– Артх'хдеа Мезуту'а Холл! Для меня честь встрет… – продолжение умерло у меня на губах: Глава Клана Стражей Небес Каш'шшод сумрачно смотрел на меня, а за его спиной из-под общего камуфляж-поля появились две боевых звезды в бронекостюмах высшей защиты. Подавшись назад, я ошеломленно оглянулся. Бежать было некуда: по всему пляжу гасли камуфляж-поля, на крыше лазарета держали меня в прицеле тяжелых импульсников две почти сливающихся со светлеющим небом фигуры, над скалами грозно разворачивался атмосферный перехватчик.
Шесть боевых звезд, пара теневиков – сорок килрачей и один перехватчик полностью перекрыли берег, лишив меня возможности сделать хоть что-то, не укладывающееся в их планы. Я осторожно посмотрел на Каш'шшода, стараясь не делать лишних движений: как Кедат а-нэррбэ бойцы Стражи Небес сначала реагировали на угрозу, а потом задавались вопросами.
Глава Стражей Небес тяжело поднялся, с видимыми усилиями отряхивая одежду. У его ног поползли странные узоры, словно невидимая рука рассеянно водила по песку, – силовой экран надежно защитил бы Каш'шшода, даже реши все собравшиеся устроить тут небольшую войну.
– Да, я Артх'хдеа Мезуту'а Холл! Вопрос лишь в том, кто ты? – он выпустил коготь и указал на мои руки.
Я медленно, не отрывая глаз от пронизывающего до глубин души взгляда Каш'шшода, поднял руки к лицу. "Кто я?" – что, во имя Ушедших, он хотел этим сказать?" Я посмотрел на свои руки, и вновь ощутил уже раз посетившее меня чувство чего-то неправильного. Чего не должно было быть…
– Цвет… – очень тихо подсказал Каш'шшод.
В голове у меня словно взорвалась звезда: как и бывает обычно, стоило одному лишь маленькому кусочку мозаики лечь на свое место – и вся картина обретает смысл. Я упал на колени, пронзая клыками губу, чтобы не закричать: шерсть на руках, которая всегда была кирпично-красной с темными зигзагообразными полосами, превратилась в черную. Ни клочка светлой шерсти, никаких других оттенков – я провел трясущейся ладонью по локтю, рванул рубашку на груди, взглянул на ноги. Везде шерсть была беспросветно черной, как смоль, густой, гораздо более пышной, чем раньше.
– Что… что это… – обхватив голову руками, я согнулся, едва удерживая взбунтовавшийся желудок. – Я – Х'хиар Империи, я – тушд-руал, я – Тахарансья-рантья…
– Х'хиар? – еще тише, если это вообще было возможно, переспросил меня Каш'шшод. – Взгляни!
Передо мною сгустился воздух, потемнел – и я понял, что смотрю на собственное отражение. На… на…
– Х'хиар Тахарансья-рантья погиб под катакомбами Сейт-Сорра вместе со старшей дочерью Главы Клана Ищущих Свет Ло'оотишшей, – шелестом падающих листьев прозвучал голос Каш'шшод. – Кто ты – я не знаю. Пока!
Может, он добавил еще что-то – я слышал только собственный крик. Я кричал, падая на прогревшийся за день песок, падая в водоворот кружащегося вокруг меня мира, в считанное мгновение ставшего безумной копией безумного сна.
И в центре этого водоворота были мои глаза – лишенные зрачков, бездонные провалы, в которых плескалась тьма.
Точная копия зениц тех, чей Клан был проклят, истреблен до основания моими предками, а его истинное имя – предано забвению.
Мои глаза были глазами Смотрящих в Ночь.
Обжигающий лед и леденящее пламя сливаются во мне, сливаются со мною…
Рокот тысячи голосов, ставших одним…
"ОСВОБОДИТЕ МЕНЯ!!!"
Я падал на песок и чувствовал себя пылинкой, которую несет ураган.
Глава 7. Последствия.
"Зачем ты здесь?"
Когда-нибудь каждый приходит к одному и тому же вопросу. Другие вопросы, так или иначе, проистекают из него, и – иногда – кажутся даже важнее. Но все они вторичны или поверхностны. Ответь на этот вопрос – и ты сможешь ответить на все остальные, даже не задавая их. Другое дело, что понять смысл одного единственного вопроса можно только с возрастом, с опытом, с памятью о прошлых ошибках и неверных выборах. А к тому времени очень часто бывает, что ответ на любой вопрос уже ничего не изменит и ничем никому не поможет.
"Зачем ты здесь?"
Иногда бывает трудно понять, откуда и куда ведет твой путь. И ты пытаешься осознать, чего хочешь добиться и какие преграды готов сокрушить на дороге к своей цели. Или – кто ты, чем готов пожертвовать, от чего готов отказаться. Определить свое место в окружающем мире, и что этот мир может предложить тебе.
Но самое главное все же – в этом вопросе. Рано или поздно, куда бы ты ни шел, кем бы ты ни был, чего бы ни хотел – тебе придется искать на него ответ, придется остановиться и спросить самого себя: "Зачем ты здесь? В этой жизни? На этом пути?"
Вопрос предназначения. Вопрос смысла. Вопрос озарения.
И, как это обычно и бывает, Вселенная поставила меня перед ним в самый неподходящий момент.
Скала, угрюмо нахохлившаяся над волнами и дерзко выпроставшая каменный язык в сторону темной башни на горизонте, в другое время заставила бы меня, как минимум, остановиться и передохнуть. Сейчас же я на одном дыхании взбежал по осыпи и, изо всех сил разогнавшись, прыгнул с ее края. Воздух взвыл, засвистел в ушах, на краткий миг ощущение свободного падения захватило меня. Колышущаяся, кажущаяся живой в сумерках волна надвинулась вплотную, украсилась белыми барашками – сложив руки над головой, я почти без всплеска вошел в воду, грузным молотом ударившей меня по всему телу. Секунды три-четыре я был слишком ошеломлен стремительным переходом в объятия океана, погружаясь все глубже и глубже. На мое счастье от самого подножья скалы начинался почти километровый обрыв, и сомнительное удовольствие встречи с морским дном мне не грозило. Перевернувшись, неторопливо, но и не особо мешкая, я начал выгребать вверх, к объятиям ночи.
Впрочем, ночь на Шенарот всегда была понятием относительным.
Первая давно опустилась за горизонт, оставив о себе воспоминания лишь в тепле остывающего песка, а белая точка Второй, размазанная в небольшое пятнышко благодаря спасающему планету от жесткого излучения пылевому поясу системы, продолжала неторопливо скатываться следом. Иногда после захода обоих светил действительно наступала почти полная тьма, но такое случалось очень редко: как правило, один или два спутника успевали взойти над горизонтом. Сегодня же Три Сестры выстроились в почти правильный треугольник, и плыли по темнеющему небу вслед за Второй, отчего каждая тень превращалась в сложную мозаику оттенков, форм, а смешивающиеся с блеском звезды молочно-белые и шафрановые потоки отраженного света ежесекундно создавали невероятно прекрасные картины, игрой теней стирая привычные очертания мира вокруг и тут же созидая его заново.
Столь красивые ночи не часто бывали здесь – и в такие моменты рекомендовалось найти подходящее место, расположиться там со всеми удобствами и наслаждаться великолепным зрелищем. Кроме того, что подобные моменты действительно заслуживали восхищенного созерцания, была и более прозаическая причина: без надлежащего опыта среди постоянно меняющихся, танцующих теней запросто можно было потерять ориентацию и найти себе совершенно лишние неприятности. Так что, рекомендация была весьма здравой с любой точки зрения – другое дело, что я следовать ей не собирался.
Я вообще плевать хотел на все рекомендации и советы!
Пляжи, лагуны, сомкнувшиеся в ровные кольца и вытянутые овалы острова – я не считал их и не запоминал. В памяти оставался только скрип песка под ногами, плеск летящих в глаза брызг, соленый привкус на губах. Бег, бесконечный бег по похожим друг на друга островам, светло-желтому песку, по мелководью лагун, стремительные заплывы через проливы – каждый день, от рассвета до заката, пока боль в мышцах не становилась нестерпимой, пока я не падал от усталости на пышущий жаром песок или раскаленные скалы, о которые разбивался прибой. Я не хотел думать, не хотел оставаться наедине с самим собой. Мне хватало кошмаров и тоскливых попыток заснуть, с осознанием того, что совсем скоро проснусь, задыхаясь от липкого, обволакивающего ужаса, и единственным воспоминанием будет странный, отчасти похожий на спираль, узор, тонущий в грязно-серых клубах не то дыма, не то тумана.
И не мог бесцельно бродить по пляжу, не мог смотреть на собственное отражение в набегающих на берег волнах, в отражении на кожухе энергоблока, в каплях воды на деревьях и камнях. После этого мне хотелось вырвать собственные глаза, выжечь их без остатка, отдаться во власть подступающего вплотную безумия, лишь бы не видеть того, во что я превратился – и я боялся, что в один далеко не прекрасным миг у меня не хватит сил, чтобы удержаться на краю.
Может, мне было бы легче, если бы Стражи Небес поступили со мною так, как – по моему мнению – и заслуживали все, так или иначе оказавшиеся связанные со Смотрящими в Ночь. Но вместо этого меня оставили одного, покинули без единого объяснения или приказа. Я был предоставлен самому себе, своим мыслям, своим кошмарам, пустынным островкам и океану.
И, естественно, пронзающему облака шпилю Главного Храма. Где бы я ни был, как бы ни старался игнорировать ее – никак не получалось избавиться от ощущения, что рассекшая горизонт пополам стрела пристально смотрит на меня, следит за каждым моим шагом. Даже внутри лазарета, ставшего моим пристанищем, по мне скользил этот незримый взгляд, выискивающий, высматривающий что-то. Я засыпал во влажном, разбавленном холодным дыханием климатизатора вечернем воздухе, пробуждался от собственного крика спустя всего пару часов – все равно я чувствовал словно липкое, вкрадчивое касание чего-то невесомого, едва заметного. Была ли то моя совесть, укоряющий взор самих Ушедших из запредельных далей Последней Черты или что-то из арсеналов Стражей Небес – я не знал. Совесть на пару с Ушедшими по сему поводу молчала, а Храм равнодушно посматривал на меня, и снисходить до объяснений не торопился.
Иногда я кричал что-то, катался в ярости по песку, швырял подобранные на берегу булыжники, словно мог добросить их до Храма. Иногда мрачно сидел на скалах, ожидая, пока после очередной пробежки утихнет дрожь в ногах и жжение в груди, и смотрел до рези в глазах на Храм. За десять здешних дней я во всех подробностях изучил его: от сливающегося с горизонтом подножия – и до белого огня на вершине.
Огня Траура. Огня, точная копия которого горела в эти дни на вершине каждого храма на каждой планете. Знак скорби, охватившей всю Империю, знак горя и беды.
Х'хиар Империи погиб в катакомбах Сейт-Сорра. Дочь Главы Клана Ищущих Свет Ло'оотишша погибла вместе с ним. В один миг Империя лишилась наследника Руала и наследника одного из самых могущественных Кланов. В один миг войска Империи остались без лидера, что вел их от победы к победе, а Совет Кланов и Ищущие Свет – едва ли не самого перспективного лидера.
Огонь Траура. Огонь Скорби. Огонь Горя. Эти чувства он должен был внушать, всем, кто его видит, о них должен напоминать. Должен… Меня же при виде слепящей звезды на вершине Храма пробирала самая настоящая истерика, обычно заканчивающаяся бешеной, сметающей и без того не очень прочные путы самоконтроля, яростью. Я Х'хиар! Я тушд-руал Империи! Я Тахарансья-рантья! Я живой!
Вот только на свое отражение старался не смотреть: после этого было трудновато поверить во все, в чем я пытался убедить себя. И потому что я не мог ничего вспомнить, после гаснущих во мраке расщелины глаз горропы – только вихрь видений, пылающая бездна и серебристое копье, сталкивающееся во мне с багровой спиралью дымчатого пламени. В памяти была сосущая, бездонная дыра, вызывающая почти физическую боль и противное, мерзкое чувство бессилия, обреченности: я хотел, должен был вспомнить, – но, кажется, кроме меня самого мои страдания и желания никого не волновали.
После "прозрения" я очнулся поздней ночью в полном одиночестве. Не было ни Каш'шшода, ни боевых звезд, ни одного килрача на целом островке. Я метался в обманчивом, неясном полумраке, звал их, кричал, требовал… чего угодно. Закончилось все, как и должно было закончиться: рассвет я встретил с болью в горле, сорванным голосом и пустотой в голове. Сколько я провел вот так, смотря куда-то вдаль – знают одни Ушедшие. Мне хватило ума уйти с берега, не дожидаясь теплового удара – и в прохладе лазарета вновь отключился, на этот раз до самого вечера. Вопреки надежде забытье облегчения не принесло, разве что к прочим страданиям добавилось чувство голода.
Еду я нашел быстро – камеры хранения лазарета были буквально забиты почти всем необходимым. Одежда, медикаменты, инструменты, приборы – не было только оружия. Сейчас я этому радовался, – а тогда отсутствие хоть одного завалявшегося импульсника очень огорчило. Да что там импульсник – я был согласен и на обыкновенный кинжал, но Каш'шшод – или кто-то другой, занявшийся снабжением лазарета – подобной "услуги" мне решили не оказывать.
Тогда же, обследуя свое новое жилище, я обнаружил, что этот самый "некто" позаботился и о полной изоляции лазарета от как общеимперской, так и локальной сети Шенарот. Коммуникаторы молчали, эмпатических модулей не было вообще. Для меня, как и для любого жителя Империи, с рождения привыкшего к бесперебойной работе связи и доступу к информации, – смириться с подобным оказалось не легко. Дело было даже не в невозможности связаться с Пещерой Синтеза – всем необходимым я был обеспечен, – а в полном отсутствии новостей. Если слова Каш'шшода хоть в десятой части были истинны – имперская сеть сейчас должна кипеть, равно как и сама Империя. Несмотря ни на что, я еще надеялся, что найдется другое, менее страшное объяснение, что слова о Ло'оотишше окажутся ошибкой, что… Оглядываясь сейчас назад, я понимаю, что именно ради этой надежды Каш'шшод распорядился избавить меня от правды. Именно эта хрупкая надежда помогла мне в первые, самые страшные дни выдержать заглядывающее за плечо безумие, давящий гнет ночных кошмаров, одиночество и страх взглянуть в собственное отражение.
На четвертый день, когда я в очередной раз сверлил взглядом горизонт, рядом с лазаретом опустилась посыльная капсула. Внутри коробка с двумя датакристаллами. Плюс записка с двумя словами: "Просмотри все!", как будто у меня поднялась бы рука забросить кристаллы подальше.
Каш'шшод оказался верен себе: от меня не стали ничего скрывать. Сухая, бесстрастная выжимка новостей, хроника событий, краткие рапорты – ничего кроме правды. Именно то, что я хотел – и боялся – услышать.
Старт моего р'руга из Имперского дворца зафиксировала военная крепость "Сеннек-Айг" и немедленно приступила к сопровождению. Крейсер Ло'оотишши тем временем менял орбиту, чтобы доставить дочь Ургахейма как можно ближе к Храму Стражей Небес. Зная мои привычки, с "Сеннек-Айг" распорядились очистить верхние эшелоны движения р'ругов и – на всякий случай – привели в готовность лучи захвата. В общем, все шло так, как я и ожидал, но вот затем начались неожиданности.
На подлете к катакомбам Сейт-Сорра с моего р'руга в информационную сеть крепости поступил запрос об атмосферных потоках над хребтом. Его оперативно обработали и выдали ответ: угроз для р'руга не предвиделось, как и перемен погоды. А затем с МОЕГО Р'РУГА ПОСТУПИЛО ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ПРИЕМА И СИГНАЛ О КОНЦЕ СВЯЗИ. А Р'РУГ СПОКОЙНО ПРОДОЛЖИЛ ПОЛЕТ, МИНОВАВ СПЕРВА ХРЕБЕТ, А ВСКОРЕ И ЛЕСА ГОРРОП.
Не веря собственным глазам, я перечитывал рапорт, просматривал предоставленные записи "Сеннек-Айг" – все было верно. В то время, когда я боролся с р'ругом, старался вновь запустить двигатели, восстановить хоть с кем-нибудь связь, – на "Сеннек-Айг" получали якобы от меня успокаивающее сообщение и наблюдали вполне нормальный полет. И никакого крушения, никакого обрыва связи – системы наблюдения подтверждали, что с Х'хиаром все в порядке, что причин волновать нет. Системы, которые даже теоретически считались защищенными от влияния извне, надежность работы которых никогда не вызывала сомнений…
Как и надежность работы р'руга, – пришлось напомнить себе, когда очередной приступ бешенства и отчаяния миновал. Даже в теории не рассматривался вопрос о произвольном выходе из строя стабилизаторов р'руга, а если вспомнить полную блокаду связи и оказавшуюся у меня вместо дата-кристаллов для Ло'оотишши приманку для горропы – картина и вовсе вырисовывалась безрадостная.
Крепость довела р'руг до Храма Стражей Небес и сообщила в Имперский дворец о моем благополучном прибытии. Второе сообщение пошло на крейсер Ищущих Свет: Ло'оотишшу что-то задерживало, и она смогла вылететь минут через двадцать пять, отправив в Храм извинение для Х'хиара. А еще через две минуты пришел недоуменный вопрос от Стражей Небес: про что речь? За последний час никто из Имперского дворца не прибывал в Храм, и уж тем более Х'хиара здесь нет.
Примерно минуты две в имперской сети царила напряженная тишина. На "Сеннек-Айг" лихорадочно проверяли записи, в Имперском дворце пытались сообразить, это всерьез или кто-то нехорошо шутит. Затем почти одновременно с крепости, из дворца, из штабов Кедат а-нэррбэ, от Сенаш и Та'ах-сартара на мой коммуникатор пошли запросы; минутой позже подключилась Ло'оотишша.
Я в это время уже оседлал горропу, и мысленно прощался с жизнью, так что даже работай мой коммуникатор – ответа бы от меня никто не дождался. После второй безуспешной пытки дозваться до меня или до р'руга, на "Сеннек-Айг" объявили тревогу, и задействовали уже весь массив сканеров. Еще ничего не понимая, но опасаясь худшего, на крепости начали анализ всего маршрута – и очень быстро нашли подозрительный участок в Лесах Горроп. А затем сканеры явили всем желающим изображение разбитого р'руга, прорубившего собой целую просеку. Короткое сообщение логико-аналитического ядра крепости, вместе с красноречивой картинкой заставили Империю вздрогнуть до основания.
На Зорас'стриа была объявлена зеленая тревога, были подняты все силы Кедат а-нэррбэ и внутренних войск; из дворца и "Сеннек-Айг" начали стартовать атмосферные перехватчики и десантные модули, по всему периметру Лесов Горроп собравшиеся Внутренние круги формировали вооруженные до зубов отряды поддержки. Летящая к Лесам Ло'оотишша направила свой космолет к месту падения. Дочь Ургахейма выжала из двигателя все возможное, но на полпути новое известие от "Сеннек-Айг" заставило ее поменять курс: представив мой возможный маршрут, они переключили сканеры на горы и почти сразу наткнулись на распластавшуюся на каменной осыпи мертвую горропу. Шок сменился ужасом, отчасти смягчившимся, когда с постов в катакомбах сообщили, что детекторы зафиксировали какое-то движение в туннелях, ведущих к Разломам.