Я видел, как малый отряд готовился к бою смертному, как самые юные оружие свое приуготовляли ко брани кровавой, и понял: нет и не будет мне прощения, коли я, силой и здоровьем не обделенный, покину сих малых в час испытания грозного! Господи! Укрепи десницу мою, дабы обрушил я всю тяжесть гнева Твоего на филистимлян новых!..
- Товарищ старший звеньевой.
- А, это ты, Алеша… Что тебе? Только очень прошу: говори по-нормальному, а то ведь видишь сам…
- Товарищ старший звеньевой, повелите выдать мне оружие. Я буду вместе с вами сражаться…
Алексей изумленно оглядел меня с головы до ног:
- Оружие тебе? Слушай, Леш, а ты хоть пользоваться им умеешь? Ну то есть, ты пойми: мне не жалко, но… Ты вообще хоть раз стрелял?
- Не доводилось, увы… Но Господь не оставит своего слугу без поддержки и милости своей…
Двое отроков, слышавших наш разговор, тихо хмыкнули, но тут же смолкли под строгим взглядом Алексея. А тот, успокоив младших, повернулся ко мне, приобнял правой рукой за плечо:
- Леш, ты пойми меня правильно, но толку от такого стрелка не будет. Вред один. Оружием нужно учиться владеть, вот я, к примеру, уже одиннадцать лет, как с оружием неразлучен, а так… - он, словно бы смущенно, развел руками. И увидев, должно быть, досаду на моем лице, продолжил, - Да ты не переживай, Леха! Ты ж у нас санитар - высший сорт! Поможешь, в случае чего, раненым…
Огорченный я пошел было прочь. Да, он прав, и всякому делу необходимо долго и прилежно обучаться, но… Ведь там будет битва за Царствие Господне, а я…
Оклик Алексея остановил меня:
- Леш, ну раз уж ты так… Вот к Магерову в распоряжение поступишь, - и он показал мне невысокого крепыша. - Поможешь "Утес" тащить, а то у него второй номер - малек. Заодно и повоюешь. Только вот что, Леш, я тебя прошу… нет, не прошу - приказываю: никуда без разрешения Витьки не лезь, делай только то, что он говорит! А не то…
- А не то тебе, Леха, Маринка шею за своего ненаглядного свернет - добавляет под дружный смех остальных старший лекарь Самохин.
Мария, узнав, что я пойду в бой вместе со всеми, очень огорчилась, а потом долго объясняла мне, чего нельзя делать. И вставать нельзя, и выглядывать нельзя, и разговаривать нельзя, и вообще - лучше всего не шевелиться!
Ее забота глубоко тронула меня, но и несколько разозлила. Разве я - младенец бездумный, или как они выражаются - "малек"? Самым покорным тоном, на который я только был способен, я спросил Марию, пристально глядя ей в глаза:
- Все исполню, как ты и наказываешь. Только прежде ответствуй: дышать-то мне дозволено али нет?
Стоявшие рядом пионеры негромко рассмеялись, а Мария вспыхнула и вдруг…
Она прижала меня к себе так, что я буквально почувствовал, как размягчаются мои кости:
- Дурак, дурак! Вот если тебя убьют, я что буду делать? - и вслед за этими словами она вдруг с силой поцеловала меня в губы.
Она уже ушла, а я стоял, словно пораженный громом небесным. Во мне просыпалось нечто, чему я пока не находил названия, но что приятно и сладко будоражило меня… Остановись, нечестивец! Ты, постриг приявший, как смеешь ты помышлять о мирском и греховном?!!
"Утес" оказался тяжелым - не менее полутора пудов. Я пристроил его на плечо и быстро зашагал за Виктором, который нес на плечах станок и несколько лент. Сзади торопился "второй номер" - отрок по имени Николай, несший еще несколько лент. Мы шли по лесу, вокруг похрустывали ветки, шуршали листья, пронзительно вскрикивали редкие вспугнутые птицы. Но постепенно я начал понимать, что шум произвожу один я: остальные двигались, словно тени бестелесные. Бесшумные и незримые, они шли в бой, точно ангелы мщения Господня. Да они и были ими…
Не удержавшись я начал тихо шептать:
- Боже крепкий, в руце Своей содержай судьбы человеков! Не помяни грехов моих, и укрепи мя свыше силою Твоею на супротивныя нам. Даруй ми бодр ум и сердце безтрепетно, да страха их не убоюся ниже смущуся, но в сени священных хоругвей воинства нашего пребуду верен воинской клятве моей до конца. Во имя Твое, Господи, гряду, и да будет воля Твоя. Пресвятая Богородице, спаси нас! Святый Архистратиже Михаиле, споборствуй нам! Святый Ангеле хранителю, не отступи от мене! Вси святии, молите Бога о нас!
- Что, Алеша, страшно?
Как и когда оказался рядом со мной Алексей, я не заметил. Но вот он - идет рядом, на груди - оружие, а глаза - веселые, чуть злые… И в них есть БОГ! Есть!
- Страшно… Но это ведь ничего, правда?
- А то, - Алексей широко улыбается. - Знаешь, я в первый раз так трусил, что аж штаны перепачкал. А ты - ничего, молодец…
Я снова шепчу молитву:
- Господи Боже всесильный, всех уповающих на милость Твою не оставляяй, но защищаяй их! Буди мне милостив и соблюди мя от прелести вражия Твоим защищением, да не паду пред сопротивниками моими, и да не порадуется враг мой о мне. Предстани мне, Спасителю мой, в подвиге сем за имя Твое святое. Ты мя укрепи и утверди и подаждь силу стати мужественно за Тя до крове и положити душу мою по любви к Тебе, якоже и Ты, возлюбив нас, положил еси на Кресте душу Свою за нас. Аминь.
- Слушай, а вот эта твоя… молитва… она вообще… ничего так, - сообщает обернувшийся Виктор. - Чтоб не они радовались, а мы! Правильно!..
…Не доходя до стана вражьего, Виктор забрал у меня пулемет, сказав мне:
- Алеш, ты… это… останься, в общем. Ты не обижайся, но шумишь ты… как паровоз… - и растворился в кустах, оставив меня одного.
Вокруг не было ни души. Я встал на колени и начал молиться о здравии и охранении жизней пионеров на поле брани:
Святый, славный и всехвальный великомучениче Георгие! Молю тя, известный желания нашего ходатаю, моли со мною и о нас умоляемаго от своего благоутробия Бога, да милостивно услышит нас, просящих Его благостыню, и не оставит вся наша ко спасению и житию нуждная прошения, и дарует пионерии победу на сопротивныя; и паки, припадающе, молим тя, святый победоносче: укрепи данною тебе благодатию во бранех пионерское воинство, разруши силы востающих врагов, да постыдятся и посрамятся, и дерзость их да сокрушится, и да уведят, яко мы имеем Божественную помощь, и всем, в скорби и обстоянии сущим, многомощное яви свое заступление. Умоли Господа Бога, всея твари Создателя, избавити нас от вечнаго мучения, да прославляем Отца, и Сына, и Святаго Духа и твое исповедуем предстательство ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
Громыхнуло так, что с окрестных деревьев посыпались листья. Шквал выстрелов расколол тишину, словно молнии небесные. Пионеры вступили во сражение. Нет! Я не могу сидеть здесь, в безвестии и бездействии. Я нужен им и я иду к ним. Господь моя защита!..
Я бежал на звук выстрелов, как вдруг прямо над моей головой что-то противно взвизгнуло. Я пригнулся, словно отдавая поясной поклон и побежал дальше, туда, где преславные и прехвальные пионеры гнали и истребляли врагов Господа и рода людского…
- Стой, дурак, куда!..
Как это я не наступил на Марию?! Оказывается, она лежала прямо возле моих ног, быстро стреляя из своего громоздкого оружия. Я пригляделся и изумился. Оказывается, вокруг меня были пионеры, которых я не заметил сразу. Вот один из них приподнялся, бросил что-то и тут же рухнул, точно подкошенный наземь. Уязвлен еси!
Я попытался броситься к нему, но Мария неожиданно взмахнула ногой… и я оказался на земле. Она тут же перекатилась поближе и придавливая меня к земле своим мощным, прекрасным телом, закричала в самое ухо:
- Куда?! Куда, дурень?! Убьют тебя - мне что делать?! Лежи! - и тут же прямо над моей головой оглушительно загрохотало. Мария побивала силу бесовскую!..
Стихло все так же внезапно, как и началось. Пионеры поднимались, отряхивались и шли туда, где совсем недавно стояли лагерем враги, а теперь лежали лишь их бездыханные тела. Только двое раненых корчились, в муках ожидая прихода своего часа.
Мария вскочила на ноги, рывком подняла меня, и принялась ощупывать, непрестанно вопрошая:
- Тут болит? А тут? Скажи, где болит?..
- Да нигде не болит, Мария, нигде. Неуязвлен аз…
- Да когда ж ты начнешь по-человечески разговаривать, наказание ты мое!
Она порывисто обнимает меня и неожиданно шепчет в самое ухо: "Люблю"…
- …Маринка, кончай обниматься, успеешь еще. Тут Мишку зацепило, пусть твой Алеша посмотрит…
Я тороплюсь к немощному. Затем к другому, к третьему, когда вдруг ударяют два взрыва и тут же многоголосый крик с поляны:
- Санитаров! Алешу позовите! Санитаров! Алешу!..
…Я склонился над умирающим отроком, положил ему руку на лоб:
- Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, заступи, спаси, помилуй и сохрани Боже, Твоею благодатию душу раба Твоего Ивана, и грехи юности и неведения его не помяни, и даруй ему кончину христианску, непостыдну и мирну…
Ваня смотрел на меня, но уже не видел. Его глаза неумолимо затягивала смертная дымка, та самая, что отделяет мир живущих, от мира усопших…
- И да не узрит душа его мрачного взора лукавых демонов, да приимут его Ангели Твои светлии и пресветлии, и на Страшном Суде Твоем милостив ему буди, ибо Твое есть единого Господа, еже миловати и спасати нас.
С окончанием молитвы окончилась и жизнь. Ванечка обмяк, потом вытянулся и затих. Потрясенный, я сидел, держа руку на уже мертвом челе. Господи, за что ты лишил отрока сладостей жизни земной? Чем не угодил он тебе, тихий и скромный? За что, Господи?!!
Старший лекарь Евгений положил мне руку на плечо:
- Ты, Алеша, не переживай уж так сильно. Ничего ведь нельзя было сделать. Мы не могли и ты не мог. Врач ведь не всемогущ…
Последние слова разбудили во мне воспоминания о вчерашнем дне - дне, когда на меня снизошло просветление. Господь мой, триединый и триславный, верую я в тебя:
- Господи Иисусе Христе, Боже наш, во Свете живый неприступнем…
Нет, я неверно молюсь! Иисус Христос вновь преобразился, и значит…
- Господи Дед Афгане, Боже наш, во Свете живый неприступнее Сияние сый Славы Гайдаровой и Образ Ипостаси Ленина! Егда пришло исполнение времен, Ты за милосердие неизреченное к падшему роду человеческому Себе умалил еси…
Я встаю и уже кричу новые слова новой молитвы. Господь мой, ты преобразился вновь! Простри над нами десницу свою, защити малых сих, что творят добро Именем Твоим!..
После молитвы я подхожу к Алексею. Он сидит на колесе опрокинутой безлошадной телеги. На нем нет ни юнгштурмовки, ни майки, а дева Екатерина под руководством Евгения зашивает ему длинную рану на спине. От боли он морщится, но при моем приближении поднимает голову:
- Алеша? Ну как первый бой?
Я подхожу поближе, встаю, как стоят перед ним остальные, когда обращаются к нему…
- Товарищ старший звеньевой! Примите меня в ряды Всемирной пионерской организации!
Часть 3. На Муромской дорожке
Глава 1
Схватка с непонятными выроднями обошлась нам в одного убитого и девятерых раненых. Правда, большая часть ранений - легкие, так что движения раненые не замедляют. И к тому же, у нас появился грузовик, что положительно сказалось на скорости марша. Теперь, перераспределив груз, мы делаем до пятидесяти кэмэ в сутки. Ведь это так просто: часть едет на машине, а часть бежит. Потом меняемся…
За последние шесть дней мы миновали три деревни. Какие-то в них люди невеселые: все стараются спрятать и сами норовят спрятаться. А в последней деревушке, только завидев нас, местные выволокли нам навстречу двоих здоровенных парней со связанными руками. Самый бородатый из местных заголосил, униженно кланяясь:
- Батюшки-заступники! Опчество вам головами выдает ентих! Шо они покрали - вернем, вот с месту мне не сойти! Урожай соберем - вернем, вот те крест! - он перекрестился, словно Алеша, и неожиданно закончил, - Сукой буду!
Бородач перевел дух. Я попытался спросить его, что украли эти два дурня, и что мне делать с ними теперь, но не успел. Оратор набрал воздуха и снова заголосил:
- Батюшки, защитники вы наши! Ентих, ентих берите. Хоть в Магадан, хоть на березу - то вам решать! А опчество ни причем. Мы их воровать не посылали, мы брали-то у них тока потому, шо не знали, шо оно - воровано! Во те крест - не знали! Гадом буду!
Теперь он замолчал надолго, и я, наконец, смог вставить слово:
- Слушайте, да что у вас тут происходит? Зачем нам эти? Чего они украли?
Бородач вылупился на меня так, будто на мне вдруг выросли цветы или у меня на щеке открылся второй рот. Он скосил глаза, потом наклонил голову, словно для того, чтобы лучше рассмотреть меня. Затем, откашлявшись, спросил:
- А вы, стал быть, не пионерский патруль будете?
Теперь настала моя очередь удивляться. Он знает о пионерах? Откуда? Может быть, здесь прошел один из наших отрядов? Чей?
- Простите, а здесь пионеры уже были?
- А как же! - радостно завопил бородач. - И скольки раз! Вот, в прошлом годе… - он пустился в длинный, обстоятельный рассказ о том, как в прошлом году к ним приходил пионерский патруль, как пионеры искали кулаков и подкулачников, и никого, конечно же, не нашли, как потом устроили концерт пионерской агитбригады и "протащили" сельские недостатки…
Я слушал бред, который он несет, и тщетно пытался понять: кто из нас сошел с ума, я или он?! Пионерский патруль? А что это такое? Может, он имел в виду пионерский десант? Но про каких таких кулаков он болтает? У них тут что, все книжек про Морозова и Мяготина начитались?.. В прошлом году, ага!.. Какие, на хрен, пионеры в прошлом году?!
- А ну-ка, уважаемый, подождите, - в разговор вмешивается Негуляев. - Это откуда ж к вам пионеры в прошлом году приходили?
- То исть как "откудова"? - искренне изумляется бородач. - Оттедова, откудова и раньше… Из колхозу…
Краем глаза я замечаю, что Виталька вдруг вздрагивает. Что это с ним такое?..
- А ентих вы уж заберите, будьте так добры. Да в Магадан их, в Магадан. Шоб почуяли, как воровать-то! А то и на березу…
- Да что они украли? Последний раз спрашиваю!
- Дык как? Они ж караван, который в колхоз шел, обокрали. И сперли материалу, ниток, сахару там. Мы-то думали - они как порядошные, колхозных за зипунами умолили взять. Поначалу обрадовались и брали у них, кому што, а тут, - бородач полез в карман широченных штанов, вытащил что-то и поднял над головой, - тут у них вона чаво нашлось!
Я пригляделся… Обалдеть! Переносная рация! Маленькая, УКВ но не это странно. Рация была новой. НОВОЙ!
Бородач протянул рацию мне и пояснил:
- Разве ж такую вещь ваши дадут с собой унесть? Ни в жизть! Стал быть - сперли! Ну, мы их повязали, а вот теперь вам передаем. Заберите их, ради бога! А на опчество не думайте: опчество ни причем!..
…Тащить двух воров нам было некуда, так что мы расстреляли их километрах в пяти от деревни. Они дико вопили, что они в Магадане отработают, но это, по-моему, они просто крышей двинулись от страха. Я же учил в школе географию СССР и где Магадан представить себе могу. Очень уж далеко, чтобы хоть кто-то мог их туда отправить…
Но после расстрела у нас с Виталием произошел крупный разговор…
- Виталь, ты мне ничего сказать не хочешь?
- Н-нет, - он преувеличенно честно смотрит мне в глаза. - А что?
- Да нет, ничего… Что-то мне показалось, будто ты как-то непонятно прореагировал на известие о пионерах из колхоза. Показалось или нет?
Негуляев долго молчит, задумчиво жуя травинку, а потом:
- Понимаешь, Леш, тут вот какое дело… Были у нас неясные слухи, про какой-то "колхоз"… Вроде и пионеры у них есть… Только вот это - тайна, посерьезнее чем Артек.
- Подожди, подожди… Ну, тайна - это понятно, а чего за колхоз-то? И пионеры у них - это как мы или…
- Да не знаю я! - Виталий огорченно машет рукой. - Сам почти ничего не знаю!
Неожиданно он усмехается:
- Ты про них как бы не больше моего знаешь. Чего вылупился? Не веришь? А зря! А ну-ка, - он понижает голос, чуть придвигается и заглядывает мне в лицо - ну-ка вспомни: когда ты в Псковско-Новогородском анклаве геройствовал, там никого странного не было? И ничего?
Ничего странного? Да там все было странным. Непривычным и странным…
… Мне до сих пор страшно вспоминать все то, что там происходило. Я помню разрушенный Гдов, и горящие окраины Пскова, я помню грохот канонады скандинавских орудий и дикий крик атакующих лопарских частей, я помню как мы, выгрузившись на окраине Пскова, форсировали Великую и схватились в рукопашную со шведским десантом, я помню… Постой-ка! А ведь и верно, были там какие-то странные ребята, которых еще "колхозниками" называли! Точно! Были такие. Сотни две отменно вооруженных и обученных бойцов, каждый из которых стоил десятка скандов… Были такие! Они еще страдали, что у них "ни трактора, ни комбайна, ни молотилки" с собой нет. И командира я их помню: крепкий такой дядька комсомольского возраста. Он еще шапочку смешную носил, а называлась она… называлась она… Тюбетейка, точно! Так это они, что ли?!
Негуляев подтвердил, что именно этих "колхозников" он и имел в виду. Слухи про них смутные и неясные, но строят они государство вроде нашей Пионерии. Только как-то по-своему, но в целом - у нас с ними идейных разногласий нет. Оказывается с этими "колхозниками" уже лет пять, как пытаются наладить контакт, но пока все безрезультатно. Дальше пошла такая высокая материя, что я почти ничего не понял, даже того, кто, собственно, отказывается от контакта: мы или они.
Впрочем, Виталий скоро выдохся, так как и сам знал не больно-то много. Я задал последний вопрос:
- Слушай, а что этот бородач про Магадан говорил? У этих "колхозников" что, самолеты остались? Они на самом деле могут в Магадан отправить?
- Да не знаю я - раздраженно тряхнул головой Негуляев. - Хотя про то, чтобы кто-то кого-то мог в Магадан отправить, это по-моему - сказки. Дурацкие сказки!..
На этом мы и закончили наш разговор, тем более что пора двигаться дальше, а бежать за грузовиком была моя очередь. На бегу много не поговоришь, так что…
…Я с удовлетворением отметил, что дорога, по которой ехал наш трофей и трусили лоси, стала значительно лучше. Теперь это была не просто накатанная по земле колея, а самая настоящая дорога, засыпанная песком и щебнем, утоптанная и ухоженная. Кто бы ни были эти самые колхозники, но дороги они строить умеют.
Вот с этими мыслями я начал подниматься на холмик, который вот-вот должен был перевалить "газон"…
Звук мотора грузовика, ползшего на минимальной скорости, неожиданно оборвался. Не было ни выстрелов, ни криков - просто водитель, пулеметчик Витька Магеров, резко нажал на тормоза и выключил зажигание. С чего бы это? Сейчас спрошу…
Но взбежав на холм, спрашивать я ничего не стал. Зачем, если так все ясно.
С холма открывался вид на широкую реку, мягко поблескивающую в солнечном свете. Невысокие берега, золотящиеся песчаной кромкой, кое-где - заросли осота и камыша, но совсем мало. На другом берегу - березовая, прозрачно-светлая рощица, которую прорезает стрелой та же дорога, что и здесь. А через реку - паромная переправа и будка паромщика на том берегу. Над которой развевается КРАСНЫЙ ФЛАГ!..