Золотой Демон - Бушков Александр Александрович 13 стр.


Видно было, как стрелки торопливо перезаряжают ружья. Медведь надвигался на них, нависая, мотая башкой, нечувствительный к многочисленным попаданиям, ненастоящий, но жуткий…

Высоко в небе кружил гигантский золотистый нетопырь, как-то даже лениво, со своеобразной грацией помахивая крыльями.

Толпа подалась назад на несколько шагов, продолжая осыпать снежного монстра пулями и картечью. Медведь вдруг замедлил шаг, лапы шевелились гораздо более вяло, по его бокам, по спине, по морде словно рябь прошла, там и сям взвились крохотные снежные вихорьки, рассыпаясь, стекая вниз струйками. Медведь словно бы начинал истаивать - медленно, но неуклонно. Он остановился, осел на задние лапы, почти скрывшиеся под стекающими со спины снежными потоками…

- Силен детинушка… - прошептал Самолетов завороженно, восхищенно. - Силё-он…

Вот уже на месте медведя возник слабо шевелящийся снежный ком, оседавший так, словно его подогревало изнутри невидимое пламя… Редко стукали одиночные выстрелы, а там и вовсе умолкли, пронские победно орали махая ружьями…

Словно невидимый взрыв шарахнул у ног колдуна, поднял в воздух, закрутил, швырнул. Мелькнула растрепанная борода, побледневшее лицо со струящейся из ноздрей темной кровью… Ноги в черных подшитых валенках оторвались от земли, старик пролетел спиной вперед немаленькое расстояние, грянулся спиной о стену ближайшей избы - вроде бы даже послышался отвратительный хруст, глухой деревянный стук, - сполз по ней и скомканной тряпичной куклой замер на засыпанной спетом завалинке.

- Наш-то посильнее будет… - выдохнул Самолетов.

На месте медведя осталась лишь снежная груда величиной с приличный стог. И вдруг… Преграждавшая Дорогу толпа рассыпалась на кучки и группочки, ружья взлетели прикладами вверх - и, будто напрочь забыв о необходимости оборонять деревню, пронские сошлись в яростной схватке, ожесточенно колотя друг друга прикладами, стволами, кулаками… Хриплые крики, брызнула кровь, один за другим оседали в снег люди с пробитыми головами, иные на четвереньках ползли прочь, а их продолжали колошматить с небывалой яростью и зверством…

Поручик не однажды слышал об искусниках, умевших отводить глаза немалому числу народа враз, а то и заставлять передраться именно так, как это сейчас происходило. Но своими глазами видел впервые. Послышались испуганные крики, плач, детский визг - зрители бросились врассыпную. Причем, сразу видно, не по своим домам разбегались, а попросту спешили побыстрее унести ноги.

Вскоре за ними последовали и дравшиеся. Как-то незаметно ожесточенная схватка утихла - словно на лампу дунули, - пронские кинулись в деревню, многие прихрамывали, охали, держались за головы, за бока, кто-то прыгал на одной ноге, кто-то уползал на карачках с невероятным проворством…

Опустевшее поле битвы было усыпано целыми и разломавшимися от ударов ружьями, шапками, рукавицами, валенками, испятнано многочисленными потеками крови. Не менее дюжины человек на нем и остались, будучи не в состоянии покинуть место схватки на своих ногах. Иные лежали неподвижно, иные жутко вскрикивали, корчились, катались по изрытому снегу. Следовало бы им посочувствовать, но поручик особенной жалости не ощущал, не видел ее и на лицах спутников: жизнь сплошь и рядом вынуждает человека стать эгоистичным. В конце концов, не они это все затеяли, они лишь честью просили тепла, лошадей, провизии и не Христа ради, а за деньги… Эгоизм пошел на эгоизм, нет тут ни правых, ни виноватых…

- Ну что же, господа? - сказал Самолетов с величайшим хладнокровием. - Можно сказать, победа на нашей стороне… хоть и не нами достигнута. Полагаю, теперь можно и делами заняться? - Он поморщился, косясь на стонущих. - Послать кого-нибудь фельдшера поискать? Сегодня день будний, так что он, хотя и пьян наверняка, но не в лежку… Корнеичу, думается мне, уже никакой фельдшер не поможет, отсюда видно, а эти, пожалуй что, и оклемаются… Аверьян Лукич, дражайший! Что вы там в сторонке притулились, старых знакомых не узнаете?

Помянутый приближался робкими шажками, себя не помня от страха. Шапку он где-то обронил или сбило в суматохе снежными вихрями, но лысая голова исходила потом, словно здешний хозяин ямского промысла сидел в натопленной бане на полке.

- Ефим Егорыч… Николай Флегонтыч… или кто вы там такие… Христом Богом прошу: берите что хотите, все забирайте, только отпустите душу на покаяние… Что ж я вам плохого сделал… Напасть какая средь бела дня…

Мохов поморщился:

- Лукич, охолонись. Водки тебе налить или без нее в разум придешь? Это мы с Николаем Флегонтовичем и есть, мы самые, а не привидения какие… И остальные, которых ты допрежь не видел, - господа честные путешественники, нимало общего с нечистой силой не имеющие…

Аверьян Лукич, кажется, возвращаться в ясное сознание пока что не собирался. Постукивая зубами, охая, он уставился в небо - там безмятежно кружил золотистый нетопырь, от которого прямо-таки веяло спокойной уверенностью в своей мощи…

- Ну, вот такие дела, Лукич… - досадливо поморщился Самолетов, приподнимая его за плечи. - Ну, привязался то ли черт, то ли и вовсе непонятно кто… Что же теперь в прорубь с камнем на шее? Нравится, не нравится, а приходится жить дальше. Пойдем, я тебе коньячку плесну, натурального шустовского, а там и жизнь наладится. Говорят же тебе: нужны лошади и провизия, а также…

Тугое жужжанье прошило морозный воздух над головой поручика. Громыхнуло. Машинально присев на корточки, втянув голову в плечи, он покосился туда и обнаружил, что в задней части моховского возка зияет неровная дыра, оставленная явно ружейной пулей серьезного калибра. Второй выстрел опять-таки угодил в возок, ладони на две правее первого. Все, пригибаясь, путаясь в длинных полах шуб, кинулись укрываться за возок. Лошади заржали, заплясали.

Поручик сообразил, что пуля хлопнула в возок всего-то на пару вершков повыше его шапки, - и его прошиб запоздалый страх. Он осторожно выглянул - над деревенской колокольней медленно расплывалась полоса густого белесого дыма. Бежавшие в голову обоза ямщики торопливо повернули назад, рассыпались меж возов, падая в снег.

Самолетов, с лицом злым и азартным, достал револьвер, но тут же, что-то для себя прикинув, спрятал. Поручик его понял: "смит-вессон" убойно бил шагов на триста, а до колокольни не менее пятисот, и пытаться нечего. То ли винтовка у засевшего там стрелка, то ли солидный медвежий штуцер…

- Отец Игнат с колокольни садит… - сообщил, стоя на корточках, Аверьян Лукич. - Некому больше. Он там набат бил… Я, говорит, за колдуном вашим не пойду, поскольку богопротивно, но если что, пули святой водой помажу и канонаду устрою…

- Воинствующая церковь в чистом наглядном виде… - фыркнул Самолетов. - Надо, господа, что-то предпринимать, а? Ведь не пустит в деревню, крестоносец…

Выстрел. Заржал, забился, приседая на задние ноги, задетый пулей коренник моховской упряжки. Еще одна пуля бесполезно взрыла снег.

- Парламентера выслать? - вслух предположил Савельев.

Самолетов мрачно отозвался: - В лоб засадит парламентеру, и пропадет человек ни За что…

- Может, отца Панкрата? Как-никак собратья по роду занятий…

- Рискованно… Один бог ведает, что им там наболтал этот… Но сдается мне, что верить он никому не намерен. Вы бы на его месте верили? Вот то-то…

- Андрей Никанорыч, голубчик! - плачущим голосом воскликнул Мохов. - А если казачков позвать? Устроить вылазку всеми наличными военными силами… Ведь не пустит он нас…

Позин сощурившись разглядывал снежную равнину, ближайшие дома, далекую колокольню, откуда время от времени выметывался пороховой дым.

- Никак невозможно, - сказал он со спокойной рассудительностью опытного человека. - Случалось похожее на Кавказе, да-с… Чуть ли не полверсты пустого пространства, все у него будут как на ладони, а ружьишко, судя по всему, там серьезное… Не дамская забава с бекасинником… Прикладисто бьет. Так что столь малым количеством не дойдем-с, там и ляжем. Разве что послать не менее пары взводов, тогда всех перестрелять не успеет… но откуда у нас? И обойти его никак, повсюду открытые места да вдобавок снега по колено…

Выстрел. Правая пристяжная возка с провизией рухнула в снег, сраженная в голову наповал…

- И уходить нельзя, - сказал Самолетов. - Я так полагаю, будет с той же ажитацией палить по проходящим…

- Будет… - печально поддакнул Аверьян Лукич. - Большого упрямства и решимости человек…

- Попробуйте покричать, что ли, - сказал Самолетов. - Вы ему как-никак земляком приходитесь… Выйдите и…

- Не пойду, и не пихайте! - отрезал Аверьян Лукич. - Я его давненько знаю - кремень… Подстрелит, как пить дать…

- Смотрите!

Огромный золотистый нетопырь снижался, держа путь прямехонько на колокольню. Исполненный той же хищной грациозности, поневоле заставлявшей любоваться, он изогнул правое крыло, бесшумно, плавно скользил над избами… На колокольне торопливо застучали выстрелы, судя по всему, направленные в нападающего, - но вряд ли они способны причинить этой твари хоть малейший вред, даже если пули и впрямь помазаны лампадным маслом или святой водой…

Золотое облако, с неуловимой для глаза быстротой, меняя форму, окутало колоколенку, проникло внутрь звонницы, заполнило ее золотистым густым туманом… Выстрелы смолкли. Через короткое время туман метнулся вверх, вновь приобретая вид огромного нетопыря, описывавшего круги высоко в небе.

Мохов перекрестился. Самолетов произнес без выражения:

- Я так думаю, кончено там все…

"А почему мы, собственно, решили, что оно нам враждебно? - подумал поручик растерянно. - Изничтожило Парочку ямщиков… а там и перестало… никто из путешественников не пострадал, разве что золота лишились, да и то не всего… Сны, правда, дурацкие и тягостные насылает регулярно… но ведь это только сны, материя неощутимая и реального вреда не приносящая? А вдруг и обойдется?"

Он презирал себя за эти мысли - скорее всего, он не правду пытался угадать, а попросту убаюкивал себя успокоительными эгоистичными догадками… Но вдруг и обойдется? Прямой враждебности как-то не замечается который день… А Кызласовы сказки и есть сказки, мало ли какие байки сочинили неграмотные шантарские татары, дикие и примитивные дети природы…

- Пойдемте? - предложил Самолетов.

Никто не двинулся с места. Тогда купец решительно выпрямился, обошел возок, остановился перед ним на открытом, отлично простреливаемом с колокольни месте, замахал руками над головой, закричал:

- Эгей, вояка!

Лицо у него оставалось напряженным, отчаянным. Стояла тишина. Сделав над собой нешуточное усилие, поручик присоединился к Самолетову - и вновь никто по ним не стал стрелять.

Тогда только из-за возка осторожно выбрались остальные. Показались ямщики ближайших возков, под них и нырнувшие с первыми выстрелами. Раненая лошадь по-прежнему кричала и билась на снегу. Самолетов, зло кривясь, шагнул к ней. Грохнул "смит-вессон", и жалобное ржание оборвалось.

- Вот так… - покривился Самолетов, убирая револьвер. - Ну что, делом займемся? Аверьян Лукич, пошли. Вразуми своих ребят, чтобы выползли из-за печек и - за дело… Да за фельдшером надо послать, а то эти дураки кровью чего доброго изойдут. Живенько!

- Исправника бы развязать… - вздохнул Аверьян Лукич.

- Он что здесь? И связан? - насторожился жандарм.

- Заночевал у нас, не ехать же на ночь глядя без особой необходимости… Когда началась замятия, он было порывался пресекать, казаками грозил, как давеча ваша милость, в ухо залезал тому и этому, за саблю хватался… Ну его и повязали… У Демидки в избе лежит…

- Пойдемте, - сказал ротмистр, мимолетно касаясь кобуры. - Поручик, не составите ли компанию? У вас есть оружие, мало ли что эти перепуганные насмерть космачи выкинут…

Поручик нехотя кивнул и зашагал рядом. Остальные потянулись следом. Увечные заворочались, кто-то прохрипел вслед:

- Христом Богом… Фершала покличьте…

- Покличем, - бросил Самолетов, не оборачиваясь. Аверьян Лукич откровенно суетился - забегал вперед, заглядывал в глаза, искательно улыбался:

- Во-он та изба, где розвальни с расписным задком во дворе стоят… Демидка, я так полагаю, в одиночку не рискнет власти противиться, в запечье, поди, со страху забился, как таракан. Ну, что поделать, коли стряслась такая история, народишко малость одурел со страху…

Ротмистр, вырвав револьвер из кобуры, распахнул калитку. В углу двора залился яростным лаем здоровенный пестрый кобель, вставал за задние лапы, хрипел, надежно удерживаемый прочной цепью. Не обращая на него внимания, ротмистр поднялся на крыльцо, оглянулся:

- Оружие выньте, поручик, мало ли…

И распахнул дверь, вошел внутрь, не колеблясь. Держа револьвер на изготовку, поручик ввалился следом. Обширная чистая горница с русской печью в углу, устланный самоткаными толстыми половиками скобленый пол…

Исправник, крупный чернявый мужчина, лежал возле лавки, связанный по рукам и ногам на аккуратно расстеленной дохе. Волосы у него были растрепаны, глаз подбит, оторванный погон свешивался с правого плеча. Увидев вошедших, их мундиры, он облегченно вздохнул, выпустил длинную матерную тираду. Хозяев по-прежнему не видно и не слышно, словно исчезли неведомо куда - может, схоронились в хлеву или в других надворных постройках…

- Поглядывайте, - настороженно бросил поручику ротмистр.

Убрал револьвер, присел на корточки и достал складной ножик. Исправник прокряхтел:

- Не извольте беспокоиться. Хозяин с семейством затаились где-то на дворе, туземцы бессмысленные…

Гостеприимство Ротмистр быстренько освободил его от пут. Поднявшись на ноги, исправник помахал затекшими руками, разгоняя кровь, конфузливо усмехнулся:

- Вот такие пертурбации, изволите-с видеть… Спутали, как курицу в базарный день… Ничего, голубчиков я запомнил всех до одного, розог еще отведают… Как вам с ними удалось сладить? Они, аспиды, всей толпой намеревались вам преграждать дорогу, ружья собрали…

- Удалось вот… - ответил ротмистр уклончиво. Выходя за ними во двор, исправник, явно ощущая конфуз за свое пленение, преувеличенно громко восклицал:

- Не было возможности с ними ничего поделать. Навалилось человек с полсотни, где уж тут… Вот что я в первую очередь произведу: немедленно посажу под замок Корнеича, чтобы в другой раз не изображал пророка и духовидца… Давненько я до него добирался, да случая не было… С волхвованием со своим надоел…

- Скончался ваш Корнеич, - сухо ответил ротмистр.

- Да-а? Ну, одной заботой меньше…

Исправник все пытался приладить на место сорванный погон, но тот повисал на одной пуговице.

- Вы себе только вообразите, господа! - сказал он с той же наигранной бодростью. - Покойничек, чтоб его черти в аду ворошили, стал втемяшивать мужикам, что в обозе с вами едет некая нечистая сила наподобие Черта или демона, каковая всех и погубит до единого…

Так что, кричал, надлежит перекрыть дорогу, чтобы… х-хосподи!

Он остановился посреди улицы, задрав голову, с отвисшей челюстью уставясь вверх. Золотистый нетопырь во всей своей жуткой красе размеренно кружил высоко над деревней. Слева, у длинной конюшни, уже суетились люди, которых поторапливал криком и яростными жестами Аверьян Лукич, - выводили лошадей, волокли мешки.

- Гос-споди помилуй! - выдохнул исправник, став бледным как смерть. - Так это что же… Это и правда…

- Извольте взять себя в руки! - рявкнул ротмистр так, что у поручика в ушах зазвенело. - Офицер вы или темная баба!? - Он недовольно нахмурился, добавил тише: - Ну что ж поделать… Нет никакого демона, а есть неизвестное нам природное явление. Ясно вам? Изволите лицезреть неопознанный пока естественнонаучный феномен… Понятно?

- Отчего ж нет… - бормотал исправник, все еще не в силах опомниться. - Оно, конечно… Господи, ну и картина…

- Извольте взять себя в руки! - прикрикнул ротмистр. - А то, чего доброго, и у нас чертячьи хвосты под шинелями искать начнете… Явление. Феномен. Понятно?

- Так точно…

- Фельдшер где?

- Дома у себя…

- Пьян?

- Ну не так чтобы очень… Как обычно… На ногах держится и соображение некоторое сохраняет…

- Доставьте его сюда немедленно, - жестким приказным тоном распорядился ротмистр. - Со всеми его медицинскими причиндалами. Там раненные, которыми следует немедленно заняться. Не рассуждать! Шагом марш!

Пожалуй, он выбрал единственно верную линию поведения - решительный тон и четкие распоряжения, привычные команды подействовали на исправника должным образом. Он подтянулся, встал по стойке "смирно", коротко кивнул и заторопился куда-то в переулок.

- Медикаментов и перевязочных средств побольше! - крикнул вслед ротмистр. - Пригодятся…

За калиткой их поджидал Самолетов. Извлекши свой роскошный портсигар с сапфиром и бирюзой, невесть каким чудом оставшийся целехоньким, сказал бодро:

- Ну вот, кажется, дело наладилось. До Челябинска, если прикинуть, остались сущие пустяки по сравнению с уже пройденным путем. Авось обойдется, что-то оно притихло и пакостей больше не строит… Эге, а это у нас кто?

Он бросил папиросу в снег и кинулся в переулок, грозно покрикивая. Братья-бугровщики, тихонечко Пробиравшиеся вдоль заборов, понуро остановились.

Оба волокли по немаленькому мешку, в мешках звенело и брякало.

- Ага, вот оно что… - протянул Самолетов. - Пожиточки прихватили… Удрать вздумали? В деревне отсидеться?

- Флегонтыч, мы это…

- Дур-рачье… - сказал Самолетов, неожиданно весело ухмыляясь и качая головой. - Ну, вы, оба-двое, еще дурнее, чем мне обычно казалось… Да стоит обозу отъехать, как пронские полезут изо всех щелей и первым делом вас обоих разорвут на сто пятнадцать клочков - со страху, как бы чего от вас не вышло. По совести признаться, не имею ничего против. Потому что все из-за вас произошло… Ну, что встали? Думаете, я вас буду тащить и не пущать? Да оставайтесь, с полным нашим удовольствием, мне же лучше, руки о вас марать не придется…

Смачно сплюнув, он отвернулся от двух перепуганных прохвостов, так и стоявших с мешками на плечах, зашагал к офицерам. Переглянувшись с кривыми улыбочками, братья затоптались и, стараясь шагать потише, направились назад к обозу…

Глава IX
НАЯВУ

Подземный коридор, ведущий в пещеру, изменился разительно. Остался столь же широким и высоким, сводчатым - вот только стены теперь оказались покрыты красивой росписью из всевозможных орнаментов, зеленых листьев, цветов, ягод и даже птиц с человеческими головами. Все это поражало многообразием красок, яркостью колеров (отнюдь не резавших глаз) и выглядело по-настоящему красиво. Чем ближе поручик Савельев подходил к пещере, тем явственнее слышалась приятная музыка, в которой угадывались и скрипки, и гитара, - но тут же присутствовал какой-то незнакомый музыкальный инструмент, совершенно непривычный для слуха.

Назад Дальше