* * *
Приближалась полночь, когда я вернулся в "Злого Киборга". Народу в кнайпе прибавилось, "Банда четырех" на круглой сцене исполняла мою "Песенку кибер-бандита":
Броня моя - кожа -
Изъедена ржой.
И двигатель-сердце
Как будто чужой.
Тянусь я к бутылке:
Братцы, глотнем?
Закурим, и горло
Опалит огнем!Мотор ревет, судьба зовет,
Нас в бой ведет.
Хо-хо!
И мы идем, врага найдем,
Потом убьем.
Ха-ха!Пески мои - море
Пустынной земли.
Снарядов осколки
Секут корабли.
Тянусь я к бутылке:
Бутылка пуста.
Закурим, ребята, -
И по местам!Мотор ревет, судьба не ждет.
Вперед, вперед!
Хо-хо!
Скорей пойдем врага найдем,
Распнем, убьем.
Ха-ха!
В такт песне посетители стучали о столы кружками и топали ногами, выкрикивая "хо-хо" и "ха-ха" вместе с музыкантами. Я сел за столик в углу, не снимая шляпы, попросил разносчицу принести полбутылки настойки с закуской, раскурил трубку и вперил взгляд в столешницу. Распнем, убьем, ха-ха… Выхода нет. Я сейчас ничего не могу сделать - но, с другой стороны, что может сделать Ротник и его брат?
Они попытаются забрать "Зеба". Если у меня нет выхода, то у них нет другого выхода. Не продавать же меня в рабство на нефтяную вышку… Во-первых, просто так я не дамся, во-вторых, народ не поймет. А вот забрать "Зеб" - тут братья в своем праве. В уплату за долг, раз уж у меня нет другого способа его вернуть.
Я люблю этот самоход. Дороже него у меня нет ничего на свете. Когда он ломается, я сам чувствую боль, будто от раны. Нет, "Зеб" я им не отдам. Но если Миха пошлет в гараж своих вышибал, да охрану, да ночных сторожей…
Напиться, что ли? Это тоже не выход - когда проспишься, будет только хуже.
В зал заглянул Миха, оглядел посетителей, увидел меня, прищурился, но подходить не стал - попятился и исчез в дверях. Разносчица принесла настойку, кукурузный хлеб и ломтики вяленого мяса. Я налил полстакана и выпил, не закусывая. Снова раскурил трубку. "Банда" стала исполнять новую песню - и опять мою. Меланхоличная, медленная мелодия… У меня много таких. Некоторые мои сочинения мне нравятся, некоторые нет. И те, что нравятся, кажутся разрозненными частями одной длинной песни, фрагментами блюза - песни длиною в мою жизнь. Той, к которой я никак не могу подобрать главную тему, такую, что отразила бы суть моей натуры и моей судьбы.
Спать хотелось все сильнее. Зевнув, я стащил с шеи платок, свернул и сунул в карман. Надвинул шляпу на лоб, откинувшись на стуле, прикрыл глаза. Размытые светлые пятна поползли под веками, голоса слились в гул, который окутывал меня, покачивал… Что-то заслонило свет. Я сидел неподвижно. Тень сгустилась, стала больше, отчетливее. Тихий голос произнес:
- Тебя называют Музыкант? Надо поговорить.
* * *
- А ты кто такой?
- Называй меня Богдан, - сказал он.
- Звучно, брат, звучно, - согласился я, приподнимая шляпу, чтобы получше разглядеть его. - Хорошее имя, деловое и бодрое. Если кто-то не хочет говорить настоящего имени, завсегда называется Богданом.
Я решил, что это бывший монах. Расстрига, покинувший Орден, причем давно. Передо мной стоял немолодой мужик с сединой в коротких волосах и дряблыми складками на шее. Крепкий, невысокий, с медленными движениями и тихим голосом. Одежда обычная: брезентовые штаны да куртка из грубой кожи. Еще высокие кирзовые сапоги. На груди его висел бинокль, а на ремне - нож. Я заметил следы залеченной земляной лихорадки. Мало кому удается выжить после этой болячки, скосившей две трети Минска. Богдана она наградила светло-серой зернистой коркой, затянувшей левую половину лица.
Я вытянул ногу под столом и со скрипом выдвинул стул.
- Садись, Богдан. Выпьешь?
Он покачал головой и сел.
Мы рассматривали друг друга, а вокруг гомонили, звенели бутылками, ругались и хохотали старатели. Отложив потухшую трубку, я потянулся, поведя плечами, налил себе настойки и выпил. Подцепил длинный ломтик мяса из тарелки, отправил в рот, медленно сжевал. Богдан молча глядел на меня.
- Знания приобретаются посредством диалогов, - заметил я. - Может, анекдот расскажешь, или посидим так, помолчим по-дружески, да и разойдемся?
Он негромко произнес:
- Мне нужно доставить груз. В Арзамас. Выехать придется немедленно, то есть этим утром, не позже.
Я покачал головой.
- Нет, это не ко мне.
Богдан не моргая глядел на меня. Пришлось пояснить:
- Мой самоход сломан. Ремонт нужен серьезный.
- До утра не починить?
- Починить, если механики прямо сейчас начнут. Не всё, но на ходу он будет. Только у меня для этого денег нет.
Он кивнул.
- Тебе хорошо заплатят.
- Правильно, заплатят, когда доставлю твой груз. Ну, дадут треть авансом, как всегда, но этого мало. Деньги на ремонт нужны сейчас.
- Сколько? - спросил он.
Вот это уже было интересно. Отложив погасшую трубку, я стал прикидывать:
- Насос с аккумулятором надо сразу менять… Борт… ну, борт можно не монтировать новый, залатать дырки. Стойку заварить пока. Это ненадежно, но какое-то время протянет. Оси поглядеть обязательно, управление… - Я завел глаза к потолку, подсчитывая, и вынес вердикт: - Пять монет.
- Хорошо, - сказал он.
- Пять золотых монет.
Богдан помолчал и произнес:
- Я плачу…
Тут к нашему столику вынесло пьяницу. Столик, как я говорил, был угловой, стоял он далеко от остальных, здесь было относительно тихо, и народ вокруг не толкался, предпочитая развлекаться в центре зала. Но этот пропойца как-то добрел до нас и, склонившись над Богданом, обнял его за плечи.
- Д-друг… - промямлил он. - Брат! Выпьем, не? Бутылку ставите? Я… Эх! Выпьем, брат…
- Пошел вон, - сказал Богдан, не поворачивая головы.
- Че? - не понял пьяница. - Я… Ах ты гнида - брата гонишь? Ты… Да я тебя…
Он отступил, качаясь, схватил со стола бутылку и жахнул ею о стену. Бутылка разбилась, настойка потекла по руке бродяги, в которой осталось горлышко с острыми "лепестками".
- Я убью тебя, брат! - сипло выдохнул пьяница.
Он был высокий и широкоплечий, а мой собеседник - совсем не крупный с виду. Я уже собрался вмешаться, когда Богдан встал и, коротко замахнувшись, саданул бродягу кулаком в живот. Произошло это очень быстро. Будто мощный поршневой рычаг сдвинулся у меня перед глазами…
Через толпу к нам проталкивались двое вышибал. Бродяга выпустил "розочку" и упал на колени, перевернув стул. Глаза остекленели, он разинул пасть, пытаясь вдохнуть. Поднял голову - и тут Богдан врезал ему носком сапога по лицу. Он мог бы этого уже не делать, но почему-то сделал. Может, получал удовольствие от подобного? Не знаю, но этим ударом он сломал бродяге нос. Пьяница вскрикнул, упал на спину, лицо залила кровь. Вышибалы подскочили к Богдану, он повернул голову и вперил в них холодный взгляд. Они посмотрели на Богдана, на пьяницу, корчившегося у перевернутого стула, на меня.
- В чем Дело, Музыкант? - спросил один.
- Мы с приятелем разговаривали, - я кивнул на Богдана, - а этот к нам полез. "Розочкой" махал… за то и получил, сам виноват.
Я здесь завсегдатай, меня знают. Не говоря больше ни слова, доблестные работники кулака и дубинки подхватили стонущего бродягу под руки и поволоки к выходу.
Богдан сел, достал из кармана платок и вытер руку. Ту, которой ударил пьяницу в брюхо. Кстати, когда он это проделал, пола плаща откинулась, и я заметил оружие на боку. Очень, очень редкое в этих местах оружие.
Ситуация становилась все более и более любопытной.
- Все приходит, все уходит, - философски заметил я, поглядев на осколки и лужу настойки, растекшуюся по полу. - Мы закончили разговор на хороших словах.
Он молча глядел на меня.
- Ты сказал: "Я плачу…" - напомнил я, сделав ударение на последнем слоге.
И вот тогда человек, назвавшийся Богданом, на ремне которого висело очень дорогое и редкое оружие, произнес роковые слова:
- За эту доставку я плачу семь золотых. Пять дам вперед, чтобы ты починил свою машину.
* * *
Бочонки мне сразу не понравились. Железные, приземистые и какие-то зловещие. Закрыты тяжелыми крышками на винтах, с клапанами, над ними торчат изогнутые трубки, вентили и манометры.
Рядом стояли два длинных ящика - тоже железные и тоже крепко закрыты. Еще и сургучные печати на засовах с большими замками.
Все это находилось посреди небольшого гаража, расположенного неподалеку от мастерской, где я оставил "Зеба".
- А где твой сендер? - спросил я, оглядывая пустой гараж. - Ты ж не местный.
- Меня подбросили сюда на автотрейлере, - пояснил бывший монах.
- Что, и груз в нем привезли? - я пнул бочонок сапогом. - Тяжелое же…
- Груз доставляли сюда в два захода. И это не твое дело, Музыкант. Я плачу семь золотых, пять - вперед, чтобы ты починил сендер. Ты доставляешь груз в Арзамас. Мои доставки происходят в секрете, я не подряжаю крупных перевозчиков вроде "Бегунов Пустоши" или "Курьеров Дядюшки Стерха". Мне нужен одиночка, на которого можно положиться.
- А что там?
- Это тоже не твое дело. За три дня…
- Ну, пока, приятель. - Хлопнув его по плечу, я развернулся и шагнул к воротам.
- Стой! - окликнул расстрига со злостью.
Понимая, что он вполне мог достать свое оружие и прицелиться мне в спину, я шел дальше.
- Доставщик, стой!
Я оглянулся. Богдан не целился в меня, но кисть правой руки была под плащом.
- Слушай, у меня дела. Что тебе еще надо?
- Почему ты уходишь?
Я удивленно ответил:
- А зачем мне еще в этом гараже торчать? Песни с тобой распевать?
- Почему ты прервал разговор?
- Э, приятель, да ты не понимаешь, похоже… Ты всерьез решил, что я возьмусь за доставку сам не зная чего? Будь здоров, ищи себе другого доставщика.
Я шагнул в ворота, и тогда он сказал:
- Там оборудование для опытов. Альбинос - назад!
Вот это уже было совсем интересно. Альбинос, значит? Откуда он…
- Откуда ты знаешь это прозвище? - спросил я, возвращаясь в гараж. - Никто в центральной Пустоши не…
- Никто, кроме меня, - перебил расстрига. - Когда-то я был на Крыме и видел тебя там. Ты бывший управитель Херсон-Града. И ты - мутант.
Я достал пистолет и выстрелил в него.
Глава 3
В ДОРОГУ
"Шершни" стреляют негромко, а во дворе было шумно: крики, звон и музыка "Банды четырех" лились из окон кнайпы, из мастерских доносился лязг, кое-где гудели моторы… В общем, моего выстрела не услышали.
Когда я послал горячий привет из ствола Богдану в левую половину груди, он упал навзничь, я же отскочил назад и быстро выглянул в приоткрытые ворота гаража.
Опустив пистолет, повернулся - и, будем говорить честно, малость охренел, увидев вставшего на ноги Богдана. А ведь под его одеждой не было пластин панцирных волков или какого-то еще доспеха, я бы заметил! Броня, способная на таком расстоянии задержать пулю, пусть даже она выпущена из маломощного "шершня" - это как минимум железная пластина толщиной с мизинец. Но на расстриге был только плащ и легкая рубаха, под которой, клянусь всеми мутантами Пустоши, не было никакого железа! Во всяком случае, я его не видел - и вот же, этот мужик стоит передо мной живой и даже, кажется, невредимый, рубаха слева порвана, но крови нет…
И он не просто стоял передо мной - он целился в меня.
- Знаешь, что это? - спросил Богдан, громко втянув воздух раздувшимися ноздрями.
- Разрывник, - кивнул я. - Редкая штуковина.
- Правильно, Альбинос. Их так называют, потому что они стреляют разрывными пулями крупного калибра. У пуль мягкая головка, от удара раскрывается зазубренными лепестками, которые рвут мясо и дробят кости. Такая пуля пробьет тебя насквозь, в отверстие я смогу просунуть кулак.
Я вежливо улыбался, слушая эту тираду. Если Богдан думал потрясти меня своей крутизной, то не очень-то преуспел. Но как он выжил - вот это вопрос! Пока расстрига живописал разрывник, в дырке на рубахе что-то вроде как блеснуло, но разглядеть толком я не успел - он повел плечами, и это место оказалось закрыто плащом. Что за невидимая, - ну, почти невидимая - штука надета у него под рубахой, что за чудеса такие? Чудеса всегда настораживали меня…
Главным образом потому, что меня самого защищало нечто подобное.
Я подавил желание ощупать свою грудь. Там, почти неотличимое от кожи, глубоко в нее погрузившееся и принявшее такой же цвет, пряталось одно очень необычное устройство - генератор силовой брони. Я нашел его давно, еще на горе Крым, в брошенном грузовике, где лежал скелет одного отшельника. Тогда необычный кругляш попросту прилип к моей груди, а после выпустил из себя световой кокон, запеленавший верхнюю часть тела, не считая шеи, головы и рук. Свет погас, будто впитавшись в кожу, и стал незаметен… до тех пор, пока в меня не выстрелили. Тогда оказалось, что это броня - световая или силовая, как хотите, так и называйте - главное, что она перераспределяет удар пули по всей своей поверхности, то есть на мгновение сжимается на торсе, ну а пуля просто падает, расплющенная, на землю. Я так и не выяснил, откуда взялась эта штука, кто, где и когда ее сделал, на каких принципах она работает (но однажды я услышал от одного очень, очень плохого человека, что это технология каких-то доминантов). С тех пор кругляш, незаметный ни для кого, всегда был на мне, днем и ночью. Я ждал, что когда-нибудь у него закончится энергия, но прошло уже несколько сезонов, а этого не происходило. Световая броня несколько раз спасала меня если не от смерти, то от тяжелых ран - уж точно.
Что если такая же на Богдане?
Но моя броня слабо вспыхивает зеленоватым светом, если что-то с приличной силой ударяется о торс. А в оставленном пулей "шершня" дырке в рубахе зеленого света я не углядел - то, что блеснуло там, скорее напоминало металл.
- Откуда ты знаешь меня? - спросил я, приглаживая свои черные как смоль волосы. Красить их приходилось довольно часто, чтобы не были видны белые "корни". - Я ведь…
- …Хорошо замаскировался, - кивнул Богдан, медленно опуская разрывник. - Ствол в кобуру, доставщик. Ну! Потом продолжим разговор.
Я сделал, как он хотел. Расстрига тоже убрал оружие, небрежно провел ладонью по груди, запахнул плащ и произнес:
- Алви Сид, управитель Херсон-Града… бывший управитель. Далеко ты забрался от горы Крым.
- Далеко, - кивнул я. - Главное - давно. Не думал, что кто-то…
- Кто-то в этих местах узнает тебя, да еще с перекрашенными волосами? Никто и не узнает. Даже красить их нет теперь особого смысла.
- Ты-то узнал.
- Я долго жил в Херсон-Граде и несколько раз видел тебя там. Тебя или твоего брата, мутант.
Пальцы сами собой сжались на рукояти "шершня". Два моих сердца часто и зло колотились в груди. Мои сердца… из-за них я когда-то бежал, оставив город на своего брата-близнеца, не мутанта, из-за них я познакомился с карликом-доставщиком Чаком, летающем на самодельном дирижабле с корпусом автобуса вместо гондолы, из-за них в конце концов покинул гору Крым и стал обычным доставщиком в центральной Пустоши.
Богдан уже открыл рот, чтобы продолжать, но я поднял руку.
- Как у мутанта, у меня иногда включается нечеловеческая интуиция.
Он вопросительно смотрел на меня.
- Ин-ту-и-ци-я, - по слогам повторил я. - Это такое древнее слово, которое я узнал от моего покойного учителя. Означает… ну, способность к предвидению.
- И что предвидишь сейчас, Альбинос?
- Твои следующие слова. Ты скажешь: вези мой груз, иначе все узнают, что ты мутант. Тебе перестанут заказывать доставки, а скоро новость дойдет и до монахов, и на тебя начнется охота.
- Я хотел сказать это немного иначе, - кивнул он, - но смысл был бы именно такой.
- Что за груз, Богдан?
- Оборудование. Всякое оборудование для лабораторий Меха-Корпа. У них контракт с харьковскими оружейниками. Бартер. Я занимаюсь поставками в обе стороны.
- А бочки? - хмыкнул я. - В бочках тоже оборудование?
- Химические вещества для их лабораторий. Образец нового топлива. Возможно, Меха-Корп сможет наладить его производство в большом количестве и поставлять небоходам для их авиеток.
- Но если ты и раньше занимался этими доставками, у тебя должны были быть постоянные перевозчики.
- Да, но теперь у Меха-Корпа какие-то неприятности с Замком Омега, и мне нужно сменить перевозчика. Опасаюсь предательства.
- "Неприятности"! - фыркнул я. - Да они всегда на ножах были!
- Сейчас - обострение конфликта, - отрезал он. - Теперь ты все знаешь, Альбинос. Решай.
- Не называй меня так. Никогда больше, понял? Перед тобой стоит доставщик по прозвищу Музыкант, запомни. - Я достал трубку и полез в карман за кисетом. - И еще: в одиночку по Пустоши не ездят. Я вон попробовал, и что получилось?
- Попробуешь еще раз. Я очень хорошо плачу, сделаешь все тайно.
- Но почему именно я?
Он пожал плечами.
- Мне рекомендовали тебя. Не кури здесь. И в трюме самохода, когда там поставят груз, не кури.
- Ты так уверен, что его там поставят… - я сунул трубку обратно. - А мне сдается, что семь золотых - мало за такую доставку. Слишком опасно все это.
Богдан скупо улыбнулся.
- Когда искал доставщика, меня предупреждали, что ты постараешься выжать из этого максимум. Хорошо, плачу шесть золотых вперед и восемь за всё. Восемь, Альб… музыкант. Не больше. Если откажешься - к завтрашнему утру все в городе узнают, кто ты такой.
Я неторопливо раскурил трубку.