- Сосед свинью забил. Причём по всем правилам, - сначала зарезал, а потом сразу пристрелил, чтобы не изображала чёрта, как в книге "Франк Крук". Читал?
- Читал, - я усмехнулся. - Описание независимой Литвы в начале прошлого века, зело совпадает с нашими предкризисными реалиями. Особенно это касается армии и финансовых пирамид.
- Робби, а не ты ли пять лет назад статью написал? Когда про кризис народ еще не думал, не мечтал. "Жизнь в долг", кажется, называлась, ты присылал почитать, - Лёшка задумчиво взялся за бороду и продолжил, - её же напечатать отказались, аргументируя "так не может быть", помнишь? А ведь так и вышло. Кстати, про пенсионеров, Вы, парни, заметили, что стариков среди уцелевших почти нет? Это как, не кажется странным?
- Кто смог, вытащил своих стариков, а кто нет, увы... - Айвар потушил сигарету в пепельнице и потянулся за следующей. - Если бы мои были живы, я бы сделал всё от меня зависящее, что бы их спасти.
- Это бы ты так сделал, а я голову даю на отсечение, что много молодых просто забыло про своих. Сами - да, спасали свои шкуры, а родителей бросили. Такое отношение к старикам началось еще до эпидемии. Помните, как клевали пенсионеров, занимающих рабочие места, в самом начале кризиса?
- Помню, - сказал я, - интересно, как старики вспоминают митинги за независимость в конце восьмидесятых годов? Наверное, с невиданной доселе "теплотой" - мол, мы для вас, молодых, независимое государство построили, а оно нас кинуло, как Стенька Разин княжну через борт.
- Что значит - государство кинуло? - Айвар развернулся ко мне вместе со стулом. - Кто это государство строил? Молодые? Хрен, сами себя кинули! Это же она, "антилихэнция" долбанная, вдоволь намечтавшись про свободу в тепле уютных кухонь, это устроила. А потому, что, сидя в своих НИИ, никогда нормально, в полную силу, не работали! Вспомни, как все, независимо от возраста, резво бросились разворовывать и делить постсоветское имущество! Ах да, простите, это называлось приватизацией. А кто же, позвольте узнать, был в первых рядах, этих бойцов за правое дело? Директора, парторги предприятий, председатели и агрономы колхозов, а также работники горкомов и комсомольские инструктора. Вот на этих примерах и росла молодежь, которую кинули в омут дикого, необузданного капитализма. Затем новые властители, их же силами посаженные на трон, раскололи общество на нужных и ненужных людей, в первую очередь списав стариков. Следующими на очереди будут молодые. Всё для того, чтобы самим удержаться у сытого корыта. Хотя теперь уже вряд ли так будет. Но к этому всё шло. А там, глядишь, уже и до истинных дерьмократических ценностей недалеко, как там у русских в пословице говорится: "Иван, не помнящий родства?" Именно так и было бы, если не эпидемия. Поэтому и возраст выживших такой - это просто результат борьбы с собственной тенью, только тень наносит ответные, весьма ощутимые удары.
- Чёрт с вами, бояре, я спорить не буду, есть вещи поважнее, - я отмахнулся от спорщиков. - Надо завтра ехать к воякам, говорить с ними про штурм Клиники - это раз. Надо готовиться в дорогу за семьёй - это два. Надо доехать до Клайпеды и узнать, что с родственниками Асты. Док, если мы их не найдём, то когда уедем - присмотришь за ней, она здесь останется.
- Конечно, Робби, я не отказываюсь от планов по устройству больнички, поэтому она будет здесь очень кстати. Завтра поеду в город, искать Сираздинова. А вы вдвоём на Украину доедете?
- У нас что, есть выбор? - я посмотрел на него. - Есть такое слово, Док, - "надо". Запомни - своих по жизни не бросаю!
А потом... Потом мы слегка расслабились. Народ мы малопьющий, но, видно, так карта легла, что засиделись. Оружие, от греха подальше, убрали в дом. Женщины сначала немного возмущались - мол, "нашли время", а потом, махнув рукой, отстали. Нам просто надо было расслабиться - слишком много боли внутри накопилось, за эти десять дней. Задремавший за столом Альгис проснулся, принес свою неизменную гармошку и часов в двенадцать ночи, хрипя басами и завиваясь дымкой, в звёздное, уже апрельское небо понеслось:
Как на грозный Терек выгнали казаки,
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубаных, постреляных людей.Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить...
Роберт. 1 апреля, утро.
Утром смиренно выслушали женские подначки о наших певческих талантах и, получив по чашке сладкого горячего чая, начали собираться. Как и решили накануне - надо "налаживать связи с опчиством"; Док собрался в город, на поиски Лёшки Сираздинова, а мы с Айваром поехали наведаться к Миндаугасу и его бойцам. Лекарства - вещь необходимая, причем в условиях гибели производства эти вещи стали дороже золота. Если уговорим, то пять хорошо подготовленных бойцов - это, как говаривал один знакомый, "серьёзная заявка на победу". До Кармелавы доехали без приключений - группой, вместе с Доком. Затем, по извечной мужской привычке, мы повернули налево и, осторожно перевалив через поваленную сосну, поехали по лесной дороге к заброшенной ракетной базе. Кстати, она была построена еще в 1976 году, и в самом начале там стоял комплекс R-12 с четырьмя стартовыми площадками и шестью подземными ангарами для ракет. Позже эти ракеты были заменены на СС-20, которые и находились там до 1988 года. Когда начались игры в независимость, 58-я ракетная дивизия была расформирована, и база в 1990 году база опустела, правда, ненадолго. Быстро нашлись "предприимчивые" люди - разбирали оставленное имущество так, что пыль стояла столбом. Бетонные плиты дорог были аккуратно разобраны, краном погружены на машины и вывезены в неизвестном направлении. Когда степень разрушения по результатам сравнялась с ковровой бомбардировкой, в городок запустили военных. Расхитителей "социалистической собственности" разогнали, а попадавшиеся патрулям нарушители получали прикладом по рёбрам, "дабы впредь было неповадно". Собственно, это был готовый полигон, где и устраивали учения небольших груп. Армейцев выбрасывали километров за пятьдесят, откуда до ракетной базы они добирались на своих двоих, проводили учения и опять уходили по лесам, к месту ППД, в сторону Каунаса. Когда аэропорт начал расширяться, эту игрушку у военных отобрали, и городок начал зарастать лесом, служа пристанищем для расплодившихся в округе кабанов, косуль, бобров, а также нескольких бомжей, обживших небольшие караульные помещения. Теперь где-то в этих зарослях обосновался Миндаугас.
Мы выехали на опушку леса, остановились и вышли из машины. Перед нами расстилалось поле, с правой стороны виднелись какие-то будки аэродромной службы, а слева, почти на горизонте - небольшой хутор. Закинув Сайгу на спину, я вышел немного вперёд и, слегка подняв руки, остановился - чтобы сидящие в зарослях бойцы не пристрелили, приняв за очередного мародёра. Тишина. Глухая, какая бывает только в испорченном телевизоре, когда на экране мелькают перекошенные в крике лица, а ты сидишь и лихорадочно крутишь настройки в надежде поймать звук. Тихо, только с дерева сорвалась сорока, прочертя небо росчерком длинного хвоста. Я постоял несколько минут и, пожав плечами, мол "пойду, что ли" двинулся по дороге, идущей через поле.
Уже за сто метров от ворот мне стало не по себе. Местами дорога была сильно перекопана колёсами машинам, а Мингаудас не такой болван, чтобы с этой стороны на базу приезжать. По идее, должен был заходить с другой стороны - со стороны болота, куда вела узкая лесная дорога. Почти дошёл до ворот, когда краем глаза заметил несколько блеснувших на солнце гильз, рассыпанных по обочине дороги.
Потом мне просто не хватило воздуха... Я сидел у ворот, на обломке бетонного блока, и глотал воздух, который словно превратился в кисель, застревая внутри и перехватывая звуки. Здесь были все, включая жён и детей... Все бойцы с Миндаугасом во главе, застывшие в своём последнем рывке на опушке леса. Судя по всему, их плотно зажали в кольцо, а семьи не позволили пойти на прорыв. Им оставалось только драться - как умеют сражаться люди, которым некуда отступать. Девять не предавших присягу бойцов. Они могли спокойно жить, закрывшись на военной базе, но они выбрали то, к чему их готовили, - спасали людей в своём городе. То, что нападавшие были военными, не вызывало у меня никаких сомнений. Какой-нибудь обычной банде их было не взять - уровень подготовки не тот. Среди этих изуродованных тел, скрюченных в окопах, нашёл ещё один потерянный кусок своей прошлой жизни... Потом, когда, разглядев меня в бинокль, подъехал Айвар, глядя на эти изуродованные тела, посмотрел на него и тихо сказал:
- Видишь, как получилось... Доставай лопату...
Так они и легли, рядышком, как жили - и рядовые, и офицеры, и дети. Мы остервенело махали лопатой, что бы этим ребятам не было тесно в их братской могиле.
Роберт. 1 апреля, день.
Как смогли, - похоронили. В изголовье поставили крест, Айвар прочитал молитву, а я трижды выстрелил в небо, спугнув несколько ворон, сидевших неподалёку на деревьях. Привлечь чьё-нибудь внимание не боялся, даже желал этого. Как ни страшно это звучит, - мне было необходимо кого-нибудь сейчас пристрелить. Судя по выражению лица коллеги, его настроение было таким же.
- Знаешь Робби, я молитвы последний раз читал, когда маленький был, бабушка заставляла, - тихо сказал Айвар, - а за последние дни мы только и делаем, что стреляем, да отходные читаем, - вырвалось у него.
- Это единственное, чем мы можем помочь этим людям. Раз не смогли от смерти спасти, то хоть похоронили по человечески, молитву прочитали. Всё им легче, да и нам тоже, - я достал из кармана жилета плоскую фляжку, с брэнди, которую мне утром всунула Аста, - будешь?
- Давай, - Айвар хлебнул, вытер губы, тыльной стороной ладони и вернул флягу мне.
- Вот и выпили, - закончил я, сделал несколько глотков и выплеснул остатки на свежую землю, - жаль, что не с ними, за столом.
Когда собирали тела и прочёсывали окрестности, всё стало более-менее ясно. Конечно, искали не так скрупулёзно, как это делали Богомоловские "волкодавы", но внимательно. Каким образом они были обнаружены стало понятно по найденным в лесу гильзам, - нападавшие пустили через базу, со стороны болота, "двойной хвост", а когда натолкнулись на охранение лагеря, закрутили кольцо, прижав группу к опушке леса. И с женщинами всё стало ясно, - четырех из них, мы нашли рядом с мужчинами. Судя по положениям тел, - они не прятались, а воевали наравне с ними. В обустроенном под жильё доте, где были найдены дети, обнаружили тела еще двух женщин и одного бойца, лежащего у порога. Внутренняя поверхность стен была сильно посечена осколками, может быть нападавшие даже и не знали про детей, просто забросали убежище гранатами. Гильзы, гильзы, гильзы, несколько пустых упаковок от индивидуальных пакетов, кольца от гранат. Оружия не было, трупов нападавших тоже. Даже внутри дота, кроме тел ничего не было. Убитых тщательно обыскали до нас, - на них даже "смертников" не было. Кто-то, после этой операции, хорошо зачистил следы. Ничего, изредка и земля разговаривает, если попросить красиво. Мы вернулись через поле к дороге, по которой приехали и я пошёл осматривать кромку леса. Копался около получаса и нашёл: так и есть, в двух местах по флангам, две лёжки с еле заметными следами сошек на земле. Расстояние между ними слишком большое, это не снайпера лежали, однозначно. Между ними, еще девять позиций. Отсюда не стреляли, гильз нет. Хм. Два фланговых? Пулемёты? Неужели они думали, что Миндаугас через открытое поле побежит? Дурдом какой-то. Ладно, над этим потом подумаем. Сейчас меня интересовало другое - хутор, видневшийся вдалеке. Если там есть живые, то они должны были слышать, кто здесь был, - чем чёрт не шутит.
Мы подъехали к хутору и вышли осмотреться. Обычный литовский хутор, - одноэтажный, потемневший от времени, деревянный дом с застеклённой верандой, рядом с домом хозяйственные постройки, - скорее всего сеновал и коровник. У дороги высокий крест. Слева от дома, - небольшой гараж, с посыпанной гравием дорожкой перед ним. Во дворе - аккуратный, бревенчатый колодец и метрах в тридцати от дома, - покосившаяся от времени банька. Небогато, но всё аккуратно, чисто, ухожено. На хуторе было пусто, калитка открыта. В открытые ворота коровника виднелась тушка мертвой собаки. Совсем мертвой, то есть окончательно и бесповоротно, - в её голове зияла большая дыра, словно топором приложили. Аккуратно осмотрели снаружи дом, когда позади нас послышался шорох и развернувшись мы увидели пожилую женщину, стоявшую на пороге сеновала. В её глазах было столько страха, что я сразу примирительно поднял руки:
- Успокойтесь, мы Вам не причиним зла, - было видно, как её пальцы нервно теребят кромку фартука и мелко подрагивают губы, словно она собирается заплакать, но никак не может решить, - вдруг слёзы нас разозлят?
- Вы... вы военные?
- Нет, обычные люди, живём неподалёку. Просто мы искали друзей, и заметив ваш хутор, решили заехать, узнать, может нужна помощь?
Через полчаса разговора нам удалось кое-что узнать о перестрелке. Стрелять, по словам семидесятилетней Виды, начали под утро, часа в три, половине четвертого. Воевали долго, почти до восьми часов утра, правда с небольшими перерывами. Потом гремели взрывы, а немного позже, проезжавшие мимо хутора военные, застрелили собаку, сидящую у будки. На вопрос, какие были машины, Вида не ответила, сказала, что не разбирается, - "большие такие, зелёные". Мяшкис, так звали старого пса, скоро превратился в "эту нечисть", (при этих словах Вида перекрестилась) и укусила её мужа, Витаутаса. Собаку зарубили топором, а муж, перевязал руку, накрепко приказал жене не плакать и, упаси Бог, его не искать. Взял ружьё, старую лопату и ушёл в лес. Вида правда не послушалась, весь день его искала по лесу, но ничего не нашла, хоть выстрел и слышала. При этих словах она не выдержала и расплакалась.
- У вас есть кто нибудь из родных? - Айвар посмотрел на женщину, - давайте к ним отвезём. Дети?
По словам Виды, родственники уже поумирали, а дети выросли и разъехались. Дочка уехала в Англию, сын работал в Ирландии, виделись с ними редко, разве что на Рождество, в гости приезжали. Ехать с нами, она категорически отказалась, когда начали её уговаривать, она распрямила спину и твёрдо сказала:
- Нет, сынки, останусь я здесь. Это мой дом, продукты еще есть и мой старый кот Райнис, - как нибудь переживём. Тут я жизнь прожила, двух детей вырастила и умру тоже здесь. Езжайте, храни вас святая Мария.
Уже отъезжая от хутора я, словно почувствовал её взгляд и оглянулся, - на пороге своего дома, стояла Вида и крестила нас в спину.
Вернувшись на дачу, у ворот встретили Дока с Алексеем Сираздиновым. Они приехали немного раньше нас и теперь о чём-то весело разговаривали с одним мужчиной, которого вчера видел на собрании, - один из "бизнесменов", с зиг-зауэром на пузе. Мы поздоровались, с Лёшкой и раньше встречались, - несколько раз виделись на соревнованиях, изредка пересекались по работе и на байкерском шоу, куда он приезжал на шумном Харлее, со своей подружкой по имени Лина. Надо сказать, он здорово постарел с тех пор и выглядел старше меня, хотя ему сейчас лет тридцать, не больше. Седина на висках, глаза потускнели и превратились во что-то изумрудно-черное, да и сам закостенел, что-ли, видно трудно ему пришлось.
Док посмотрел на наши хмурые лица, но ничего не спросил, начав рассказывать про случившийся днём казус. Оказывается, один из дачников, когда тёща окончательно допекла, своими придирками, хватанул водки, для храбрости и начал гонять её по всем дачам, стреляя вдогонку из ружья, с криком "зомби!". Естественно, на такие крики, по этой вредной бабе, начали стрелять и соседи, - еще бы, зомби в посёлке, да еще живчик! Слава богу, не убили, правда один из стрелявших впепил ей, в филейную часть, заряд птичьей дроби, которую Док и выковыривал, вплоть до нашего приезда. Мужику дали по шее, но так, слегка, - трудно бить человека, когда умираешь со смеху.
Док взяв меня за плечо и отвёл в сторону:
- Что случилось, Роберт? С вояками проблемы?
- Нет, потом расскажу, сейчас настроение не то.
Словно по заказу, опять выскочил этот толстяк Видмантас, бросился почти на грудь Доку и смотря снизу вверх начал кричать:
- Вы видели? Знаете, что сегодня произошло? Это еще хорошо, что эта женщина не пострадала! А ведь могли быть жертвы! Я всегда говорил, что оружие надо хранить исключительно под строгим надзором! Это анархия! - он махнул рукой в мою сторону, - Мы, слава Богу, живём в демократической стране и таких эксцессов, опасных для окружающих, не должно быть!
Зря он вышел, ей богу зря. Сидел бы лучше дома, от греха подальше, потому, что мои восемьдесят килограммов трудно остановить, особенно если телу придать нужную скорость.
Роберт. 1 апреля, вечер.
- Робби, вот скажи, какого, такого хрена ты мне эту работу подбросил, а? - Док стоял рядом и сурово меня разглядывал, хотя в глазах прыгали весёлые чертики, - Вот знаешь, можно подумать, мне больше и заняться нечем, как лечить этому жирному идиоту сломанную челюсть и руку, - он всплеснул руками и продолжил, - вейз мир, - один поц шмаляет по теще, словно по уткам; другой, - шлёма, ни разу не подумав, делает мне немножечко работы, хотя с голоду не умираю! Оно мне надо, вот таких гешефтов, а? Робби, если вы хочите пострелять, так у нас есть небольшая мигрень с Клиникой, если забыл.
- Уйди, Док, не изображай Фиму, - я хмуро глянул на его улыбающуюся физиономия и обвёл взглядом здесь собравшихся. Аста стояла рядом и чтобы не засмеяться, кусала губы, - подумаешь, нашли проблему, радуйтесь, что эту сволочь на месте не пристрелил.
- Суд Линча это хорошо, надо было его застрелить, а не размазывать по асфальту, он между прочим и так в плохом состоянии, - Лёшка посмотрел на меня, - я имею ввиду асфальт, а не этого жирдяя.
- Ладно, парни, - Док поднял руки, - мир. Идём пообщаемся про Клинику, там есть о чем подумать. Аста, золото моё, ты ведь сделаешь, старому доктору, чашечку зелёного чая?