– Значит, женщина, – с удовлетворением констатировал Егор. – Опять же само слово "машина" – женского рода. Правда, с другой стороны слово "автомобиль" – мужского, но ты ведь не просто автомобиль, верно? Молчишь. Ну молчи, молчи… а я буду звать тебя… – он задумался, перебирая в памяти женские имена. В голове мелькали всевозможные Светы, Оли, Наташи и Елены. Нет, все не то. Нужно что-то такое… подходящее, чтобы сразу было понятно, что по-другому назвать никак нельзя. Анна? Близко, но не совсем. О! Анюта!
– Точно! – улыбнулся он и выщелкнул окурок в окно. – Я буду звать тебя Анютой. Нравится? Молчание – знак согласия. И вообще, главное, чтобы нравилось мужчине, то есть, мне. Мне нравится. Ну что, Анюта, поехали?
И они поехали.
Дома Егор пообедал, потом завалился на диван с книгой, слегка вздремнул, а в девять вечера пошёл к соседу, чтобы, как и договаривались, позвонить Королю.
Король снял трубку сразу.
– А! – сказал он, – услышав Егора. – Хорошо, что позвонил. В общем, слушай. Совсем по-хорошему мне с Борей договориться не удалось. Он, понимаешь, палец сломал о твой локоть (Король коротко хохотнул) – молодец, не зря я тебя учил! – а ты ещё в придачу все правое крыло его любимого "мерса" покорёжил. И вообще с Богатяновским никто подобным образом давно не обращался. Так что у него сейчас форменная истерика. Брызжет слюной во все стороны и орёт.
– Так ты…
– Погоди, не перебивай. На меня тоже попытался наорать. Но тут ему не повезло. Я ему припомнил кое-какой должок, кстати, хорошо, что так всё вышло, а то я давно собирался ему этот должок припомнить, да все случай не представлялся. В общем, напомнил это я ему про должок, а он, прикинь, возьми и откажись! Ничего, мол, не знаю и всё такое. Тут уже мне обидно стало… В общем, сегодня никаких санкций против тебя не будет – у этого козла хватило ума со мной в этом согласиться. А завтра – стрелка. Тебя тоже ждут.
– Вот блин, – сказал Егор. – Где и во сколько?
– Не ссы, прикроем. Я же сказал, что мне обидно стало. Так что теперь это и моё дело. Даже гораздо больше моё, чем твоё. Борю давно пора поставить на место – оборзел совсем. Завтра в девять утра по твоему любимому таганрогскому шоссе…
Король объяснил, куда нужно ехать.
– Да, – добавил он, закончив, – друга своего, механика, тоже возьми. Он в деле, как я понял. Заодно и познакомимся.
– Он в любом случае бы со мной поехал – в деле он там, или не в деле, – буркнул Егор.
– Ну-ну, – хмыкнул Король. – Хороший друг, значит.
– Настоящий. – гордо сказал Егор.
– Тебе повезло. Ну, хороших снов. И не опаздывай завтра.
– И тебе. Не опоздаю.
Егор медленно положил трубку и в задумчивости потёр подбородок.
– Неприятности? – сочувственно осведомился сосед.
– Ерунда, ничего особенного. Можно ещё один звонок?
– Да хоть десять.
Егор позвонил Володьке Четвертакову, объяснил вкратце ситуацию, договорился, что заедет за ним завтра в восемь пятнадцать, поблагодарил дядю Лёшу и пошёл к себе. Сегодня он намеревался пораньше лечь спать.
Утро вторника выдалось пасмурным и холодным. И настроение у Егора вполне соответствовало погоде. Да и у какого нормального человека в такой ситуации будет хорошее настроение? Однако с плохим ли настроением, с хорошим ли, а ехать было необходимо. Подобные гордиевы узлы в своей судьбе следует разрубать сразу, не дожидаясь, пока они окончательно затянутся на твоей шее – уж в чём – в чём, а в этом Егор успел убедиться за свою не очень длинную, но довольно богатую на всяческие, в том числе и довольно неприятные, события жизнь. Другое дело, что он отнюдь не всегда (ох, не всегда!) следовал правилу разрубания узлов. Но сейчас был не тот случай.
Володька, одетый и тоже хмурый уже ждал его у крыльца.
– Надьку будить не хотел, – пояснил он, садясь в машину. – Ни к чему ей знать про все эти дела, верно?
Егор согласно кивнул и выжал сцепление.
К нужному повороту они подъехали за десять минут до назначенного времени.
– Кажется, мы первые, – констатировал Володька. – Это хорошо. Будет время оглядеться.
К шоссе здесь примыкала хорошо укатанная грунтовка, ведущая через поле к большой роще. Там, в роще, и должна была состояться встреча.
Вот и поляна, о которой говорил Король. Судя по изрядно примятой траве и всяческому мусору в виде окурков, бутылок и пустых банок из-под пива, они тут не первые и не последние.
– Давай-ка вон за тот кустик, – показал Володька. – Нечего нам торчать на самом виду.
Они вышли из машины, закурили и одновременно услышали шум моторов.
Опоздавших не было.
Люди Короля приехали на двух машинах: тёмно-синем, почти чёрном "БМВ" и песочного цвета "Ниссане", и было их вместе с Королём восемь человек.
Боря Богатяновский со товарищи – общим числом тринадцать рыл – прибыл на трёх авто: уже известном чёрном "Мерседесе" с красноречиво помятым правым крылом, тёмно– красной "Ауди" (той самой, что вчера блокировала Егора сзади на улице Красных Зорь) и широком, как танкетка, джипе "Тойота" какого-то неопределённо-зеленоватого оттенка, явно перекрашенного.
Толковище началось бурно и громко, безо всяких китайских церемоний и даже элементарной предварительной разведки. Было видно, что Боря Богатяновский, как впал вчера в истерику, так по сю пору из неё, родимой, и не выпал. А может, и не пытался, а даже, наоборот, всячески поддерживал в себе это взвинченное, дающее ложное ощущение превосходства над противником, состояние.
Король же, напротив, был свеж, подтянут, холоден и корректен, насколько это представлялось возможным в данной ситуации.
Начал Боря. Он громогласно перечислил нанесённые Егором ему, Боре Богатяновскому, обиды, включая, разумеется, помятое крыло любимого "мерса" и сломанный палец, а также неимоверно наглое его, Егора, поведение и потребовал немедленной и безоговорочной компенсации. В качестве таковой, учитывая заступничество Короля, он, Боря Богатяновский, так и быть, согласен ограничиться Егоровой тачкой марки ВАЗ-2101, хотя, ежели по справедливости, должен был бы потребовать ещё баксов триста за помятое крыло, но, так и быть, пусть знают его, Бори Богатяновского, доброту и другим расскажут. А крыло пусть сделает или заменит вот этот чернявый Егоров дружок, который, говорят, мастер по любому автомобильному ремонту, а если учесть, что за рулём "копейки" в пятницу сидел именно он, то пусть благодарит Бога, что легко отделался.
– Ты кончил? – холодно осведомился Король, когда поток Бориного красноречия иссяк.
– Кончают на бабе, – ощерился Богатяновский. – Может, закончил, а может, только начал.
– По-моему, ты не только палец сломал, – усмехнулся Король, – но и нюх потерял. Вместе с памятью. За тобой ведь должок висит. Или забыл?
–Ничего я тебе не должен! – глазки у Богатяновского неестественно блестели, и вся его массивная, несколько оплывшая фигура буквально излучала на окружающих какое-то нездоровое, истеричное нетерпение, граничащее с безумием. – Кто ты такой? вообще, чтобы я тебе был что-то должен?!
Да он же под наркотой, сообразил вдруг Егор, небось всю ночь не спал и сейчас, перед стрелкой, наверняка вмазался, чтобы кураж не потерять. Неужели Король этого не видит?
Король, однако, все видел прекрасно. Его худое, изрезанное ранними морщинами лицо с перебитым носом и давно потерявшими первоначальную форму от сотен полученных на ринге ударов губами, потемнело. Но разум пока брал верх над эмоциями
– Как сейчас принято выражаться, – спокойно сказал он, – ты неадекватен. Хотя вчера мы договорились об ином. Вижу, что с тобой в таком твоём состоянии разговаривать – это напрасно время терять. Значит, за тобой теперь и второй должок – моё время, которое я на тебя зря сегодня потратил. И будет этот должок посерьёзней первого, потому что ничего я так в этой жизни не ценю, как собственное время. Езжай проспись, а потом будем разговаривать. И учти, что звонить я тебе больше не буду – сам меня найдёшь. А этих ребят, – Король слегка кивнул в сторону стоящих чуть поодаль Егора и Володьки Четвертакова, – не тронь. Это мои люди, и тебе не повезло, что ты на них наехал. Пора бы уже, Боря, взрослеть, а то, гляди, так и помрёшь пацаном…
– Ты меня достал, – перебил его Богатяновский. – Ты меня давно доставал, Король, но сейчас достал окончательно. А с теми, кто меня достаёт, я поступаю просто.
Он сделал вид, что поправляет под ремнём рубашку и выхватил из-за спины пистолет.
И тут произошло одновременно сразу несколько смешных, невероятных и трагических событий.
Первое событие оказалось смешным и печальным.
Пистолет, настоящий "ТТ" и отнюдь не китайского производства, то есть, машина серьёзная и довольно тяжёлая, так вот пистолет этот, который Боря Богатяновский, явно подражая многочисленным героям американских кинобоевиков, лихо выхватил сзади из-за пояса, почему-то повёл себя по отношению к хозяину совершенно непочтительно и (как позже клятвенно уверял Боря своих соседей по палате), сам вылетел из Бориной руки. Пока присутствующие с неподдельным вниманием следили за его красивым полётом, в близрастущих кустах боярышника дико взвыл сигнал Егоровых "жигулей". Тоже сам. И тут внимание присутствующих разделилось, потому что пистолет, картинно кувыркаясь, достиг земли-матушки и грянулся об неё, родимую, со всей своей тэтэшной дури. А грянувшись, не удержался и выстрелил. Пуля, которая всегда, как известно, была дурой, на этот раз проявила редкую сообразительность и попала не куда-нибудь, а прямо Боре в яйца. И тут комедия закончилась и началась трагедия.
Боря Богатяновский, целую секунду с молчаливым изумлением разглядывавший растущее алое пятно на своих белых штанах, охнул, схватился руками за раненое место и рухнул на землю с диким криком:
– Что смотрите?! Мочите их!! Меня убили!!!
И началась пальба.
Огнестрельное оружие оказалось у всех, кроме Егора, Володьки и Короля, и он, Король, первый получил четыре пули в живот и грудь, так до конца, видимо, и не поверив в происходящее.
Егор и рта не успел раскрыть, как окружающее его мирное весеннее утро наполнилось выстрелами, криками боли и ярости, густой руганью и визгом рикошетов.
– Король ранен! Кто может, спасайте Короля, – сквозь пистолетный лай услышал он чей-то отчаянный призыв и тут же понял, что призыв этот относится именно к нему, потому что у него нет оружия, и он не может прикрыть вынос тела товарища из-под огня.
Армейские навыки, равно как и навыки вождения, например, велосипеда или катания на коньках остаются с человеком на всю жизнь. В следующую секунду Егор обнаружил, что они вместе с Володькой ползком тащат за шиворот тело Короля по направлению к кустам боярышника, за которыми стоит Егорова машина.
Они втащили окровавленного Короля на заднее сиденье.
– Я его перевяжу, – пропыхтел Володька, торопливо открывая аптечку, – а ты, давай, гони, а то помрёт, неровен час, и до больницы не довезём. Эх, вспомним, товарищ, мы Афганистан… А ты что, разве двигатель не глушил?
Егор не ответил. Зажигание он, разумеется, выключал и двигатель глушил. Но сейчас тот работал на холостых оборотах и, уже ничему не удивляясь, Егор врубил передачу и бросил машину наперерез пулям.
– Куда, мудила?! – немедленно заорал сзади Володька. – Убьют на хер! В объезд давай!!
Но Егор уже не верил в то, что их могут теперь, когда они внутри Анюты, убить.
– Я знаю, что делаю! – крикнул он, не оборачиваясь. – Держись!
Дорогу перегораживал осевший на все четыре простреленных колеса вражеский джип, и Егор не стал тормозить. Откуда-то слева по ним ударила длинная автоматная очередь (враждующие стороны перешли, видать, к более серьёзным аргументам), но пули, не причинив не малейшего вреда, рикошетом ушли в пасмурное небо.
Удар. Скрежет. Мат Володьки сзади, короткий стон Короля, и вот они уже на выезде из рощи и летят по грунтовке к шоссе.
– Ну, ты, блин, Талалихин, – сказал Володька. – В БСМП давай, через Военвед, понял?
– Да понял я! Как там Король?
– Дышит пока. Но у него две пули в животе, и две в груди. Если, конечно, сердце и печень не задеты, то шанс есть. Маленький, правда…
Однако до больницы скорой медицинской помощи им доехать не удалось, – оглушительно треснуло под днищем, небо и земля мгновенно поменялись местами, Егора швырнуло на рулевую колонку, потом отбросило назад и вправо, он крепко приложился обо что-то очень твёрдое головой и потерял сознание.
Глава десятая.
Егор Хорунжий очнулся от капель холодной воды, которые с иезуитской настойчивостью падали ему на лицо.
Кажется дождь, подумал он. Ничего не понимаю. Откуда дождь? Или это не дождь… Тогда что?
Открывать глаза нужно было в любом случае, чего делать не хотелось. Хотелось, наоборот, спать. Но как можно спать, когда на лицо падает дождь? То есть, при большом желании можно, конечно, чем– нибудь укрыться и продолжать спать, пока это самое "что-нибудь" не промокнет, однако…
Егор сделал над собой усилие и открыл глаза.
Так. Всё ясно. Он в своей машине, которая, судя по его, Егора, крайне неудобному положению (прижав колени к груди, он лежал на внутренней стороне правой дверцы), а также огонькам на панели управления, пребывает в перевёрнутом состоянии на правом боку. Снаружи темно, из чего можно сделать вывод, что там ночь. Ночь и дождь, который проникает внутрь машины через открытое окно левой передней дверцы. Ну, уже легче, кое в чём разобрались.
– Вот б…дь, – сказал кто-то сбоку сдавленным голосом. – Где я?
– Где, где… – передразнил Егор. – В Караганде!
– Егор, блин с горохом! Это ты?
– Вовка?
– Вовка – морковка… Что-то я ни хрена не пойму. Во-первых на мне кто-то лежит. Тяжёлый, блин. А во-вторых…
И тут Егор все вспомнил.
– Слушай… – сказал он неуверенно, – по-моему в нас из чего-то попали.
– Не из "чего-то", – наставительно откликнулся Володька, – а из гранатомёта. Нам ли бриллиантов не знать… Десантный РПГ-16, он же "Удар", судя по мощности взрыва и последующим ощущениям. И где только они его раскопали… Штука довольно редкая, не то что обычный РПГ-7. В меня, видишь ли, один раз уже из такого попадали. За перевалом Саланг, зимой восемьдесят шестого. Вместо "жигулей" тогда, правда, был УАЗ – 469-й, но… ты не мог бы мне помочь снять с меня Короля? Он хоть и живой, но страшно тяжёлый.
– Полутяж, – машинально откликнулся Егор и замер. – Как – живой?!
– Живой, живой… Я слышу, как у него бьётся сердце. И вообще он тёплый. Ты можешь выбраться из машины?
– Сейчас попробую…
Егор попробовал, но это оказалось не так просто, как думалось, – мешала дверца, которая под собственной тяжестью всё время норовила закрыться, да ещё при этом что-нибудь Егору больно прищемить. Но всё-таки он справился, а потом совместными усилиями им с Володькой удалось вытащить под ночной дождь неподвижного и действительно очень тяжёлого Короля.
– Как он до сих пор жив, не понимаю, – покачал головой Четвертаков, когда они по возможности аккуратно положили бывшего боксёра на мокрую траву, чуть в сторонке от перевёрнутой машины. – Четыре дырки в мужике, и все серьёзные. Я ведь его и перевязать-то не успел. Только бинт из аптечки достал, как в нас попали. Хотя, конечно, всякое бывает. Помнится однажды на подходе к долине Пандшер…
– Погоди, Володь, – остановил разохотившегося на рассказ друга Егор. – Ты мне лучше другое объясни: почему ночь?
– Ты ещё спроси, почему дождь, – пробормотал Володька. – Ночь, потому что день кончился. Так, знаешь ли, всегда бывает. Сначала день, потом ночь, потом опять…
– Нет, погоди. Ведь было же утро! Это что, получается, что мы потеряли сознание после взрыва и целый день без этого самого сознания провалялись? Ты вообще терял когда-нибудь сознание?
– Неоднократно.
– Ну и как потом себя чувствовал?
– Хреново, как же ещё.
– А сейчас?
– Что сейчас?
– Володька, кончай строить из себя тупого! – разозлился Егор, – Ты сам сказал, что в нас попали из гранатомёта. Это что, по-твоему, хлопушка новогодняя? Сам же только что свой перевал Саланг вспоминал! И как после всего этого мы должны себя ощущать, а? Да ещё если весь день провалялись в отключке и, к тому же, в крайне неудобных позах! А?! У меня, например, даже голова не болит. Пр-рекрасно, блин, себя чувствую! Полон сил и здоровья! Только вот жрать хочется…
– Да прав ты, прав, не ори… спокойно, дружище, – отечески похлопал Егора по плечу Владимир. – Я уже обо всём этом думал. А также, заметь, о том, почему, если в нас попали из РПГ-16, заряженного осколочной гранатой – а в нас таки из него попали, можешь не сомневаться! – твоя машина при этом выглядит целее прежнего, хоть и лежит на боку? Я, конечно, понимаю, что это самовосстанавливающийся механизм и даже начинаю к этому привыкать. Я также готов допустить, что это ещё и лечащий механизм и даже в это верю, потому что слишком хорошо знаю свой гастрит, который у меня, как я тебе уже докладывал, совсем прошёл. Но… Одно дело "поцеловать" чужой "мерс". И совсем другое, когда у тебя под днищем реактивная граната разрывается, для которой твоя жестянка всё равно, что бумажная. Э, да что там говорить! Я уже этими загадками, знаешь ли, сыт по горло! Не могу объяснить, хоть режь. А когда я чего-то не могу объяснить, то бросаю на хер все бесплодные попытки и начинаю заниматься каким-нибудь абсолютно конкретным и желательно простым делом. Например, выбираться из очередной задницы, в которую попал. Вот поэтому я и предлагаю: давай отсюда выбираться. Короля всё рано в больницу доставить надо, да и нам… Не ночевать же под этим дождём в чистом поле!
– Да, – почесал в затылке Егор, – Об Анюте я как-то не подумал. Действительно ведь цела.
– О ком, о ком ты не подумал?
– Об Анюте. Это я так решил свою машину назвать после всего, что с ней, а заодно и со мной, то есть, с нами произошло. – По-моему, она вполне заслужила себе имя.
– Ну-ну… Что ж, Анюта, значит, Анюта. Хорошее имя.
– Главное, редкое, – добавил Егор, и они с каким-то непонятным облегчением рассмеялись.
– Так, – сказал Володька, ещё продолжая улыбаться, – надо бы нам поставить твою Анюту на колёса, раз уж она такая стойкая. Ежели как следует толкнуть… Мужики мы с тобой не самые слабые. А как поставим, так и поедем.
– Думаешь, получится? – Егор с сомнением покосился в сторону лежащего на боку автомобиля.
– Раньше получалось – заверил его Володька. – И не такое на колёса ставили. А также на гусеницы. Помню однажды…
– На перевале Саланг? – поинтересовался Егор.
– Именно на нём. Но ты прав – пошли.
И у них действительно всё получилось.
Через пять минут Анюта благополучно встала, а точнее, упала на колёса, а ещё через пять они уже катили по размокшей грунтовке к таганрогскому шоссе.
– Я вот ещё чего не могу понять, – сказал Егор, когда они проехали пост ГАИ. – Куда делись все эти братки Короля и Богатяновского? Допустим, Борины бойцы перестреляли Колиных, во что я, кстати, не верю. Но – допустим. Почему они тогда нас не добили?
– Посчитали убитыми, – предположил Володька. – Или решили, что не стоит брать ещё грех на душу. Хотя это вряд ли. А может…, – он хмыкнул, – может, и некому было добивать.