Алби подошёл к нему и сел напротив, скрестив ноги. Остальные мальчишки последовали за ним и столпились позади своего вожака, вытягивая шеи и расталкивая друг друга, чтобы получше видеть.
- Если ты не дрейфишь, - сказал Алби, - то ты не человек. А будешь вести себя не по-человечески - сброшу с Обрыва. Нам здесь психи не нужны.
- С Обрыва? - переспросил Томас. Кровь отхлынула от его лица.
- Наплюй, - ответил Алби, потирая глаза. - Сейчас не время разводить базар, понял? Мы не убиваем таких шенков, как ты, можешь мне поверить. Только сам постарайся, чтобы тебя не пришили, словом, выживай, как знаешь.
Он замолк, и Томас почувствовал, что его лицо побледнело ещё больше при этих последних словах.
- Мля... - протянул Алби, тяжело вздохнул и провёл рукой по своим коротким волосам. - Ну, не получается у меня это... Ты первый Чайник после того, как убили Ника.
Глаза у Томаса полезли на лоб. В этот момент другой юноша выступил вперёд и шутливо шлёпнул Алби по затылку.
- Дождись, когда поведёшь его на долбаную прогулку, Алби, - проговорил он хрипловато, со странным акцентом. - Глянь, парня ща грёбаный кондрашка хватит, а он ещё ничего даже не слышал. - Он наклонился и протянул Томасу руку. - Эй, Чайник, я Ньют, и мы все от радости из штанов выпрыгнем, если ты простишь этого плюкоголового - нашего нового вожака, понял?
Томас пожал протянутую руку - Ньют понравился ему куда больше Алби. Этот новый знакомец, хотя и был выше ростом, чем вожак, но казался моложе на год или около того. Его длинные светлые волосы волной падали на обтянутые футболкой плечи, на мускулистых руках вздувались жилы.
- Кончай свистеть, образина. - Алби фыркнул и потянул Ньюта вниз. Тот сел. - Он, по крайней мере, может понять хотя бы половину из того, что я ему толкую.
Алби широко развёл руки ладонями вверх.
- Ну так вот, здесь мы живём, едим, спим. Это место мы называем Приют, понятно? А себя называем "приютели". Ну, вот и всё, что ты...
- Кто послал меня сюда? - перебил его Томас, у которого страх сменился гневом. - Как...
Но Алби молниеносно выбросил вперёд руку, обрывая его на полуслове, схватил Томаса за майку и вздёрнул его так, что тот привстал на коленях.
- А ну вставай, шенк, кому говорю! - Алби уже стоял на ногах и тянул за собой Томаса.
Тот, наконец, поднялся, ноги не слушались - его снова сковал страх. Он оперся спиной о дерево, пытаясь уклониться от Алби, который орал теперь прямо ему в лицо:
- Не сметь прерывать меня, пацан! Дубина, если бы мы сразу всё вот так тебе выложили, ты бы сначала наплюкал в штаны, а потом сдох на месте! И утащили бы тебя Таскуны, и какой бы с тебя тогда был толк, понял, пенёк?
- Да я понятия не имею, о чём ты говоришь! - медленно промолвил Томас, поражаясь тому, как ровно звучит его голос.
Ньют обхватил Алби за плечи.
- Алби, остынь чуток. От тебя больше вреда, чем толку, понял?
Алби выпустил майку Томаса и отступил на шаг назад. Он тяжело дышал.
- У нас нет времени на расшаркивания, Чайник. Старая жизнь кончилась, начинается новая. Чем скорее выучишь правила, тем лучше, усёк? Слушай и помалкивай, понял?
Томас взглянул на Ньюта, ожидая поддержки. Внутри него всё клокотало, бурлило и болело, глаза жгло от подступивших слёз.
Ньют кивнул:
- Ты же понял, правда, Чайник? - и снова кивнул.
Томасу так и хотелось насовать кому-нибудь по морде, но он лишь проронил: "Да".
- Вот и лады, - сказал Алби. - День Первый - вот что такое сегодняшний день для тебя, шенк. Скоро ночь, Бегуны возвращаются. Ящик пришёл поздновато, так что прогулка будет завтра утром, сразу после побудки. - Он повернулся к Ньюту. - Займись его устройством на ночлег и пусть дрыхнет.
- лады, - отозвался Ньют.
Алби вновь воззрился на Томаса, сузив глаза.
- Через пару недель, шенк, ты освоишься и тогда от тебя будет какой-то толк. Никто из нас ни фига не знал в Первый День, как оно всё пойдёт. Вот и ты не знаешь. Завтра для тебя начинается новая жизнь.
Алби повернулся, проложил себе дорогу сквозь толпу и направился к обветшалому деревянному строению в углу. Остальные ребята разошлись, напоследок бросая на нового товарища долгие взгляды.
Томас обхватил себя руками, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Внутри него царила разъедающая пустота, быстро сменяющаяся такой печалью, что от неё болело сердце. Слишком много всего навалилось: где он? Что это за место? Тюрьма? Если да, то почему его сюда поместили и как долго он здесь пробудет? Ребята говорили на странном языке и, похоже, никому из них не было дела до того, жив он или мёртв. На глаза снова навернулись слёзы, но он не позволил им пролиться.
- Что я сделал? - шептал он, ни к кому не обращаясь. - Что я сделал, почему они засунули меня сюда?
Ньют похлопал его по плечу.
- Эх, Чайник, мы все прошли через то же самое. Каждый выполз из этого тёмного Ящика, у каждого был свой День Первый. Дела, конечно, не ах, а скоро они покажутся тебе вообще хуже некуда - вот в чём правда. Но постепенно ты прорвёшься. Я сразу увидел, что ты не долбаная тряпка какая-нить, так что - не дрейфь!
- Это тюрьма? - спросил Томас. Он углубился в темноту собственного разума, пытаясь нащупать хоть какую-нибудь щёлку, ведущую в его прошлое.
- Кончай задавать дурацкие вопросы, а? - отбрил Ньют. - Ответов пока всё равно не будет. Так что помалкивай в тряпочку, смирись с переменой, а завтра настанет новый день.
Томас не ответил. Он опустил голову и уперся взглядом в растрескавшееся каменное покрытие двора. В щелях между блоками пробивалась узколистая трава, в ней проглядывали крохотные жёлтые цветочки, ища солнце, давно уже скрывшееся за исполинскими стенами Приюта.
- Ты быстро подружишься с Чаком, - продолжал Ньют. - Он такой, правда, жирновастенький, но славный малыш. Жди здесь, я скоро.
Не успел Ньют закончить фразу, как воздух разорвал резкий, пронзительный вопль. Высокий, дрожащий, почти нечеловеческий крик эхом отразился от камней двора. Все, кто был в это время на улице, обернулись и посмотрели в ту сторону, откуда он донёсся. Томасу показалось, что кровь в его жилах заледенела, когда он осознал, что этот ужасающий звук раздался из деревянного строения.
Даже Ньюта подбросило на месте. Лоб его прорéзали морщины озабоченности.
- Вот хрень, - сказал он. - Они что, эти долбаные Медяки - не могут управиться с парнем и десяти минут без моей помощи? - Он потряс головой и легонько пнул Томаса по ноге. - Найди Чаки, скажи ему, чтобы устроил тебя на ночь. - Проговорив это, он побежал к строению.
Томас вновь соскользнул вдоль шершавого ствола дерева вниз, на землю, прижался спиной к коре и закрыл глаза, изо всех сил желая очнуться от этого ужасного, ужасного сна.
ГЛАВА 3
Томас сидел так несколько долгих мгновений, слишком ошеломлённый, чтобы двигаться. Наконец, он принудил себя посмотреть в сторону обшарпанного здания. Поблизости от него крутилось несколько ребят, опасливо посматривая на окна верхнего этажа, словно ожидая, что раздастся взрыв, и оттуда в разлёте деревянных щепок и битого стекла вдруг вырвется неведомое жуткое чудище.
Сверху, из гущи ветвей, послышался странный металлический щелчок. Он поднял голову и увидел, как в кроне мелькнуло что-то серебристое, сверкнул красный огонёк - и исчез с другой стороны ствола. Он поднялся на ноги, обошёл дерево, вытягивая шею в поисках источника непонятного звука, но видел лишь ветви - серые и коричневые, еле живые, похожие на иссохшие узловатые пальцы.
- Да это один из этих, как их... жукоглазов, - раздался чей-то голос.
Томас обернулся. Небольшого роста полноватый мальчик стоял рядом и участливо смотрел на него. Он был очень юн - наверно, самый младший из всех, кого он до сих пор видел, лет двенадцати-тринадцати, не больше. Длинные тёмные волосы закрывали ему щёки и затылок, концами касаясь плеч. На пухлом, легко краснеющем лице светились добрые голубые глаза.
Томас кивнул ему:
- Что ещё за жукоглаз?
- Жукоглаз, - повторил мальчик, указав пальцем на крону. - Они не кусаются. Разве что ты по глупости решишь пощупать какого-нибудь из них. - Он помолчал. - Шенк. - Последнее слово далось ему с трудом, как будто сленг Приюта не слишком-то ложился ему на язык.
Другой крик, на этот раз долгий и выматывающий душу, прорезал воздух. Сердце Томаса ёкнуло. Лоб покрылся испариной.
- Что там происходит? - спросил он, указывая на здание.
- Не знаю, - ответил толстячок. Голос у него был ещё совсем по-детски тонким. - Там Бен, совсем плохой. Они взяли его.
- Они? - Томасу не понравилось, как зловеще прозвучало в устах мальчика это слово.
- Ага.
- Кто это - они?
- Скажи спасибо, если вообще никогда этого не узнаешь, - довольно беспечно, что было по меньшей мере странно в подобных обстоятельствах, ответил мальчик и протянул руку. - Меня зовут Чак. Я был Чайником до того, как здесь появился ты.
"Так это ему поручили устроить меня на ночь?" - подумал Томас. Он никак не мог избавиться от состояния крайнего дискомфорта, а сейчас к нему прибавилось ещё и раздражение. Во всём этом не было и крупицы здравого смысла. Даже голова разболелась.
- Почему все называют меня Чайником? - задал он очередной вопрос, слегка сжав руку Чака и тут же выпустив её.
- Потому что ты совсем новый новичок, - ткнул Чак в него пальцем и засмеялся. Из дома донёсся очередной вой, похожий на крик изголодавшегося раненного животного.
- И как ты можешь зубы скалить? - спросил Томас, ужаснувшись услышанному. - Ведь там, похоже, кто-то умирает!
- Ничего с ним не станется. Никто не помирает, если успевает вовремя вернуться и принять сыворотку. Тут такое дело - ты либо мёртв, либо жив. Просто ужасно больно.
- Почему ужасно больно?
Глаза Чака забегали, словно он не был уверен, что сказать.
- Ну, его ужалили гриверы.
- Гриверы? - Томас всё больше и больше запутывался. "Ужалили гриверы". В словах ощущался тяжёлый гнёт страха. Томасу вдруг расхотелось допытываться, что они означают.
Чак пожал плечами и отвернулся, закатив глаза.
Томас вздохнул с досады и вновь прислонился к дереву.
- Да ты, похоже, знаешь не больше моего, - сказал он, понимая, однако, что это не так. Его провал в памяти был каким-то странным. Он помнил общую картину мироустройства, но частности - лица, имена, события - ускользали от него. Как книга, в которой все листы на месте, но пропущено одно слово из дюжины - раздражает без меры и читать невозможно. Ему даже возраст его был неизвестен!
- Чак... Как думаешь, сколько мне лет?
Мальчик смерил его взглядом.
- Ну-у, я бы дал лет шестнадцать. И, если интересно, в тебе пять футов девять дюймов. Волосы тёмные. Ах да, и ещё: страшен, как жареная требуха на палочке. - Он ухмыльнулся.
Томас остолбенел настолько, что последней фразы даже не расслышал. Всего шестнадцать? А ему казалось - гораздо больше...
- Ты что, серьёзно? - Он помолчал, подыскивая слова. - Как... - Он, собственно, не знал, о чём спрашивать.
- Да не волнуйся ты так. Первые несколько дней будешь как из-за угла мешком прибитый, а потом привыкнешь. Я привык. Мы просто живём здесь, вот и всё. Лучше, чем жить в кучке плюка. - Он искоса взглянул на собеседника, по всей вероятности, предвидя его следующий вопрос. - "Плюк" - это то же, что "какашка". Какашка делает "плюк", когда падает в горшок.
Томас воззрился на Чака, не в силах поверить в то, что ведёт подобную беседу. "Да, классно", - вот и всё, что ему удалось из себя выдавить. Он отстранился от дерева и вслед за Чаком направился к старому зданию. Вернее было бы назвать его бараком. В нём было три-четыре этажа и выглядел он так, будто того и гляди завалится. Эта мешанина из брёвен, досок, шпагата, разнокалиберных окон, собранных в одну кучу, кое-как составленных вместе и закреплённых без складу и ладу, возвышалась на внушительном фоне каменных, поросших плющом стен.
По дороге через двор его ноздрей коснулся запах горящих дров и жарящегося на огне мяса. В животе у Томаса заурчало. Теперь, когда он знал, что жуткие крики издавал больной мальчик, ему стало не так страшно. До тех пор, пока не вспомнил, отчего тот заболел.
- Как тебя зовут? - спросил сзади Чак, пытаясь не отставать от него.
- Что?
- Имя твоё как? Ты нам так и не сказал, а я знаю, что уж это-то ты точно помнишь.
- Томас. - Он едва услышал сам себя - так далеко умчались его мысли. Если Чак прав, в этом было нечто общее между ним и прочими ребятами: каждый помнил своё имя. А почему не имена родителей? И имена друзей? И почему никто не помнил своей фамилии?
- Приятно познакомиться, Томас, - церемонно сказал Чак. - Не беспокойся, я о тебе позабочусь. Я здесь уже целый месяц и знаю это место вдоль и поперёк. Уж положись на Чака, хорошо?
Томас уже почти достиг входа в барак, перед которым собралась кучка ребят, когда его накрыл внезапный, не совсем объяснимый приступ раздражения. Он повернулся к Чаку.
- Да ты даже рассказать мне толком ничего не в состоянии. Хорош же я буду, если "положусь" на тебя.
Он снова повернулся к двери, собираясь войти внутрь, чтобы найти ответы на свои вопросы. Откуда вдруг взялись эти решительность и бесстрашие - он не имел понятия.
Чак пожал плечами.
- Да что хорошего я могу тебе сказать... Я ведь по-прежнему новичок. Но мы могли бы стать друзьями...
- Мне не нужны друзья, - оборвал его Томас.
Он потянулся к безобразной, выгоревшей на солнце деревянной двери, потянул, открыл её и увидел нескольких ребят, со стоическими физиономиями сгрудившихся у подножия кривобокой лестницы, ступени и перила которой торчали наперекосяк во все стороны. Стены прихожей и коридора покрывали тёмные обои, кое-где отклеившиеся. Единственным украшением служила пыльная ваза на трёхногом столе и чёрно-белая фотография пожилой женщины, одетой в старомодное белое платье. Всё это напомнило Томасу фильм ужасов про дом с привидениями. Даже дыры в полу имелись для полноты картины.
В помещении пахло пылью и плесенью - в противоположность приятным запахам снаружи. На потолке светились, помаргивая, лампы дневного света. Он пока ещё толком не задумывался об этом, но в мозгу у него мелькнула мысль: откуда в таком месте, как Приют, берётся электричество? Он всмотрелся в лицо старой женщины на фотографии. Она здесь жила? Заботилась об этих детях?
- Эй, гля, а вот и наш Чайник! - воскликнул один из ребят. Вздрогнув, Томас узнал его: это был тот самый черноволосый парень, который тогда, у лифта, уставился на него со смертельной ненавистью во взгляде. На вид ему было около пятнадцати, долговязый и тощий, нос, размером с добрый кулак, по форме напоминал мятую картофелину. - Этот шенк, наверно, наплюкал в штаны, когда услышал, как старина Бенни вопит, как недорезанная девчонка. Новую пелёночку подложить, образина?
- Моё имя Томас. - Надо держаться подальше от этого недоумка. Не добавив больше ни слова, он направился к лестнице - просто потому, что больше некуда было, и что ещё говорить, он тоже не знал. Но задира заступил ему дорогу, подняв вверх руку.
- Не так быстро, салага. - Он ткнул большим пальцем в направлении верхнего этажа. - Новичкам не разрешается видеть тех, кто... кого взяли. Ньют и Алби не позволят.
- Ты о чём толкуешь? - спросил Томас, стараясь, чтобы голос не выдал владеющего им страха. Что имел в виду этот парень под словом "взяли"? - Я не представляю даже, где нахожусь. Всё, чего прошу - немного помощи.
- Слушай меня, Чайник. - Парень скорчил гримасу, скрестил руки на груди. - Я тебя раньше где-то видел. Какая-то лажа с твоим появлением тут, и уж будьте покойны - я узнаю, в чём фишка.
Томаса обдало волной жара.
- Я тебя никогда в жизни не видел. Понятия не имею, что ты за фрукт, и мне глубоко наплевать! - огрызнулся он. Действительно, откуда ему знать этого парня? И каким образом этот недоумок мог помнить его, Томаса?
Задира издал полусмешок-полухрюканье. Затем его лицо посерьёзнело, брови съехались на переносице.
- Я... видел тебя, шенк. Не каждый здесь может похвастать тем, что его ужалили. - Он указал на лестницу вверх. - А я - могу. Я-то знаю, что сейчас приходится испытывать старине Бенни, этому нюне. Я через то же самое прошёл. И во время Превращения я видел тебя.
Он протянул руку и уперся пальцем в грудь Томаса.
- И спорю на твою первую жратву у Котелка, что Бенни скажет, что тоже видел тебя.
Томас упорно смотрел ему в глаза, но ничего не отвечал. В нём снова нарастала паника. Час от часу не легче!
- Да ты, кажись, при одном слове "гривер" штаны намочил! - ощерился его противник. - Напугался, бедненький? Боишься, чтобы тебя не ужалили, а?
Опять то же слово - "ужалили". Томас постарался о нём не думать и указал на верх лестницы, откуда доносились крики больного мальчика, от которых сотрясалось всё здание:
- Если Ньют там, то мне бы хотелось с ним поговорить.
Мальчишка молча смотрел на него несколько секунд, потом потряс головой:
- Знаешь что? Ты прав, Томми - не надо бы мне так с новичками. Поднимайся наверх, думаю, Алби и Ньют тебя впустят. Серьёзно, давай. Ты, того, прости меня.
Он легонько стукнул Томаса по плечу, отступил и кивнул в сторону лестницы. Но Томас был уверен - это всё неспроста, парень что-то задумал. Пусть у него и провалы в памяти, но он совсем не дурак.
- Как тебя зовут? - спросил Томас, приостанавливаясь - он никак не мог решить, идти ему наверх или нет.
- Гэлли. И не позволяй никому надуть себя. Здесь я вожак, настоящий, не то, что те два сосунка там, наверху. Я. Можешь звать меня капитан Гэлли, если хочешь. - Впервые за всё время он улыбнулся: зубы его красотой не уступали носу. Во рту чернело две или три дырки, а цвет ни одного из уцелевших зубов и отдалённо не напоминал белый. Зловонное дыхание обдало Томаса, и его едва не стошнило. Что-то оно ему напомнило, вот только что?
- О-кей, - сказал он. Его настолько воротило от этого парня, что хотелось попросту залепить ему в морду. - Есть, капитан Гэлли! - И глумливо отдал честь. В крови вскипел адреналин - Томас знал, что переступил некую черту.
В толпе раздались смешки. Гэлли дико оглянулся вокруг, лицо его запылало. Он опять уставился на Томаса, с ненавистью сведя брови и наморщив свой уродливый нос.
- Давай вали наверх, - сказал он. - И держись от меня подальше, отрыжка вонючая. - И он снова ткнул пальцем в сторону лестницы, не отрывая, однако, глаз от Томаса.
- Отлично. - Томас ещё раз огляделся - одновременно смущённо, недоумённо и яростно. Кровь бросилась ему в лицо. Его никто не остановил, не предостерёг - кроме Чака, который стоял у входной двери и предостерегающе качал головой.
- Не стоило бы тебе этого делать, - сказал мальчик. - Ты новичок, тебе нельзя туда.
- Иди-иди, - подначивал Гэлли.