливо, и военное положение, введённое в стране в первые же недели с начала Пандемии, воспринимали со всей серьёзностью и ответственностью.
Памятуя, что сделала Пандемия с теми кто догадался ходить по опустевшим домам её жертв и собирать оставшиеся бесхозными ценные вещи с целью обогащения, люди боялись даже помышлять о мародёрстве. Довольно быстро были созданы специальные службы которые методично и организованно собирали имущество умерших, сортировали его, складировали и распределяли среди нуждающихся. Точно так же аккуратно создали реестр жилья, в который занесли дома, освободившиеся в результате Пандемии. В эти дома планомерно расселяли всех нуждающихся в улучшении жилищных условий.
И только когда честность, аккуратность, бережливость и умеренность во всём стали общепринятной нормой жизни, смертность от Пандемии стала постепенно сокращаться пока не приблизилась к обычному характерному для общества совокупному проценту годовых смертей, заменив собой все прежние причины. Другими словами, все кто раньше должен был долго и тяжело угасать от ишемической болезни сердца, опухолей, атеросклероза, неврологических заболеваний и прочих неприятных вещей, стали сгорать в течение недели, как только в их организме появлялись начальные признаки этих заболеваний.
Казалось бы, обществу, несущему столь быстрые и значительные потери в живой силе, невозможно адаптироваться к новым условиям, но что удивительно - оно адаптировалось с потрясающей быстротой. Происходило это прежде всего потому что уничтоженные Пандемией люди, как всякий раз выяснялось, были обузой для общества и ни в коей мере не являлись частью его станового хребта, его социальной инфраструктуры.
Более того, всякий раз оказывалось что жертвы Пандемии, занимавшие серьёзные посты в инфраструктуре, пролезли туда благодаря связям или нечистоплотным приёмам и их нахождение на руководящих должностях не приносило ничего кроме вреда. В процессе зачистки (как её про себя цинично окрестил Толян) уволенным Пандемией функционерам моментально находилась замена из людей второго эшелона - достойных и честных профессионалов, аккумулирующих действительный опыт и знания и умевших их применять. Именно эти профессионалы, которым Пандемия расчистила места, которые они должны были занимать по праву, и помогли обществу в кратчайшие сроки приспособиться к новым условиям. Народ с червоточинкой, памятуя о недавней зачистке, улёгся на дно и боялся не только делать карьерные движения, но и дышал с опаской. Впрочем, даже самые крайние меры осторожности продлевали жизнь превратных людей весьма ненадолго.
Автомобильный транспорт перевели на альтернативные виды топлива.
Взамен убитой фондовой биржи создали небиржевые площадки где инвесторы могли купить акции приглянувшейся им компании, не вспоминая слово "ликвидность", которое в новых условиях потеряло смысл как потеряло его слово "форекс" вслед за смертью всех мировых валют.
Товарные биржи работали как часы, поуменьшилась лишь номеклатура за счёт всякой пены, без которой вполне можно было обойтись.
Суды практически полностью переключились на рассмотрение гражданских дел, потому что уголовные правонарушители как правило не доживали до суда.